Abstrudere

Питер возвращается в гостиную, садится на диван и ждёт. И ждёт. Он сгибается пополам, касается пятками пола, складывает перед собой руки, и, опустив голову, смотрит в никуда. Он не знает, сколько проводит в такой позе – время продолжает идти как обычно, но для него оно полностью останавливает свой ход – пока он не слышит звук закрывающейся входной двери. Питер поднимает взгляд на Роуди. Наверняка его положение заставляет того остановится: Питер знает, что он немного растрёпан, его глаза красные от слёз – последствия мыслей о том, что он сам начал это – но теперь слёзы кончились. Он надеется, что надолго; он устал от безделия. Роуди смотрит на него в ответ. – Эй, – говорит он, ставя на пол сумку и подходя ближе. – Всё в порядке? – Мы можем поговорить? – чуть хрипловато спрашивает Питер. – Конечно, – отвечает Роуди, присаживаясь рядом. – Поговорить о..? Питер прочищает горло. – Это личное. – Да, я так и понял. – Нет, – говорит Питер, – о вас. И мистере Старке. Роуди замирает на этих словах. – Дай мне минуту, – произносит он. – Пойду приведу себя в порядок. Питер не может не улыбнуться в ответ, коротко кивая, пока Роуди встаёт на ноги и возвращается к оставленной на полу сумке. Речь идёт о физических действиях, Питер знает – он только пришёл домой, дайте ему минуту, чтобы расслабиться, разложить всё по местам, обычные домашние дела – но он не может не чувствовать укол вины от мысли за то, что он мог отчасти подразумевать это в моральном смысле. Как бы Питер ни не хотел навязываться, Роуди буквально единственный человек, с кем он может поговорить на эту тему, так что навязаться придётся, иначе разговора не состоится. И есть некоторые вещи, которые ему просто нужно знать. Не нужно, а хочется, мысленно поправляет он себя. Но это сильное желание. И раз уж лучший друг мистера Старка позволил ему жить с ним, то, думает Питер, он должен понять. Проходит скорее минут десять, а не одна, но нет смысла опасаться, что Роуди его кинет, – и спустя какое-то время тот возвращается. Он переоделся и теперь выглядит менее по-офисному и больше по-домашнему: на нём свободная футболка, словно бы он готовится просидеть тут долгую ночь. И, не может не заметить Питер, шорты. Он знал об ортезах на ногах Роуди, размыто помнит, что был там, когда его сбили, но поскольку он уже определил тему разговора на ночь и никогда до этого их не видел целиком, серьёзно… Он пялится. Роуди, конечно же, это замечает и похлопывает по одному из них. – Да, – кивает он, – но даже с пожизненной гарантией мне придётся несладко, если они сломаются. – Я мог бы пойти учиться на робототехнике, – не раздумывая выпаливает Питер. Он умён. Он знает, что мистер Старк изначально его выбрал отчасти и по этой причине. Дайте ему пару лет в колледже, и он всё освоит. – Так что если они всё же прекратят работать, то я всегда смогу… – Расслабься, парень, – легко произносит Роуди, но Питер всё равно смущённо захлопывает рот. – Я просто пошутил. Есть целый отдел Старк Индастриз, который занимается подобными вещами. Ещё есть другие компании. Тони был гением, но он не всегда делал абсолютно всё сам. Я буду в порядке. Занимайся тем, что тебе больше по душе. В мире уже никогда не будет второго Тони Старка; не пытайся заменить его, просто будь самим собой. – Ладно, – тихо произносит Питер. – Простите. – Тебе не за что просить прощения, – говорит Роуди. – Что ты хотел узнать? Питер пытается сделать глубокий вдох. И у него почти получается. – Когда я разговаривал с моим другом, он спросил, знал ли я о том, что происходит. Обо мне, в смысле. И Человеке-Пауке. Я сказал, мол, нет, потому что это… это было не лучшей идеей. Но он рассказал мне о хорошем, например, что Мстители свидетельствуют в мою пользу. Как вы… Спасибо вам за это, я никогда не смогу вам отплатить за вашу помощь, вообще… – Прошу, не беспокойся об этом, – прерывает его Роуди. Питер осознаёт, что даже не смотрел на него, просто глядел перед собой в пространство на полу. Он поднимает голову и кивает. – И всё же. – Хорошо, – говорит Роуди. Питер ждёт следующих его слов, но он ничего больше не произносит. Питер кивает и мысленно напоминает себе на этот раз смотреть Роуди в глаза. Никаких замыканий в себе. Не