Кометые косматы

После душа и бритья наблюдатель и Че долгое время стояли перед большим запотевшим зеркалом в ванной, тщетно пытаясь отыскать в собственных лицах хоть крошечную черту, которая бы их отличала друг от друга. Взъерошенные влажные после душа каштановые волосы, уже тронутые сединой – у обоих. В прошлом явно бритые, но теперь отросшие виски – у обоих. Темные зелено-серые глаза – тоже у обоих. Сильные крупные руки… На пороге замер Женя, переводя взгляд с одного на другого. - Нам надо как-то вас различать, - произнес он. – Предлагаю одному выбрить виски, другому оставить как есть. Тем более, что они когда-то все равно у вас были выбриты. - Давай, брей мне, - махнул рукой наблюдатель. - Того, кого побреем, будем, значит, называть Вадимом, - Женя достал из шкафчика машинку для стрижки и воткнул ее в розетку. - Постой, а гитары тут есть? – спохватился Че. – Может, проверим, кто из нас на ней лучше играет, того Вадимом и назовем? Но Женя лишь покачал головой и принялся брить голову наблюдателя. - Вот будет смешно, если после падения кометы выяснится, что я не Вадим, а Глеб, - улыбнулся тот. - Будет еще смешнее, - перебил его Женя, хватая его пальцами за шею и заставляя держать голову ровно, - если вы к Самойловым не имеете вообще никакого отношения. Ну да, вы жутко смахиваете на Вадима, но я бы не сказал, что кто-то из вас с ним прямо одно лицо. Да и вы явные близнецы, а они-то – нет! - У тебя вроде планшет был, - подал голос Че. – Здесь связи нет? - Нет, но есть закачанное на него видео слежки за Вадимом. Собственно, именно из этого видео Женя и сделал в свое время вывод, что я один из Самойловых. Да и воспоминания… - и наблюдатель тут же прикусил язык. - Воспоминания? – Женя выключил машинку и обошел наблюдателя, стряхивая состриженные пряди с его плеч. – Ты что-то помнишь? - Очень смутно. Помню, как выступаю на сцене, как пою, держа гитару, а рядом со мной кто-то еще, но я даже не могу понять, справа он или слева от меня. И лица его тоже не вижу. Че закивал, подтверждая слова двойника: - Так и есть. У меня все то же самое. - Ладно, - хлопнул обоих по плечам Женя. – Предлагаю пока не париться над этим вопросом. Как шарахнет, так все и выяснится. А пока ты будешь Вадимом, - он коснулся пальцем груди наблюдателя, - а ты – Глебом, - и Че покорно кивнул. - А кстати что там за бункер такой, куда ты всю эту толпу спровадил? И находится в каком-то странном месте – в туннеле… - На самом деле, в нем не так безопасно, как может показаться, - махнул рукой Женя, споласкивая машинку и убирая ее назад в шкафчик. – Он же находится на первом уровне. Если вдруг комета шарахнет прямо над нами, их накроет. Эта штука была построена для работников метро. Проектировщики отдавали себе отчет, что она защитит от фоллаута, но не спасет от последствий прямого попадания, однако, вероятность того, что комета упадет прямо на Москву да еще и в этот район, исчезающе мала. Еды им хватит, связь там есть, рельс защитит их от угроз извне – вы же уничтожили инструкцию по его обесточиванию в диспетчерской? Братья кивнули. - Тогда не стоит о них беспокоиться. Вадим, можешь занять свою старую комнату. Последняя свободная трехместка как раз для Глеба. Хорошего отдыха! – и Женя скрылся за дверью в свои апартаменты. Наблюдатель схватил Че за локоть и поманил за собой: - Пойдем, я покажу тебе кое-что. Давно ломаю над этим голову, но так ни к чему и не пришел. Они рухнули рядом на широкую постель, и наблюдатель включил на планшете то самое видео, ссылку на которое ему когда-то – как ему