***
Время несётся бесконечным потоком, похожим на бурную реку, стачивающую камни и смывающую почву, прорезая себе все больше и больше пространства. Ничего не может длиться вечно. Ни счастье, ни мучение. Из-за этого бесконечного потока жизнь будет наполнена разными чувствами. Потерями, приобретениями. И все они будут пробуждать в смертном слабом существе жажду. А жажда может быть разной. Кто-то страстно хочет побед и власти, кто-то избежать боли. Но, чаще всего, эти желания идут рука об руку. Мы тянемся к свету, желая отринуть всю тьму и холод, разделяя их на верх и низ. Взлет и падение. — Нет ни верха, ни низа, — внимательные серые глаза смотрели на него так серьезно и откровенно. Так не все взрослые могут смотреть. А на него глядел ребенок. Мальчишка, которому было едва ли девять лет. Что он вообще мог понимать, казалось бы. Но мужчина не сомневался, что этот ребенок понимает то, что говорит. Возможно, лучше чем кто-либо, проживший долгую-долгую жизнь. — Тогда что есть? — Господин Вада, бывший глава этой семьи, называл эти короткие минуты своим временем. Минуты, которые по устоявшейся привычке они проводили вдвоем, каждый при этом испытывая разные эмоции и чувства. — Только то, что вы видите. Или слышите. Или чувствуете. Дно есть только у того, у чего оно должно быть. У моря, например, есть дно. У банки. И вершина тоже есть только у того, у чего она должна быть. У горы или угла. А у человека нет ни дна, ни вершины, — Усаги смотрел на него, не отводя глаз и не моргая почти. Этот ребенок был абсолютно спокоен рядом с ним, как никто в этом доме. Его маленькое сердце ровно билось, кровь не шумела в ушах от зашкаливающего пульса. — А как же черное и белое? Инь и Ян? — мужчина улыбнулся, не отрывая взгляда от умильного, по-детски округлого лица. Но улыбался он не из-за умиления. Его улыбки были редки как снег в Токио, но разговоры с этим ребенком часто заставляли лицо меняться. Становиться из ледяного весенним. — Мама часто говорит про Инь и Ян. Про баланс энергии. Но этот баланс относителен, как и то, что понимается под добром и злом. Это глупо. Все это глупо, — тихий смех бывшего главы слышит только маленький кролик, который даже сейчас не меняется в лице. Усаги не чувствует смущения или стыда за свои слова. Он просто говорит то, что думает. Максимально откровенно. За это его просто невозможно не обожать. — Как тогда жить человеку без белого и черного? — он знает как. Знает, но хочет услышать это из уст ребенка. — Если добро и зло это глупо, что тогда заслуживает занимать их место? — Человеку — никак, — мальчик отводит взгляд, поднимая его к небу, на котором не видно звёзд. Они оба знают, что там, выше, за пеленой смога и облаками, они есть. Но их невидно. — Тогда не с кем будет воевать и некого будет ненавидеть. Помимо черного и белого есть еще много цветов и оттенков. Но добро и зло это слишком сложно. Они не имеют цвета. Они не существуют, поскольку относительны. Они абстрактны. Каждый сам решает, что для него зло, и в масштабах одного человека это может не быть проблемой. А может обернуться катастрофой и массовым геноцидом. У них есть всегда не больше пятнадцати минут перед тем, как Акико тихо войдет в комнату и отодвинет перегородку, чтобы позвать их к ужину. Потом их становится десять. Затем пять. С урезанием этого времени Усаги становится все больше и больше. Из пухлощекого малыша он превращается в длинного худого ребенка, который от месяца к месяцу тянется все выше и выше. Мальчик становится старше, и его постепенно отбирают. Отбирают его время. В их доме большая конкуренция за внимание. У каждого члена семьи свои обязанности и привилегии. И все они по-своему ревнивы. Но, если бы спросили его, к кому в доме ревновали все без исключения друг друга, он бы без слов обратил взгляд в сторону своего первого некровного внука. Детьми должна была распоряжаться Акико. Она была хозяйкой дома, и это были ее дети в первую очередь. Особенно Усаги. Но все они были собственниками в отношении тех, кого ценили больше. На кого заимели планы. И в большей степени в их семье не повезло именно этому мальчишке. Хозяйка считала, что лучше всего, если их маленький гайдзин будет проводить свое время с Озэму. В этом был смысл. Наследник клана возвращался в реальный мир, когда в нем был его младший брат. Он тянулся за ним, брал на себя свои обязанности и, даже казалось, расти вверх начал тоже из-за того, что Усаги перещеголял его ростом. Эти двое будто слипались друг с другом. Иногда оторвать Озэму было просто невозможно. Даже спать он