сейчас и не до конца ночи. – Он – ну, мой друг – также рассказал о том, что его жена – вдова? – сказала. И может ему действительно необходима передышка, всего в пару секунд. В глазах Роуди, однако, мелькает понимание, и он выдыхает тихое короткое «Ох». – Это правда? То, что она сказала? Что она действительно сказала это? Что вся вселенная… Что мистер Старк попытался только потому… – Да, – говорит Роуди. Затем добавляет: – я не знаю, насколько подробно ты хочешь об этом знать. – Расскажите мне всё, – говорит Питер, сам поражаясь твёрдости собственного голоса. – Я уже пережил первое потрясение. Я уже пытаюсь разобраться со всем тем, что испытываю из-за этой ситуации. Не хочу, чтобы что-либо держалось в тайне лишь из страха меня задеть, не когда речь идёт о нём. Пожалуйста. Роуди прикусывает губу, всего на секунду. Питер думает – надеется? – что он увидел что-то в его взгляде, услышал в его голосе. Да, Питер всё ещё ребёнок. Но он также разгребал немало взрослых дел. Он Мститель. Какая-то часть его всё же повзрослела. – Когда Тони вернулся с Титана, он был сам не свой. И, как я понимаю, ты тоже был там, – начинает Роуди. Питер кивает. – Не сказать, что он стоял на пороге смерти, он он был близок. Первое, что он сказал, когда вернулся, было о том, что он потерял тебя. – А что насчёт всех остальных? – спрашивает Питер. – Мы там были не одни. Остальные тоже погибли. Я был последним, – на секунду всё его нутро сжимается. Он чувствует себя отвратительно. Он всё ещё помнит ощущение того, как тело отчаянно пытается удержать себя от того, чтобы рассыпаться на части. – Я видел их. Роуди качает головой. – Только о тебе. Питер кивает самому себе, чувствуя себя невероятно крошечным. – В любом случае, – продолжает Роуди, – после этого он ушёл. Перестал быть Мстителем. Он ясно дал нам это понять. Он оправился, физически, женился, завёл ребёнка. И перестал общаться со всеми нами – кроме меня. Тони жил в страхе большую часть своей жизни, но всё изменилось, когда он стал Железным Человеком. И изменилось снова после Битвы за Нью-Йорк. Что ты помнишь из тех событий? Сколько тебе тогда было? Питер пожимает плечами. – Лет десять. Я помню, как мы с дядей и тётей прятались в кладовке. Помню, как по новостям показывали летящего в тот портал мистера Старка. – Да, – говорит Роуди. – Это тоже по нему ударило. У него и раньше был инстинкт защитника, но это нападение стало тем, что заставило его работать с удвоенной силой. Так что когда всё случилось, и он не справился, потерял тебя, в особенности… Это его сломало. Он и думать не мог о чём-либо геройском. Порой он всё равно баловался с костюмом, экспериментировал, помогал мне с моим, если нужно было, или же мы просто проводили время вместе. Но он завязал, навсегда. После короткой паузы Роуди продолжает: – А вот я нет. Мне больше ничего не оставалось делать эти пять лет, и потому я придерживался прежнего образа жизни. Так что представь, каково было моё удивление, когда он позвонил мне однажды утром и сказал, что ему нанесли визит. Рассказал об идее всё исправить при помощи путешествия во времени. О том, что он отказался, потому что путешествия во времени опасны, и впервые за очень долгое время у него появилась жизнь, в которой он был счастлив, не испытывал постоянной тревоги, и он не мог всё это потерять. Он обрубил все концы пять лет назад и в какой-то момент смирился с этим. Роуди вздыхает. – Я знал об этом, конечно, и спросил его, что изменилось. Тогда он замолчал, что всегда было для него редким явлением. Менее редким за эти пять лет, но всё же. И затем, наконец, он сказал: «Я был ублюдком». «Да, я знаю, но как именно на этот раз,» – спросил я. «Мне повезло. Когда все… Когда он… Мне повезло. У меня была Пеппер. У меня был ты. Но все остальные… Боже, Тор совсем один…» «Тони,» – сказал я. «Да,» – ответил он. – «Да. Я могу жить с тем, что потерял весь оставшийся мир, потому что у меня всё в порядке. Но Роуди. Пацан. Я потерял пацана.» Он буквально зациклился на этом. У него получилось начать нормальную жизнь, наверное, лучше, чем у кого-либо в мире, но он нашёл вашу с ним фотографию и зациклился на этой мысли. Думаю, она, вместе с приходами остальных – ему приходилось смотреть в глаза