сейчас казалось, еще в другой жизни, прислали в директ. Вкратце рассказал всю историю Че, и они оба в тишине досмотрели видео до момента, когда Вадим с Глебом начали писать вокал для нового альбома Матрицы. - Как думаешь, что это? - Смахивает на профессиональную съемку. Я бы вообще подумал, что это постановочный фильм. Ну сам посуди: если дома еще как-то можно было бы объяснить все это развешанными там камерами, но улица, кафе, студия! А операторские кадры? Съемки явно постановочные. Ну либо по договоренности с самим Вадимом его зачем-то повсюду преследует оператор, снимая каждый его шаг. - А мне-то это зачем скинули? - Если ты один из братьев, тогда все как раз очень даже логично. Если ты Вадим, то тебе могли скинуть результаты этой работы, а о ней самой ты просто забыл из-за этой, мать его, гребаной кометы. А если ты Глеб, то… ну, может быть, тогда тебе все это скинул сам Вадим зачем-то… - То есть ты? Ну если я Глеб, получается, тогда Вадим – это ты? - То есть я. Только не спрашивай меня, зачем я это сделал. Я все равно не вспомню, - и Че вымученно улыбнулся. По подсчетам Жени до падения кометы оставалось никак не больше трех дней. Обстановка в бункере слегка накалилась: Валера заметно нервничал, не вылезал с кухни и постоянно что-то жевал. Женя гонял его оттуда, призывая поэкономить продукты. «Братья» пытались то читать, то дальше смотреть видео с Вадимом, но общая нервная атмосфера постоянно отвлекала их, в итоге все четверо сидели в кухне, выпивали и ждали неизбежного. Женя призывал всех не нервничать, уверяя, что комета скорее всего рухнет куда-нибудь в Тихий океан, а образовавшееся цунами вряд ли докатится до Москвы. В последнюю ночь никто из обитателей бункера не спал. Откупорили очередную бутылку водки и сидели в тишине, не сводя глаз с часов. Точного времени не знал никто, но все чувствовали, что это должно случиться именно сегодня. Тщетно прождали весь день на кухне, только напрасно напились до головной боли и вертолетов. Женя с Валерой ушли в свои комнаты, а «братья» завалились в комнату наблюдателя, рухнули с двух сторон кровати и тут же отрубились. Проснулся «Вадим» от страшного грохота, сотрясшего бункер до самого основания. Он не сразу понял, где он и что происходит, но, увидев рядом бледное и помятое лицо Че, тут же все вспомнил, соскочил и выбежал в коридор. Возле двери на корточках сидел Валера и качался из стороны в сторону, прижав ладони к лицу, а Женя невозмутимо копошился в кухне, заваривая чай. - Готово, да? – подбежал к нему наблюдатель. – Упала? Женя кивнул, продолжая бултыхать в кружке пакетик черного чая. - Судя по удару, прямо на нас, - завыл Валера, продолжая раскачиваться. - Нет, даже близко не на нас, - спокойно произнес Женя, выбрасывая пакетик в мусор и разбавляя чай холодной водой из-под крана. – Если бы на нас, от нас бы сейчас живого места не осталось. - Но…как? – подскочил Валера. – Ты же говорил, что бункер выдерживает удар водородной бомбы! - Комета помощнее будет. Несколько километров в диаметре, бешеная скорость, космическая радиация. От ее прямого попадания никакой бункер тебя не спасет. Однако, судя по тому, что удар мы все-таки ощутили, упала она на нашем континенте. Где конкретно? Может, и в Сибири, может, в Китае. Или в Европе. Этого я знать не могу. - Ты же говорил, что прямого попадания не выдержат только бункеры первого уровня! - Вопрос расстояния, - пожал плечами Женя. – Если комета падает прямо на нас, никакой бункер тебя не спасет. Ну разве что километров пятьдесят под землей. А вот если она