40. Часть 1. Солнце
14 апреля 2021 г. в 08:50
Примечания:
автор: Это последний японский флэшбек, все остальное нам расскажут персонажи когда мы встретимся с ними лицом к лицу. 💗
В вышине было невероятно холодно. Ледяной влажный ветер бил наотмашь, трепал одежду и волосы, жёг глаза. Дымка окутывала края крыши, или же это были низко опустившиеся облака. Рядом навязчиво мигали сигнальные огни, чей яркий свет выстрелом в небо указывал пилотам самолётов, что снижаться нельзя.
В вышине было громко. Удивительно, казалось бы, земля на сотни метров далеко от них, но уши резало от громкого гомона, топота, шороха, звона и стука. Сигналы машин сливались в яростную какофонию.
Но самым громким звуком был грохот его сердца в тесной клетке ребер, которое замерло и будто остановилось, когда глаза глядящей прямо на него госпожи нелепо распахнулись в неверии. Самым ярким пятном была юбка ее светлого тоненького платья, которая взметнулась, затрепетала на ветру. И тонкая фигура исчезла, камнем рухнув вниз. С высоты множества этажей. В ярко сверкающий перекресток.
— Усаги! — крик настиг его слишком поздно. Ноги уже успели пружинисто оттолкнуться от бетонного уступа, а в лицо с силой ударил ветер.
Он летел как пущенная стрела, разрывая собой туман, облака и влажный воздух, молясь дотянуться до Солнца, падение которого не могло замедлить ничто в этом мире. И всё же, всё же его пальцам удалось поймать тоненькую ладонь, сжать, преодолеть сопротивление, и, возможно, даже законы физики, но поймать, притянуть до того, как трос пружинисто дернулся и натянулся, с силой впечатывая его в стекло панорамных окон офисного здания, с крыши которого они оба падали.
Альфа встретил этот удар с достоинством, чувствуя, как хрустят ребра и позвоночник, как всё его тело сдавливает и тянет вниз. И что самое важное, как в его руках, живая, бьётся миниатюрная девушка, цепляясь за его тело, которое сейчас единственная ступень, отделяющая их двоих от смерти. Неотвратимой.
Звук лопастей вертолета оглушает их, поток воздуха окончательно треплет и ломает, но что бы там ни было, он ещё жив. А пока он жив, Солнце не получит никто. Выглянувший из кабины вертолёта бета встречает его взгляд, горящий алым огнем, и дуло пистолета, который так и остался заряженным.
Что бы ни было в его глазах, вертолет улетает.
Что бы ни было дальше, он сделал всё, что мог, чтобы выполнить задание. Тело покидают силы стремительно, только сознание цепляется за ясность, способность видеть и слышать, но самое главное, чувствовать. Секунды как капли воды, срывающиеся с вышины в мутную водную гладь. Важное — это руки, которые до последнего крепко сжимают омежье тело в надежном коконе. Всё остальное уже не имеет значения.
Он помнит, как летел вниз, как в темноте и шуме перед глазами ярко сверкали огни города, как падающие разноцветные звезды. Как весь мир за одну секунду сжался до размеров точки. Когда его ноги оттолкнулись от края крыши, всё перестало существовать.
Почти как тогда, когда ему было четырнадцать и он впервые прыгнул с огромной высоты в никуда.
Тогда у него не было цели. И много раз после этого тоже. Но сейчас, сейчас она была. Была цель — спасти Солнце от неминуемой гибели. И ему это удалось.
Здесь было всего два итога, все это осознавали, может, не до конца, но это никогда не было для таких, как они, тайной. Все было прозрачно до максимума. Ты или выиграл, или проиграл. Ты или выполнил задание, или умер. Простая истина, которая многим может показаться совершенно бесчеловечной, невозможной, нереальной и на грани фантастики. Но, такова жизнь. Его жизнь в том числе.
И его это полностью устраивает.
Вада Усаги не любит сложности. В плане жизни его можно назвать аскетичным. Всё, что у него есть, это скромный факт его существования. Всё остальное — лишь изменчивые переменные, декорации, которые выстраиваются постепенно вокруг него, падающие и заменяющиеся, непостоянные. Постоянное — это биение сердца и ясность мыслей, именно этим он безжалостно торгует, считая это вполне нормальным и естественным.
Это его принцип жизни.
Это его путь к свободе.
Писк приборов раздражающе царапал чуткий слух. Как же все циклично — мысль озарила сознание, и он бы усмехнулся, но губы взялись толстой сухой коркой, а мышцы ещё не до конца смирились с тем, что разум прояснился.
Воздух пах знакомо. Стерильностью, льняной тканью и жидкими растворами, которые громоздятся обычно на железной тележке, которую гоняет медсестра в виде пакетов для капельницы и ампул, которые ему колят.
Значит, не помер. Ну, он по крайней мере пытался, хах, не вышло сейчас, выйдет в другой раз.
Усаги медленно поднял тяжелые веки, ощущая, как длинные ресницы едва ощутимо щекочут чувствительную кожу. Белый свет заливал одиночную больничную палату, отражаясь от выбеленных стен и потолка, от занавесок-перегородок и плитки на полу с отдраенными швами. Болезненная стерильность. Он не любит больницы именно за это. За запах спирта и гнетущее скорбное ощущение.