тащил брата за собой, при этом проявляя полное равнодушие к другим детям. Не считая старших сестер. И они с Акико и Дэйчи чувствовали ревность, такую глупую и нерациональную. Недостойную ни их возраста, ни их положения, что иногда даже становилось стыдно. В то время как наследник семьи игнорировал своих двоюродных братьев. Для него не существовало никого кроме первого круга. Он не считал их равными себе. Особенно из-за постоянных конфликтов между женами его сыновей, причиной которых, разумеется, становился гайдзин. Даже если он велел им прекратить, помогала только временная ссылка прочь из главного дома. Но это лишь сильнее всех злило. Его дочери тоже нашли вину своих бед в Усаги. Всему виной чужая жадность, их мать, его покойная жена, тоже такой была. Гены пальцем не выковыришь. Сначала они не желали принимать Дэйчи как главу, после Акико как хозяйку. Теперь, спустя годы, их не устраивает то, что в главном доме живет приемный ребенок, который ест за одним столом с будущим наследником. Хотя, какое их дело. Этот ребенок такая же часть клана, и только главе решать, какое место он займет. Потенциала у некровного внука бывшего главы при этом было хоть отбавляй. Не без стараний Акико. Эта омега поражала всю их семью своим умением чувствовать и манипулировать. Вывести на откровенность бывшую хозяйку? Дайте ей пять минут. Заставить старшего сына орать от бешенства? Хватит десяти. При этом ее дети ходили выстроенные, служа образцом для подражания. И с Усаги она справлялась просто великолепно. Даже несмотря на то, что мальчишке ставили самые разные диагнозы на школьных осмотрах. Дефицит внимания. Гиперактивность. Он долгое время не мог сидеть на одном месте дольше двух-трех минут. Обязательно начинал дергаться или говорить. Говорил и то быстро. Больше даже тараторил на мешанине китайского и японского, при том что оба языка знал плохо. Но это тогда. Когда жена его наследника только привезла его в их дом. При всей своей дерганности, мальчик поражал силой характера. Разбиваясь, он не ревел белугой. Падая с дерева, поднимался, когда боль отходила. Терпел, когда в его плоть вгрызалась уличная или сторожевая собака. И быстро запоминал с кем и как ему следует себя вести. При всей своей дерганности, Усаги смог понять, что такое баланс раньше всех, кого воспитывали и тренировали в их доме. Потому что Акико этого захотела. Ей удалось объяснить мало того, что ребенку, так еще и оторванному от их культуры, насколько важно уметь себя контролировать. Во всем. И, если для многих это были наказание и тренировки, для мальчишки это было смыслом движения. Он научился концентрироваться при том, что врачи отрицали, что ему удастся добиться этого даже в сознательном возрасте. Но так же Усаги смог научить этому Озэму. Они перенимали друг от друга привычки. Буквально склеиваясь ментально. До того, что младший брат озвучивал мысли и желания старшего. До того, что тот убедил его начать говорить и двигаться. Поэтому наследник считал, что имеет больше прав. Из-за их связи. И считал, что никто не смеет покушаться на жизнь и здоровье его проводника. Племянники, затевавшие драки, были безжалостно им биты. Отвечать сыну главы… их высекли бы собственные отцы, и они не смели. А тетки, не уследившие, а иногда и натравившие своих отпрысков на неугодного гайдзина, получали наказания, так как мальчик, в отличие от брата, молчать не собирался. И ни у кого не получалось осудить Озэму за это. Влиять на него могли все равно только двое. Но ревность была сильнее. Поэтому хотел наследник того или нет, ему приходилось делиться. Они отбирали его время против воли. Не из прихоти. Так было заведено в их семье, ведь каждый понимал кто они такие на самом деле, какой род деятельности ведут и кем известны. Они якудза. И, если Озэму хочет жить дальше, ему придется это принять. Собственно, для внука это не стало проблемой. Он хорошо понимал свои роль и положение. Даже научился ими спекулировать довольно рано, что у него лично вызывало даже восхищение. У наследника не было выбора, если он один. Будь у Озэму братья, они бы нашли замену. Их никто не обязывал принимать посвящение и идти по этому пути. Могли заниматься коммерцией или канцелярией в будущем, если не хотели марать руки. Такой выбор был у Усаги. Вот кому они этого выбора не дали. Потому что это было бы слишком глупо с их стороны. — Знаешь, что это? — в руке мужчины лежал тяжелый Сугиура, пистолет, пугающий простого человека уже тем, что совсем не выглядит как игрушка. — Пистолет, — парень смотрел на отделку из