Кометые косматы

С каждой минутой воздух раскалялся все сильнее. Выглянув наружу, наблюдатель вынужден был признать правоту парня из бункера. Зашел обратно в вестибюль метро, смочил водой носовой платок, обмотал им нижнюю часть лица, а на глаза нацепил очки с диоптриями – единственные, что у него были. На улице поднялся ветер, постепенно набиравший силу. Песок молотил в стекла очков и хрустел на зубах, несмотря на плотно примотанный платок. Волосы мгновенно заполнились пылью, но на это он даже не обратил внимания, стоя у стеклянных дверей и прикидывая, сколько времени у него уйдет на дорогу назад с учетом изменившейся погоды. Небо казалось залитым темной венозной кровью, ни единого луча солнца не проникало сквозь плотную багровую пелену. Он потерял счет времени. Воздух был прокален, словно его накачали сюда прямиком из жерла вулкана. Наблюдатель мысленно проклинал себя за то, что вообще ушел из бункера, погнавшись за призрачной возможностью иметь связь с внешним миром. Связь, которой, как оказалось, все равно не было ни у кого. Фонарик он решил пока не включать, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. Хоть он и был уверен, что вряд ли кто сейчас шастает по улицам, но осторожность в таких обстоятельствах лишней не будет. Пока он помнит маршрут, будет идти практически вслепую. Каждый шаг давался с трудом, раз от раза дышать становилось все тяжелее, изматывала малейшая нагрузка. Наконец, пройдя всего около ста метров, он не выдержал, вошел, качаясь, в ближайший подъезд, рухнул на ступени и уронил голову на колени. - Я не дойду, - пробормотал он в отчаянии. – Сдохну прямо здесь. И хоть бы вспомнить, кто я такой… Он достал планшет – единственную ниточку, хоть как-то удерживавшую зыбкую конструкцию его памяти в относительном равновесии. На экране Вадим Самойлов с издевательской ухмылкой принимал предложение Снейка поучаствовать в записи альбома для Глеба. Втайне от самого Глеба. «Каков мерзавец! – мелькнуло было в голове наблюдателя, но потом он устало улыбнулся: - Черт побери, надеюсь, у него все получилось. Боже, надо добрести до бункера хотя бы для того, чтобы растрясти Женю на новости по братьям. Этот сериал слишком хорош, чтобы умереть, так и не досмотрев его». Кем бы ни был тот, кто скинул ему ссылку, теперь наблюдатель был безмерно ему благодарен – на несколько долгих минут он смог отвлечься от кометы и творившегося снаружи погодного ада и просто подумать о совершенно посторонних людях и их сложных взаимоотношениях. О людях, которые, вполне вероятно, даже не остались в живых. Уж Глеб-то точно. От этих мыслей на душе стало как-то особенно паршиво. Снова перед глазами туманным воспоминанием мелькнула бесновавшаяся толпа, гитара в его руках, свисающие на глаза волнистые пряди… Кто я, черт побери?! Он снял с лица платок, снова обильно смочил его водой, смывая песок. За эти пресловутые сто метров тот покрылся основательным слоем грязи. Воды было не так много, стоило ее поэкономить. А вот есть совсем не хотелось. Снова намотал платок, нацепил очки и вышел на улицу, на этот раз решив двигаться быстрее, чтобы за аналогичный промежуток времени успеть пройти большее расстояние. Иначе комета застигнет его врасплох. Интересно, который сейчас час? – стучало в его воспаленном мозгу. Знать бы хотя бы примерно. Облака в небо спрятались… Тьфу ты, черт, лезет опять что-то инородное в голову. Кажется, когда-то он пел что-то подобное со сцены… Поворот, еще один, и наблюдатель вновь вваливается в подъезд, но на этот раз буквально падает на пол, срывает с лица платок, на котором успела образоваться засохшая корка из грязи и громко стонет. В этот самый миг кто-то склоняется над ним и трясет за плечо. Наблюдатель приоткрывает один глаз. - Что-то рожа мне твоя больно знакома, - слышит он сквозь пелену тумана, обволакивающего его с ног до головы. – Ты кто такой? - Гена, - едва слышно бормочет наблюдатель. - Хотя мне-то что за дело? Ты куда идешь, Гена? Знаешь, где здесь можно укрыться? - Нет, - помотал он головой. – Домой попасть хочу. Брата искал, - почему-то брякнул