— Т-ты! Лежать! — вот чего альфа не ожидал, это что на него, стоит распахнуть глаза пошире и сфокусировать взгляд, наорут. Обычно рядом с ним у больничной койки просто кто-то спал, ибо приходить в сознание доводилось в самый неожиданный и неподходящий момент для ожидающего.
Дверь захлопнулась за стройной девушкой с яростным грохотом, отрезвляя как ведро ледяной воды, вылитой на горячую голову. Эта… Эта змея безжалостна.
Называя змеей госпожу Канэко, Усаги не стремился оскорбить ее честь или достоинство, нет. Он просто называл вещи своими именами, ибо эта омега была самой настоящей Коброй, и подставляться под бросок ее гибкого сильного тела было как минимум… неблагоразумно, если говорить культурно.
Но разве альфы семьи Вада в курсе, что такое благоразумие? Не будьте о них слишком высокого мнения, ведь это далеко не так. Яркий тому пример — его старший брат, который как трепетный цветок сакуры, готовый опасть на раскаленную солнцем землю, ждет, когда эта женщина одарит его своим согласием. Мог ли сам Усаги выйти в окно сейчас?
Нет. Но он бы хотел.
— Ты! — она ворвалась в палату спустя пару минут, держа в ладонях два пакета с жидкостью. О боже… только не говорите ему, что эта госпожа собирается заботиться о нем. Пусть уж лучше просто отравит. — Ты…
— Я, — альфа и омега смотрели друг на друга, один ожидая, что последует за громкими бросаниями местоимениями, вторая искала слова, чтобы выразить слишком много из того, что распирало изнутри.
— Идиотина! — ну, это не новость.
— Госпожа, погоди… — Канэко Аканэ, первая госпожа клана Канэко, дрожащими пальцами взялась за почти опустевший пакет, закрепленный на стойке капельницы, чтобы сменить его. — Хочешь помочь, помоги снять эту дрянь.
Он был самоубийцей.
По мнению окружающих, разумеется. На деле, само собой альфа таких целей намеренно не преследовал, но в виду особенностей своей натуры казалось стремился к самоуничтожению. И дело было не только в том, что тормоза в его заводской комплектации не доложили. Ох, если бы всё было так просто.
Его вырастили идеальным орудием. С функциями няньки, свата и электровеника, но это не суть важно. Важно, что в этом с Коброй они были похожи. Даже если Аканэ никогда их схожесть не признает.
Девушка нерешительно замерла, продолжая удерживать два пакета с жидкостью, и долго, цепко глядеть на него, внутренне ведя с собой монолог. Он мог только догадываться о его сути. И это было пока единственным, чем парень мог себя развлечь.
До момента, пока его все же не отсоединили от злополучного агрегата, пихавшего в его бренное тело витаминки. Или что у них за разведенная дрянь в этих пакетах. Не важно.
Его руки теперь были свободны, ленты жалюзи слегка приподнимал легкий сквозняк, и это был идеальный момент, чтобы выдохнуть и расслабиться. А расслабляться Усаги умел как никто другой, и про это наверняка все уже давно знали, но ничего с этим не делали. Бесполезно же.
Заведя ладонь над головой, альфа надавил на белую кнопку, которая когда-то служила для вызова персонала. Сейчас, разумеется, она для этого непригодна, механизм был давно выворочен из стены вместе с электрикой. Но если вдавить пальцами кнопку и уцепиться за пластиковые края рамы, то сама панель легко выскальзывала, являя маленький тайник с мятой пачкой сигарет, которая там хранится.
Что ж, он слишком частый посетитель этой палаты. Настолько, что с его маленькими шалостями давно смирились.
— Совсем больной? — она сначала смотрела неверяще, как Усаги длинными, яркими на фоне белой стены от загара пальцами выудил из сдавленного картона простенькую исцарапанную зажигалку, а следом за ней и сигарету. Но запах дыма, возможно, рассеял иллюзию невозможности происходящего. — Эй! Я с тобой говорю!
Аканэ была странной. Она то кричала на него, будучи вечно недовольной по своей природе, то вот вдруг решила проявить агрессивную заботу. Но ей помешали. В момент, когда омега осознала на его второй затяжке, насколько все потрачено, и рванула к нему, её перехватили в полете сильные руки, бережно охватывая тонкую талию.
— Есть еще? — Озэму, не изменяя себе, вошёл в палату крайне тихо и успел предотвратить неизбежную порчу его табачных запасов. А это, может быть, была последняя пачка Капитан Блэк, вверенная ему до самой выписки.
— Ты серьезно позволишь ему курить сразу, как он очнулся? Несмотря на то, почему этот идиот вообще здесь?! Серьезно! — она яростно дернулась, ударила сжатой в кулак рукой по крепкой груди наследника клана Вада, но не вмешалась, когда Усаги передал брату сигарету.
Похоже, эти двое наконец разобрались между собой. Что же, замечательно, ещё один плюс в его копилку. Неожиданно только, что ради этого ему пришлось прыгнуть с крыши высотки. Разве будущее клана не могло стоить, ну, чуть-чуть дешевле?
— Почему госпожа Канэко здесь? — они, кстати, не ладили. Наверное… никогда. И все же, именно Кобра была первым человеком, которого он увидел, очнувшись.
— А ты как думаешь, балбесина? Мы дежурили, — «мы»? Обычно «мы» это мать и братья с сестрами. Исключением оставался только отец, который обязан был соблюдать свой ежедневный график. В это «мы» эта омега прежде никогда не входила.