людям, потерявшим кого-то столь же дорогого, как для него были я с Пеппер – заставили его действовать. Роуди задумывается на пару секунд, подбирая слова или, может, вспоминая минувшие события. – Так что слова Пеппер о том, что именно Питер Паркер вдохновил Тони Старка попробовать один последний гамбит, чтобы вернуть всех исчезнувших, настолько близки к истине, насколько это вообще возможно, сильнее них могли бы быть разве что слова самого вернувшегося из мёртвых Тони. – Питер дёргается на этих словах. По взгляду Роуди видно, что он заметил, и он на мгновение замолкает, но никак не комментирует. – Думаю, рано или поздно он бы пришёл к этой идее, его любопытство не давало бы ему покоя, пока он не добился бы своей цели, но кто знает, сколько бы ушло на это времени, и получилось бы у него, если бы он затянул. Желание вернуть тебя подтолкнуло его к действиям быстрее. Почти мгновенно, я думаю. Ты был единственным, кого он потерял, и как только ему об этом напомнили, он не смог с этим дальше жить. Сердце Питера уже успокоилось после мимолётно мелькнувшей перед глазами картины поднимающегося из могилы Железного Человека. Сейчас же оно бьётся идеально ровно, и это что-то, чем за последние пару недель он мог насладиться не так часто, как ему бы хотелось. Он может почувствовать, как слёзы пытаются вернуться, и зло моргает, пытаясь избавиться от них. Он взрослый. Он должен быть взрослым. Он сам попросил Роуди о подробностях, и ему надо доказать, что он в силах справиться с ними. Он также совсем не знает, что сказать в ответ на его слова. У него уходит несколько секунд, чтобы найти хоть что-то, выудить нужные слова, чтобы задать следующий вопрос. – Как вы справляетесь с этим? – спрашивает Питер. – Как вы справляетесь с тем, чтобы быть настолько важным человеком для кого-то? Особенно для такого, как… кого-то такого великого, как… – У многих людей есть дорогие им люди, – говорит Роуди. – Возьмём для примера тебя и твою тётю. Вы оба наверняка чувствуете это по отношению друг к другу, я прав? – Конечно, – отвечает Питер, но он не может представить, как можно любить кого-то настолько, чтобы буквально придумать, как свернуть время, чтобы вернуться к ним. Он любит тётю Мэй больше кого бы то ни было, но его разум всё равно не может представить нечто подобное. – Но граффити в честь мистера Старка повсюду. Все знают, кем он был. И из всего мира именно я… Я просто какой-то ребёнок. – Каким и он был когда-то, – говорит Роуди. Питер моргает, затем делает это снова, затуманенный взгляд Роуди затрагивает в нём что-то болезненное. Роуди относился к Питеру по-деловому, сухо, но с заботой. В любом случае, Питер не видел сильного проявления эмоций с его стороны. Даже после того, как он почти в него выстрелил, Роуди едва ли показал что-то кроме беспокойства за него. И хоть сейчас это ещё не слёзы в его глазах, его взгляд говорит как раз о том, что они свернули в ту самую личную стезю, о которой Питер его предупреждал. Та, из-за которой Роуди отлучился на минутку или десять, чтобы привести себя в порядок. Питер чувствует, что лезет не в своё дело. Он нервно заламывает руки, сгибая и разгибая пальцы. – Роуди? – зовёт он. Роуди поворачивается на голос. Он не выпадал из реальности, как это порой делает Питер, но теперь его внимание снова сосредотачивается на нём. Питер сглатывает продолжает: – Как вы познакомились? Как долго вы были друзьями? Как вы стали друзьями? Это то, что ему надо знать. Он должен увидеть человеческую сторону целиком. Он должен перестать идеализировать мистера Старка – а это именно то, чем он занимался, когда тот был жив. Он должен это сделать, потому что сам сейчас не в лучшем состоянии – так же, как нередко бывал, со слов Хэппи, мистер Старк. Мертвых часто обожествляют, и все, что нужно Питеру сейчас - это знать, что он был, в первую очередь, человеком, и что Питер сможет справиться со всем так же, как получалось у него. И у него были друзья. До Железного человека. Как у Питера был Нед ещё задолго до укуса паука. Это… может быть чем-то общим между ними. Должно быть им. И он просто хочет послушать об этом. Услышать что-то хорошее. Потому что сейчас все его воспоминания смешались в один лишь образ разлагающегося мертвеца, рвущегося