падает в нескольких километрах от нас, тогда нас это не коснется, а вот бункерам первого уровня придется несладко… - Надо выйти и осмотреться, - тут же засуетился Валера. - Не вздумай! – Женя достал из кармана, вероятно, заранее заготовленный пистолет. – Попытаешься открыть дверь – получишь пулю в лоб. Сам сдохнешь, и нас угробишь. Сейчас фоллаут начнется, все должно быть сверхгерметично. Мы не знаем, как отреагировал верхний туннель на такую вибрацию. Может, его засыпало или он трещинами пошел. Пока наш бункер держится – отсюда никто не выйдет. На ночь буду всех запирать в комнатах. Простите, но это необходимая мера во избежание паники, - отчеканил Женя и хлебнул чая. Время тянулось мучительно медленно. Внешне, казалось, ничего не изменилось: они по-прежнему проводили свои дни за все той же рутиной – еда, душ, книги, сон. Не хватало связи с поверхностью, и даже наблюдатель постоянно сдерживал себя, чтобы не попытаться выбраться наружу и осмотреться. Подчас только страх получить пулю от постоянно дежурившего возле двери Жени и удерживал его от этого опрометчивого шага. Вместо воспоминаний теперь стали приходить сны – куда более яркие и живые. В них ни наблюдатель, ни Че по-прежнему не могли разобрать, кто из них кто, но окончательно убедились, что в прошлом были братьями Самойловыми. Однако память работала только до пресловутого момента появления в небе кометы. До этого все тонуло в густом темном тумане. Первым взбеленился Валера. - Ты, кажется, обещал, что после падения вернется память. Ну и? - Я не обещал, а высказывал предположение. Надеялся на это. - Ты облажался! – орал Валера. - Да, и что теперь? Я не господь бог и не ученый, всего лишь простой любитель. А вот тебе неплохо бы сказать мне спасибо за спасение твоей вонючей задницы. Если бы не я, ты бы давно уже сгнил в своем магазине! Валера озверел, лицо его перекосило, и он бросился с кулаками на Женю. Наблюдатель и Че вовремя перехватили его, скрутили ему руки, а затем плеснули в лицо водой. - Пожалуй, его надо запереть. Закинем туда еды побольше, и пусть посидит, подумает. - Впадет в еще большую ярость, - недоверчиво покачал головой Че. – Он кто? Охранник в магазине? Вероятно, бывший военный. У таких крышу на ровном месте сносит. - После фоллаута, если не угомонится, выдворим его отсюда, - вынес вердикт Женя. – А пока пусть посидит под замком. Валеру затолкали в его комнату, кинули туда рюкзак с консервами и нож с ложкой. Туалет с душем был в каждой комнате, и наблюдатель в очередной раз убедился в правильности своего выбора между правительственным и рядовым бункером. И дни потянулись за днями, отмеряя период фоллаута. Женя отвел на все это около месяца, решив, что по истечении этого срока можно попробовать открыть бункер и выпустить Валеру, если он не угомонится. * * * Вадим проснулся утром от неожиданного звонка Снейка: Глеб вернулся в Москву и готов продолжить запись. - Ну надо же! Я ждал его не раньше, чем недели через две. - Пользуйся, пока у него пропеллер в заднице заработал. И если это магия, заготовь еще парочку трюков. Никакая магия тебя не спасет, если бэки ты решишь петь сам. - Он не узнал мою гитару, не узнал мои клавиши, не узнал агатовский звук на песнях, а бэки мои он узнает? Хакимов, не ссы. Считай, спор ты выиграл. Готовь оставшуюся сумму. На следующий же день Глеб был в студии как штык ровно в девять утра. Вадим насилу успел подготовить все и запереться в каморке, поскольку и сам пришел за полчаса до младшего. Он все никак не мог поверить, что Глеба так вдохновило сотрудничество