он и сам поразился своему заявлению. - Ну и где этот твой брат? Сдох поди, да? - Пока не нашел, но, мне кажется, с ним пока все в порядке. Погода уж больно испортилась, не до поисков. - Если ты идешь назад к себе в квартиру, то зря, приятель, - продолжал сурово бубнеть голос. – Там сейчас немногим лучше, чем на улице. Надо бы подвал какой-нибудь облюбовать, но не те, что под обычными домами. А в метро жрать нечего. Говорят, под Москвой немыслимое количество бункеров, да вот только мне ни одного найти не удалось. - А друзья и соседи твои где? - Все давно разбежались, а я не люблю паники на ровном месте, когда пока еще нет непосредственной угрозы. - Вот ты и облажался, - улыбнулся наблюдатель. - Ну отчего же. Я вот тебя встретил. Сдается мне, ты знаешь куда идти. А, значит, возьмешь меня с собой. - У меня жратвы в квартире почти нет. Зря набиваешься. - Не плети мне байки про квартиру и поиски брата. Если бы ты хотя бы час провел в том аду, ты бы выглядел и двигался совсем иначе. Ты явно вылез из бункера – зачем-то. А сейчас планируешь туда вернуться. Но теперь тебе придется взять меня с собой. Иначе ты умрешь прямо здесь - вместе со мной, - и над ухом наблюдателя раздался щелчок взводимого курка. Тот поднял голову и прищурился, всматриваясь в лицо взявшего его в заложники. В памяти снова мелькнули какие-то знакомые образы и тут же погасли. Он снова лег и пробормотал: - Где-то я тебя уже видел. Но вряд ли вспомню. - Да, приятель. Это все проклятая комета. Я из-за нее совсем соображать перестал. Думаешь, я помню, как меня зовут? Черта с два! Да и, бьюсь об заклад, ты у нас тоже вовсе не Гена! - Нет, - протянул наблюдатель. - Хотя раз ты Гена, пусть я буду… - Чебурашкой, - захохотал вдруг наблюдатель, а вслед за ним и его новый знакомый. - А хоть даже и так. Че и Ге, - и он захохотал еще громче. Ну что ж, если Женя их застрелит, то, по крайней мере, они умрут быстро и безболезненно. Наблюдатель поднялся и оперся на плечо своего нового знакомого. - Ты совсем ничего о себе не помнишь? Тот пожал плечами. - Какие-то смутные образы скачут перед глазами: сцена, гитара, толпа, я пою что-то такое знакомое, вроде каких-то хитов. Но вряд ли я музыкант – уж я бы про это помнил. Наблюдатель прищурился и всмотрелся в лицо Че – чем-то похож на Вадима, но заявить с уверенностью, что это Вадим и есть, он не мог - уж слишком окружающая обстановка изменила весь облик их обоих. Он даже самого себя сейчас в зеркале не узнавал, куда там сличать внешность рокера и первого встречного... У Че не было с собой никаких запасов, зато он куда лучше ориентировался на местности и в целом был более вынослив. Наблюдатель все пытался выяснить у него, где он прятался все это время, пока не обнаружил его, но тот все кивал на потерю памяти. - Может, я и был в бункере, да зачем-то покинул его. Ты-то же тоже как-то оказался в итоге на улице. Звучало неправдоподобно, но допытываться и дальше у наблюдателя не было ни сил, ни желания. В компании Че дело пошло куда быстрее, и до нужной станции метро они, хоть и падая от усталости, добрались всего за пару часов. Внутри ожидаемо сидели люди. Много людей - целая толпа. Они сидели и лежали прямо на платформе и на ступенях эскалатора, разбирали свои нехитрые пожитки. Кто-то пытался поймать радиоволну в телефоне и послушать последние новости. И люди эти были повсюду, в том числе и сидели, прижавшись спиной к двери, за которой начиналась дорога к бункеру. Наблюдатель отвел Че в сторону и зашептал ему на ухо: - Впустят только меня одного, остальных Женька застрелит, у него есть автомат. Ну насчет тебя я еще мог бы договориться, а вот всю эту огромную толпу он не пропустит. - Они же тоже люди! Им тоже хочется спастись! - Я им ничем помочь не смогу, бункер рассчитан на 16 человек максимум, по Москве этих бункеров – тьма, есть и очень большие, просто конкретно этот маловат. Толпе же этого не объяснить. Надо как-то прорваться в ту дверь, не привлекая излишнего внимания. - Хм, - задумался Че. – Ты говорил, у тебя там карта ближайших бункеров была? А ну-ка дай ее