Кометые косматы

На экране мало что происходило. Если эту ссылку ему прислали намеренно для наблюдения за Самойловым старшим, то с какой целью? Да и наблюдать там было совершенно нечего. Вадим ложился, вставал, уходил на кухню, возвращался, что-то бесконечно долго черкал в блокноте. Писал обещанный альбом? Почти ничего не говорил. То ходил из угла в угол, то вновь садился и писал, отшвыривал блокнот в сторону, хватался за волосы и выл, уставившись в потолок. И снова, и снова набирал в телефоне какой-то текст… Он устал просматривать все это, тем более, что убедился – запись не была потоковой. Обычное видео на много часов. Трудно даже оценить на сколько именно, но он не осилил пока даже и десятую часть. Успеть бы до падения кометы... - отчего-то мелькнуло в его мозгу. Сосед проснулся только под вечер и тут же потребовал включить телевизор на предмет новостей о комете. Специалисты НАСА со сдержанным оптимизмом пытались успокоить возбужденную мировую общественность. Обещали, что вот-вот отправят к комете зонд со взрывчатым веществом, и планете абсолютно точно ничто не угрожает. Но вот беда – когда представитель НАСА покидал трибуну, ему забыли отключить микрофон в петличке, и весь мир услышал, как он пробормотал себе под нос: - Черта с два! Жить нам осталось не больше пары недель. Беспорядки еще не набрали силу – кто-то не видел того репортажа, поскольку его в срочном порядке изъяли со всех каналов. В интернете он тоже пропал, однако отрывки остались и передавались из уст в уста. Волну было уже не остановить, и к моменту, как оба сели перед телевизором, люди Нью-Йорка тоже вышли на улицы. - И вот чего они требуют? – устало протянул он. – Чем это поможет? Что им все это даст? - От людей скрывают правду! – возбужденно замахал руками сосед. - Они имеют право знать! - Ну вот узнали, что дальше? Вместо того, чтобы провести последние две недели своей жизни на полную катушку, насладиться обществом любимых людей, сделать, наконец, что-нибудь чего боялись раньше, потратить накопленное с шиком, они теряют драгоценное время в бессмысленных бунтах, а оно утекает по капле, и его не вернуть… - Ну и чем же планируешь заняться ты? - Я? Хм, да мне и нечем особо. Да и не с кем. Так и проведу все эти 14 дней на диване в ожидании кометы. Правда, вот дело одно незавершенное осталось. Загадочное. Хотел попросить тебя помочь мне с этим, - и он в двух словах поведал соседу о ссылке, пришедшей в его закрытый директ. Тот посмотрел несколько секунд видео, прокрутил вперед, посмотрел еще, докрутил до конца, почесал лоб и откинулся на спинку кресла. - Похоже на запись с домашней камеры. Ты ведь узнал его? Он кивнул. - Как кому-то в руки вообще могла попасть эта запись? Судя по ракурсу, похоже на обычное видеонаблюдение, включаемое в отсутствии хозяев. Запись со скрытых камер обычно выглядит совсем не так. Она не цветная и вообще сложна для восприятия, поскольку их прячут в самых неудобных местах. Там угол обзора отвратительный. А тут едва ли не профессиональная съемка. Такое впечатление, что Самойлов снимал сам себя. Вот только зачем? - Как ко мне-то это попало? – попытался вернуть он мысли соседа в конструктивное русло. - Сейчас посмотрим настройки твоего директа… - задумчиво хмыкнул сосед и надолго провалился в волшебный мир инстаграма. Когда он, наконец, поднял голову, то на лице его царило поистине озадаченное выражение. - Ничего не понимаю. У тебя все закрыто намертво. Нет, при желании хакер сюда пролезет и ссылочку оставит, но на это надо немало усилий прикладывать, просто по ошибке такое не провернешь. Варианта два: либо кому-то надо было, чтобы ты получил это видео, настолько надо, что даже хакера для этого наняли… - Либо? - Либо