— Аканэ разбудила меня, — хм, ну, значит, толк от этой госпожи был колоссальный; теперь, если эти двое поженятся, он может смело валить на все четыре стороны.
Ведь заставить Озэму делать то, что он делать не хочет, доступно только двум людям. Один, к слову, возлежит на больничной койке и докуривает немного отсыревшую сигарету.
— Значит, вас двое? — хорошо, если да. Его дежурная группа насчитывала обычно человек пять-шесть минимум. И как разместить такую ораву в больнице, тот еще вопрос. Они же и шага ступить не дадут.
— Нет, — оу, ну, этого стоило ожидать. — Аканэ хочет кое-что сказать.
В противовес словам брата, Усаги ясно видит, что это не совсем так. Госпожа хмурится и леденеет лицом, отводит взгляд и явно хотела бы уйти. Но что-то мешает.
— Спасибо. Что спас мою сестру, спасибо, — они смотрят друг на друга откровенно остро. Так смотрят хищники. Те, кто привык бороться, разрывая плоть врага на куски, вырывая свое место. Сейчас их взгляд как подпись пакта о ненападении. И с одной стороны, альфа всё понимает. Но принять не может.
Для него это дико. Видеть Канэко Аканэ такой. Принимающей и откровенной. Он был готов увидеть такое по отношению к Озэму, но не к себе. И тому были все те же старые, как мир, причины. Усаги здесь чужой. Для неё — он чужой.
Канэко Аканэ не просто какая-то омега. Она даже не любимая дочь интеллигентного папочки. Эта женщина даст фору любому альфе и выбьет из него жизнь за пару ударов, если потребуется. Сама себе велосипед, проще говоря.
Она такая же, как они. Якудза. Убийца с белым билетом. Хозяйка квартала Гиндза, великая Кобра, одна из шести знаменитых образов Токио, и много ещё кто.
И такие, как Аканэ, не принимают чужих, это совершенно нормально. Она может быть учтивой и холодной, как любая уважающая себя японка, но никогда не подпустит ближе. А если ты уже рядом, то для неё ты будешь не больше, чем дворовой псиной, вывалянной в грязи.
Так что да, они не ладили.
И при этом были поразительно похожи. Наверное, это бесило госпожу ещё больше, факт того, что ей нечем отрицать их схожесть и нечем её перекрыть, кроме как попытаться поставить себя выше. Только вот сделать ей этого не дали. О, только не Озэму.
Их связывало многое. Странная история первого знакомства, без имен и лиц, неожиданный факт того, что его брат влюбится именно в неприступную крепость, официальное знакомство, встречи в башне, когда они стоически игнорировали друг друга, и теперь ещё это задание…
Кто бы мог подумать, что всё обернется так.
Усаги не считал себя особенным, не считал себя странным. Это за него успешно делали окружающие, давая оценку ему каждый день, он же просто слушал с интересом, но не более. Альфа знал, чего хочет. Знал, что ему нужно, чтобы добиться желаемого.
Он умел манипулировать людьми, располагать их к себе, втираться в доверие, очаровывать, убеждать. Он также умел привлекать к себе столько внимания, сколько ему было необходимо. Этому его научили в его же доме ещё в раннем детстве. Всему остальному, без стыда, Усаги научился сам, наблюдая, слушая и делая выводы.
Возможно, усынови его другие люди, он был бы совершенно другим человеком. Но, если честно, он не хочет быть другим. Ему претит сама мысль о том, что то, что он чувствует каждый день, существуя на этой земле, было бы иным. Сколько бы боли ему не пришлось бы пережить, его плечи не согнутся под её грузом. О, он умеет быть благодарным. За каждый удар судьбы, за каждый удар кнута и за каждое предательство.
Они Якудза. Это нечто большее, чем организованная преступность. Это культ. Это идеология. Это целый особый мир со своими правилами и устоями. Они часть культуры этой страны. Осколок яркой мозаики. Цветное стекло в витраже.
И это оставляет глубокий несмываемый след на сути человека, который вырос в этом. Усаги благодарен. Это сделало его сильным. Это дало ему понимание того, как устроен мир, как он работает и кто такие люди. Без лишних сантиментов.
Возможно, именно за это Канэко Аканэ начала уважать эту китайскую псину. Пусть для неё он и останется навсегда чужаком, не японцем, он будет лучше многих, кого она встречала и кого она знает. За это этот альфа будет достоин… лучшего отношения. И, стоит сказать, это решение не далось ей легко.
Омега никогда не была доброй. Её всегда отличал склочный характер и острый язык. Она была гневливой, мстительной и жестокой.
Со всем миром. Кроме своей младшей сестры. Единственным, что осталось у неё родного в этой жизни, до того, как в кольцо из яда и мрака протиснулся неповоротливый альфа со своими холодными короткими стихами и бездонными черными глазами, глядящими с немым робким обожанием.
Аканэ ненавидела альф. Не всех, возможно, но большинство точно презирала. Всех, кого могла, Кобра безжалостно избивала и унижала, заставляя бежать прочь, поджав хвост. Она была яростной и суровой. За боль, за страх и за предательство по осколкам, которые ей довелось пройти босыми ступнями.
Её не научили другому отношению к альфам. С раннего детства всё, что она от них получала, это тычки и окрики. На людях ты красивая кукла в шелковом наряде, а дома, за закрытыми дверями, ты никчемная тварь. Как твоя мать. Фразу «как твоя мать» Аканэ никогда не забудет. Эти слова всегда будут бичом для неё.