сюда. Он сбежал вниз по эскалатору, откашлялся и заговорил: - Ребят, вы давно тут? Чего по бункерам не разойдетесь? Это же долгая история, вас тут пеплом пришибет или от обезвоживания ноги протянете. - Ишь ты, умный какой! – откликнулся молодой мужчина, сидевший возле остановки первого вагона. – Все бункеры давно вот такими пронырами заняты, и никто делиться местом не собирается. А мы тоже умирать не хотим. Сколько сможем, столько и протянем. Здесь, по крайней мере, не так жарко, как снаружи. - А вы точно все бункеры обошли? Вот карта только пяти близлежащих. Тут на каждой станции по такому бункеру, - ткнул он пальцем в рисунок Жени. - Раз ты такой умный, покажи нам бункер здесь, вот конкретно на этой станции. Назад на поверхность мы точно не пойдем, и без того насилу спаслись от жары и сухости. - И не надо! Можно идти по туннелям! Тут принцип такой: находите дверь, похожую вот на эту… - А давай мы попробуем как раз именно этой и воспользоваться! Зачем нам куда-то идти, мы же и так уже в метро. - Не выйдет, - встрял наблюдатель. – По всей Москве помимо бункеров для простых смертных, построено около семи бункеров для руководства страны. И здешний – как раз один из них. Попасть в них нереально, да и те, кому надо, уже там заперлись и нас с вами туда явно не пустят. А вот в обычные можно попробовать проникнуть… - Правительственный? – глаза у крикливого молодого человека загорелись алчным огнем. - Там же условия в разы лучше, жратвы больше! А ну показывай, как тут до него добраться! - Понятия не имею, - пожал плечами наблюдатель. – Да если бы и знал, какой в том прок? Там уже кабинет министров поди заседает. Не для тебя эта подземная роза цвела! - Все равно, почему бы не попробовать, а? За такой дверью говоришь? – парень подошел и толкнул ее плечом. Дверь подалась на удивление быстро – вероятно, замок, на который запер ее Женя, уже давно и основательно проржавел. Че попытался было остановить его, но парень усмехнулся и отстранил его. - Иди своего брата близнеца оратора уйми лучше. Специалист хренов. Подземных дел мастер. - Брата близнеца? – удивился Че. - А вы не близнецы разве? – усмехнулся парень. – По мне, так одно лицо. И какое-то уж слишком знакомое. Вы в кино часом не снимались? Двойников не играли? - Ха, да это ж братья Самойловы! - раздался чей-то голос из толпы, и наблюдатель вздрогнул и повернулся на звук. – Вадим, Глеб, вы все-таки помирились? * * * Вадим тер уставшие от недосыпа глаза, продолжая править текст последней отобранной для альбома песни. Он управился с этим почти за неделю - достал из нижнего ящика стола свой давешний блокнот с наработками, положил его рядом с распечатанными текстами Глеба, включал демки, потом резко ставил на паузу и писал, писал. Черкал стрелочки, обводил, менял местами, бегал вокруг стола, ероша остатки не сбритых волос. Написанные и засунутые в дальний угол стола обрывки текстов и мелодий как-то удивительно гармонично вплетались в Глебову недоработанную грязь. Он смотрел на песни Глеба сквозь призму собственных черновиков, а потом - на свои черновики через лупу Глебовых набросков, и перед его глазами прорастала Агата, в его ушах уже звучала ее торжествующая поступь, и он старался ухватить ее за хвост, удержать, пока она снова не ускользнула, как тогда - девять лет назад. Он уже не думал о том, что пишет сольный альбом по заказу и за деньги. Ему все чудилось, что вот сейчас в кабинет войдет, робко пожимая плечами, Саша, сунет лист с нотами, и там будет как всегда что-то слащаво-попсовое, запоминающееся и сногсшибательное. А вслед за ним вгребет обкуренный Глеб и с ликованием в голосе заявит, что он уже написал целый готовый альбом и милостиво позволяет старшему реализовать в студии все его задумки. И вот Вад носится, как угорелый, по кабинету и правит одно по лекалу другого, подгоняет одно под другое, плетя и плетя тонкую паутину Агаты... Когда точка была, наконец, поставлена, и все пятнадцать песен готовы - пока только на бумаге - Вадим достал из шкафа очередную бутылку, сделал несколько крупных глотков и рухнул на диван