голубоватой стали с накладкой на рукояти из дерева грецкого ореха. Хороший образец, который совсем не стоит показывать мальчишке двенадцати лет. Особенно если в магазине есть патроны. Усаги нисколько не был напуган видом оружия, оказавшегося так близко. Даже когда взял его в ладони, взвешивая тяжелый металл. Его лицо было эмоциональным только пока его никто из посторонних не видел, и сейчас бывший глава видел тот самый интерес охотника, который просыпается в каждом из них, чувствуя под пальцами орудие, дающее возможность решать кому жить, а кому нет. Но этот интерес внутри этого человека был другим. Парень спокойно положил пистолет в руку мужчины, будто бы ничего не было. Абсолютно равнодушно. Они проверяют так своих детей, когда те, наконец, формируются. Дают оружие, предлагают вступить на путь якудза, войти в семью как полагается. И каждый альфа буквально хватается за рукоять, ощущая себя всесильным. Они не должны чувствовать страха. В Усаги не было страха. Об этом они с Акико позаботились. Но в нем и не было желания сжать рукоять пистолета. При этом этот парень уже мог перебросить другого мужчину через бедро на татами или песок. Мог заставить валяться на земле и выть от боли, используя слабость чужого тела. В свои двенадцать он был здоровым как откормленный олень. И сносить все на своем пути мог с таким же успехом, что и это животное. Сомнений не было. Еще год, может два, его запах изменится, заставляя многих в доме воспринимать его иначе. Волноваться. Он будет альфой. — Хочешь научиться стрелять из него? — этот Сугиура был особенным. Мужчина достал его специально для своего некровного внука. — Господин хочет научить меня? — в серых глазах мелькнуло лукавое веселье. И все еще никакой жажды крови. Как же им тогда удалось превратить этого ребенка из мальчишки, руки которого дрожали после отдачи от выстрела, в альфу, чье появление вне стен главного дома заставляло бойцов клана опускать глаза в землю. Даже самых диких. Они лишили его страха. Акико лично внушила этому мальчишке, что для него нет ничего невозможного. Его приемная мать, хозяйка дома, вырастила ребенка, способного свободно думать без ограничений. Он просто не знал об их существовании. Все, что блокирует сознание простых людей, его никак не касалось. Если Акико влияла на разум, они с Дэйчи влияли на тело. Исходя из простой истины, которой учили их самих. Перед тем как научиться летать, нужно научиться падать. Но чтобы упасть, сначала нужно перестать бояться. Усаги вошел в бесконечный круговорот, даже не зная о нем. И следом за ним в него ворвался Озэму. Бесконечно можно рассуждать о праве выбора. Правда всегда будет такой, что этого выбора в итоге не остается. Если человек сам у себя его не отнимет, это сделает кто-то другой. Они отняли выбор у Усаги, даже не объяснив, что он у него вообще был. А его внук и наследник отобрал его у себя сам, желая защитить младшего брата. Соблазн бывает слишком велик. Особенно соблазн стать творцом и прародителем чего-то невероятного. Идеального. Акико хотела идеального сына и защитника для семьи. Но он, он увидел нечто куда большее. Почувствовал. И когда появилась идеальная возможность, альфа без зазрения совести забрал то, что не хотел отдавать. Возможность сотворить возможно единственного в природе идеального человека. Того, кем не смог стать он сам. Он был готов заплатить за все. И за этот болезненный разрыв тоже.***
Есть вещи, которые легко забываются, если долго не обновлять ощущения. Можно забыть все что угодно. Даже материнские объятия. Хотя их Лань Сичэнь все еще помнит. Наверное потому, что их мать была необыкновенно тактильной женщиной. При всей отстранённости остальных членов семьи. И его она обнимала довольно часто. Чаще чем кто-либо. То, что он забыл, это радость от встречи со своими названными братьями. С двумя за раз. Именно радость от того, что они снова сидят вместе в спокойной неомраченной ничем обстановке. Счастливые, спокойные, уверенные в завтрашнем дне. Это чувство он забыл. Даже сейчас мужчина не мог воспроизвести его в своей памяти, несмотря на комфорт и улыбку, украшающую его лицо. Оно было так далеко. Далеко в прошлом, которое кануло глубоко в бездну, из которой нет возврата. Туда опустилась вся его жизнь. Прошлая жизнь. В которой был дом семьи Лань и сама семья Лань. От них ведь ничего не осталось практически. Их трое, и даже сейчас они порознь. — «Золотой Феникс» замечательный салон, Гэ, я за вас очень рад, — Цзинь Гуанъяо улыбался ему своей мягкой ободряющей улыбкой. Во всяком случае, она, вроде