к нему, чтобы утащить за собой под землю, и это не было настоящим. Ему нужно что-то реальное, нужно вернуть то, что у него отняли, нужно то, что было у его лучшего друга. Роуди отвечает не сразу, но не потому, что колеблется – скорее словно бы у него перед глазами пробегает собственная жизнь, хорошо прожитая и, скорее всего, несколько раз пересмотренная со времени смерти мистера Старка. По крайней мере, Питеру пришлось потом пойти в школу, пришлось сосредоточиться на чём-то другом, продолжать жить так, словно бы он вообще не принимал участия в битве за судьбу вселенной; он не знает, как с этим справлялись остальные. – Второй класс, – произносит Роуди. Питер непроизвольно открывает рот, ведь он не ожидал подобного – это давно. Смысл доходит до него, пока Роуди продолжает говорить: они были друзьями десятки лет, почти всю жизнь, и в одно мгновение это стало невозможным. – Это был первый день второго класса, и все мы уже тогда были экспертами в том, как начинать учебный год. Мы ведь справились с первым классом, мы знали, что делаем, понимаешь? Кроме одного ребёнка, который выглядел напуганным и готовым в любой момент сорваться с места и бежать . Потом я узнал, что он никогда не был в первом классе, его сразу протолкнули во второй. Так что целый день в школе был для него в новинку. Когда тот, кто его привёз, уехал – не думаю, что это были его родители, так что, наверное, Джарвис – он был… Я не знаю. Тяжело вспомнить такое. Но он выглядел так, словно бы был здесь не к месту. Роуди трёт пальцами переносицу, после чего продолжает свой рассказ: – Учитель посадила нас рядом друг с другом в плане рассадки. Было видно, что он не привык к школьной парте. Нам надо было делать одно из этих дурацких заданий, стандартных для начальной школы, что-то о том, что нам нравилось, или кем мы хотели бы стать, когда вырастем… Точно не уверен, но помню, что сказал, что любил самолёты. Роуди неловко тихо смеётся. Время на часах плавно движется к полуночи. – И тогда этот ребёнок сказал, что у его семьи был самолёт. Это буквально потрясло воображение семилетнего меня. Мне нужно было его увидеть. Я спросил его, мог ли я прийти к нему в гости. И его это шокировало, мол, хотел ли я прийти к нему домой? Да, я хотел. Подобное было для него в новинку – я позже узнал, что в детском саду он постоянно устраивал неприятности, конечно его перевели сразу в школу, ему было чертовски скучно – и он никогда до этого не проводил время с кем-то его возраста, – говорит Роуди. – Так что я начал ходить к нему в гости. И он начал ходить ко мне. Это длилось весь школьный год. Не знаю, что думали об этом наши родители, но мы с Тони были неразлучны. Типа, да, самолёт был классным, но играть вместе было куда интереснее. Мы строили вместе наши собственные самолёты. Скорее дроны, на самом деле. Это было его идеей, и он был тем, кто знал, как их собирать, но я помогал, и у него никогда не было подобного. Питер делает резкий вдох, едва слышно, но эмпатия наваливает на него огромной волной. Он думает о собственных первых днях в школе, когда он был просто тем ребёнком с погибшими родителями, оставленный стоять в проходе, в углу, не знавший, что делать, пока другой ученик – Нед – не подошёл к нему и не объявил их друзьями. И, безусловно, он общался с другими одноклассниками, играл с ними, но Нед был единственным, к кому он шёл сам, и наоборот. Он глушит глупое желание озвучить это, сказать что-то в духе «Я понимаю, но теперь ведь речь обо мне», потому что не хочет, чтобы речь шла о нём. Так что он пытается представить себе маленького Тони Старка, изолировавшего себя ото всех, как и он, пока судьба не свела его с другом. Отвлечённо, даже не удерживая эту мысль на сознательном уровне, Питер думает о том, как бы отреагировал Нед, если бы его не стало, их дружба закончилась навсегда – но ещё без такого количества десятилетий за плечами. Вместо этого Питер спрашивает: – И всегда так было? Только вы двое? – У них с Недом, например, именно такая ситуация. Хотя у Неда недавно была Бетти. И ЭмДжей теперь тоже с ними. Что-то вроде… особенности взросления. Расширение круга общения. – И да, и нет, – отвечает Роуди. – Нам было весело, но Тони продолжал то и дело выкидывать