Янтарь в серебре

      Крупные дождевые капли тяжело падали с темного ночного неба, ударяясь о гладкую поверхность оконных стекол, размывая мир. Тот, что был за стеклом, и тот, который в этом стекле отражался. Тонкие части рамы блестели в свете ламп и хрустальных светильников. Сотня огней дрожала из-за воды, оставляла блики на натертых, полированных плитах гранитного пола, стенах и коже бесчисленного множества людей, кружащих по огромному залу. Сердце глухо и сильно билось в груди оттого, как прекрасно мир выглядел в отражении. Но таким, ярким и чистым, он был только там. В реальности, стоило обернуться, вместо лиц людей видны лишь маски. Это проводит жирную черту, переступив которую ныряешь в колодец с дегтем, из которого уже не выбраться.              Потоки воды тонкими ручейками стекают по стеклу, разбивая свет свечей. Уже не видно улицы, только зал, в котором играет музыка, в танце кружатся пары и смеются. Эти люди радуются жизни. В отличие от других, у них есть все для того, чтобы радоваться. Официанты с шумом открывают бутылки дорогого шампанского, играющего в хрустальных бокалах пузырьками, красное вино льется из запасов парламента. Стол с закусками постепенно пустеет. Это очередной праздник роскошной жизни.              Прикасаясь прохладной ладонью к поверхности окна, можно почувствовать контраст между теплом мягкой нежной кожи и холодного стекла. Почувствовать импульс. Ту силу, с которой ударяются капли о поверхность с обратной стороны. За грустными переливами скрипки не слышно другого шума, кроме как голосов и смеха. Когда хотелось бы услышать мир, слышны только люди. Золоченые ручки сверкают, манят прикоснуться, надавить и распахнуть створку, впуская дождь и ветер. Он поднимет длинные шёлковые занавеси, которые раскроются, как большие лебединые крылья. Раскат грома заглушит игру оркестра, а яркая вспышка молнии затмит свет сотен огней.              Открытие весеннего фестиваля всегда начинается с приема в здании правительства, которое слепит своими роскошью и богатством. Не с внешней стороны, которую видят люди, и не с центрального холла, куда могут попасть граждане страны. Но и они выглядят достойно, пусть и сохранили приличную скромность. Здесь же, выше третьего этажа, за высокими дверьми из красного дерева, прячется реальное лицо тех, кто возглавляет страну. Тех, кто дорожит своим положением больше чем жизнью, тех, для кого деньги дороже всего и важно только их наличие в обход способа применения.              Мало кто видит этот зал хоть раз в своей жизни. Только те, у кого есть средства, влияние или власть оказываются в окружении полированной древесины, позолоты и хрусталя. Для этих людей распечатывают запылившиеся бутылки с вином и закупают самые дорогие продукты на фуршетный стол. Отчасти ради благотворительности, чтобы задобрить. Отчасти ради того, чтобы втереться в доверие.              Дамы в платьях, облегающих плотно стройные фигуры, омеги, сверкающие бриллиантами на фарфоровой коже. Множество стилистов сбиваются с ног, чтобы каждый и каждая мог блеснуть своей красотой. Альфы смотрят на них как на очередной предмет роскоши. Яркие улыбки, губы, накрашенные алым шепчут нежные слова тем, кто приглянулся, тем, кто подходит под требования. Большая часть людей здесь абсолютно бесполезна.              Благотворительные приемы задумывались изначально не для развлечения, а для обсуждения проблем и сбора средств. Сейчас же это очередное соревнование, в котором мужчины и женщины бросают чеки как доказательство своей щедрости и состоятельности. Карнавал лицемерия. Разве благотворительность не должна идти от искренних благих намерений? Разве она не должна быть направлена во благо? Когда люди успели извратить еще и это? Раньше многие компании действовали анонимно. Потому что важна была реальная помощь, а не бахвальство.              Ему хочется отвернуться, что он и делает, чтобы не смотреть на это. На то, как альфы внимательно слушают ведущего подсчеты, кто и сколько пожертвовал. Будто выстраивают рейтинг того, кто же может позволить себе выбросить на ветер больше денег. Холодная поверхность успокаивает разгорячённую кожу. Здесь, в дальнем углу, у высокого арочного проема окна тихо и спокойно. Витая ручка продолжает манить его. Шум дождя уговаривает впустить поток чистого воздуха в это пропахшее гнилью помещение.              — Скучаешь? — мягкий низкий голос приятно ласкает слух, отвлекая от дрожания крошечных огоньков в отражении. Юноша оборачивается, поднимая лицо, чтобы взглянуть в глубокие серые глаза мужчины, стоящего так близко, что это на грани приличий будь они незнакомы.              Но они знакомы. Более того, этот человек его муж. Вэй Усянь держит в руках два стакана, один хрустальный, и в нем плещется янтарная жидкость, а другой пластиковый, с плотно пригнанной крышкой. Ванцзи улыбается, слегка приподняв уголки губ, и принимает протянутый стакан, даже не утруждая себя замечанием по поводу алкоголя. Возможно, вынести это мероприятие без него просто невозможно. Но он один, пожалуй, попробует.              — Найти чай в этой дыре оказалось ой как непросто. Диди похвалит меня за старания? — мужчина улыбается, его губы красиво изогнуты и парень со смущением и удовольствием рассматривает их, и лицо, которое так близко. У альфы очаровательные ямочки на щеках и тонкие морщинки лучики в уголках глаз, которые так ему идут.              А еще он называет дырой здание правительства и, похоже, как и юноша, не испытывает никакого трепета и благоговения перед этим сомнительным мероприятием. Не заставляет его общаться ни с кем, а позволяет просто отдыхать в стороне после официального приветствия, носит напитки и закуски. Другие гости слишком заняты в основной своей массе, развлекают себя сплетнями, едой и плоскими шутками, пока их спутники обсуждают политику и цифры в брошенных чеках.              В очередной раз звучит название какой-то крупной компании, пожертвовавшей значительную сумму от доходов, скорее всего, и даже тут, в дальнем углу слышно, как мужчины скрипят зубами. Крайне мало в этой толпе тех, кто действует не от своего собственного имени, но даже так, через компанию, омеге кажется, что это не совсем правильно. Разве люди, которым помогут эти деньги, не будут чувствовать себя после излишне обязанными?              — Спасибо за чай, — он улыбается еще немного заметнее и лицо Вэй Усяня светлеет от радости. Тому нужно совсем немного его признательности и благодарности, Ванцзи это полностью устраивает. Они пьют в своем маленьком закутке и наблюдают за тем, как погода за окном успокаивается. Капли бьют в стекло все реже, а из-за темных облаков появляется наконец яркая и крупная луна, отражаясь в лужах на дороге.              В последнее время им двоим часто приходится ходить куда-то. Возможно, прежде муж просто жалел его, а теперь, когда это стало делать необязательно, они посещали вдвоем разные встречи и выставки, давали интервью. И с каждым таким событием Лань Чжань чувствовал себя все спокойнее и увереннее. Это его муж, они вместе, это нормально, что они ходят куда-то. Так и должно быть. Даже несмотря на то, что между ними все непонятно.              Выставки — это просто выставки. Там много людей, которые смотрят и наблюдают, но они ничего не делают. Это невежливо. Супруг сам знакомит и представляет его своим знакомым, и часто Ванцзи с ними не общается. Не о чем. На встречах все почти так же. Слишком много внимания уделяется тому, ради чего все собрались, там на него просто смотрят и оценивают, но не больше. Только интервью вызывают неудобства. Нужно отвечать на вопросы, которые не всегда приятны или понятны. Но и тут ему пошли на уступки, разрешая не оговорить о том, о чем он говорить не хочет. Муж с ним очень мягок.              Еще ни разу за все время они не посещали место действительно серьезное. Где Лань Чжаню было бы обязательно с кем-то общаться, самому заводить знакомства. Понятно, что рано или поздно такое случится. К этому нужно было подготовиться. Но даже прямо сейчас он хотел только уйти.              Несмотря на то, сколько понадобилось сил подготовиться к этому приему, глядя на улицу хотелось убежать, чтобы кожу овевал приятный, прохладный влажный воздух. Чтобы вокруг шумели машины и улицы, а не чужие голоса или смех. В зале было душно, и даже музыка не радовала, хотя играл оркестр очень даже неплохо.              Неудобные новые туфли натерли ноги. Омеги танцевали со своими спутниками, сверкая украшениями и блестящими нарядами, очень похожими на тот, в котором сам юноша появился на презентации. С тех пор для многих стало популярным использовать подобную ткань, разбавляя строгие официальные образы. И им было неважно, болит у них что-то или нет, они кружились, ходили небольшими группами и радовались своей жизни. Это была их естественная среда.              А он всему этому только учился заново. Как подбирать подходящую одежду и украшения к мероприятию, как ходить, с кем и что говорить, чем заниматься, если скучно стоять или сидеть. Не самое увлекательное времяпровождение. Время, когда он был наследником семьи и выбирался из своего кокона, осталось далеко позади, и очень многое поменялось. Омегам теперь, как и женщинам, позволялось выглядеть более броско, ярче краситься, носить больше украшений. Особенно, если гостями были особо известные личности.              И все же, среди этой пестрой толпы, большинство омег или женщин не были законными мужьями, женами и невестами. Спутники и спутницы по большей части были эскортом, и отличить их можно было только по внешнему виду и по наличию кольца на безымянном пальце левой руки. Мимо них прошла особа с выдающимися формами в откровенном платье с глубоким вырезом на спине, открывающим даже ямочки на пояснице, и длинным разрезом у бедра. Увы, натурального в ней было мало. Обсуждать людей за их спиной было не хорошо, поэтому юноша просто отвернулся обратно к окну.              Он понимал, почему мужчины так поступают. Им приятно находиться в компании особо красивых спутников, и если нет законной пары, то уже никто не видел ничего зазорного, чтобы нанять кого-то. Неловко только то, что другим омегам приходилось стоять с такими людьми на одной ступени. Не самое приятное чувство для тех, у кого есть гордость.              Сам Лань Чжань не видел смысла в том, чтобы обвешиваться побрякушками, превращаясь в манерную пигалицу. Он и наряд особо броский выбирать не желал, выискивая среди всего предложенного что-то сдержанное и аккуратное. Мужу больше не приходилось одевать его. Юноша сам ходил между вешалками и стойками, перебирая тонкими чуткими пальцами ткани. Увы, нельзя было надеть что-то несколько раз подряд. А его обычная одежда в данном случае годилась только для повседневной носки.              Было неловко наблюдать за тем, что просто ради одного похода в театр на закрытый показ спектакля или на выставку сына известного чиновника нужно было покупать очередной костюм. И часто только ему одному. Это его фотографировали крупным планом, к нему подходили журналисты, светя вспышками камер в лицо, и все из-за того, что он стоит рядом с Вэй Усянем, который прикрывает его от этого безобразия широкой спиной или сильной рукой.              Из украшений юноша предпочитал носить только обручальное кольцо. Сюаньюй, вырезающий из глянцевых журналов его фотографии, часто спрашивал, почему именно так. Ведь есть же возможность. Но он просто не хочет. Ему странно наблюдать за тем, как другие мужчины открывают шею и ключицы, чтобы показать украшенное мерцающими камнями колье, или убирают волосы, отчего в мочках ушей сверкают драгоценные камни. Цепочки, кольца, браслеты, звенящие заколки в высоких прическах. Все это, конечно, красиво наверное, но разве он должен сам носить что-то подобное?              Муж не говорит с ним об этом. Ни о чем, связанным с тем, как омега должен выглядеть на публике, кроме пары острожных комментариев. В остальном Лань Чжань справляется со всем сам. И с подбором бренда или дизайнера одежды и с работой стилиста. Ему нравятся светлые сдержанные цвета, почти полное отсутствие принтов или других украшений на ткани в виде бусин, страз или рюшек. Яркий заметный макияж или сложные прически тоже не вызывают бурной радости. Чем меньше пудры и краски, тем лучше.              