ты выслал это себе сам. - Этот вариант отпадает. Мне негде было взять эту ссылку изначально. А следы этого хакера остались? Можно вычислить его и его заказчика? - Мне надо будет покопаться у себя. Пару программ опробовать. Дашь доступ к своему профилю – могу попробовать сделать это прямо сейчас. Завтра сообщу о результатах. «Заодно отвлечешься от кометы», - хотел было бросить он, но вовремя осекся. Соседа реально заинтересовала эта загадочная ситуация, и ему не хотелось снова погружать его в бездну отчаяния и ожидания скорой смерти. Оставшись один, он хотел было вернуться к просмотру видео, но за два дня оно успело ему порядком наскучить. Там не происходило ровным счетом ничего занимательного, и тратить последние часы жизни на знакомство с бытовухой Вадима Самойлова, творчеством которого он даже толком и не интересовался, было жаль. Поэтому он снова включил телек, убавил звук, оставив его фоном, и потянулся к давешней потрепанной тетради. Да так и заснул с ней в руках. Сосед пришел к полудню – бледный, растрепанный, с лихорадочным блеском в глазах. - Кое-что получилось! - поднял он вверх указательный палец и, оттолкнув наблюдателя, прошел сразу на кухню. - Ну и? - Следы наш таинственный отправитель и вправду оставил – да и не мог не оставить, не дух же он святой. Но… уходят они в никуда. - В смысле? - Ну как будто бы следы эти оставил невидимка. Или четырехмерная мышь. Слыхал про такую? Он помотал головой и наморщил лоб. - Ну не суть. Главное, что следы – есть, а кто их оставил – непонятно. Они словно растворяются в исходном коде. И ведь ощущение, что не такой уж и великий знаток все это провернул. Вообще очень напоминает обычную отправку сообщения обычным пользователем. Хорошо наш хакер замаскировался однако же... - Никаких шансов? – нахмурился он. - Вот мне бы железо помощнее… Я же не профи. Так, сисадмин обычный, на досуге всей этой нелегальщиной балуюсь. Но одно дело почту чужую взломать, а совсем другое – вот так вот. Тут уже мастерство экстра-класса. Если я докопаюсь до этого товарища, пойду к нему в ученики, - сосед почесал затылок и потянулся к пульту от телевизора. Там снова рассказывали о беспорядках в Европе и США, деликатно умалчивая о ситуации в собственной стране. * * * Вадим отложил планшет и напряженно потер пальцами лоб, вызывая в памяти эпизоды прошлого. Кажется, он и вправду когда-то мастурбировал прямо на глазах 15-летнего Глеба... Сейчас сама мысль об этом показалась ему кощунственной, а тогда... в голову ударили гормоны, хотелось показать мелкому удаль молодецкую. И он прекрасно помнил, как бросилась краска в лицо младшего, как он моментально возбудился и принялся трогать себя сам - прямо через трусы, не сводя глаз с Вадима и облизывая языком губы. Тогда эта сцена не вызвала в старшем никакого диссонанса, все казалось логичным и уместным. Но сейчас, переосмысляя ее как третье лицо, как читатель, Вадим ужаснулся: у Глеба это вызвало какие-то эмоции? Глебу хотелось чего-то большего? Вопрос о том, кем был этот таинственный автор, знавший то, что знать могли только братья или совсем уж ближний их круг, встал еще острее. Вариант, что это сам Глеб, Вадим отверг сразу же как несостоятельный: брат никогда не умел писать длинные связные тексты. Поведал историю Ларионовой, и она решила запечатлеть ее и выложить на фикбук? Звучит как-то уж слишком пошло… Вадим прикрыл глаза и потер виски. В памяти всплыло детское и наивное еще лицо маленького Глебушки – того, который спустя много лет превратится в угловатого, но грациозного монстра с тоннами макияжа и неизменным коньяком за спиной. Его красота поражала Вадима с самых ранних лет – сперва пухлый малыш, затем тонкий подросток с затуманенным взглядом