что-нибудь в школе. Ему всё ещё было скучно, поняли учителя. Так что в следующем году он снова перешагнул через класс. Мы всё ещё встречались на переменах… По крайней мере до тех пор, пока Тони не перешёл в другую школу. Он продолжал проходить классы экстерном, а я нет, – продолжает он. – Не знаю, удавалось ли ему когда-либо заводить друзей среди ребят постарше, но знаю, что он возвращался ко мне при каждой возможности. Перемены, выходные, лето. Он всегда спрашивал «Когда ты меня нагонишь?», и всё, что мне оставалось отвечать, это «Я пытаюсь». И не знаю, может, потому, что мы были детьми, или же потому, что мы просто не думали об этом, но мне кажется, мы оба верили, что однажды я это сделаю. Роуди пожимает плечами. – По крайней мере до старшей школы. К тому моменту, как я туда перешёл, Тони был почти готов выпускаться. Это было… – Роуди не заканчивает предложение, и Питер смотрит на его выражение лица. Действительно смотрит. Он слушал внимательно, увлечённо, изучая личную историю одного из величайших героев мира, которую мало кому удалось узнать, но то, как резко останавливается Роуди, задевает его, потому что в его голосе звучит что-то такое, что заставляет его подумать, что он переступил черту слишком далеко. Они были лучшими друзьями всю жизнь, а теперь один мёртв, и ты заставляешь живого вспоминать всё это, думает он. Нет, не в этом проблема. Вы любили его? хочет спросить Питер. Любил ли он вас? – Простите, – говорит он вместо этого. – Мы может остановиться. У меня нет права… Роуди качает головой, и Питер замолкает. – Всё в порядке, – отвечает он, и его голос из напряжённого снова становится ровным. – Просто тогда было тяжёлое время. Для нас обоих. Мы были… примерно твоего возраста. Может немного младше. И я думаю, тогда мы впервые осознали, что я его не нагоню. Он был готов поступать в университет, а меня впереди ждали ещё четыре года старшей школы. Вот так вот. Питер задумывается об этом. Его возраст, немного младше. Думает о том, что сейчас он может покинуть Неда на этом этапе их жизни, возможно навсегда, из-за обстоятельств вне его контроля. Он знает, что это ужасно. И мистер Старк тоже прошёл через подобное; может, чувствовал то же, что и он сейчас. Это… не утешительная мысль. Она заставляет его нутро свернуться в тугой узел. Это так нечестно. – Мы продолжали общаться, – говорит Роуди, возвращая на себя внимание Питера, – но телефонный звонок не сравнить с временем, проведённым вместе, за совместным конструированием разных шутк. Пару раз мы почти полностью прекращали общение, но затем один из нас снова спонтанно возобновлял его. Тони, пьяный, звонил мне и рассказывал о том, как ему тяжело жить вдали от дома. Были и мои звонки, когда я волновался из-за экзаменов. Мы оба чувствовали это одиночество. Мы могли не общаться достаточно долго, но никогда не переступали точку невозврата. – Но потом вы снова встретились, – говорит Питер. Он думает: Я не хочу отдаляться от Неда. Не хочу терять ЭмДжей всего спустя год. Реалии взросления, постоянного перехода на новую ступень, порой без людей, с которыми ты всегда был близок, его до этого не беспокоили. Возможно, стали бы в этом году в любом случае, но сейчас всё усилилось до предела; он даже не знает, сможет ли вообще вернуться. Роуди, кажется, понимает, о чём он думает. – Да, – говорит он. – Это было необычно. Большинство детей… В мире не так много Тони Старков. Но, может, отчасти именно поэтому наша дружба была такой крепкой. В жизни Тони было так мало людей, которым он мог действительно доверять, и это оставило свой след. То, что мы смогли так сблизиться несмотря на все на наши различия… Думаю, это помогло. Он знал, что у него есть кто-то, к кому он всегда мог обратиться. Особенно когда всё приняло скверный оборот. – О чём вы? – спрашивает Питер. Роуди на секунду отводит взгляд. Питер видит его внутренний конфликт и то, как он разрешается с лёгким пожатием плеч; Тони больше нет, а этому ребёнку он доверил абсолютно всё. – Как много тебе было известно о битве в Германии? – Я знаю о Договоре, – говорит Питер. Думает: Стоило ли мне подписать его? Случилось бы то, что случилось, если бы я это сделал? Почему мистер Старк меня не заставил? – Всё крутилось вокруг