как, должна была ободрять. Но Сичэнь чувствовал лишь пустоту, глядя на светлое лицо брата. — С тем, что сейчас регулярно происходит на улицах, это, наверное, самое лучшее место, которое могли найти для второго молодого господина. — Этот салон закрыт. Разве это значит, что там безопасно? — нет, на самом деле, он не переживал за безопасность Лань Ванцзи. Не в салоне. Хватало мест, где мужчина мог переживать за младшего брата, это туда точно не входило. — Именно потому что он закрыт, там и безопасно, — голос Не Минцзюэ обласкал слух. Этот низкий бас с рычащими нотами успокаивал Господина Лань лучше, чем препараты, выписанные новым врачом. — Хозяйка салона иностранка, та еще… Чтобы туда попасть нужно иметь с ней очень хорошие отношения. — Та ещё, кто? Прости, Дагэ, ты сделал такую интригующую заминку… Мне очень любопытно, — Яо поднялся со своего места, чтобы плеснуть в бокал еще виски, и сделал осторожный глоток. Сичэнь видел, как движется кадык под тонкой кожей шеи. — Снобка. Моралистка. Не знаю, как еще ее назвать, — кресло скрипнуло под весом здоровенной туши альфы. — Я не говорю, что это плохо, просто… при всем ее нраве, мне не ясно, каким боком Вэй Усяню удалось затолкать Лань Ванцзи в это место. Ему тоже не ясно, каким боком ему это удалось. Но он определенно очень благодарен мужу своего брата за это. Просто потому, что А-Чжань точно не шляется где-то по городу в то время, когда у него каникулы в университете. Всему виной паранойя, которая разыгрывается из-за новостей. У всех. Не только у омег, но и у альф, особенно у таких как они. Страшно подумать, что твой младший брат может не вернуться домой. Или вернуться, но избитым и изнасилованным. Это ужасно. Ужасны последствия этого и сам факт. Если бы с А-Чжанем случилось подобное, он опустился бы до убийства. Без жалости и сомнений. Если хоть кто-то тронет его брата… — О боже, Сичэнь-гэ… — его побелевших кистей рук коснулись теплые пальцы, стараясь разжать тиски, сжимающие фарфоровую чашку почти до треска. Ох, если бы не Яо с его внимательностью, он раздавил бы ее, изрезав осколками ладони. — Брат, может мне поискать в аптечке пустырник или что-то похожее? — Все в порядке, просто… просто я беспокоюсь за брата, — он же имеет право беспокоиться за него, будь тот хоть трижды замужем. К тому же, этот самый муж тоже все еще вызывает определенную настороженность. Чисто инстинктивную. — Сичэнь-гэ, прошло уже больше трех месяцев с их свадьбы, не думаю что тебе все еще стоит переживать. Вэй Усянь довольно надежный человек, если судить по тому, что о нем говорят. Не думаю, что он опуститься до того, чтобы третировать своего мужа, — несмотря на сказанное, выражение лица у Яо было далеким от спокойного. За маской безмятежности проскальзывала тревожная дрожь губ. — Разве не ты недавно мне жаловался, что у вашей семьи с этим господином возникли проблемы? — Их старший брат всегда раскрывал карты или же выбивал их из рукава, спрятанные в надежде на легкий мухлеж. Вот и сейчас. Младший и старший его братья сверлили друг друга взглядами. Один недовольно-напряжённым, другой наконец выдал свое беспокойство. Хотя, у кого в этом городе и в этой стране не было проблем с Вэй Усянем? Тот был сложной персоной. Редко кому оставлял шанс уйти без ущерба, если они нацеливались на одну цель. Проигрывать этот альфа, как Сичэнь узнал, не любил. И поэтому не проигрывал. — Не у нас. У Главы компании Молин Су. Су Шэ, — Яо как-то неловко улыбнулся и отвел взгляд от их старшего брата, который помрачнел лицом в один момент. — Он и Глава компании Ланьлин Цзинь партнёры, пусть и ничего глобального в общих проектах у них нет, это касается всех нас. — Я думал, ты не собираешься в это лезть, — голос Не Минцзюэ стал похожим на рычание. От него даже у сидящего Сичэня ослабли колени, такая была сила разрушающей энергии, рванувшей от брата в стороны. Вот только они обсуждали довольно отстранённые темы, как все вернулось к конфликтам. — Я и не лез, — младший брат смог себя пересилить, стряхнуть подавляющий след ауры альфы и снова заговорил. — Мне все равно нечего делать между молотом и наковальней. А эти двое в своем противостоянии были даже хуже. — Противостоянии? Цзинь Гуанъшань и Вэй Усянь? — Лань Сичэнь боялся услышать ответ, но Яо отрицательно замотал головой, и ему сразу стало легче. Если этот самоубийца полезет в такие дебри, что же может случиться с Ванцзи? — Су Шэ давно хотел расширить свое влияние, открыть дочернее предприятие при поддержке моего отца. И выбрал уже место для нового офиса. Но не поделил