Если выбранный образ кажется ВэйУсяню слишком простым и обыденным, то он ненавязчиво старается дополнить его. Так бывает нередко, наверное оттого, что юноша просто сам по себе слишком скучный. И если бы не это вмешательство, гости могли бы перепутать его с журналистом или обслугой. Каждый новый раз это разные предметы. Заколка из шелковых цветов, например, красиво прижимающая распущенные волосы, или удлиненный жакет вместо строгого классического пиджака. С тонким вкусом супруга не поспоришь, у него получается находить что-то, что хорошо подходит ему.              — Тебе не скучно вот так стоять здесь вдали от всех? — каждый раз, заговаривая с ним, альфа улыбается, будто держать лицо, глядя на омегу, тому слишком трудно. Хорошо если так, потому что ему тоже хочется улыбнуться в ответ, придвинуться ближе, быть откровеннее. — Мы можем пойти потанцевать. Хочешь?              Нет. Нет, он не хочет. Глядя в толпу людей, беспрерывно двигающихся в пространстве огромного зала по скользкому полу и вспоминая, что у него вообще-то болят обе ноги, натертые жесткими краями кожаных туфлей, его желание это присесть. Но сидеть в зале негде. Он не приспособлен для этого. Для танцев и веселья да, но чтобы устроиться где бы то ни было нужно искать другой угол.              — Хочешь, давай сбежим? — низкий голос пускает вдоль позвоночника приятную горячую волну удовольствия, его источник слишком близко. Удивленно Ванцзи оборачивается. Во взгляде серых глаз ни намека на шутку, но они смеются, лучатся от странного мальчишеского веселья.              — Сбежим? — еще раз посмотрев в зал, юноша возвращает взгляд к мужу, замирая на яркой улыбке. Сейчас, пока на них никто не смотрит, он мог бы чуть поддаться вперед и поцеловать его, но у него не хватает решимости сделать этот шаг.              — Ага. Сбежим. Оставим этих снобов и выпендрежников здесь, а сами будем гулять, пока не надоест. Хочешь? — он хочет. Этого парень хочет очень-очень, даже несмотря на боль в ногах. Если нужно будет, омега не против стереть их в кровь. Вэй Усянь смотрит на него, смотрит и берет за руку, мягко сжимая пальцами ладонь, согревая своим теплом.              — Хочу. Давай сбежим, — и они действительно бегут. Ну как бегут, сильная ладонь ложиться на бок, мужчина обнимает его, прижимая к себе, и легким быстрым шагом от одного конца зала ведет к другому, прикрывая собой. На них никто не смотрит, почти все слишком заняты, а если кто и замечает ту поспешность, с которой они покидают помещение, то не придают этому большого значения.              Пара минут и тяжелая створка двери захлопывается за ними, отрезая от шума, музыки и смеха. Ванцзи чувствует себя невероятно живым, адреналин щекочет, вдруг становиться так весело от мысли, что они нарушают правила и приличия, убегая с праздника до того, как тот официально закончится. Так, наверное, чувствовала себя его мать всякий раз, когда отец предлагал ей уйти. Просто уйти, и неважно, что подумают другие.              Всего несколько человек из почти сотни заметил, что произошло. Наблюдая за тем, как пара выскальзывает через главный вход и исчезает в темноте среди чернеющей густой листвы низких раскидистых деревьев, закрывающих обзор, один из них кривит губы, чувствуя досаду. Взяв высокий бокал шампанского, несмотря на острые пузырьки газа, омега делает пару больших глотков, опустошая сосуд больше чем на половину разом. Это едва ли помогает унять чувство несправедливой обиды, что гложет и колет изнутри.              Он напивается, в очередной раз оставшись без присмотра, пока Лань Ванцзи прокручивает у себя в голове воспоминания о том, как в пустом холле на широкой лестнице муж подхватил его на руки, пока никто не видит, и быстро сбежал по лестнице, широко улыбаясь. Как мальчишка, укравший невесту из-под носа у сурового отца. Юноше стыдно, но чувствовать, как его держат на весу и уносят прочь, приятно. Поверхность пола слишком гладкая от полировки, и несколько раз в совершенно новой обуви он уже чуть не поскользнулся, оставаясь стоять только благодаря твердо стоящему мужчине.              Они забирают верхнюю одежду, раскрасневшиеся и довольные, из гардеробной. Женщина в возрасте, глядя на них, смущенно улыбается и протягивает длинное пальто и манто из белого искусственного меха, в которое Лань Чжаня заботливо заворачивают. Шум и суета остаются позади. Перед ними темная улица с яркими огнями ночной подсветки, неоновыми вывесками, бегущими строками иероглифов, светофорами и сигналами машин. Классическая музыка сменяется мешаниной звуков из баров, мимо которых они идут, держась за руки.                    Сложно сопротивляться своим чувствам, когда он так близко, думает Лань Чжань, и совсем не замечает ничего вокруг. Ни луж, в которые наступает, ни машин, которые проносятся мимо. С неба еще мелко капает, кожа влажно блестит, одежда прилипает к телу. Становиться жарко, пульс стучит в ушах. Всего один шаг и он прижмётся к твердому телу.              Но Вэй Усянь первым кладет широкие ладони на его пояс. Резкое движение, мир смазывается и перед глазами темно. Лицо омеги утыкается в колючую ткань шерстяного пальто, а над головой звучит низкий смех. Похоже, их только что окатило из глубокой лужи мимо проезжающее такси. И муж закрыл его собой, крепко обнимая. Какое-то время они так и стояли на краю улицы перед пешеходным переходом на виду у прохожих, просто прижимаясь друг к другу.              Он решил, что будет делать вид, что все нормально. Что ничего особенного не чувствует к этому мужчине, чтобы не внушать себе ложные надежды, что его чувства могут быть взаимны. Возможно, это было верхом глупости, но Лань Чжань просто был не готов признаваться сейчас. Однако, каждый новый поступок Вэй Усяня, хотя нет, Вэй Ина, содрогал это решение, разбивая всю его уверенность на осколки. С каждым новым прикосновением, улыбкой, долгим взглядом он все больше желал откинуть свою гордость в сторону и сдаться.              