с планшетом. Он уже больше недели не открывал "Приют". Читать этот фанфик стало для него – он и сам не заметил как – главным наслаждением последних недель. Он смаковал его, пробовал на вкус, тянул удовольствие, читал крошечными порциями, а потом лежал и обдумывал каждую фразу, пытаясь поверить в ее правдивость и внушить себе самому, что, возможно, так оно все и было. Что тот 15-летний Глеб и вправду был без ума от своего старшего брата, а не с презрением фыркал при виде него. Что он мечтал остаться с ним наедине, а не шарахался от него по углам, что посвящал ему стихи, а не закатывал глаза при виде стихов самого Вадима… Ведь если бы Глеб был таким еще тогда, много лет спустя ему бы не пришлось распинать своего старшего на обломках их группы. Тот ранимый маленький и до сумасшествия влюбленный Глебка никогда бы не… Палец Вадима скользнул чуть ниже – к комментариям к главе, и внутри него все похолодело. - Ну что опять за ванильный сироп! Автор, вам мало фанфиков от Ю_Ай что ли, что вы продолжаете медовый сахар тут разводить?! Да не был Глеб таким никогда! Стал бы начитанный гениальный ребенок с широким кругозором хвостом ходить за этим третьесортным инженеришкой. И тот быстрее зад власти подставит, чем хоть что-то хорошее для брата сделает. Вы думаете, зачем он все профили в соцсетях посносил? Да это просто гражданин Сурков ему тепленькое местечко у себя под крылышком предложил. Скоро ждите Вадима Рудольфовича на ответственном посту. Вот тогда-то и пришлют за Глебом воронок! Уж это вы мне поверьте, знаю из достоверных источников! У комментария было какое-то немыслимое количество лайков, и Вадим едва сдержался, чтобы не вступить с автором в перепалку. Какой, собственно, смысл? Свои фантазии любому дороже правды… Он отложил планшет, сделал еще несколько глотков Джека Дэниэлза и откинулся на подушку. Мысли в голове бурлили рваным горным потоком. Вадим прикрыл веки и не стал препятствовать их хаотичному движению. Что ж, впрочем, в чем-то автор этого комментария и был прав – Глеб таким не был. А фикрайтер зачем-то, взяв за основу реальную историю, безбожно ее переврал. В Глебовой голове теснилось тогда что угодно, кроме любви к брату. Незачем и придумывать ее! - психанул Вадим, скидывая со стола бутылку. Записывать альбом, где-то искать музыкантов, отрабатывать бабки, которые не факт еще, что получишь от хитрого Змея… И тут странная мысль пронзила сознание Вадима. Он резко поднялся на постели и взволнованно потер потные ладони. Гитара, бас, барабаны, клавиши… Что же, он что ли не осилит каждый из этих инструментов по отдельности? Да запросто. С барабанами вот посложнее будет, ну да в крайнем случае Рому можно будет позвать, а все остальное… сам, все сам. Лишь бы никого не видеть, ни с кем не обсуждать, чей альбом ты пишешь, кто тебя купил. Смс из банка с подтверждением зачисления на счет аванса поступила Вадиму уже на следующий же день. И он тут же набрал Снейка. - Ты демки слушать будешь? Или все мне на откуп отдаешь? - Ну что вы, Вадим Рудольфович, я доверяю вам больше, чем себе, - расшаркался по телефону Хакимов. – Делайте с ними все, что хотите, эти песни в вашем полном распоряжении. - Хотел бы я посмотреть, как ты будешь уговаривать Глеба спеть все это… - Давайте пока полностью подготовим материал, а потом примемся за уговоры. - Да-да, будем решать проблемы по мере возникновения эрекции. - Кхм, то есть их поступления? - Так тоже можно, - улыбнулся Вадим. К записи он приступил уже на следующий же день – вместе с Ромой, поняв, что сам не выдаст на ударных тот звук, что ему был нужен. Дело двигалось медленно, Вадим вспоминал басовые партии, все время порывался позвонить Радченко, потом плевал, снова мурыжился сам… и так день за днем на протяжении примерно пары недель. Когда вдруг раздался звонок. - Вадим, - возбужденно шептал в трубку Хакимов, - а ну быстро дуй к нам на арендованную студию! - Зачем? - Глеб через пару часов приедет – хочет проверить, как продвигается дело с записью альбома. - А я причем? Сымитируйте там что-нибудь без меня. Ты же не хочешь показать