Вот только, она не такая.
Она не хочет быть задушенной сильными руками альфы и выброшенной, как жалкий мусор.
Она не хочет умирать.
Это в клане Вада — благородные правила. Многие другие таковыми не отличаются, и ее клан как раз из таких. Всё, что ценится семьёй Канэко, это деньги, сила и власть. Испокон времен они держат квартал Гиндза, самый дорогой, самый яркий квартал. Лакомый кусок. Который, разумеется, часто пытаются отнять.
Поэтому мужчины их семьи никогда не гнушались тем, чтобы идти на всё, чтобы сохранить влияние. За красивыми обертками часто прячутся самые горькие конфеты.
Собственный отец продал бы её. Продал бы, если бы Аканэ не была достаточно сильной, чтобы убить его. Один выстрел в голову, и на дорогих итальянских обоях с золотым тиснением огромное пятно крови с мелкими брызгами во все стороны. Стены испачканы, её руки дрожат, стискивая холодный и тяжелый пистолет, но она счастлива. Она счастлива, возможно, впервые.
Аканэ не хочет быть вещью. Она тоже живой человек, но понимает это только тогда, когда на неё саму направлено дуло пистолета.
Желая спастись, омега открывает ворота в ад, разрушая собственный дом, не понимая, что будучи такой жалкой и маленькой, власть ей не удержать. Но она такой будет совсем не долго. Точно не после того, как её пытаются убить, деля власть.
И тогда они впервые встречаются.
Госпожа Канэко этого никогда не забудет.
Подворотня, омытая дождем, расцвеченная вспышками машинных фар и неоновыми полосами, сильные руки, сдавливающие плечи и мокрая форма старшей школы. Она жалкая. Тощая и до смерти напуганная, но готовая бороться до конца, и если надо бежать, будет бежать, если сможет драться, будет драться.
Их двое, один толкает ее в груду коробок, второй поднимает пистолет. Картон пахнет гнильём и кошачьей мочой, хреновое последнее воспоминание, которое бы ей досталось.
Досталось бы, если бы стеклянная витрина в пол не разбилась в доме напротив, рассыпая осколки в разные стороны, которые с мелодичным звоном осыпаются на мокрый асфальт, отражая те же огни, что и мокрая дорога. О машину, которая припаркована прямо перед ней похоже уже пару лет как, врезается что-то тяжелое, черным пятом оседая на землю.
— Какого хрена? — кричит тот, что держит пистолет, но его голос едва ли различим в шуме.
Что-то неожиданно начинает шевелиться, не обращая внимания на их маленькую драму, разгибается и вскидывает голову. Она только сейчас понимает, что кто-то разбил витрину телом живого человека, и этот кто-то как раз выходит с оружием наперевес из черноты по асфальту, усыпанному осколками.
Эти двое смотрят только друг на друга. Ещё два альфы, с таким количеством проблем ей одной точно не справится.
Но причем тут она, собственно говоря. Эти двое еще не разобрались между собой, они еще не закончили, и тот, что промял собой старую легковушку, вдруг вытягивает руку. Чтобы показать незамысловатую фигуру из трех пальцев, где на среднем болтается… кольцо чеки от гранаты.
Глаза трех альф расширяются в ужасе, черная фигура делает рывок к коробкам, накрывая тело Аканэ, и после только звон и грохот. Звон, грохот и крики, полные мучительной боли.
Всё, что она запоминает, это запах. Который сразу же узнает спустя несколько лет, впервые встретившись с Вада Усаги. Альфой, один взгляд на которого говорит ей, что он сосредоточение того, что она ненавидит больше всего.
Есть такой ярко выраженный тип людей, в особенности мужчин, который иначе как «победитель по жизни» не назовешь. И это не ироничное высказывание, а напротив, четко отражающее суть. Эти люди, казалось бы, победили во всем, вытянув счастливый билет в генетической лотерее. Они красивы, умны, обаятельны и прекрасно об этом осведомлены, поэтому и пользуются всеми своими ресурсами без зазрения совести.
Поэтому такие люди и бесят.
Рядом с ними неосознанно начинаешь ощущать собственные недостатки и ясно их видеть. А если они превосходят тебя в чем-то таком, чего тебе никогда в принципе не достичь, присутствие их рядом как душ из уксуса.
Так вот, Вада Усаги мало того, что был альфой, а это уже огромный плюс к списку, почему она его терпеть не может, который идет разом за пяток маленьких плюсиков по мелочным причинам. Так эта кабелина ещё и наповал сражала своей дикой необузданной сексуальностью. А она-то думала, что это за слухи странные про этот дом ходят, распускаясь как цветы по весне. Вот она и причина.
Правда, причины на самом деле было две. Неправильно будет сказать, что на всю семью хорош собой был только один китайский кабель. Но к несчастью, вторым оказался тоже не её воздыхатель. Из четверых сыновей семьи Вада, ярко выделялись лишь трое, четвертый обычно даже не высовывался из тени материнской юбки. А из этих троих двое были гайдзинами, которых добросердечная госпожа взяла да и усыновила. Вот и получалось, что лично для неё выбора тут особо и не было, а если бы и был, то что китайскую собаку в ведре топить, что корейскую на суп пускать.