его с Вэй Усянем, — похоже, из них троих только двое понимали суть всей ситуации, а он как обычно все упустил. — Не понимаю. Вэй Усянь занимается перевозками, разве нет? Он логист, и у них есть офис в Шанхае. Целая башня, — он что, задумал открыть еще один? В одном городе, пусть и большом? Разве это выгодно? — Они не поделили здание, в котором раньше была Гусу Лань. Ваш бывший центральный офис, — слова Не Минцзюэ заставили Сичэня резко опуститься в его облюбованное кресло и выпустить, слава богам, пустую чашку из рук. — Вэй Усянь, насколько я знаю, не собирается открывать там офис. Он просто купил долю в праве на землю, которую выставили на торги. И этот факт просто не афишировался, пока не нашлись еще желающие. — Купил землю? Зачем? — нет, он, конечно, понимал зачем. Это выгодное вложение средств, если этих самых средств в избытке, но… именно что в избытке. В Китае, купить недвижимость, это нелегкая задача. — Там офисы. Здание рентабельно, — этот демон что, сдает в аренду часть его компании? Их компании? У него нет права злиться. Да, Гусу Лань уже нет. Нет как полгода официально, но… Он не может не злиться. Это было их с Ванцзи наследство. Их будущее. А теперь там демон знает кто и демон знает, чем занимается. Разве это справедливо. — На самом деле, большинство знает Вэй Усяня как логиста. Но я недавно поспрашивал в земельной палате и выяснил, что он уже как три года активно выбивает землю. С того момента, как официально открыл собственную компанию. И там не только собственность, на нем много долгосрочной аренды. Никто, конечно, документы мне не показывал, но… откуда? — действительно, откуда. На все это нужны не только большие деньги, но и большие связи. Одна семья Вэнь не могла его всем этим обеспечить, значит есть еще кто-то. В Шанхае были семьи, которые вызывали не только уважение, но и страх. Голословно обвинять их никто не смел, но у многих были подозрения не в самом честном ведении дел. Триады карались смертной казнью. Но при этом все знали, что они существуют. Только доказать это… практически нереально. И его названный младший брат входил в такой синдикат. Они с Не Минцзюэ это знали, как знают и другие, кто никогда не укажет пальцем, потому что руки пусты. Но, будь у них даже доказательства, они не могли рисковать жизнью Яо. Ведь их младший брат не был в этом замешан. Он клялся им. Он не мог их обмануть. К таким семьям можно было отнести и Вэнь. И если у Цзинь было влияние и богатства накопленные десятилетиями, то Вэнь… далеко превосходили их в этом. Разумеется, были и другие. Но они — Лань, Не, Цзян — никогда не входили в этот круг. Их бизнес всегда был чист. По разным моральным причинам. И их становилось все меньше и меньше. Сичэнь думал, что единственный, кто может помочь ему разобраться, это Ванцзи. Но, если быть откровенным, он не хотел разбираться, он хотел, чтобы этого всего просто не было в их жизни. И Вэй Усяня в ней чтобы тоже не было. Однако что мужчина мог сделать с действительностью? Вот именно. Ничего. Старший Господин Лань по-прежнему зарывался в работу с головой, чтобы пробиться к светлому будущему. И у него определенно были успехи в этом. С ним снова здоровались бывшие знакомые, которые игнорировали его существование. С ним снова хотели поддерживать связь. Вот только сам он больше этого не хотел. У него были Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо. На этом близких друзей хватало. Никому больше из тех, кто не носит фамилию Лань, доверять мужчина не мог. И не желал. Даже с Ванцзи он снова нашел стабильный способ регулярного общения. Если не говорить с братом о его отношениях, все было более чем замечательно. К тому же А-Чжань дал понять, что не потерпит осуждения в сторону своего мужа. Его заявление было достаточно громким, чтобы Сичэнь смел его игнорировать. — Я поговорю с братом, чтобы он приглядел за твоим, — Минцзюэ присел рядом с ним, и впервые за вечер мебель под ним не заскрипела жалобно и надрывно. От его близкого присутствия в груди потеплело. Мужчина списал это на слова, которые дарили надежду и облегчения. Они ведь еще давно договаривались, что постараются устроить дружбу между младшими братьями. Так было спокойнее. — Я очень рад, что Не Хуайсан сам захотел сблизиться с Ванцзи, когда тот вернулся в Фудань. Брату нужны друзья. К тому же, это так похоже на нас в прошлом, — он улыбнулся, глядя в темные глаза друга, который был ему так близок, что, без ложной скромности, назывался братом. Минцзюэ был надежным. Самым надежным из всех. — И правда похоже. Не хвали его