ему, кто на самом деле пишет его новый диск! - Нет, конечно, ты что! Ну просто мне и показать-то ему нечего, все записи у тебя. Ты хоть нас пока рассадишь там, партии дашь, а то он вопросы задавать начнет, а я даже примерно песен не знаю! – в отчаянии простонал Хакимов. - Ладно, не ссы в трусы, Дима, еду, - хохотнул Вадим, перекинул уже записанное на диск, сунул в сумку записи и черновики и побежал на автостоянку. Он мчал на полной скорости, объезжая пробки по обочине. В сердце стучал адреналин, в мозгах кипел азарт, хотя по большому-то счету, даже если бы он и не рванул на матричную студию, отдуваться бы за все пришлось одному только Хакимову. Это ему надо было бы отвечать перед Глебом, куда ушли два миллиона, если ни записей, ни готовых песен и в помине нет. В голову Вадиму ударила шальная мысль развернуться и ехать назад к себе продолжать запись, а Снейк пускай выкручивается как хочет – за все то, что он наворотил в свое время, это было бы ему полезным уроком, но дух приключений уже захватил его в свой водоворот, и Вадим лишь сильнее вжал педаль газа в пол. Он примчался за полчаса до предполагаемого прихода Глеба, всучил каждому его партию, дал Снейку диск с уже готовым материалом, кое-как впопыхах объясняя, что уже успел записать. А потом вдруг замолчал на полуслове и удивленно захлопал глазами: - А как ты ему объяснишь, что тут продюсера никакого нет? Сами типа пишетесь? - Найду что сказать. Ну ты давай, иди в машине посиди пока, я отзвонюсь, когда он уйдет, - махнул ему Хакимов. И только Вадим успел подойти к двери и взяться за ручку, как услышал в коридоре знакомый мрачный голос: - Тань, ну ладно, все, вечером поговорим, я в студии уже. Давай-давай, Даммеру привет. Пока! Глаза Снейка и Вадима синхронно округлились, Хакимов в панике заметался вокруг барабанов, а Вадим резко юркнул к микшерному пульту и буквально влетел под него, согнувшись в три погибели. Аркадин тихо захихикал, а Стася лишь укоризненно покачала головой. Едва Вадим успел кое-как устроиться под пультом и подобрать ноги, чтобы, по крайней мере, его силуэт не так бросался в глаза в полутемной студии, как распахнулась дверь, и взору старшего предстали видавшие виды гриндера, из которых тощими палками, облаченными в пыльные обтрепанные на краях джинсы, торчали ноги их обладателя. - Привет! – буркнул откуда-то сверху голос Глеба. – Как все продвигается? - Да вот, как видишь, - Хакимова выдавали дрожащие интонации, - пишемся потихоньку. - А начальник ваш где? Ты кого нанял-то? – без малейшего интереса в голосе будто для проформы уточнил Глеб. - Да там, - вероятно, сделал неопределенный жест Хакимов, - нашел одного знакомого. За небольшую сумму согласился помочь со сведением. - Про спор не забудь, - хмыкнул Глеб, и тут же скрипнул диван, оповещая о том, что так скоро покидать студию гениальный стратег не намерен. – Ну включите послушать хоть что-нибудь. - Глеб… - Да я не буду вмешиваться! Мы же поспорили. Пишите что хотите. Но мне же любопытно! Хакимов обреченно вздохнул, подошел к компьютеру и принялся щелкать мышкой. Вадим поморщился, вспомнив, что не показал, в какой именно папке у него там запрятаны записи. А на диске ведь куча всего, в том числе и его сольное, не записанное пока еще. Он едва поборол желание тут же вылезти и показать Снейку, где искать записанный материал. Тем временем Дима едва слышно чертыхался, созерцая длинный перечень странным и неведомым образом названных папок, в каждой из которых был ничуть не менее длинный список песен. В названии фигурировали лишь латинские буквы и номера и никаких иных опознавательных знаков. Снейк пошел пятнами, лихорадочно потирая лоб. - Ну? – Глеб привстал и тоже наклонился к монитору. – Как ты тут вообще чего-то можешь найти? - Сам поражаюсь, - натужно рассмеялся Снейк. – Только методом научного тыка. Видимо, и сейчас придется так же. Он вошел в самую первую папку, ткнул в первый же файл… и похолодел. Из динамиков раздалась черновая версия «На Берлин». Вадим под пультом сжался в комок, кусая кулак и едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос. Хакимов