С наследником клана Вада Аканэ познакомилась близко лишь в школе, в начале старших классов. До этого она едва ли помнила его имя, не то что внешне, но поскольку тот так или иначе мелькал перед лицом что в классе, что в коридорах, сложно было не запомнить имя и черные глаза, неотрывно за ней наблюдающие.
Озэму был воспитан в строгих традициях своей семьи, но в отличие от многих был этим вполне доволен. Это был вежливый, эрудированный молодой альфа, к которому у неё не находилось никаких претензий. Говорил тихо, не шутил, не зубоскалил, в драки не лез. Про него и не подумаешь, что голыми руками может череп человеку проломить.
В общем, роль будущего главы клана Якудза с ним не вязалась, и, как-то не заметив, Аканэ к нему привыкла. А тут он возьми да пригласи её на свидание. И ходить-то с таким никуда не стыдно.
Пока не узнаешь, конечно, что из троих выбрала самого… как это говорят, страшненького?
Одноклассницы над ней посмеивались, когда для всей школы стало очевидно, что они теперь гуляют с Озэму. И тут уж всем наплевать, что ты без пяти минут госпожа целого квартала. Кому какое дело, когда ты обычной житейской ерундой маешься — такой, как отношения.
И всё же, выбирать ей было не из чего. А Озэму тогда казался ей просто неплохим временным вариантом, пока не подвернётся что получше. Пока, разумеется, она сама в него по уши не влюбилась, рассмотрев внимательно все сколы и трещинки. Ей казалось, что вот уж этот человек точно всегда будет на её стороне. Всегда будет с ней. Они общались долго, другие называют уже одно это отношениями, просто по-детски невинными.
Но ей, госпоже, предпочли китайскую псину.
Первый раз отчетливо Усаги она увидела, случайно столкнувшись с прогуливающимися альфами в одном из торговых центров своего же квартала. Тут же узнав в нем своего спасителя и осознав, почему Озэму не спешит знакомить её с семьей.
Не из-за ревности к братьям красавчикам, просто альфа очень хорошо понимал, что они не поладят. И если кореец, Кан Минсо, сам отошёл в сторону с её пути, то Усаги как вис на старшем брате, так и продолжал этим заниматься, широко улыбаясь, привлекая к своей персоне всё больше внимания. По её мнению, этот балабол должен был скрыться в страхе тотчас же. Но в данном вопросе их мнение расходилось, как две разнонаправленные прямые, которые никогда не пересекутся.
И Озэму не прервал чужой поток речи, он дождался, пока младший брат наконец умолкнет, улыбнулся и… только после этого представил их.
— Госпожа Канэко… — низкий глубокий голос с приятно мурчащими нотами ввинтился в уши. Как лезвием по стеклу. Этот человек был слишком. Слишком всё. Его длинные прямые волосы были убраны в высокий конский хвост, спадая блестящим потоком за спину, густая челка обрамляла лицо правильной формы с приятным румянцем на щеках и здоровым золотистым загаром, серые глаза ярко, весело сверкали, а пухлые губы изгибались в очаровательной улыбке.
Она бы ему глаза прямо там бы выцарапала, но не при людях же.
— Мне кажется, твоего брата слишком много между нами, — всегда, когда Озэму был не рядом с ней, он был с Усаги. По её мнению. И это злило.
— Много? — но альфа её не понимал.
— Как ты так можешь? Он чужой, чужих нельзя пускать близко! — она злилась. Она считала, что права, что знает лучше, как следует поступить.
Но Аканэ ошибалась.
— Усаги не чужой для меня. Он мой брат, — Озэму был спокоен, пока омега кипела от негодования. Называть братом китайскую псину? Этого грязного иностранца? Да как он смеет вообще?!
— Он тебе не брат! Как он может быть тебе братом?! — она знала, что такое родственные узы, у неё самой была младшая сестра, но они были от одного отца и одной матери, и это действительно была родная кровь, а это… это позорище!
— Мы выросли вместе. Он для меня родной человек, — они стояли друг напротив друга, и сейчас, в черных глазах, Аканэ видела неприятие ее точки зрения впервые за время, что они были знакомы. — Усаги хороший, вы подружитесь…
— Не смей мне говорить такое! — подружатся?! Подружатся?! Ха, не бывать такому! — С китайской псиной?! В дом его тащить?! Не будет такого.
Альфа отвел взгляд первым, долго смотрел молча на неё, разыскивая что-то взглядом в её таких же черных глазах, и вот отвел, и между ними словно увеличилось расстояние при том, что никто и шагу не сделал.
Для Аканэ это было как принятие ее правоты. В её семье было так, первый, кто отвел глаза, признавал поражение. Но она не с тем человеком связалась.
— Или он, или я, — строго и холодно отрезала омега, окончательно поставив точку в этом разговоре.
— Он, — не раздумывая, тихо ответил ей Озэму, и тут же развернулся, поворачиваясь к ней открытой спиной, чтобы уйти.
Вот так просто. За секунду переворачивая ситуацию с ног на голову, выбирая не её, а… семью. Она не сразу поняла и признала свою ошибку, хотя всегда знала, что в семье Вада к семейным узам относились очень уж трепетно. Для этого клана понятие семьи было первостепенно, а то, что в семью входили люди кровно не связанные, дело десятое.
Он к ней больше не подходил. Держал слово, раз выбор был сделан, а она смотрела на него и мучилась, привыкла ведь уже, считала этого человека своим, ревновала. Озэму вел себя всегда честно, открыто и порядочно. Как никто из альф, которых она знала, и этим, именно этим он ей безумно нравился.