него, да? – Почти, – говорит Роуди, и Питер может видеть, как он решает опустить лишнюю уйму объяснений, ему хватает того, что Питер знает. – Это было также связано с подотчётностью. Я, как понимаешь, всегда работал легально. Тони тоже, большую часть времени. Ещё в его ранние дни бытия Железным Человеком мне пришлось отозвать удар по нему, ведь никто не знал, что это за костюм... Питер молчит, как и Роуди, позволяя ему погрузиться в воспоминание, наслаждаясь лёгкой усмешкой на чужом лице. Он весь день спорил с самим собой о том, правильным ли было попросить Роуди поговорить с ним. Было ли это честным по отношению к нему. И он знает, что ему не нужно знать абсолютно всё: есть воспоминания, принадлежащие одному лишь Роуди, и он не собирается отбирать их у него. – В любом случае, – продолжает Роуди спустя какое-то время, – всё действительно стало хуже. То, что его заставили повзрослеть быстрее, чем он был на это способен, нанесло свой ущерб. Возьми четырнадцатилетнего подростка, помести его в университет, оставь одного на собственное попечительство с кучей свободного времени, ведь университетские задачи всё ещё были слишком простыми… Я уже говорил, что он звонил мне пьяным. Мы не были достаточно взрослыми, чтобы выпивать. Он делал это часто. Он держался, но это подготовило почву для деструктивных привычек. Роуди пожимает плечами, перечисляя события словно это просто разговор о погоде. – Особенно после смерти его родителей. Это я хорошо помню. Тогда я только поступил в МТИ; он уже выпустился к тому времени. Он тогда просто болтался без дела, а Оба… Стейн… Временный глава компании его отца, он не знал, что делать с этим свалившимся ему на голову ребёнком. Или может, я сейчас думаю, он даже не хотел пытаться. Я взял отпуск на семестр, чтобы убедиться, что он себя не убьёт. Питер таращится на него, потому что это был мистер Старк, но это не тот человек, каким был мистер Старк. Не Железный Человек, не тот, кто приглядывал за ним, кто отчитал его за чрезмерную остроту и наконец обнял его, когда он вернулся… Нет, это была травмированная личность, кто-то полностью человечный. Это как увидеть своего учителя на улице и осознать, что у него есть собственная жизнь, только на более высоком уровне, таком, который он едва может осмыслить. Роуди замечает его реакцию. – Я не имел в виду, что он сделал бы что-то нарочно. Это не в его стиле. Но когда вещи принимали тот оборот, с которым Тони не мог справиться – когда погибли его родители, когда он думал, что умирает сам, после Битвы за Нью-Йорк, после Титана – он становился на путь саморазрушения. Он бы умер, если бы не люди, которые о нём заботились. – Именно тогда Роуди бросает на него взгляд, не обвиняющий, не тот, который должен его пристыдить, но что-то полное такой чистого, искреннего понимания, что Питер непроизвольно тонет в диване, всё глубже теряясь среди подушек. Что-то внутри него обрывается. Он опускает взгляд. Не думаю, что я такой, решает он, но не смеет произнести вслух. Но, может, часть этого – незнание до того самого момента, как кто-то другой скажет тебе? Питер изучает взглядом свои руки. Он не носит броню, у него есть веб-шутеры. Между ними очень, очень большая разница. – А мистер Старк… знал? – спрашивает он. Он не уверен, что именно имеет в виду, но Роуди, кажется, находит в его вопросе собственный смысл. – Что были люди, которым была небезразлична его судьба? Да, в конце концов он понял это. Не без упрямства с его стороны. Это тяжело, но оно всегда того стоит. Мы часто ссорились после смерти его родителей. Я переехал к ему, и ссоры происходили почти каждый день, и я рад, что это было так, потому что они давали нам возможность продолжать. После Титана мы так часто не ругались, и это меня пугало, но у него была Пеппер, а затем и ребёнок, и… Думаю, он нашёл способ смириться с многими вещами. Роуди задумывается на секунду. – Тони редко терпел неудачи по-настоящему. Но на Титане он проиграл как никогда раньше. Конец света случился и не случился одновременно. Думаю, тогда он впервые – по крайней мере с тех пор, как стал Железным Человеком – осознал, что не всё зависит от него. Он думал, что ему надо искать искупление за многие дела. И, по-правде говоря, это было