тут же закрыл окно проигрывателя, но Глеб, вероятно, успел понять, что это за песня. В студии повисла уничтожающая тишина. - Что это было? – проскрипел Глеб. - Хм, - только и смог выдавить из себя Хакимов. - Откуда это у тебя?! – голос Глеба обрел более явственные злобные интонации. - Я…э… - Ты участвовал в записи Наберлина?! – уже буквально завопил Глеб. Ситуацию спас Валера, примирительно ступив вперед и хватая Глеба за плечо: - Не кипятись, шеф. Диск мой, я его Диме дал во временное пользование. Я туда давненько еще все песни Вада закачал – все, что мог найти во всех вариациях… - На хера?! – не дал договорить ему Глеб. - Ну как… я же играю на сцене его партии, я же должен хоть как-то скопировать его манеру, твои же фанаты сами требуют… вот я учился как мог. И продолжаю это делать, - и Валера невинно захлопал ресницами. - Мой гитарист втайне от меня слушает песни моего… - задыхался от возмущения Глеб. - Брата? – едва слышно подсказал Хакимов и тут же вжал голову в плечи, готовясь получить кулаком прямо по тщательным образом уложенной прическе. Глеб шумно выдохнул и махнул рукой: - Продолжаем. Давай, я хочу услышать, наконец, что там у вас получилось. Хакимов открыл следующую папку, наткнувшись там на кучу вариантов записи «Других». Глеб поморщился, Дима побледнел, виновато разводя руками, Валера усмехнулся, Вадим под пультом по-прежнему кусал кулак, стараясь не заржать. Стася со скучающим видом копошилась в телефоне. Матричный директор с озверевшим Глебом переслушали уже все сольное творчество Вадима Рудольфовича, пока, наконец, не добрались до финальной папки. - Может, с нее и стоило начать? – язвительно бросил младший Самойлов, опускаясь назад на диван. Записей в этой папке было значительно больше, чем в остальных. Дима включил первую попавшуюся и замер, понимая, что вот и пришел его смертный час. После столь длительного прослушивания демок песен Вадима схожесть того, что звучало из динамиков сейчас, с творениями самого подлого человека не услышал бы только глухой. Вадим почему-то даже не попытался хоть как-то изменить звук и стиль, хотя прекрасно мог это сделать. Вместо этого визжали знакомые гитарные риффы, слышались знакомые сбивки Баранюка, даже бас под пальцами Вадима звучал как-то по-вадимовски, а уж виртуозные и эмоциональные клавиши и вовсе были истинно агатовскими. Хакимов вмиг осознал, что старший Самойлов тупо подставил его, что теперь ему не выкрутиться, что Глеб психанет и в сердцах распустит Матрицу, а перед этим проклянет ее директора, что взятые взаймы два с половиной миллиона, уже никогда и никак не отобьются и что ему как-то придется выкручиваться, чтобы отдать их кредитору... Вся его будущая тяжелая и полная лишений жизнь вмиг пронеслась перед глазами Хакимова, и он даже успел увидеть в конце ее скромный гранитный монумент за оградкой с фотографией, которую сам Змей давно уже выбрал себе на обелиск, и броской надписью: "Он пал жертвой интриг!" Вадим под пультом замер, с волнением ожидая вердикта младшего. Даже Стася оторвалась от телефона и подняла глаза на задумчивое лицо Глеба. Тот снял очки, протер их рукавом и протянул: - Слушайте, а мне нравится. Все живое, настоящее, без синтов и подложек. Не, реально здорово! Может, ты еще и выиграешь спор, Димас! – и он похлопал по плечу выдохнувшего с облегчением Хакимова. – Так кто звукарь-то? Не расколешься? Валера нервно захихикал, теребя струны гитары. - Валер, а ты прямо босс. Так шикарно и сочно сыграть – прямо шик! – продолжал раздавать комплименты Глеб. – Про Стасю вообще молчу. Клавиши улетные, ты тут даже Бекрева за пояс заткнула, мать. Стася хмыкнула и скривила рот. - И вообще вы молодцы! – в порыве эмоций Глеб обнял всех троих за шеи. – Выдали-таки настоящий класс! Я горжусь вами! – и по щеке Глеба стекла крошечная слезинка. Хакимов закашлялся и выскользнул из круга объятий, чтобы поправить прическу. Вадим под пультом щипал себя за ногу – кусание кулака уже не помогало. - Ладно, не буду вам мешать, продолжайте в том же духе. Вот теперь я вижу, что мы