В то время, как причина их раздора дома ссаными тряпками наследника гнала обратно к ней, а Аканэ и не знала об этом.
Усаги правда было слишком много между ними. Они из-за него ругались и по его же вине мирились. Тот был готов старшего брата за уши к ней тащить, и омега не понимала, в чем причина, пока эти маневры не разгадала и не решилась сама просто взять и спросить.
— Он тебя любит, — просто ответил на её вопрос Усаги как нечто само собой разумеющееся. И эта прямота и откровенность её полностью обезоружила. — Дольше, чем ты можешь представить.
— Что будем делать с тем, что ты меня бесишь? — и твой брат этого принять никак не может, вот что нам с этим делать.
— Пфф, ну так тебя я бешу, а не он, правильно? Правильно. Предлагаешь мне смотреть, как он чахнет, томно вздыхая на луну? — Аканэ задумалась. Так-то по идее жить ей не с китайской собакой, даже если она лает где-то рядом. Да и зла Усаги никому не делает, совсем напротив.
При всей своей раздражающей сущности обвинить в чем-то конкретном этого человека было невозможно. Ей он зла никакого не сделал, а в семье её мнение никто бы не принял.
Она его плохо знала, ей казалось, что этот альфа манерный и напыщенный, как большинство тех, кто обладает умом и выдающимися внешними данными, но стоило присмотреться, как когда-то к Озэму, омега поняла, что Усаги был ещё более простым, чем её жених.
Да, он был хорош собой для альфы, которые в принципе считают себя красивыми, если они уже чуть лучше самца гориллы. Да, он был умен и начитан, кое-где даже смешно шутил, но при этом описать его было проще всего одним словом — нянька.
Она, как человек, выросший в холодном пустом доме среди шелка и золота, с ужасом смотрела на большую семью, в которой постоянно кто-то кричал, топал, скрипел, лязгал и ныл, а в центре этого балагана было, по обыкновению, два человека: госпожа Вада и, как ни странно, Усаги, являющийся чем-то вроде правой руки главы семьи и левой госпожи, место, которое рано или поздно должна была занять Аканэ.
Как этот человек умудрялся совмещать домашние дела с учёбой и голодным городом за деревянным высоким забором дома, оставалось тайной, пока ответ сам собой не пришел к ней.
Он ни-че-го не успевал.
— Ты что здесь делаешь? — они столкнулись глубокой ночью в свете неона и вибрациях басов танцевальной музыки.
— Встречный вопрос, госпож, — Усаги опустил с глаз оправу, блестящую платиновыми дужками, чтобы цветные линзы не мешали созерцанию ее лица в свете светомузыки, которая раскрашивала их в разные цвета.
Этот человек, как любой рожденный в клане, был так же вынужден объединять в себе несколько лиц, помня только одно, раз Якудза навсегда Якудза. Из клана можно было выйти, если ты в нем воспитан, только умерев, и, похоже, Вада Усаги умирать совершенно не планировал. Поэтому ему приходилось, как и ей, играть роли, скрывая чернила на коже от тех, кто их видеть не должен.
— И все же, зачем ты здесь? — Аканэ поправляет свои короткие волосы, с завистью поглядывая на длинную косу альфы, перекинутую толстым плетением через широкое плечо. — Я думала, тебя от будки далеко не отпускают.
— Ну, ты же из террариума как-то выползла, — их взгляды встречаются и снова расходятся, наблюдая за толпой, которая движется ярким потоком с блеском в диком ритме танца. — Я здесь по работе. С друзьями.
О, ну да, ещё одна причина для зависти, у него, в отличие от неё, есть ещё и друзья. Многих из них она и сама знает, с кем-то вместе училась или учится, с кем-то знакома по долгу работы.
— Аканэ-э, — тянет омега с нежным лицом и писклявым голоском, который не вяжется с тем, что она лет на пять старше её самой и на семь лет старше Усаги, на котором она вполне довольно висит, прикидываясь в стельку пьяной. — Ты тут одна? Бедня-яжка!
«Друзья» альфы в большинстве своём это модели, молодые актеры, попсовые певцы и прочие около медийные личности, с которыми он якобы «дружит», но Аканэ понимает, что «дружба» это, скорее, взаимовыгодный бартер, который ей не интересен. Вокруг Усаги постоянно трутся омеги и девушки-беты, которые рядом с ним чувствуют себя в безопасности, совершенно не понимая, кто рядом с ними находится.
— Ах, если бы от этих дамочек был бы толк, уже давно бы его женила, — вздыхала госпожа Вада над чашкой с чаем. — Я же пыталась, когда вы решили обручиться с Озэму, но все эти курицы такие глупые, кричат дурниной, пока их не познакомишь, а потом спасу от них нет, только вот сыну уже не надо, да и я не хочу такую невесту.
Она старается молчать, запивая ядовитые слова чаем, помня, что её мнение ни госпоже, ни Озэму, который где-то рядом трется, не интересно.
Те, за кого эта женщина сватает своего третьего по старшинству сына, благородным девушкам как плевок в напудренное лицо. Такие по доброй воле за гайдзина не пойдут. Только если совсем уж в крайнем случае, и неважно им, насколько он богат. Для них это оскорбление, что бы родители не говорили.
Хотя японцев со статусом на всех не хватит. Да и многие из них имеют и жен, и одну- двух любовниц.