с Михаилом Гориным, что он просто бил все собственные рекорды трудоголизма. И даже не только собственные. - Привет! – радостно замахал Глеб рукой, как только связь по скайпу с «Гориным» установилась. - Привет! Как отдохнул? Рассказывай. - Несколько дней повалялся на пляже в Барселоне. Пил только зеленый чай с медом, слушал только металлистов, - и Глеб тихо рассмеялся. – Даже на концерт Айрон Мейден попал, представляешь? - Да ну? – изобразил удивление Вадим. – Тебе так нравится металл? - Ну как сказать. В юности слушал, считал такую музыку крутой. Потом отошел, электронщиной заинтересовался. С тех пор так и варюсь в этом. Но тут вспомнил подростковые годы… это божественно! Как домой в Асбест вернулся на несколько дней, - глаза Глеба сияли, за эту неделю он даже помолодел – побрился, явился в студию в светлой футболке и бежевых джинсах. И кедах! Он впервые нацепил кеды вместо ужасных и видавших виды гриндеров. Впрочем, Вадим лишь скептически усмехнулся. - Ну и как концерт-то? Делись впечатлениями. - Это нечто невообразимое! Никогда не интересовался конкретно Мейден, а тут послушал их студийки, у Дикинсона голос, конечно…. Я не выдержал, скачал его автобиографию, он там много дельных советов по вокалу дает. Я попробовал даже кое-какие упражнения на себе. Понимаю, что за неделю вряд ли можно ждать сногсшибательных результатов, но мы же ведь никуда не торопимся? - Конечно, нет! Давай попробуем записать что-нибудь одно сейчас, пока ты свеженький и голос у тебя отдохнувший. А потом ты мне все в подробностях расскажешь и про книгу, и про концерт. На этот раз запись пошла веселее. Не сказать, чтобы вокал Глеба существенно улучшился, но голос стал несколько более гибким, да и сам Глеб, пребывая в более приподнятом настроении, придавал каждой фразе совсем иной смысл и посыл. В итоге к вечеру, хоть и с немалым трудом, но одну песню записать им все же удалось. И Вадим был без всяких оговорок по-настоящему доволен результатом. Он включил запись Глебу, и тот расплылся в счастливой улыбке, услышав готовую песню. - Вот тут я еще бэки наложу. Свои или подыщу кого-нибудь подходящего. У тебя такой голос интересный… не так-то просто будет подыскать вокал, который будет сливаться с твоим. Ну с этим я разберусь, а теперь давай рассказывай про концерт. Глеб присел на стул и принялся рассказывать обо всей поездке в целом. Он захлебывался от восторга – казалось, за эти несколько дней младшего словно подменили. Вадим слушал его вполуха и не верил собственным ушам, не понимая, что стало причиной столь явных изменений. - А после концерта я даже умудрился подкараулить их и сфотографироваться! Брюс дал мне автограф. Он, конечно, ничего не слышал об Агате Кристи, но я сунул ему диск с песнями и дал свою почту. Он обещал написать отзыв! - Хм. А какие песни ты ему передал? – насторожился Вадим. - Опиум. Весь альбом. Самое лучшее. - Ты серьезно считаешь Опиум своим лучшим творением? - Знаешь, я тут послушал твои записи и понял, что все эти годы искал именно такого продюсера. Как жаль, что мы не познакомились раньше. Будь рядом со мной все эти годы не Вадик, - Глеб поморщился, - а ты, и Опиум зазвучал бы иначе, и остальные наши альбомы. А так-то из агатовского ну что ему еще дать, только Опиум… Матрицу уж он точно не воспринял бы. - Почему же, Триллер можно было бы дать. Он же металлист, любит потяжелее, а у Опиума звук все же попсовый. - Вот! И ты так думаешь! О чем я речь и веду! Попсово Агата звучит! А будь продюсером ты… - Ну ладно, чего там прошлое ворошить, ничего не