сильно, во многом виноват Мо Сюаньюй. Думаешь, Хуайсан сам такой смелый, чтобы лезть? Я помню твоего брата, у него взгляд холодный, как воздух в морозилке, — Сичэнь не сдержал смех. Да уж. Если бы у господина Мо была отцовская фамилия, эти трое были бы юной версией их самих. В мире все так циклично. В прошлом они познакомились, когда он был на первом курсе. Сначала с Минцзюэ, который учился на год старше, потом с Яо, который поступил позже. Им было хорошо втроем на одном направлении школы бизнеса и управления. Теперь их братья покоряют отделение международной экономики. Во многом успешно благодаря Ванцзи. Если бы не он, Не Хуайсан сомневается, что сдал бы хоть один экзамен из трех основных, по которым их переводили на следующую ступень. Ему даже пришлось пронести телефон в аудиторию, чтобы писать сообщения, пока Сюаньюй прикрывал его. Свои баллы они отбили седыми волосами, потом и дрожью. Но экзамены сдали. И, если он надеялся хоть на один месяц спокойствия, то старший брат безжалостно растоптал эту надежду, вынудив его сбежать из дома в квартиру к другу. Глава семьи Не непрозрачно намекнул, что хочет, чтобы он свое свободное время проводил в обществе Лань Ванцзи. И он даже сам был не против. Только у самого Ванцзи были немного другие планы судя по всему. Тот хорошо устроился. К чему было разрушать это прекрасное уединение? — К тому, что он наш друг, — орудуя пилкой по ногтям, напомнил ему Мо Сюаньюй. — И нам без него скучно и одиноко, как и ему без нас в своем золотом цыплятнике. — Сомневаюсь, что ему скучно, — и эти сомнения были оправданы. У их друга был несколько другой уровень жизни. Скажем так, если у них твердые три звезды, то у Лань Ванцзи все пять, а если появится его муж, то и шесть. Нет предела совершенству. Однако едва ли у них был выбор. Приходилось все же строить планы. Пока второй молодой господин Лань постигал дзен в доме Ли Минъянь, которая ему была больше известна под своим родным именем Беатрис Джефферсон. Именем, которое ни он, ни его муж не использовали без согласия госпожи Ли, которая крайне редко показывалась на людях, несмотря даже на то, что все время находилась в здании, которое служило также ее собственным домом. У «Золотого Феникса» было как минимум три значительных плюса. Это на два больше, чем у любого салона, в которые Ванцзи мог бы согласиться войти. Первый, и обыденный — наличие книг, а, если конкретней, целой библиотеки. Второй, уже особенный — прекрасное обслуживание персонала, который следил за порядком. Третий же был самым важным. Здесь, кроме него, почти никого не было. Всего, в общей сложности, этот салон посещало человек пятьдесят. Только восемь из них были альфами. Все остальные — омеги разного возраста, которые редко заходили, занятые своими будничными делами. Парень чувствовал себя максимально комфортно. Даже если в читальный зал кто-то заглядывал. Хватало скромного тихого приветствия, и посетители забывали о существовании друг друга. А когда ему хотелось послушать живой шум, он спускался в общий зал, где можно было встретить одну или две небольшие компании, тихо беседующие. И все, больше никого. Вэй Ин привозил его утром или после обеда. В зависимости от желания самого Ванцзи. Забирал после обеда или вечером после работы. У юноши, правда, теперь было больше свободного времени, которое он мог провести с мужем или дядей. Иногда даже с братом, когда тот находил время, свободное от работы. В целом, жизнь, кажется, наладилась окончательно. Если не обращать внимание на мелкие неурядицы и острые триггеры со стороны общества. Но от них его старательно закрывали всеми доступными способами. От охраны до собственного тела. Тела, на которое он, Ванцзи, имел виды. Были моменты, которые его несколько беспокоили. Тот же факт того, что муж слишком много работает. Факт этот в глаза как-то раньше не бросался. Вэй Ин почти не говорил о своей работе, и парень от самого процесса был далек. Но когда ему показали, остаться равнодушен точно не мог. Да, альфа мог приехать к нему по первому звонку, бросив все в буквальном смысле. И это, черт возьми, невероятно заводило. Покажите ему еще одного такого мужчину, который поступит так. Хорошо, если муж окажется не единственным, но что-то Ванцзи в этом сомневается, и да, ему это нравится. При этом же все остальное время мужчина занимался тем, что работал. Разве это нормально? Даже у его отца были выходные и свободные вечера, которые он проводил дома. Но и у Господина Лань был совет директоров, который он сам возглавлял. Иными словами, были те, кто мог