Дело было уже не в том, кто они. Пусть один был омегой, а другой альфой, Ванцзи не мог отрицать, что его чувства искренни. Он влюбился в человека, который заботится о нем, который слушает и уважает его. И пусть он иногда относится к нему как к ребёнку, дразня и балуя, юноша чувствует, что тот всегда слышит его. Рядом с ним так спокойно. Тихо и спокойно. Как дома.              Идти не важно куда и без цели тоже бывает весело. Весь огромный город был перед ними, украшенный огнями, чистый и свежий после дождя. Люди спешили, проходя мимо, сливаясь в один единый живой поток, на который больше не обращаешь внимание. Только сильная рука, сжимающая тонкие длинные пальцы. Только взгляд лучистых серых глаз и чужая улыбка, разжигающая неукротимый огонь в душе, который ничем не потушить.              Потерявшись в ощущениях, в щекотном чувстве веселья, Лань Чжань понял, что больше не может идти, слишком поздно. Он слишком увлекся. Сильно сжав руку мужа, омега скривил губы от боли, которая жгла. Ему нужно совсем немного отдохнуть, совсем чуть-чуть, и они смогут идти дальше.              Заглянув ему в глаза, Вэй Ин, кажется, и сам обо всем догадался. Притянув юношу ближе к себе, пользуясь своим высоким ростом, мужчина оглядел улицу, по которой они шли, пока не приметил одиноко стоящую скамью, до которой не спеша довел своего мужа, усаживая на сложенное пальто. Пусть то и было частично промокшим, это было лучше, чем садиться на мокрое сидение. Опустившись на корточки к острым коленям, он мягко, горячими пальцами, обхватил щиколотку, снимая с ноги туфли. Жесткие края растерли кожу в кровь, а тот и не думал говорить ему об этом.              — Нужно найти аптеку. Нельзя это так оставлять, — наблюдая за тем, как краснеют круглые уши, выглядывающие из-под гладкого шелка волос, мужчина улыбнулся. — Почему ты не сказал мне, что тебе больно идти?              — Мне не больно, — упрямо поджав губы, это чудо гордо вскинуло подбородок, глядя на него большими яркими глазами цвета горчичного янтаря. — Я могу идти дальше.              У него ноги стерты, а он нашел время упрямиться. Вы только посмотрите на эту очаровательную бестолочь. Как будто ему теперь позволят ходить в этом орудии пыток. Оголенные пальцы на ногах поджимались от прохладного воздуха и сырости вокруг. Слегка пощекотав гладкую кожу, мужчина сверху расслышал тихое недовольное фырканье, но когда поднял глаза, в лице его мужа ничего не изменилось. Маленький зануда.              Этот малыш будил в нем те нежные чувства, которые разбудить прежде не удавалось еще никому. Его хотелось носить на руках и осыпать цветами даже понимая, что тот от этого будет совсем не в восторге. Слишком гордая натура, чтобы принимать обычные слащавые знаки внимания. Но даже если и так, это не значит, что он сдастся так просто. Закинув омегу на широкое плечо, придерживая под бедра, мужчина, прихватив его обувь и свое пальто, весело насвистывая отправился на поиски аптеки. Если это чудо желает гулять, то они будут гулять хоть до рассвета, но на его условиях.              По пути их едва не остановил патруль полиции. Двух мужчин смутило то, как они прогуливались вдоль неоживленной улицы в стороне от ярко освещенного центра. Молодого полицейского вовремя остановил его старший напарник, отдергивая словами и уводя в сторону. И мужчина и юноша успели расслышать метко брошенную фразу про телячьи нежности, от которой молодой защитник покраснел как вареный рак, отворачиваясь от них.              Все, что альфа мог бы сделать, если бы их правда остановили, это поставить босого мальчишку к себе на ноги. Вряд ли от этого их вид стал бы хоть сколько-нибудь приличнее. Фыркающий сверху юноша, похоже, был с ним абсолютно согласен.              Найдя среди парикмахерских и кафе наконец круглосуточный магазин, Вэй Усянь осторожно опустил мужа ниже, чтобы не ушибить, и занес в ярко освещенное помещение. Группа мужчин, собравшихся за пластиковым столом, подавилась грушевой водкой, растирая красные глаза. Не каждый раз их посещают подобные господа. Устроив ослепительно красивого молодого юношу на высоком табурете, подложив под голые опухшие стопы черный рулон ткани, мужчина обходил полки, выбирая среди упаковок то, что было ему нужно.              Пропитые альфы могли только глаза косить, опасаясь даже вздохнуть лишний раз в сторону прекрасного, длинноногого создания с раскосыми глазами, опущенными длинными ресницами. Вливая в себя стопку за стопкой, они боялись, что это видение исчезнет, оставляя их в маленьком магазинчике на окраине центра в компании одной только бутылки и старого продавца, который неспешно пробивал медикаменты.              Лань Чжань был слишком брезглив, чтобы ходить в чей-то чужой обуви, но его стопы так распухли, что влезть в свои узкие туфли у него бы не вышло уже при всем желании, особенно после повязки, смазанной мазью и закрепленной пластырями и хлопковыми белыми носками, которые заботливые руки Вэй Усяня на него натянули, пряча маленькие поджимающиеся пальцы. Оставалось только смотреть на свои ноги и грустно вздыхать.              Глядя на эту унылую мордашку с напудренными щеками, альфа снова поднял того на руки, обещая, что сейчас все будет и расстраиваться еще рано. Пока в зале пары кружились, они, оставив магазин позади, вышли на улицы центра, и спустя всего пять минут Лань Чжань уже довольно брел по тротуару на своих двоих, слегка прихрамывая на обе ноги, которые все же болели, несмотря на мягкие эластичные кроссовки. Очень многие магазины и бутики центральной торговой улицы работали круглосуточно, учитывая все потребности жителей города и многочисленных туристов. Для альфы не составило труда достать для него новую обувь.              Они оба не смотрели на время. Оно стало таким неважным и неощутимым среди пестрой, яркой толпы, дыма и пара, окутывающих их. Люди шумели, но шум этот был приятным, живым и обволакивающим. Как лекарство. Пробуя разные закуски, сидя на высоком парапете, юноша чувствовал себя как тогда, в Америке, где не было никого, кто мог бы ткнуть в его лицо пальцем, кто мог бы узнать их. На самом деле, об этом он успел забыть, потеряв интерес. Было слишком поздно. И среди смазывающихся огней смотрели на них не так как прежде. Сейчас они просто были красивой парой на виду у десятков глаз. Лоточники маленьких закусочных предлагали купить сладости и закуски, на что Вэй Ин, глядя на него, соглашался.              