и непослушными вихрами, хрупкий юноша с копной волос и покорным взором, не сводящий неуверенного взгляда со старшего… Снова пухлый молодой мужчина в уродливых одеяниях – которые, что там греха таить – носили тогда все они, а затем зрелый с короткой стрижкой, в чем-то все так же неуверенный, но где-то и абсолютно эгоцентричный и замкнутый в себе и на себе… Его прозрачные серые глаза напоминали озерное мелководье - заглянешь в них, и видно дно - самое дно ада... Кажется, чуть задержишь взгляд, и провалишься в них с головой, утонешь в пучине греха и разврата. Но такой разный Глебушка за все эти годы хранил верность одному себе и разврату в своей голове, не распространяя его на окружающую действительность, но тем не менее все равно причиняя ей неиллюзорное беспокойство. В клетке на привязи у брата он все мечтал вырваться на волю, и его округлые черты все стремились заостриться, наружу лезли иголки. И вылезли-таки, когда ошейник расстегнули. Увидев Глеба впервые после расставания, Вадим даже не сразу его узнал: резко похудевший, облачившийся в атрибутику секс-шопов, сжегший утюжком свои густые непослушные кудри, с черным маникюром и вызывающим макияжем, младший напомнил ему вырвавшегося из-под родительской опеки подростка, в первый же день решившего оторваться на полную катушку. Он был пьян, зажимался в углу с какой-то девицей, а потом орал на весь клуб свои новые песни, которые Вадиму было физически больно слушать. Он тогда поспешил сбежать оттуда, чтобы не начать рассматривать брата пристальнее, не увидеть за макияжем все еще изящный профиль, красиво очерченную линию шеи и скул, такое знакомое небрежное движение пальцев, сжимавших сигарету... И эти губы, выпускавшие дым... Вадим снова взял планшет, поспешно набрал в ютубе один из ранних концертов Матрицы и печально уставился на экран. В брате было столько энергии, столько жизни – таким счастливым он не выглядел даже в первые годы Агаты… Словно сам факт расставания со старшим окрылил его, подарил новые силы и одарил поистине дьявольской красотой. Никогда Глеб не был столь красив, как в первый год существования Матрицы. Вадим и рад был бы вспомнить красную пижаму и густые кудри, но начало упадка, первые признаки разложения - еще даже почти неощутимые - наложили странный отпечаток на черты Глеба, придав им невероятную предмогильную красоту, которую хотелось запечатлеть. В агатовском Глебе было много раздолбайства, веселья, непосредственности и дурачества, но совсем мало изящества и хрупкости. Тогда он был пышущим жизнью и здоровьем, ругался с братом и вел в целом вполне себе обычный образ жизни. А Матрица сотворила с ним нечто невероятное – и именно в этот период его жизни рядом не было старшего. Вадим в сотый раз всматривался в оголенную ключицу, проглядывавшую в вырез черной армейской рубахи младшего, ощущая в сотый же раз странное и болезненное желание. Впервые оно накрыло его уже после их расставания, и Вадим был в ужасе, не в силах совладать с содомским цунами, поглотившим его с головой. Глеб ломался и извивался у стойки, он был мертвецки пьян, плохо выбрит, но, боже, как же он был красив. И Вадим, стоя там в прокуренном клубе вскоре после их последнего Нашествия, ощутил пугающую пульсацию внизу живота. Он не сразу понял ее природу, но когда она повторилась снова и снова – и каждый раз при просмотре концертов нового преобразившегося Глеба – он вынужден был констатировать отвратительный факт: его возбуждал младший брат - именно в нынешнем своем порочном обличье. Более, чем когда-либо. Когда-либо? Вадим старался не думать о том, что было раньше, предпочитая вести отсчет с того памятного концерта в клубе, но иногда проскальзывали неприятные воспоминания, вроде