так. Как и мне. В плане, посмотри, на кого я работаю. Но он бы рождён в разработке оружия, и он продолжил это. Он собственными глазами увидел его значение, и это изменило его, в основном в лучшую сторону, но в одном плане в худшую, потому что он не мог себе дать возможность отдохнуть. Помнишь, когда Пеппер сказала ему, что он может отдохнуть… Она говорила об этом. Плечи Роуди опускаются, и он кажется Питеру таким смертельно уставшим, что затихшее было чувство вины снова начинает скрестись в груди. – Сейчас мы не в той ситуации. И, надеюсь, никогда не окажемся в ней снова. Но одним из моих главных сожалений касательно Тони является то, что я не смог помочь ему достигнуть этого состояния, пока он был ещё жив. Знаю, в этом нет моей вины, но я думаю, ты понял, что мы все теряем рациональность, когда случается нечто подобное. Некоторые вещи просто никогда не будут нам подвластны. Мы не всегда сможем добиться того конца, которого желаем, для нас самих и наших друзей. Питер кивает, показывая, что слушает, но он не знает, как ему всё это осмыслить. На каком-то уровне, однако, он знал, что речь пойдёт о нём. Он не так много знал о мистере Старке до того, как тот пришёл в его жизнь, но у него была причина обратиться именно к Питеру. Помимо тех видео на Ютубе, помимо необходимости помощи в Германии. Ему почти что некомфортно от того, как близко он может соотнести себя с некоторыми из сказанных Роуди слов. Он прикусывает губу, снова отводит взгляд, затем спустя пару мгновений возвращает его обратно на собеседника. – Я вам хоть чем-нибудь его напоминаю? – спрашивает Питер. – Отчасти, да, – говорит Роуди. – Многими хорошими вещами. – Поэтому вы мне помогаете? Не просто заступаетесь за меня, но позволяете мне жить с вами, а не в каком-нибудь отеле или убежище… Поэтому? Роуди выдыхает через рот. – Изначально потому, что так поступил бы он, но его тут нет. Это было тем, что повлияло на моё решение. Теперь я знаю, что оно было верным, ведь ты хороший парень, и тебе нужны правильные люди на твоей стороне. Этого не должно было произойти, но мы всё исправим. – Конечно, – произносит Питер, но его разум уже перескакивает на другую тему. Что он бы не оказался в этой ситуации ,если бы не ЭДИТ. Если бы, в итоге, мистер Старк не оставил ему этот прощальный подарок, для которого, как он очень быстро понял, он не был достаточно хорош – или, может, просто не готов, если уж быть оптимистом. – Могу я ещё кое о чём вас спросить? – Спрашивай. – Почему я? Если я так напоминаю вам мистера Старка, то, скорее всего, и ему тоже напоминал, верно? Помню, он как-то сказал мне, что он хотел, чтобы я был лучше него, но… Он был Тони Старком, он был Железным Человеком, как ребёнок должен превзойти это? Почему… что… – он не знает, как описать это словами. Ему будет плохо от своих слов в любом случае, но. Это последнее, что ему нужно узнать. Последнее, в чем он хотел бы разобраться. – О чём он думал? Роуди колеблется, словно бы он знает, что сказать за мертвеца, и ему лишь нужно найти нужные слова. Хотя если они действительно были настолько близки – и Питер думает, что, наверное, они были даже ближе – то тогда действительно Роуди может ответить за него. – Две вещи, – начинает он. – Во-первых, у него было не совсем нормальное детство. Не такое, которое проживаешь сейчас ты – он сам сделал выбор пойти в супергерои, и, будучи взрослым, был готов бороться с последствиями – но всё же такое, которое исказило его восприятие. Ему пришлось быстро повзрослеть, и он думал, что преуспел в этом. Это было не так, но он был уверен в обратном. Так что он видит кого-то вроде тебя, и ты напоминаешь ему его самого, но даже более готового несмотря на куда ранний возраст, и первое, о чём он думает, это «Он справится». Порой когда ты взрослеешь, ты забываешь, каково быть ребёнком, и все проблемы, от которых сейчас можно просто отмахнуться, были бы гораздо более тяжёлыми тогда, но ты этого не помнишь. Так что Тони увидел тебя и подумал, да, у него всё под контролем, и не видел ни одной причины думать иначе. Роуди внезапно улыбается, словно бы зная, какой эффект произведут его следующие слова, и добавляет: – И второе, думаю, ты напоминал ему Стива Роджерса. Питер на какой-то момент