Дойдя до конца улицы, они остановились у небольшой каменной сцены, где собралась группа людей, и молодые юноши и мужчины по очереди пели разные песни. Слушая приятные голоса, голова Ванцзи прислонилась к широкой груди, устраиваясь под шеей. Там было очень удобно, а главное тепло.              — Потанцуешь со мной? — голос мужчины заставил юношу вздрогнуть от неожиданности. Он в очередной раз выпал из реальности, заблудившись в приятных ощущениях.              Не зная что ответить, Лань Чжань просто отстранился, отводя взгляд в сторону. Парень был готов уже уйти, как горячая ладонь сжала его собственную, переплетая их пальцы и настойчиво утаскивая обратно. Горячие руки обхватили талию, прижимая к себе. По одной только мелодии он догадался, что за песня сейчас заиграет и, густо покраснев, так что даже белок глаз порозовел, спрятал лицо на груди мужа, чувствуя щекой вибрацию.              Эту песню юноша слышал, когда мама смотрела старые американские фильмы, которые очень любила. В них была слезливая нежная романтика. И вот сейчас его, ее сына, горячо берут за руку, прижимая к сильному телу, чтобы среди других пар мягко повести в танце, которой больше напоминал неловкое покачивание. Потому что, ну не умеет он танцевать. И несмотря на это, альфа мягко поглаживает его талию, неспешно двигаясь под музыку.              Понемногу неловкость отпускала, и движения Ванцзи стали мягче и увереннее. Поздно было сопротивляться после того, как первая песня подошла к концу. Глядя на них, те, кто также пришли вдвоём, тоже неловко начали танцевать, прижимаясь друг к другу. Певцы поочередно подбадривали их. Это ведь то, чего глубоко внутри парень хотел, пусть и не желал себе в этом признаваться. Особенно сейчас.              Несмотря на всю сложность своего положения, он все так же был счастлив. Ничего страшного не произошло, мир не рассыпался пеплом, а дома не сложились вокруг него как дешёвые декорации из картона. Прогуляв большую часть ночи по улицам, пара почти не разговаривала. Только иногда Вэй Ин интересовался, не хочет ли он чего либо.              А Ванцзи много чего теперь хотел на самом деле. Если быть совсем точным и откровенным, он хотел всего мужчину себе и только себе, чтобы ни с кем им не делиться. И речь уже не о невинных объятиях и легких поцелуях. Речь о более глобальных вещах. Будучи ужасным жадиной, юноша прекрасно осознавал, на что готов был подписаться и, думая о том, что они могли бы быть всегда-всегда вместе, приводила его в душный восторг, вынуждая кататься по холодным простыням собственной постели.              Дядя и брат ничем помочь в этом, увы, не могли. Один правда не мог и не видел проблемы, а второй был недоволен. Чем именно был недоволен Сичэнь, Ванцзи знать не хотел. И вообще, он на него обижен. Старший брат совсем ушел в оппозицию его чувств, навязчиво убеждая в том, что он должен быть чем-то недоволен. Но чем? Почему брату так не нравится его муж? Что такого тот ему сделал?              Не найдя ответ самостоятельно, юноша пошел за ним к Лань Цижэню, пока была такая возможность. У него было катастрофически мало времени и слишком много проблем, но поскольку Лань Хуань оставался для омеги любимым братом, их родственные отношения он поставил выше своей выстраданной влюбленности. Однако все, что мог предположить дядюшка, это ревность. Ревность и обиду за то, что Вэй Усянь забрал его, лишив Сичэня положения старшего в их семье.              Ванцзи как-то совсем об этом не подумал, и стоило старшему родственнику указать на это, он задумался. Альфы ведь очень ревностно относятся ко всему, что считают своим. Мог ли его брат еще до смерти их отца поставить себя на место главного? Это звучало бредово. Ванцзи всегда считал, что эта дележка территории и влияния сущий бред. Что это неправильно и никто не имеет права так себя вести, не обговорив с другими.              Он хоть и поступил самовольно, соглашаясь на брак, это было совершенно другое. Отец был жив, это во-первых, и решение являлось внутрисемейным, где о последствиях знали все и все согласились. Во-вторых, Сичэнь сам принес ему эту новость. И в-третьих, Вэй Ин никак, насколько ему было известно, не покушался на старшего брата и не притеснял его. Так какого тогда черта?              — Ты чего такой хмурый? — опуская тарелки в сушилку с легким звоном, муж обернулся к нему, мягко окидывая взглядом. Ну вот как на этого человека можно злиться? Он же хороший. Ну как он может навредить кому-то?              — Переживаю за брата, — немного подумав, Ванцзи решил, что поделиться не самая плохая идея. В конце концов, если дядя не смог прояснить для него суть поведения Лань Хуаня, то может Вэй Ин сможет.              — Это из-за того, что вы мало видитесь? — мужчина только закончил мыть посуду после ужина и стоял к нему спиной, вытирая стол. Под облегающей кофтой перекатывались рельефные упругие мышцы и в голове у омеги из-за этого прекрасного вида выметало все посторонние мысли. — Может, ему просто нужно больше времени?              — Больше времени? — непонимающе омега покачал головой, поворачиваясь к панорамному окну, за которым темнело небо, а в окнах высоток зажигался свет. — Времени на что? — похоже, мой старший брат злится на тебя или на нас обоих, до конца понятно не было.              — Лань Сичэнь очень правильный человек. Для таких как он семья стоит на первом месте и ради вашего благополучия он будет прилагать очень много усилий. Дай ему время освоиться и все принять. С альфами такое иногда бывает, когда они теряют нечто важное для себя, — он поставил на стол заварник и пару чайных чашек из любимого сервиза Лань Чжаня, наливая горячий чай.              — Не понимаю. Что с того, что он альфа? — ощущая спокойствие от присутствия Вэй Ина так близко, юноша недовольно поджал губы и нахмурился, не замечая, как изменилось лицо мужчины. — Я тоже потерял отца, разве это повод убегать невесть куда.              — А ты у нас кто? — положив тяжелые ладони на плечи юноше, альфа ласково потрепал того, усаживая ровно, чтобы не сутулился и не вертелся.              — Я? О чем ты? — Лань Чжань вскинул голову, заглядывая в потемневшими глаза мужчины. Тот не злился, но выглядел и ощущался несколько странно, не так как обычно, и это смущало.              — Твой брат альфа, дядя бета, а ты? Ты кто? — до юноши начало доходить, какой ответ от него ожидали услышать, но он все еще не понимал, что это все значит и какое такое имеет отношение к проблеме.              — Омега, — тихо выдохнул парень, отводя взгляд в сторону. Муж наклонился к нему очень близко, почти касаясь своим носом щеки. Слишком близко.              — Вот именно. Не суди о том, чего не понимаешь, даже если дело касается твоего близкого человека. Есть вещи, которые ты просто не сможешь понять и почувствовать, находясь в ином положении, — погладив Лань Чжаня по макушке, альфа отступил, оставляя того растерянно моргать и думать об услышанном.              Чай остывал на столе, а он все так же сидел, думая, кто в итоге был прав. Вэй Ин очень четко указал ему на то, чего юноша понять не мог и раньше рьяно отрицал. Ему казалось, что нет никакого влияния пола на чувства и поведение других людей. Но что если он ошибался и его брат чувствовал нечто такое, что гложет его и мучает все это время, держась на расстоянии от них с дядей. Лань Цижэнь ведь тоже говорил ему о чем-то подобном. Говорил, что брат может ревновать.              Немного помучавшись, парень решил написать Сичэню сообщение. Максимально мягкое по содержанию и объёмное, что делал очень редко. Их переписка больше напоминала длинный монолог одного и скупые короткие ответы другого. Перечитывая ее, Лань Чжань вдруг начал чувствовать себя виноватым. Может ему изначально стоило быть мягче к брату, поддержать его и довериться, а не… Не требовать ничего.              Это странно, но сработало. Стоило юноше начать писать более мягко и добавлять больше информации к каждому ответу, как ответные сообщения брата тоже сменили тон и содержание. Их диалог, наконец, начал выглядеть как беседа, и по ту сторону экрана Сичэнь, кажется, начал расслабляться. Они даже договорились о встрече на ближайшие выходные. Это значило, что Ванцзи наконец сможет увидеть его.              Отпустив ситуацию, он позволил себе наконец просто расслабиться. Расслабиться и забыть ненадолго о том, что у него были проблемы. Сейчас, когда понемногу все успокоилось, люди видели их, слышали их, никто уже не смотрел на него как на ничтожество и не шипел за спиной. Снова опускаясь на мягкое сидение стула, парень взглянул на вид за окном и взял в руки чашку с зеленым чаем, отпивая по маленькому глотку. Прекрасный вид. Может быть, теперь и его жизнь наконец станет такой.              Что если разрозненные отношения с братом это последний этап? Рубеж, перешагнув который он действительно сможет взглянуть на все спокойным взглядом. И что будет дальше? Спокойная семейная жизнь? Что-то внутри неприятно екнуло. Кольнуло сомнением у самого сердца.              Он ведь не знает, чего хочет. Не может представить себе свое будущее. Ванцзи даже не уверен, что точно знает то, кто его муж. Кроме, конечно, того, что тот хороший человек. Но все же, этого мало. Ему хочется знать больше. Важно, чего будет стоить ему раскрыть свои настоящие чувства этому человеку.              Если отношения вдруг наладятся, Сичэнь примет его выбор, вернётся в семью, а он сможет стать достойным спутником для Вэй Усяня, как пойдет жизнь? Как у всех? Дом, работа, дом? А потом что, дети? Прикусив кончики пальцев, юноша посмотрел на полупустую чашку, разглядывая роспись. Черная дымка на белом фарфоре замысловато наслаивалась, будто полупрозрачные лепестки отцветающей вишни легли друг на друга. Красиво. Но сложно.              Он теперь совершенно не уверен, что готов и хочет подобного будущего. Нужно еще немного времени, чтобы подумать. И обязательно прояснить у Вэй Ина, чего бы хотел тот.              Последние дни выдались особенно загруженными. Все события накладывались друг на друга, и из-за их обилия парень чувствовал себя уставшим. С этим бороться он был в силах только благодаря поддержке из вне. Мужа, который находил способ сократить количество времени, отданного на мероприятия, отказывая интервьюерам в дополнительных вопросах или уводя его сразу после конца официальной части, и Мо Сюаньюя с Не Хуайсаном. Урезать учебное время было невозможно. Но его можно было скрасить приятным общением, и эти двое справлялись просто превосходно. Каждый из них в процессе получал то, что хочет.              За исключением, разве что, наследника семьи Не. Лань Чжаню было абсолютно не ясно, что тому от него нужно и чего тот хочет. Но при этом общались они одинаково хорошо изо дня в день. И раз уж так, то пускай. Два приятеля лучше, чем один. Особенно, когда эти двое начинают спорить между собой. А делают они это часто, как оказалось.              Ванцзи уже успел успокоиться за то время, что прошло с его первого выхода на публику до сегодняшнего момента. Одногруппники перестали воспринимать его как раздражающий фактор, и даже иногда, во время обсуждения внутренних вопросов, спрашивали мнение юноши. Чувствовать себя частью чего-то большого было не так уж и неприятно. Омеги больше не стремились портить ему жизнь и вещи из-за своих обид. А альфы не отпускали пошлые или двусмысленные шутки.              С каждым днем ему было легче. Староста отгонял особо шумных студентов, желающих к ним прилипнуть, прикрывая это якобы дружеской ревностью. И всех это устраивало. Ребята смеялись и расходились. Оказалось, что с омегами у него тоже есть общие темы для разговоров. Приземленные, конечно, но тоже неплохо. Те обычно интересовались уходом за кожей или волосами, жаловались на то, что математический анализ для них страшнее восковой эпиляции.              — Зачем делать эпиляцию? — после очередного перекуса в кругу омег парень, отставляя свой стакан, переглянулся с приятелями. Этот вопрос давно его мучил. И поскольку у него теперь есть муж, а скоро лето, разговоров о голых ногах, руках и прочих частях тела становилось все больше.              