изменишь, - горько усмехнулся Вадим. – Зато теперь будем работать, раз все так сложилось. - Ты когда к нам в Россию кстати? Я хотел бы видеть тебя на презентации нового альбома. Хочу, чтобы ты тоже сыграл. На гитаре или на клавишах – как уж тебе будет угодно… - Хм, - напрягся Вадим, - надо подумать. Обсудим все это ближе к делу. А сейчас иди домой отдыхай. Приходи послезавтра, пусть голос отдохнет. Продолжай пить чай и слушать Дикинсона. - Пока, - улыбнулся Глеб. – Было очень приятно познакомиться. И, надеюсь, подружиться. Вадим и сам не понял, отчего его младший вдруг так проникся симпатией к Михаилу Горину. Говорил он мало, в основном отдавал указания – довольно властные и суровые. И младший слушался – беспрекословно и со счастливой улыбкой на лице. А скажи ему, что это его старший брат прячется тут же за стенкой и изменяет свой голос, чтобы записать младшему альбом века – тут же взбрыкнет, оскорбится, выбросит все записи на свалку и уйдет дальше спиваться и страдать. После того первого дня запись вокала пошла как по маслу. Глеб приходил в студию раз в два дня, записывал по одной песне за один заход, а потом они общались, пили чай, виртуально чокаясь через экран. Точнее, пил один Глеб, а Вадим лишь делал вид – ему-то из кладовки было не выскользнуть, чтобы тоже плеснуть в кружку кипятка. В предпоследний день уже перед уходом Глеб брякнул: - Предлагаю послезавтра отметить окончание записи. Ты коньяк пьешь? - Виски, - произнес Вадим. - Захвати с собой. Хочу с тобой выпить. - А, может, когда домой уже доберемся? Ну свяжемся по скайпу и нормально бухнем? – робко предложил Вадим, и сам не веря в происходящее. За этот месяц он уже привык работать с младшим, тем более, что тот вел себя идеально и даже не пытался перечить. Вспоминалась ранняя Агата, Вадим ностальгировал, и оттого вокал у Глеба отчего-то выходил еще лучше - настроение одного неизбежно передавалось и другому. - Идет! – радостно выпалил Глеб. Записав вокал к последней песне, они договорились созвониться в скайпе часа через полтора, когда оба уже будут дома. Вот только Глебу до Павелецкой и реально добираться было недалеко, а вот Вадиму до Одинцовского шоссе – часа два. И поэтому он рискнул и выбежал из студии практически вслед за Глебом, выждал за углом, пока тот спустится по ступеням, и юркнул в свой автомобиль, наблюдая удалявшуюся спину младшего. Едва он успел ворваться в дом, как раздался звонок в скайп на его домашний ноут, где и программа изменения голоса не была установлена. Вадим отклонил звонок, написал Глебу сообщение, что подрубится через пару минут, что он дескать только вошел и ему надо хоть вискарь в бокал плеснуть и до душа добежать, а сам принялся в спешке скачивать и устанавливать программу, а затем и проверять ее работу. Потом в такой же спешке ломанулся на кухню, достал остатки вискаря и завалявшийся вчерашний салат с тунцом и набрал Глеба. - А я уже бухаю, - со смехом ответил тот после первого же сигнала. - Так веселее. Очень рад тебя слышать. - Взаимно, - пробормотал Вадим. – Я еще только наливаю. Ну, за окончание работы! Точнее, моя-то работа продолжается, а тебе еще только предстоит ее оценить. - Остались всего лишь бэки! – махнул Глеб рукой. – Кстати, почему ты сейчас без видео? Вроде же не пишемся. Дай хоть на физиономию твою глянуть. - Да камера на домашнем ноуте не пашет, - брякнул Вадим первое, что пришло в голову. – Увидимся еще. А пока поздравляю тебя с очень талантливыми песнями. - Да ну, это ты их докрутил до такого годного состояния. Я всего лишь предоставил