вот нынешнего, вызванного прочтением фанфика – как тоненький Глеб лежит, распластавшись на кровати, на белье его расплывается пятно протекшей спермы, и Вадим едва удерживается от того, чтобы подойти и коснуться этого пятна… На экране Глеб склонился над стойкой и коснулся ее языком. Вадим замер, не веря собственным глазам. Пальцы младшего заскользили по стойке снизу вверх, к языку присоединились и губы. Вадим охнул, откинулся в кресле и непроизвольно скользнул рукой к паху и ниже под белье. Он проделывал это уже много раз и успел смириться с тем фактом, что в отличие от всех нормальных людей, использует для мастурбации отнюдь не порно, а концерты своего пьяного и порочного младшего. Пальцы крепко обхватили горячий и влажный член, Вадим шумно выдохнул, невольно представляя на месте этой злополучной стойки что-то совсем иное… и кончил буквально в течение пары минут. В этот самый момент от Эллочки в ватсап пришло сообщение. - Нашла исполнителя. Готовы обсудить прайс. - Ну и? - Что именно требуется? Взлом профиля? Ай-пи? Что еще? - Ну неплохо бы и какие-то данные – телефон, адрес ну или какие-то активные страницы в соцсетях. Плачу любые деньги. - Заметано. Номер карты пришлю чуть позднее – переведете аванс, он понадобится в любом случае, даже если взлом не удастся. - Я понимаю. - А фанфик и вправду неплох. Глянула его по диагонали. Как будто и вправду я бетила – очень похоже на мою работу. Странно, что я этого совсем не помню. - Может, за давностью лет? - Все возможно. Почитаю его дальше, может, что и вспомню. Самое удивительное – у меня четкое ощущение, что стиль поразительно похож на мой собственный. Будто его я и писала. Но само содержание при этом мне незнакомо… Вадим снова залез под одеяло, стараясь прогнать из памяти образ брата. У него есть дела и поважнее – выяснить, наконец, кто умудрился добраться до их детских воспоминаний. Раздумья прервал звонок от Никиты. - В тур по Сибири знакомые орги зовут, - сухо и коротко бросил он. - Неплохие деньги предлагают. Давай даты согласуем. - Нет, - ни на секунду не задумавшись, буквально перебил его Вадим. - В смысле? – удивился Никита. - В студии хочу поработать. Ну и вообще. Все гастроли пока отменяй и новых предложений не принимай. И, нажав на отбой, Вадим тут же провалился в беспокойный сон. Он спал так долго и так крепко, что не услышал нового сообщения от Эллочки: - Кажется, получилось, мы вскрыли его. * * * Глеб медленно брел домой из школы. Осень еще только начинала вступать в свои права, даже не позолотив пока листьев. Солнце светило на удивление ярко. Это была последняя неделя пребывания Вадима дома. Занятия в институте у него стартовали с середины сентября, и он потихоньку паковал вещи, закупал тетради и в последние несколько дней ни разу не виделся с Катькой. Глеб и думать забыл обо всей этой истории. Школьные дни только начались, но уже успели утомить младшего. Он шел и бормотал себе под нос сочиненный стих, чтобы не забыть и записать сразу по приходе домой, как вдруг чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо. - Кого я вижу! Подлец и обманщик! – и за спиной раздался гулкий хохот. Глеб вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял тот самый парень, безнадежно влюбленный в Катьку, и с ненавистью взирал на Глеба. - Ты ведь сделал, о чем я тебя просил, сынок? – сладким голоском пропел он. Глеб сглотнул несуществующую слюну и осторожно кивнул, чувствуя в самой интонации подвох. - Так, выходит, твой братик расстался с Катькой? Глеб снова кивнул, заметив, какая хищная ярость полыхнула вдруг на дне зрачков старшеклассника. - Ты лжешь мне, - совершенно спокойно заявил он. – Я только вчера видел их целующимися за гаражами! Глеб в