настоящая команда! – голос Глеба дрожал, грозясь сорваться на всхлипы. – Зовите поскорее вокал записывать, хочу уже конечный вариант услышать. Хакимов снова зашелся в приступе кашля, Стася закрыла лицо телефоном, Валера со всей силы впиявил пальцы в струны, а Вадим под пультом до крови прикусил язык, чтобы только не крикнуть: - Глебсон, будь здоров! * * * На следующий день Глеб проснулся ни свет ни заря и сразу же, не умываясь, ринулся искать ковер. Он никак не мог вспомнить, был ли вообще в том месте хоть какой-то ковер, но сейчас люк просто необходимо было спрятать. Он перерыл весь чулан, но ничего похожего не обнаружил. В библиотеку не стал даже заходить, вернулся к себе в спальню, заглянул в шкаф. Но искомое обнаружилось отчего-то под кроватью – несколько пыльных рулонов. Один из них – темно-зеленый – показался Глебу вполне подходящим по цветовой гамме, и он поволок его вниз, стараясь производить как можно меньше шума. А в голове тем временем роились сомнения: стоит ли это делать вообще? Если Вадим не заметил сливающийся по цвету с полом люк, то уж яркий и сочный ковер точно бросится ему в глаза, он наверняка начнет допрашивать младшего, откуда он тут взялся – и все, тайна люка будет раскрыта… Впрочем, Глеб намеревался лгать до последнего и уверять брата, что ковер там был с самого начала, просто Вадим не обращал на него внимания. Он кое-как раскатал длинное полотно ковра, долго выравнивал его параллельно ступеням лестницы, и когда, наконец, закончил и осторожно отправился в сторону кухни, чтобы поставить чай, услышал, как по ступеням медленно спускается Вадим. Глеб замер и вжал голову в плечи: вот сейчас раздастся вопрос. Но сонный Вадим прошлепал по ковру, даже не замечая его. - Мелкий, пойди чай поставь там, блинчики на сковородку кинь. Голодный я что-то. Не ужинал вчера, - и старший скрылся за дверью ванной, где тут же раздался шум воды. Глеб выдохнул и отправился готовить завтрак, радуясь небольшой отсрочке. За завтраком братья не разговаривали. Вадим, не отрываясь, читал книгу по квантовой механике, съев в итоге блинов куда больше половины. Глеб не останавливал его, сумев проглотить всего два блинчика и с волнением рассматривая потолок. Ожидая неизбежного и неприятного разговора. Однако, закончив с блинами, Вадим, не отрываясь от книги, поставил посуду в раковину и потопал назад в библиотеку. Из которой не вышел до конца дня. В Глебе боролись смешанные чувства: с одной стороны он хотел быть ближе к брату, тоже сесть где-нибудь рядом в библиотеке и снова спровоцировать его на трудный разговор, но с другой – так сильно переживал за ковер, что предпочитал лишний раз не сталкиваться со старшим, и в итоге сам после завтрака вернулся в спальню и весь день пытался сочинять. А ночью ему снился ковер, под которым пульсировал и шевелился распахнутый люк, а из туннеля, что под люком, валом валили какие-то диковинные твари, и Глеб отбивался от них, но даже не попытался позвать брата – все опять же из-за того же страха, что люк будет обнаружен. Проснулся Глеб в холодном поту снова слишком рано, и день буквально минута в минуту повторился – в точности как и предыдущий. Еще через три дня Глеб немного успокоился, решив, что теперь Вадим, по крайней мере, пригляделся и к ковру и уж точно если и обратит на него внимание, не сможет доказать даже самому себе, что изначально там этого ковра и в помине не было. Придя к такому выводу, Глеб смело направился в библиотеку. Вадим по-прежнему, не шевелясь, сидел в кресле, читал учебник, делал какие-то пометки в там же найденной тетради. Младший опустился в кресло напротив, положил рядом с собой Гофмана, но открывать книгу не стал. Вместо этого остановил взгляд на старшем, с интересом и тайным волнением наблюдая за тем, как трепещут его темные ресницы, как розовеют круглые щеки, как сильные пальцы хватают лист и переворачивают его, а затем тут же берут ручку и водят ей по девственной бумаге… Вадим был прекрасен. В те минуты он виделся Глебу самим совершенством. И, видя, как едва заметно шевелятся губы старшего, произнося печатный