сырой материал. - С таким материалом приятно работать. Вот не было бы его вовсе – и мои прекрасные навыки не на чем было бы тренировать. Материал первичен. - Объясни это моему старшему брату, - погрустнел Глеб. - А тебе не плевать на него? – развеселился слегка захмелевший уже Вад. – Вы уже сто лет не сотрудничаете, у тебя своя группа, своя музыка. Ты свободен, а он катается по стране с твоими песнями, сам не понимая, в каком унизительном положении находится. - Больше не катается, - еще более хмуро бросил Глеб. - В смысле? - Завязал он с концертной деятельностью. - Ну так и радоваться надо! Конкуренции нет. Теперь все будут на твои концерты ходить. - Да че-то все равно паршиво как-то, мерзко на душе. А чего – и сам не пойму. Вроде и правда надо радоваться, а мне тошно. - А что так? - Да и сам не знаю. Алеся тоже поражается на меня. А я в тот день, когда узнал, что он ушел из музыки, нажрался вусмерть. - Хочешь воссоединения? Ну где-то в глубине души? – Вад не боялся таких вопросов: в конце концов, их задавал продюсер из далекой Швеции, которому уж точно плевать на разборки Самойловых. - А, может, и так. Чего врать-то. Да только не будет ничего. Он за власть, он на Донбасс ездит и за Путина топит. А я чего? Так, не пришей кобыле хвост. На фиг я ему сдался-то? - Ну как это, ты основной автор Агаты, автор большинства хитов. Как это на фиг? - Ну сейчас-то я уже хитов и не пишу. Да и он не гастролирует и альбомы не выпускает. Как нам сейчас-то сойтись? По какому, собственно, поводу? - А оно тебе надо? – Вад сделал новый глоток виски. Глеб лег на диван, поставил планшет рядом и закурил. - Не знаю. Но иногда тянет вот здесь, - ткнул пальцем в область груди. – Хочется чего-то. Я даже тут пару песен про это написал, но никому еще не показывал. Постой, я тебе их сейчас поставлю. Глеб закопошился в планшете, а затем из динамиков зазвучала опять все та же убойная электронщина. Вадим поморщился, но дослушал до конца. Он мало что понял из текста, там опять было что-то про предательство, подлость и измену. - Погоди, погоди, ну а что если это тоже оформить с живыми инструментами? Без дабстепа этого твоего? Ну и текст почетче артикулировать. Тебе же Алеся на эти песни видеоряд снимала? А что если я тебе и у себя здесь что-то похожее пощелкаю, а? – Вадим даже не задумался о том, как он собрался реализовывать это предложение, если вдруг Глеб на него согласится. - Так в том и фишка, чтобы все это прога отыгрывала, я и хочу электронное звучание! А видеоряд… круто! Если снимешь, это бомба будет! Там же в Швеции виды такие… закачаешься! - Сниму, - пьяно пророкотал Вадим. – А в остальном… сейчас, погоди, - он открыл программу, имитирующую звуки различных инструментов и попросил Глеба еще раз включить демо. Внимательно дослушал до конца, а потом врубил свою версию. Следующий час они увлеченно обсуждали варианты, и Вадим поймал себя на том, что разговаривает с младшим уже в обычной для себя манере, и тот не удивляется, не шарахается, а тоже спорит, повышает голос, соглашается или отвергает его идеи. Они проболтали до глубокой ночи. Последнее, что произнес Глеб, прежде чем вырубиться и захрапеть, уткнувшись лицом прямо в планшет было: - Чувак, я люблю тебя. - И я тебя, братик, - едва слышно откликнулся Вадим и закрыл ноутбук. * * * Глеб с замиранием сердца следил за каждым движением старшего – как летит на пол смятая комом рубашка, как быстро стаскиваются джинсы, отбрасываются носки, и лишь темные плавки, топорщившиеся впереди, обнаруживая столь явное и безапелляционное