Так что, возможно, Усаги не такой уж плохой вариант… Если, разумеется, не забывать о том, что он Якудза. Хоть её и передергивает от этой мысли, как и от того, что эта кобелина удостоена фактически зваться призраком, а ей такого ни в этой жизни, ни в следующей не светит.
— Аканэ-э… Не говори ничего, пожалуйста, о Усаги при матушке, хорошо? — просит ее Озэму перед первым семейным ужином, на который её пригласила семья жениха.
— Хорошо, — она даже спрашивать не хочет, почему. Омега уже тогда догадывается о том, что в этой семье действительно не всё так просто. Не каждая женщина позволит себе то, что позволила госпожа Вада: натащить детей в дом демоны знает откуда.
На тот ужин, помнится, даже самая старшая сестра Озэму с мужем приехала. Настолько всё было серьезно. Аканэ только успевала пересчитывать количество человек, что её окружало, борясь с желанием где-нибудь спрятаться и переждать.
— Непривычно тебе в доме, полном людей? — Вада Акико, мать её дражайшего жениха, была ниже своей невестки на полголовы и выглядела хрупче фарфоровой статуэтки. Но взгляд имела острый и темный.
— Да, госпожа. Но я рада, что у Озэму такая дружная семья, — и то, и другое было правдой. Ей, конечно, в новинку видеть, как строится семейный клан, но это куда лучше, чем построенный на шантаже и голой торговле.
В семье Вада каждый занимался своим делом, не доверяя это никому постороннему, что было разумно. Озэму принимал дела отца, готовился после окончания Университета занять его место в семейном бизнесе; второй по старшинству сын, кореец, который сохранил каким-то чудом родную фамилию, держал корейский квартал в договорных отношениях и занимался своей карьерой модели, имея при этом очень уж хорошенькую внешность; третий сын, та самая псина сутулая, держал китайский квартал и вёл дела с латино-американским гетто, имел в управлении клуб и помогал Озэму с подпольными игорными домами, так как в одиночку за ними уследить было невозможно. Но оказалось, что у них был еще и четвертый альфа.
Которого на первый взгляд Аканэ приняла за ошибку природы, настоящее недоразумение. Пока это недоразумение не взяло в тонкие изящные ручки пневматическую винтовку, чтобы погонять расшумевшихся боевиков клана.
Она не любила иностранцев, но непостижимым образом первым нашла язык с Минсо. Который не претендовал. Вообще. Он даже фамилию Вада не брал и, возможно, поэтому так ей импонировал. И то кореец морозился в общении, пусть они и были похожи в своей ядовитости.
— Ты здесь ни с кем не поладишь, пока не начнешь хорошо общаться с Усаги, — она и без него это знала, но альфа всё равно сказал очевидную правду.
— Мы ладим… — Минсо окинул её в ответ томным скептическим взглядом и фыркнул. — Просто он меня бесит.
— Ты завидуешь? — это был вопрос, а не утверждение, но можно было и усомниться в этом, если хорошо понимать с кем говоришь.
— Я? — омега указала на себя длинным тонким пальцем с острым, глянцево блестящим черным ногтем.
— Я тоже завидую. Парадокс, мне завидно, но быть на его месте я не хочу, а ещё мне он нравится, но признаваться в этом я не хочу тоже, — она сначала открыла рот, чтобы оборвать альфу, но так ничего и не сказала. Потому что нечего было на самом-то деле. Всё точно так же.
— Но вы ладите, — парень, да ты лежишь на нем, как на большой подушке, периодически, о чём ты вообще?
— Конечно. Он хороший брат. Но это не значит, что он не бывает раздражающим, — парень поднялся с настила, потянулся и снова повернулся к ней. — Здесь за него каждый будет готов убить, учти это. На всякий случай.
Потому что Вада Усаги действительно лучший брат по мнению кровного круга семьи Вада. И лучший сын тоже, если не считать Озэму, который наследник и единственный кровный при этом.
Но объяснения многим странностям этой семьи ей предстояло открывать для себя ещё множество, множество раз. Особенно когда они каким-то образом начали работать вместе. Обычно боевики кланов редко кооперируются, это не принято делать, ведь они делят город своим влиянием, но… её случай, пожалуй, был исключительным.
Аканэ хотела проверить, смогут ли они с Озэму сработаться. После того, что ей пришлось пережить на пути к власти над своим кланом, она уже не могла жить без ощущения рукояти пистолета или холода лезвия рядом. Если вдруг она оставалась безоружна, её не покидало чувство, будто кто-то отнял нечто важное.
Но работать только с женихом, увы, было невозможно. Если не ерундой на улицах города заниматься.
— Предлагаешь ходить сбивать долги с лапшичных? — демон смотрел на неё скептически с теплом во взгляде.
— А у ваших лапшичных бывают долги? — они тихо смеялись в тени скатной крыши.
— Конечно нет. Мы слишком много едим, — что было абсолютной правдой. И эта правда иногда даже пугала её омежью сущность.
Всем мелким, в основном, всегда занимались боевики клана, принятые из свободных граждан, которые никакого родства с семьей не имели, но присягнули на верность. Называли их одним словом — сятэй. Младшие братья. Среди всех боевиков их можно было отличить по простым спортивным костюмам или обыкновенным черным тройкам. На территории главного дома они не появлялись. Над этими младшими братьями стояли старшие — кëдай, которые в дом уже допускались и даже проходили обучение оружейному делу за особые заслуги.