текст, Глеб непроизвольно приоткрыл рот и облизнул сухие губы, вспоминая, как еще несколько дней назад Вадим властно накрывал их своими. В этот самый момент старший вдруг поднял глаза и поймал на себе нервный взгляд Глеба. Нервный и вожделеющий. Первым порывом младшего было тут же опустить глаза и вытереть губы рукавом, но он удержался и вместо этого снова облизал их – на этот раз значительно медленнее и намеренно приоткрывая рот чуть шире и высовывая язык чуть сильнее необходимого. В голубых глазах сверкал вызов. Вадим замер, не смея пошевелиться, но и глаз не отводил. Глеб снова обвел кончиком языка губы и, сам не ведая зачем, повинуясь каким-то странным инстинктам, а, возможно, просто заприметив этот жест в одном из фильмов, запустил в рот указательный палец, едва касаясь его губами и языком, потом откинул шею и, положив руки на подлокотники кресла, пошло раздвинул ноги. И тут Вадим не выдержал. Отложил книгу в сторону, резко встал, быстрым шагом подошел к младшему и сел перед ним на корточки, опуская ладони на его разведенные бедра, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не начать гладить их. - Глеб, что ты творишь? Где ты этому научился?! Но Глеб лишь перехватил его руку, поднес ее к своим губам, осторожно коснулся ладони кончиком языка, а затем взял указательный палец старшего в рот и принялся слегка посасывать. Вадим застонал и медленно погрузил палец в рот младшего до самого основания. - Глеб… - пробормотал Вадим. Но тот невинно хлопал ресницами: они же не делают ничего предосудительного. Даже не целуются! Вторую руку брата Глеб прижал к своему паху, и взгляд его приобрел умоляющее выражение. Вадим не стал расстегивать на нем джинсы, лишь медленно поглаживал отвердевшую плоть младшего через ткань, с каждым следующим движением сжимая все сильнее. Наконец Глеб охнул, откинул голову, выпуская палец старшего, дернулся и тут же обмяк, оседая в кресле безвольной куклой. Вадим взял его за плечи, прижал к себе, беспрестанно шепча: - Маленький мой… глупый… что же мы творим… так же нельзя… нельзя… А сам прижимал брата к себе все крепче и медленно терся о его бедро своей каменной эрекцией. - Вадик, - бормотал Глеб, скользнув ловкими пальчиками к ширинке брата. - Не надо, - обессиленно сопротивлялся Вадим, но лишь только на словах, никак не препятствуя брату, когда тот расстегнул его джинсы и запустил ладонь в трусы старшего. Он вцепился Глебу в плечи, а губы его как-то сами впились в бледную шею младшего – туда, где билась под тонкой кожей сонная артерия – оставляя багровые засосы. - Боже, Глеб, мы сошли с ума, это безумие… - шептал старший, толкаясь в ладонь младшему и покрывая его шею безумными поцелуями. Мастурбировал Глеб неумело, и Вадим, наконец, не выдержал, поднял младшего за плечи, рухнул в кресло сам, а его посадил на себя, высвободил из джинсов затвердевший до предела член и принялся тереться им о пах Глеба, прижимая к себе брата и покрывая его лицо и шею отчаянными поцелуями. Он даже не заметил, когда младший успел стянуть с себя футболку, лишь отметил про себя, что теперь его пальцы гладят оголенный торс Глеба, касаются его сосков, скользят к плоскому животу. Глеб и сам ерзал на коленях брата, помогая тому побыстрее достичь разрядки, и буквально за секунду до семяизвержения Вадим накрыл головку ладонью и впился в губы младшего яростным поцелуем. - Глеб, - прохрипел он вслед за тем. – Встань, пожалуйста, мне нужно в ванную, - Вадим не смел поднять на младшего глаз, кое-как поправляя на себе трусы одной рукой. Глеб соскользнул с коленей брата и молчаливой тенью отправился за ним вниз по ступеням, проследил за тем, как тот сполоснул руки, а затем уткнулся лбом в кафельную стену и шарахнул по ней кулаком. - Вадик, - пробормотал Глеб, подходя ближе и тычась лбом в плечо старшего. - Глеб, если дальше так будет продолжаться, я за себя не отвечаю, - твердо произнес Вадим, не глядя брату в глаза. – Поэтому нам нужно срочно отсюда выбираться. - Мы еще не пробовали чердак, - с горечью в голосе произнес Глеб и, развернувшись, вышел из ванной.