возбуждение Вадима, оставались пока на нем, когда он опустился на колени перед кроватью и, покрывая поцелуями лежавшую на одеяле ладошку Глеба, принялся медленно расстегивать его штаны. Глеб слегка приподнялся, позволяя брату стянуть их с себя, сам рывком сдернул с себя футболку и потянулся к трусам. Но Вадим перехватил его руки. - Я сам, - выдохнул он в губы младшего и посыпал дорожку поцелуев вниз от шеи к ключице, обводя языком каждый сосок, скользя к бледному плоскому животу, задержавшись на мгновение в пупочной впадинке и сплетя пальцы с лихорадочно бродившими по одеялу пальцами Глеба… Ниже, еще ниже, язык упирается в резинку трусов, и Глеб приподнимается на локтях, чтобы видеть, как брат зубами стягивает плавки, высвобождая еще такой небольшой, совсем подростковый, но основательно затвердевший член. Глеб засеменил ногами, чтобы поскорее окончательно освободиться от плавок, но в ту самую секунду, как они оседают на полу, в голове Глеба снова взрываются мириады звезд, он теряется в ощущениях и взлетает на немыслимую высоту. Где-то периферийным зрением он улавливает, как движется между его худых раздвинутых ног голова брата – вверх, вниз, вверх, вниз, а звезды продолжают взрываться, тело продолжает плавать в густой пьяной неге, стирая грани между сном и реальностью… Глебу кажется, что телесность его куда-то испаряется, он обретает форму и суть радуги и парит над проклятым домом, ставшим его раем… Парит все выше, выше и выше и вдруг с такой огромной высоты резко летит вниз, его уши закладывает, тело вязнет в обволакивающей влаге, и вот он качается на искрящихся волнах океана… Пальцы его впиваются в густую шевелюру Вадима, а тот блаженно улыбается, облизывается и продолжает покрывать тело брата размеренными и вальяжными поцелуями. - Вадик, - бормочет Глеб, продолжая гладить его по волосам, - я хочу тебя. Хочу по-настоящему… Вадим вздрагивает и отстраняется. - Нет, Глеб, этого не будет. Тебе всего 15. - Вадик… - продолжает лепетать Глеб, шире раздвигая ноги, облизывая указательный палец и медленно вводя его в себя. Вадим не в силах отвести от Глеба вожделеющего взгляда. В его глазах читается столь звериная первобытная жажда обладать здесь и сейчас, что младший удовлетворенно улыбается: Вадик сдался в душе, а остальное – дело техники. Глеб сгибает ноги в коленях, приподнимает таз, повинуясь ему самому пока неведомым инстинктам, и тянется рукой к брату. Вадим продолжает наблюдать, не двигаясь, как палец Глеба медленно погружается и выходит, погружается и выходит… Вадим вдруг резко поднимается с колен и идет к окну. Глеб останавливается, перекатывается на бок: - Ты куда? Но брат подходит к одной из прикроватных тумбочек, роется в верхнем ящике, извлекает маленькую плоскую баночку и запрыгивает на кровать, притягивая к себе Глеба. Его губы впиваются в рот младшего, и тот на несколько долгих минут вновь проваливается в сладкую вязкую негу, пока слух его не улавливает щелчка открываемой крышки. Лишь ощутив в себе скользкий и теплый палец брата, Глеб от неожиданности дергается и отводит лицо, чтобы посмотреть брату в глаза. Во взгляде Вадима беснуется дикий возбужденный зверь, и он изо всех сил пытается пока удержать его на привязи, медленно вводя палец в брата, позволяя ему привыкнуть к неприятным ощущениям. Глеб ложится, разводя ноги, и Вадим продолжает погружать и вынимать палец отточенными и выверенными движениями – словно уже не раз проделывал нечто подобное с кем-то другим. И вдруг в голове Глеба вновь взрываются галактики, он громко стонет, выгибает