Не Хуайсан подавился и закашлялся, быстро уползая под стол. Ванцзи смущенно повернулся к Мо Сюаньюю, желая понять, не спросил ли он что-то очень неприличное. Но тот выглядел довольно спокойным, тоже сидел и ждал, пока его заместитель прокашляется и с покрасневшим лицом выберется обратно к ним, усаживаясь на стул.              — Зачем же так резко, — хрипло выдохнул Хуайсан, глядя покрасневшими глазами. Все его лицо раскраснелось от сильного кашля и на свой напиток тот теперь смотрел с неясной обидой.              — О чем это вы тут болтаете? — незнакомый голос прозвучал над головой. Ванцзи осторожно и медленно обернулся, отводя волосы в сторону, и встретился взглядом с кем-то, кого определенно не знал. Сначала ему показалось, что этот вопрос был задан не им, но высокий юноша стоял прямо над ним и не сводил с него глаз.              — Давно не виделись, — на их круглый стол с шумом упала чья-то крупная сумка. Лань Чжань не вздрогнул, выдавая свой испуг от резкого громкого звука только потому, что Мо Сюаньюй положил свою ладонь ему на ногу, похлопывая и этим отвлекая в процессе.              Оглядевшись он понял, что, похоже, их окружили. Нахмурившись, юноша обернулся к тому, кто стоял у него за спиной, внимательно вглядываясь в лицо. Не мог же парень забыть его, если прежде они были знакомы. Вот грубияна, который швырнул свои вещи, омега точно помнит. Тот прицепился к ним однажды и обозвал его жертвой Стокгольмского синдрома, кажется.              — Кто вы? — сколько бы он не вглядывался в лицо, так и не смог вспомнить ничего. Возможно видел его пару раз в коридорах, но не более. Тогда, что им от них нужно в таком случае?              — Кто я? Хочешь сказать, что не знаешь? — из всех, кто обступил их стол, этот парень выглядел самым спокойным. Вполне возможно, что именно из-за него они все и пришли сюда. Высокий, старше Ванцзи, судя по коже лица и замазанным тонким морщинам, с прямыми волосами и стройной фигурой. Если бы не выражение лица, его можно было бы назвать симпатичным.              — А ты у нас по-твоему, кто? Знаменитость? Откуда он должен тебя знать? — сбоку от Лань Чжаня с шумом отодвинулся стул. Мо Сюаньюй поднялся, даже не глядя отталкивая одного из омег, что встал прямо у него за спиной. Будто ему было совершенно все равно на эту толпу вокруг них.              Наблюдая за ним, юноша и сам начал ощущать себя увереннее. Староста подходил все ближе, отодвинув от себя пару человек, и приблизился к зачинщику этого безобразия, глядя прямо в лицо без страха. Словно перед ним стоял некто совершенно не заслуживающий подобного. Со стороны эти двое выглядели странно. Миниатюрный и хрупкий на вид Сюаньюй и выше его на полголовы парень более угрожающей комплекции.              — Я задал вопрос не тебе, Мо. Не мешайся у меня под ногами, — он было поднял руку, чтобы оттолкнуть от себя старосту, но тот успел раньше. Схватив за запястье, Сюаньюй дернул нетвердо стоящего зачинщика на себя и тут же оттолкнул в сторону, где его подхватили стоящие за спиной товарищи. Видя, что ситуация принимает все более скверный оборот, Ванцзи больше не мог наблюдать за этим молча.              Поднявшись вместе с Не Хуайсаном, они обступили друга, осторожно закрывая его с двух сторон и удерживая, чтобы тот не ввязался в драку. Вокруг них было слишком много потенциальных противников и драться с ними было очень плохой идеей.              — Я пришел поговорить, и даже не с тобой, так какого черта ты лезешь? Под крылом у отца почувствовал себя особенным? — слова были наполнены ядом, однако Сюаньюй отказался на них реагировать, продолжая смотреть на омегу перед собой так, будто разорвет его голыми руками, если тот только сунется. Таким Лань Чжань его еще ни разу не видел.              — Тебе не о чем с ним разговаривать! Собирай своих прошмандовок и проваливай в ту дыру, из которой вылез! — громко и отчетливо Мо требовал, чтобы незваный к их столу гость убрался. Омеги, слыша его голос, отступили в стороны, будто то влияние, которое на них оказывали, стало в разы слабее.              — Сюаньюй, все хорошо, — погладив старосту по напряженной спине между лопаток, Ванцзи переглянулся с Не Хуайсаном. Тот крепко сжимал руку друга и в ответ только кивнул. Оба понимали, что конфликт этих двух никому не нужен. — Пожалуйста, успокойся, пусть он скажет то, зачем пришел. Все нормально.              Ванцзи помнил, что один из них уже пришел к нему, чтобы оскорбить и унизить. Не только его, но и его мужа. От этого неизвестного он не мог ожидать ничего лучше того, что уже случилось. Но и бояться его парень тоже не собирался. У него, как оказалось, была надежная защита, и это не только альфа.              — Я пришел, чтобы убедиться, что ты не стал очередной подстилкой патриархата, но глядя на тебя сейчас, я очень в этом сомневаюсь, — они смотрели друг другу в глаза. Этим неизвестный пытался что-то ему доказать, но Лань Чжань совершенно не понимал, что именно. Даже если он и стал тем, кем его обозвали, какое это имеет отношение к другим? — А еще я пришел для того, чтобы предложить тебе помощь и спасение.              Ему хотелось засмеяться, услышав эти слова, но юноша так и не смог выдавить из себя этот звук. Что за бред? Его оскорбляют, указывая невесть на что и тут же предлагают помощь? Такое мерзкое поведение, это вообще нормально?              — Я понятия не имею, кто ты такой, — отпустив друга, Ванцзи сделал шаг вперед, вставая перед омегой, глядя глаза в глаза. — И мне совершенно неясно, о чем ты говоришь. Можешь называть меня как хочешь и позволять это делать своим… товарищам, если это единственное, что поднимает твою хрупкую самооценку. Мне не жалко.              — Можем поговорить об этом, когда твой муж покажет свое настоящее лицо. Если ты, конечно, сможешь говорить, — чужие губы дрожали, растягиваясь в неприятной нервной улыбке. У этого человека определенно были проблемы с психикой. Ему лечиться нужно, а не лезть лечить других. Предлагать помощь тем, кто о ней не просил и в процессе бросаться оскорблениями.              — Тебе тоже мой муж покоя не дает? — склонив голову в бок, Ванцзи почувствовал, как внутри него закипает что-то темное и злое. Зубы занемели, а пальцы сжались в кулаки от желания пустить это все в ход. Вцепиться в волосы жесткой хваткой, ударить.              — Мне не дает покоя мысль, что тот, кто раньше считал альф грязными дикими животными, променял свободу на член. Но все это еще можно исправить. Слышишь? Еще не поздно, — сначала он действительно думал, что ударит его. А после, когда услышал каждое слово, Лань Чжаню оставалось только удивленно смотреть на этого странного глупого человека. Он снова запутался.              — Я думаю, продолжать разговор с тобой не имеет смысла. Вообще. Поэтому, пожалуйста, не подходи ко мне больше и не подсылай никого. А еще… Обратись к врачу. Похоже, помощь в первую очередь нужна именно тебе, — сказав это, парень отстранился и, взяв за руку стоящего ближе всего к нему Мо Сюаньюя, развернулся, чтобы забрать свой портфель и уйти.              Не успел он сделать и несколько шагов в сторону, чтобы уйти и увести друзей за собой, как почувствовал чужую сильную хватку на плече. Жесткие пальцы сжались, не отпуская. Один рывок, и его дергают в сторону. Чувство крайне неприятное, парень ведь сдерживался, чтобы все это не закончилось конфликтом. Не хорошо получится. К тому же, Ванцзи не хотелось, чтобы его муж узнал о чем-то подобном. Не сейчас, когда только-только все наладилось.              — Я с тобой еще не закончил! Не смей уходить! Не смей поворачиваться ко мне спиной! — громко закричав, привлекая к себе внимание тех, кто раньше не подозревал о том, что эта группа омег собралась здесь не просто так, этот человек развернул Ванцзи лицом к себе, продолжая стискивать его кожу до боли сквозь одежду.              — Какого черта тут твориться?! — вопрос прозвучал с дальнего конца холла, и оборачиваясь на звук голоса, Лань Чжань не смог разглядеть за толпой людей говорившего, но голос показался ему смутно знакомым. Он его уже где-то слышал.              Юношу отпустили. Омега, что пристал к нему, отступил назад на несколько шагов, а другие расступились, пропуская в неровный круг несколько человек. Какая глупая ситуация. Разве все это стоило того, чтобы напрасно тратить здесь свое время? Ответ напрашивался сам собой. Хорошо подумав, Ванцзи оправил одежду, и пока высокий плечистый парень недовольно сверлил задиру взглядом, решил уйти. Но ему опять не дали. Да что же это такое, в самом деле.              — Ты? — в этот раз его коснулись мягко, очень осторожно. Посмотрев на говорившего, юноша чувствовал тебя так, будто сидел на плохо поставленном спектакле и смотрел на глупую и фальшивую игру актеров. Почему ему не дают просто уйти. — А ты, я смотрю, любишь попадать в неприятности.              Альфа улыбнулся ему. Выражение лица Ванцзи не изменилось, оно было все таким же равнодушным. Видя это парень нахмурился и руку свою убрал, взгляд его стал странным, обиженным, будто он ожидал совсем другой реакции, а омега так и не мог вспомнить, где именно его видел. Голос-то был знакомый. Крепкая фигура, широкие плечи, крашенные в светло каштановый короткие волосы и немного приторный аромат дезодоранта. Нет, не помнит. Он его не помнит, это неприятно, но ладно, иногда бывает. Может, этот человек просто не сделал ничего особо выдающегося.              — А вы, я смотрю, не самый вежливый человек, — сделав замечание, парень в очередной раз попытался уйти. Со стороны толпы тихо рассмеялась пара омег, наблюдая за ними и за выражением лица второго неизвестного. Мертвым грузом на его руках повисли замеревшие в оцепенении Не Хуайсан и Мо Сюаньюй.              — Правда? Разве после того случая в раздевалке я не достоин того, чтобы перейти на «ты», — его список тех, кого хочется ударить и желательно чем-то очень тяжелым, стремительно становиться все больше. Альфа выглядит слишком довольным, говоря об этом, и Ванцзи наконец его вспоминает. Это тот самый тип, который выпустил его из раздевалки, когда его там заперли. Даже если так, он не сделал ничего поистине невероятного, у него был телефон, парень мог позвать на помощь кого-то другого. И как оказалось, муж бы тоже приехал очень быстро, ведь в итоге забрал и успокоил его именно Вэй Ин, а не кто-то там другой.              Фраза прозвучала очень двусмысленно, окружающие переглянулись между собой, Не Хуайсан прикрыл лицо веером, а Сюаньюй слегка покраснел, глядя на него. Кто-то из альф присвистнул, стоя в стороне. Как же это бесит.              — Когда вы выпустили меня из запертой раздевалки? Что же, спасибо за это, но не думайте, что это что-то значит и позволяет вам вести себя со мной так фамильярно. Я все еще не знаю кто вы, потому что вы даже не удосужились представиться, — говоря медленно и холодно, Лань Чжань наблюдал за тем, как меняется выражение лица альфы. Вся его уверенность быстро таяла, уступая место стыду и неловкости, вынуждающих отвести взгляд и опустить руку. — А еще, вам нужно научиться выбирать выражения.              — Я вас обидел? — сменив наконец тон и состроив виноватое выражение, альфа печально взглянул на него. Но это не сработает. До одного конкретного мужчины, умеющего строить рожи, ему еще учиться и учиться.              — Всего лишь показали, что не заслуживаете доверия, — омеги вокруг с улыбками наблюдали за происходящим. Они же не думали, что всего можно было добиться только привычной им истерией и громкими претензиями. — А теперь прошу нас извинить. Нам пора.              Крепко сжимая тонкие руки друзей, Ванцзи наконец вырвался из плотного круга, отстраняя тех, кто не хотел отходить с дороги сам. Ему было наплевать, сколько пар глаз сверлили его спину. Эти люди испортили все хорошее настроение, а исправить это было не так-то просто. Что за безобразие. Он-то думал все наладилось. Неужели так теперь будет каждый раз, минута покоя и вот к нему снова липнут проблемные личности, желая самоутвердиться за его счет.              В самом деле, он для них кто, очередное развлечение? Ну если так, то пусть пеняют на себя. Давать себя в обиду Лань Чжань не собирается.