исступлении замотал головой, не зная, чему он в эту секунду огорчился больше – предстоящему избиению или лжи Вадика. - Нет, - бормотал он, - нет, этого не может быть. Вадик обещал мне, Вадик при мне ей звонил… - Ооо, - рассмеялся парень, - он провел и тебя! Поздравляю, твой брат – подлец каких поискать! Но ведь мне это без разницы, верно? То ли ты мне солгал, а сам струсил, то ли тебе солгал твой брат - мне-то все равно. Важен результат: Катька по-прежнему с ним. Ну и что мы будем с этим делать? - и кулак его правой руки снова с силой приземлился в ладонь левой. Глеб прикрыл глаза и едва заметно пожал плечами. - Я могу, конечно, тебя избить, да только этого не скроешь, и даже если ты до последнего будешь меня покрывать, братик твой докопается, кто это мог сделать, и боком все это выйдет в итоге мне. Поэтому нет, бить я тебя не стану. Глеб шумно выдохнул, и ресницы его взлетели вверх. - Но ответить за ложь тебе придется. Проведешь ночь в проклятом доме. Глеб вздрогнул, и глаза его округлились в ужасе. - Нет, даже три ночи. Я поставлю парней караулить тебя, чтобы не вышел раньше времени. И вот если выйдешь – тогда точно ребра тебе поломаем, - и он смачно сплюнул прямо себе под ноги. Глеб ощутил, как на него накатила волна первобытного страха, а тело забилось в мелкой дрожи. Проклятый дом… самое страшное место в Асбесте, а, вероятно, и во всей области. Место, которое обходят стороной даже взрослые сильные мужчины… Про тот дом Глеб знал очень мало. Находился он на отшибе в нескольких метрах от карьеров и пустовал уже очень давно – не одно десятилетие. Это был двухэтажный деревянный дом со скошенной крышей и пустыми глазницами окон, уже у его подножия земля обретала свой привычный рыже-красный оттенок, в него же со временем окрашивалась и трава – особенно в периоды засухи, когда глина надолго оседала на зелени. Со всех сторон дом окружали сухие остовы деревьев, которые отчего-то годами торчали там, и местные власти даже не стремились их спилить и утилизировать. Про дом ходило много разных душераздирающих слухов – один зловещее другого, и из всех из них Глеб четко усвоил одно: в одиночку даже проходить мимо дома нельзя категорически. Он воплощал самый древний первобытный ужас, был эдаким мрачным сигналом опасности, словно всем своим видом заранее предупреждал о возможных последствиях приближения к нему. Поговаривали, что несколько лет назад бездомные попытались обрести там свой приют и таки обрели его. Навечно. Милиция даже не попыталась тогда вывезти тела. Что с ними случилось – не знал никто. Люди, живущие неподалеку от карьеров, разумеется, рассказывали о нечеловеческих воплях в ту самую ночь, когда бездомных видели в живых последний раз. Люди в возрасте крестились и отмахивались на все вопросы, те, кто помоложе, пересказывали стандартные байки о зверском убийстве и доме, построенном на крови невинных жертв, дети же ничтоже сумняшеся сразу заливали про ведьм, чертей и инопланетян. Правды не знал никто. Народ неоднократно поднимал перед властями вопрос о сносе пугающего дома, но все это вечно откладывалось в долгий ящик, пока и вовсе быльем не поросло. Постепенно все смирились с существованием этого дома – а некоторые и вправду склонны были приписывать ему некие черты живой сущности – обходили его стороной и спокойно жили себе дальше. И вот, вместо того, чтобы пару раз ударить Глеба в живот, старшеклассник предлагает ему провести три ночи в этом самом проклятом доме. И ведет себя так, словно совершил некий великодушный поступок, словно милостыню нищему подал! - Лучше побей, - твердо произнес Глеб. – Я туда не пойду. - Хм. А что если мы побьем, но не тебя, а твоего братца? - Вы не посмеете! Вадик сильнее