спину, ощущая, как где-то внутри него палец брата нащупал что-то потайное и запретное, приносящее Глебу извращенное удовольствие. Несколько томительных минут, и Глеб изливается в накрывшую его пах ладонь брата – уже во второй раз. - А ты? – задыхаясь от второго подряд оргазма, шепчет младший. - Я догонюсь, - улыбается Вадим, начиная толкаться в собственный кулак. Глеб медленно отвел его руку и коснулся губами налитой кровью головки. Вадим охнул и тут же рухнул на постель. Глеб одним прыжком ловко оседлал старшего и принялся тереться о его напряженный член своим обнаженным пахом – кожа о кожу. Вадим завыл, сжимая в ладонях маленькие и худые ягодицы младшего. - Что ты делаешь… - зарычал Вадим. – Я не могу так больше, не могу, это выше человеческих сил, боже… И он хватает Глеба, швыряет грудью на постель, придавливает своим телом, разводит ягодицы и резко вводит в него член. И только оглушительный вопль младшего разом приводит его в чувство. Эрекция опадает в один миг, он подхватывает Глеба на руки, гладит по волосам, по дрожащим ногам, целует лицо и шепчет: - Прости, прости, малыш, я ведь знал, что рано или поздно это случится, и я не выдержу, сорвусь. Прости, Глебушка… Но Глеб уже хитро улыбается в его руках – вспышка темперамента Вадима хоть и доставила ему резкую боль, но все же доказала ему, как сильно его хочет брат – так, что уже не в состоянии контролировать свои желания, так, что даже братский инстинкт защитника полетел на несколько секунд ко всем чертям, лишь бы овладеть этим тоненьким юным телом, которое само так бесстыдно его соблазняло. - Я не покалечил тебя, нет? Можно посмотреть? – он осторожно касается пальцем инстинктивно сжавшегося отверстия, но следов крови не замечает и облегченно выдыхает. – Ты сводишь меня с ума… - Как я ждал этих слов, - лопочет Глеб, прижимаясь всем своим голым худым тельцем к старшему. – Как я об этом мечтал… Сколько стихов я этому посвятил. - Покажи, - просит старший, не прекращая целовать потные виски с такими родными и милыми русыми завитками. Глеб соскакивает и прямо так, голышом, бежит на второй этаж, а через пару минут протягивает Вадиму мятую тетрадку. Тот поджимает под себя ноги и принимается читать, а младший кладет голову ему на бедро – на этот раз без всякого злого умысла, просто желая быть ближе, касаться брата каждой клеточкой жаждущего тела. - Глеб, - Вадим отрывается от стихов, и поднимает голову младшего за подбородок, - скажи, если нам удастся выбраться отсюда, ты пойдешь ко мне в группу? Я хочу петь твои песни. Хочу, чтобы ты их пел тоже. Глеб кивает и обвивает руки вокруг старшего, смыкая их у него на спине. - Ты ведь заберешь меня к себе после школы? Я не выживу тут один без тебя больше ни дня. - Для этого нам бы выбраться сперва отсюда, мелкий… - Вадик, - шепчет Глеб, - я знаю, как нам выбраться. Но скажу, только если ты… - Если я что? – Вадим насторожился, тщетно пытаясь удержать зрительный контакт с младшим. - Ну… - Глеб опускает глаза и ведет ладошкой вверх по бедру старшего, останавливаясь у поросли темных волосков в паху. - Ты не врешь мне? – скидывает его ладонь Вадим. - Клянусь. - Хорошо, поговорим об этом потом, а сейчас одевайся, маленький ненасытный Бармалей, иначе я снова причиню тебе боль. Братья плетутся в кухню, и Глеб снова недоумевает, как же так за все это время Вадим так и не заметил нелепого ярко-зеленого ковра, постеленного буквально на самом видном месте и топорщившегося там, где под ним прятался люк. И в душе ликует, что нашел-таки способ подчинить старшего своей воле.