вести дела без его постоянного присутствия. Вэй Ин же был одним единственным, а у его помощницы были только инструкции и никаких реальных полномочий. Он пытался найти информацию о том, можно ли так вообще. Нормально ли это. Но ничего не нашел. Ничего запрещающего. Вэнь Цин откровенно сказала ему, что до замужества его Вэй Ин был другим человеком. Что значит «другим» объяснять она, правда, не стала. И Ванцзи оставалось только догадываться и размышлять, стараясь представить, что могло быть до. Еще одним волнующим его моментом было более давнее прошлое мужа. То, что можно было найти в старых подшивках газет или книгах. В интернете он старался не искать, так как там все равно ничего особо толкового не было. У Китая не самые лучшие отношения с мировым интернетом и общедоступными поисковиками. А вот у бумажных носителей цензуры нет. Найти, правда, что-то полезное тоже не просто. Госпожа Ли показала ему, где в ее обширной библиотеке хранятся книги, касающиеся культуры и истории Японии. Их было немного. И, увы, большинство были не переведены. Он мог читать их только с автоматическим переводом, который коверкал слова, искажая смысл. Пока ему не надоело мучиться. Да, хотелось попробовать узнать все самостоятельно. Ну если не все, то хоть что-то. Про общественный уклад, культуру, искусство. Что-то, чем жил его муж там, за океаном. Успех оказался мизерным. Но даже таким он гордился. — Можешь прочесть ее для меня? — Ванцзи долго думал над тем, чтобы попросить об этом. Юноша положил на стол старую книгу в твердой, обтянутой тканью обложке. Взгляд Вэй Ина на секунду застыл над вязью иероглифов, выдавленных прессом рядом с изображением миниатюрной Фудзиямы, золотая краска давно стерлась, оставив лишь темный контур названия и рисунка. Он думал, муж откажется, но тот молча взял книгу и сел рядом с ним. — Тебе интересно? — в ответ омега кивнул, выдерживая внимательный взгляд серых глаз, заглядывающих глубоко ему в душу. Чувство было волнующее и теплое. Немного смущающее. Когда Вэй Ин начал читать, Ванцзи понял, что эта книга что-то вроде дневника, описывающего сам действующий стратовулкан на острове Хонсю лет двадцать или даже больше назад. Там был описан быт людей, культура, но поверхностно. Автор больше восторгался красотой природы и философствовал о смысле жизни. Красиво, тонко, но это не то, что ему было нужно. Под низкий глубокий голос как-то невольно он начинал засыпать. Чтение звучало мерно, немного монотонно, и убаюкивало. Парень даже не заметил, как привалился к крепкому боку, прикрывая глаза. Сначала он просто слушал, а потом начал засыпать. Теплые губы коснулись высокого лба, пальцы отвели в сторону пряди, падающие на лицо. Они снова смотрели друг другу в глаза, сидя очень-очень близко. Очень уютно. Интересно, мог бы он сидеть с ним вот так в холодном доме без отопления, где полы застелены циновками из соломы? Каково это вообще, жить в таком доме? — Давай я отнесу тебя в постель. Ты уже почти засыпаешь, — не дожидаясь ответа, Вэй Ин завел руку ему за спину, чтобы осторожно притянуть к своей груди. Одна рука под спину, вторая под колени. Он и моргнуть не успел, как его уже несли в сторону спальни, а книга, раскрытая на том месте, где они остановились, осталась лежать на кофейном столике в гостиной. — Я не хочу спать, — муж на это фыркнул, пощекотав дыханием лоб омеги. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне что-нибудь. — Что хочет знать Диди? — уложив его на застеленную постель, он присел рядом на край, оставаясь подле юноши. Хотелось притянуть Вэй Ина еще ближе, уткнуться лицом в его грудь, вдыхая глубоко запах и слушать голос, ощущая кожей вибрацию в груди. Но тогда он точно не удержится и заснет. Или наоборот, в нем проснётся томная жажда. В его голове было очень много вопросов. Ему интересно было буквально все: от раннего детства до причин, по которым мужчина улетел от своей, пусть и приемной, но семьи. Конкретных причин. Где тот учился? Чем увлекался в подростковом возрасте? Что ему нравилось до поступления в университет? Какие у него были отношения в семье? И… Был ли в его жизни кто-то еще? Кроме него. — Хочу знать все. Все о Вэй Ине, — Ванцзи протянул «о», растягивая слово «все» так долго, как мог, сделав его невероятно длинным и емким. Смех альфы заставил кожу под тканью домашней одежды покрыться мурашками. Мужчина лег рядом с ним, вытягиваясь с боку от тела парня в полный рост. От этой близости одновременно было и жарко и холодно. Чужое дыхание щекотало кожу. Он ощущал, как кровь стучит в ушах, сбивая