отключается. – Капитана Америку, – наконец произносит он. – Ага, – кивает Роуди. – У них были… иные отношения. Отец Тони знал его во времена Второй Мировой. Провёл уйму времени в попытках найти его после того, как тот пропал во льдах, несмотря на то, что у него был собственный ребёнок, о котором надо было заботиться. У Тони были свои проблемы с отцом, но он также рос среди разговоров о том, каким замечательным был Стив Роджерс. Так что когда они встретились и не всегда сходились во взглядах – тебе ли не знать об этом – всё было сложно. Роуди вздыхает. – Но не думаю, что Тони когда-либо по-настоящему переставал быть идеалистом. Точно не после того, когда получил возможность узнать Стива получше. Они поладили. Они стали друзьями. Возможно, не в привычном смысле, как ты со своими друзьями. Думаю, между ними постоянно была борьба за то, чтобы сделать другого лучше, и именно так работали их отношения, – произносит Роуди. – Мы с Тони нечасто говорили о тебе, но из того, что мне удалось услышать, и из того, что я знаю о Тони, могу точно сказать: думаю, он заметил тебя. Он встретился с тобой. Он поговорил с тобой. И он подумал, что увидел в тебе свои лучшие качества. Но он сказал тебе, что хотел, чтобы ты был лучше него, потому что отлично знал свои отрицательные черты, и вместо этого видел в тебе лучшие черты Стива. Так что он подумал: «У этого пацана есть потенциал стать лучшим из нас.» То, в чём они расходились, он видел в тебе работающим как единое целое. И я думаю, именно поэтому он практически незамедлительно проявил к тебе такое неограниченное доверие: потому что как только у Тони появлялась подобная идея, он её ни за что не отпускал. Питер пытается сделать глубокий вдох; на секунду его грудная клетка замирает. Роуди продолжает, щелкая пальцами перед носом Питера, немедленно возвращая его внимание на себя. Тот вскидывается и смотрит ему прямо в глаза – гарантия того, что он слушает. – Эй. Эй. Помни мои слова. Тони был несовершенен. Он был моим лучшим другом, но у него было очень, очень много изъянов. Думаю, он был прав, когда поверил в тебя, но был не прав, когда сделал это слишком быстро. Думаю он забыл, что не все работают так же, как он сам. И я думаю за время своей жизни, во время твоего знакомства с ним, он понял. Я также знаю, что это ещё не конец, и многое из того, что тебя ждёт, будет хорошим, но также многое будет плохим. Роуди смотрит ему в глаза так внимательно, что Питеру кажется, что он сейчас попытается взять его за руку или похлопать по плечу, но тот остаётся сидеть на месте. – Так что мне нужно, чтобы ты не забывал кое о чём. Что он был человеком. Что ты тоже человек. Он совершал ошибки, и ты тоже будешь их совершать. Очень редко всё проходит гладко, так сказать, по прямой от пункта А в пункт Б. У него точно не получалось, как и у меня. И у тебя тоже не будет, – произносит Роуди. – Ты держался за его веру в тебя, потому что она делала тебя особенным. Но помни, что в тебе самом есть еще столько нераскрытого потенциала. Лучшее ещё впереди. Он его не увидит. Это займёт время. Но ты должен позволить всему идти своим чередом: так, как должно быть. И когда ты будешь старше и оглянешься назад на свои юношеские годы, ты поймёшь его решение. Просто… постарайся насладиться жизнью настолько, насколько это возможно. Роуди хлопает Питера по спине, словно бы ставя точку. Мягко, но заключительно. Питер чувствует подступающие снова слёзы. Он трёт глаза и кивает, почти собираясь опереться на Роуди и выпрямляясь в самый последний момент, словно бы его немного качнуло. – Хорошо, – говорит он. – Спасибо. Но поднимается, и только так он может возвышаться над Роуди. Взгляд сверху вниз открывает новую перспективу, и внезапно, с полнящейся мыслями головой, он чувствует давящую эмоциональную изнемождённость в воздухе. Он снова трёт глаза. – Роуди? – спрашивает он сверху. Роуди поднимает голову. Питер не может прочитать его выражение лица и видит лишь отрешённость. Он не знает, хорошо это или плохо. Возможно, и то, и другое. – Вы не обязаны были… Спасибо. За то, что поделились со мной. – Конечно, парень, – говорит Роуди, и Питер готов поклясться, что в его словах звучит та же размеренность, что была у мистера Старка.