вас! - Зато нас больше. Решайся же, Самойлов. Всего три ночи. Возьмешь побольше еды, спальный мешок, книжку. Ну же, это же всего лишь старый дом, что в нем такого страшного? – а у самого плясали в глазах ехидные искорки, он явно наслаждался испугом Глеба. - Можем в процессе еще и ему поведать, что с ним такое произошло исключительно по твоей милости. Хочешь? Глеб чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. - А расскажешь все ему – сам же потом об этом пожалеешь. Если сегодня в 20.00 мы не увидим тебя, выходящим из подъезда и идущим в сторону проклятого дома, Ваду твоему несдобровать. Как и тебе впрочем. Они изобьют Вада? Немыслимо, такого просто не может быть. Хотя… Вад ведь один, а их целая ватага. Но если предупредить его обо всем заранее, он тоже подтянул бы своих друзей… И да, снова окажется так, что Глеб не смог решить свои проблемы, перевесил их на старшего, Вадик снова будет считать его слишком маленьким для серьезных разговоров и вещей... Он и так никогда не воспринимал Глеба всерьез. - Я приду, - заикаясь, промямлил Глеб и опустил голову. Парень, казалось, был искренне изумлен столь быстро сломленному сопротивлению младшего Самойлова и даже слегка замялся, почесывая затылок: - Ты это… еды и воды побольше захвати. Одежды там теплой, спальник… У тебя бита есть? - Нет, а зачем? – нахмурился Глеб. - Я тебе принесу тогда свою. Ну мало ли – бомжи там или собаки бродячие. Я не хочу, чтобы ты там сдох, а обвинили потом меня! – истерично воскликнул вдруг он, видимо, уже и жалея о затеянном, но понимая, что если отступит, то опозорится перед своими же. - Хорошо, я выйду в восемь, - тихо и покорно буркнул Глеб, развернулся на пятках и побежал в сторону дома. В висках набатами стучала тяжелая кровь. Три ночи в проклятом доме! Что он скажет матери и Вадику? Как отмажется от школы? Но и параллельно сердце затопила бурная радость: наконец-то настоящее дело! Что-то, что он может сделать сам и один, чтобы доказать, что он не никчемный малыш, а мужчина! Вот, может, тогда Вадик перестанет покровительственно трепать его по макушке и во время мастурбации смотреть на него как на мебель… Дома никого не было: мама на смене, Вад, как обычно, с друзьями в гараже. Глеб достал школьный рюкзак и покидал туда кое-что из теплой одежды, наполнил водой две чебурашки. Потом задумался и добавил к ним еще и третью – много не утащишь, а по бутылке на день вполне должно хватить. Принялся резать бутерброды, поставил варить яйца, достал из-под кровати Вадов спальник, из шкафа – гобеленовое покрывало… К шести вечера все было готово и кое-как уложено в объемный рюкзак. Не вместился туда лишь спальник, и Глеб решил тащить его в руках, хоть до дома было и далековато. Обычно Вадим возвращался из гаража часам к 11, и, уходя из дома в 8, Глеб не рисковал быть замеченным. Ключ он, как и всегда, положил под коврик, тенью проскользнул по подъезду и уже на выходе нос к носу столкнулся с давешним старшеклассником. - Ты это… может, передумаешь? А с Катькой мы что-нибудь придумаем еще, - он неуверенно переминался с ноги на ногу, сжимая в ладонях биту. - Иду, - помотал головой Глеб и решительно вырвал биту из его рук. – Маме с Вадиком только ничего не говори. - А если они хватятся? Милиция же весь город на уши поставит! - Не хватятся, - уверенно произнес Глеб. – Я им там на кухне записку оставил, что поживу у друга, он мне с математикой помочь обещал. - Все равно волноваться будут. Обойдут всех твоих одноклассников. Да они за день выяснят, что ты им соврал! - Не волнуйся, я тебя не сдам в случае чего, - и Глеб хлопнул пацана по плечу, сам поражаясь собственной смелости. А потом развернулся и быстрым шагом отправился по направлению к карьерам.