сонливость, но еще он чувствовал, как бьется в груди сердце его мужа. — Все — это слишком долго на ночь глядя. Давай так, я не буду скрывать от тебя ничего из своей жизни, но ты будешь сам решать, что именно мне тебе рассказать? Хорошо? — этот Господин сам напросился. Лучше бы он просто начал со своего пеленочного возраста, а не давал выбор в его руки. — Почему Вэй Ин сказал, что он нехороший человек? — Ванцзи вспомнил его слова, сказанные совсем недавно и решил не идти далеко. Обещал, так посмотрим, насколько крепко мужчина будет держать свое слово. Парень не мог знать, что именно последует за этим вопросом. Возможно, глубоко в душе, его надежды были просты и наивны. Он ждал, что муж отшутится или скажет легкую глупость. Может, немного нервирующую правду про мухлеж с документами и значениями в сметах. Но нет. Нет, все было куда более волнующим и неожиданным. А омега, что ужасно, даже не смог испугаться. Даже не дернулся и не вздрогнул. Вэй Ин прикрыл на секунду веки. Его густые ресницы отбросили тени на щеки, и вот уже серая радужка искрится в приглушенном свете одиноких ламп стоящих на тумбочках. Он отгибается одним плавным, тягучим движением, опуская руку к полу, заводя ее под мебель. Слышится глухой звук. Тихий стук. И рука мужчины снова оказывается на свету, а в ней блестящий сталью пистолет. С кокетливым брелоком, прицепленным рядом с блоком магазина. Исцарапанная пластиковая пальма на цепочке из трех звеньев. Кровь отливает от лица до синевы, делая лицо бледным, а потом так же резко приливает обратно, заставляя щеки гореть. Не ясно от чего. Муж просто лежит рядом. Он не двигается, в его руке по прежнему оружие, ни капли не похожее на игрушечное. Вот Вэй Ин начинает двигаться. Подносит пистолет ближе, показывая его на свету. Одно нажатие сильных пальцев и магазин выскальзывает. Ванцзи видит, что в нем есть патроны и тяжело сглатывает, поднимая взгляд на альфу, который просто до неприличия спокоен. Он, черт возьми, только что достал огнестрельное оружие. И откуда? Из-под кровати? Из-за тумбочки? Какого демона? — Ч-что? Откуда?.. — слова даются через силу. Его душит от противоречивых эмоций. Страха и удивления. Досады и легкой злости на эту то ли глупую шутку, то ли страшную данность. — На всякий случай, — Вэй Ин без заминки кладет пистолет ему на бедро и, черт бы его побрал, Ванцзи от этого вдруг прошибает волной возбуждения. Как поток лавы по венам. До искр перед глазами. От одного только ледяного прикосновения голубоватой стали с вставкой на рукояти в виде деревянной пластины. — Это не единственное оружие в доме. Я это говорю не затем, чтобы ты его искал. В принципе, ножи на кухне тоже можно считать опасными. Но из-за них же никто не беспокоится, так? — Это не нож, — голос у Ванцзи глухой. Он едва успел взять себя в руки. — Да. Это Сугиура, и таких осталось очень немного. Можно считать этот пистолет раритетной вещью. Правда, довольно опасной, поэтому я надеюсь, что это останется только между нами. Хорошо? — пальцы юноши непроизвольно потянулись к холодной стали, оглаживая гладкую поверхность. — Можешь взять его, если хочешь. Без магазина он не опасен. — Откуда он у тебя? — это как-то связано с татуировкой у тебя на спине? Ванцзи просто не хватило решимости на эти слова, но по одному только взгляду, глаза в глаза, он понял, что да, связано. Мужу даже не нужно было ему отвечать. — Его подарил мне дедушка, когда мне было лет двенадцать, — мужчина все еще лежал рядом с ним на кровати. Робкое движение вперед, и парень оказывается ближе, поворачиваясь к сильному телу боком, почти укладывая голову на чужое плечо. Который раз за день. — Ты не испугался? — Не знаю, — Ванцзи так нахмурился, что даже его нос слегка сморщился, рассмешив Вэй Ина. — Я все еще не понимаю, зачем он тебе, и почему ты держишь его в спальне. Мужчина низко, раскатисто рассмеялся, прикрывая глаза. Он довольно щурился и лукаво улыбался, запустил руку в его волосы, поглаживая чувствительную кожу шеи и затылка. Было так тепло и спокойно. Снова. Будто ничего не было. Но пистолет все еще лежал на его теле. — Просто я параноик. Человек, который боится, что кто-то захочет отобрать у меня мою самую большую драгоценность. — Ванцзи не удержал лицо, эмоций от этого разговора у него было слишком много и слишком сильных. Его брови изогнулись от удивления. Не сильно, едва заметно, но Вэй Ин увидел, а он почувствовал это. — Тебя. А я больше всего не люблю, когда кто-то покушается на то, что для меня дорого. Настолько, что это достойно того, чтобы убить.