Структура клана Вада была ближе всех к традициям, как им это удалось, для Аканэ оставалось загадкой, но этот шлейф историчности поражал её суть до мурашек, бегущих по коже. В стенах дома был и наставник, и оружейники, и казначей. Боевики не были похожи на голодных облезших псов, кичась своими наживую набитыми татуировками наплечниками.
— Почему я никогда не видела рядом с твоим отцом лейтенантов? — у неё самой их никогда не было, ведь Кобра никому никогда не доверяла, а тем, кому она могла бы, связь с кланом была без надобности.
— Видела, — Озэму отложил приборы на стол и жестом подозвал официанта, стоящего в стороне, чтобы не слышать то, о чем они говорят.
— Но в доме не бывает п… — она запнулась, когда догадка озарила её. В их доме не бывает посторонних людей, во всяком случае, она ни разу не видела никого, кто надолго бы задерживался или часто посещал семью Вада, значит, оставался только один разумный вывод. — Хочешь сказать, что твой отец отдал такую важную роль гайдзинам?
— Сыновьям. Это логично, разве нет? — ох, было бы, будь они кровными детьми. Хотя тогда, возможно, за место главы рано или поздно началась бы нешуточная битва. Так погибали многие до них. Все альфы, родственники её отца и матери, перебили друг друга на пути к месту, которое сейчас занимала сама Аканэ.
— Разве кодекс Якудза не противоречит этому? — хотя кого в их время интересуют такие мелочи.
— Противоречит, — Озэму кивнул. — Но мы говорим о семейном деле, и мой дед решил, что это самое оптимальное решение, отец просто не стал спорить, принимая его правоту, — пока она думала, альфа заказал ещё порцию салата и вино.
— Я не пью красное, — тихо сказала Кобра.
— Это не для тебя, — демон едва заметно улыбнулся, разворачивая блюдо с салатом так, чтобы горсть тигровых креветок была прямо перед ней.
Эта бутылка позже была передана Усаги, который вышел встречать их, забирая у брата ключи от машины. Для неё теперь было ещё более странно наблюдать за альфой, который, как она теперь знала, занимал место едва ли не рядом с будущим наследником, Оябуном клана.
Неосознанно, хочешь ты того или нет, начинаешь думать и анализировать возможно больше, чем положено. Почему всё именно так, чем это грозит в будущем, какие последствия это приносит уже сейчас.
Аканэ не считала себя дурой, напротив, она была достаточно умна, жестока и хватка, чтобы держать под контролем свой собственный дом. Который рано или поздно станет больше после её замужества.
Территория клана Вада благодаря их протекции над торговыми и иностранными кварталами почти вплотную подходила к кварталу Гиндза, и этот союз даже картаграфически выглядел логичным и правильным. Они станут единым массивом, объединившись. Но наличие в этих границах толп иностранцев её нервировало.
— Ты можешь быть уверен, что они не взбунтуются в один момент и не перейдут на чужую сторону? — вот она в этом уверена не была совершенно, в её понимании люди, которые заведомо живут на чужой земле, всегда будут искать более выгодные условия, исходя из своего шкурного интереса.
— На чью, например? — она спрашивала Озэму, но вместо его голоса в ответ раздался чужой.
— Босодзоку, мелкие кланы, приезжие бандиты, да мало ли кто, — вариантов в её голове было слишком много. И чем больше она находила новых, тем больше напрягалась.
— И зачем им это? Заново стелиться под кого-то, кто обладает меньшей властью и влиянием, чем клан Вада? Даже шлюхи не выбирают плохих клиентов при наличии хороших из-за пустой бравады. Здесь всё решают деньги. Реальные деньги, а не обещания. Вот когда всякая шваль начнет таскать моим людям наличку мешками, тогда и поговорим, — обладатель голоса вальяжно выплыл из мрака смежной комнаты, обретая лицо.
Лицо человека, бесстыдно расхаживающего по дому в красном шелковом халате с плотной вышивкой и бокалом вина в руках. Она даже подозревала, что тем самым, которое они привезли из ресторана пару дней назад. Но на самом деле дракон уже давно опустошил ту бутылку, но ей об этом знать необязательно.
У Усаги, похоже, был день, сугубо посвящённый ему одному, иначе как объяснить толстый слой белой глины на лице, смягчающие кожу перчатки и большое количество резиновых бигудей в волосах, она не знала.
— Не смотри на меня так, я жертва бьюти-индустрии сегодня, — отпив в два глотка половину полного винного бокала, альфа уселся в кресло, закидывая ногу на ногу, отчего полы его халата бесстыдно разъехались в стороны.
— Минсо тестировал на тебе новые полоски для депиляции, — Озэму, судя по сияющему в полумраке белому лицу, внутреннее надрывался от смеха.
Пока она молча охреневала от происходящего абсурда.
— Он тестировал… всё. Хочешь потрогать? Ебать, я гладкий, как жопа младенца, это пиздец, — в тот момент, когда рука её жениха потянулась к загорелому колену, чтобы провести по коже выше, Аканэ была готова выколоть себе глаза.
Она и раньше замечала, что альфы ведут себя странно, но когда такое происходило прямо перед ней, не спишешь на «показалось». Какое тут «показалось»?! Но на все возмущенные речи что Минсо, что Озэму одинаково ровно ей отвечали короткое «мы очень близки». И что это под собой значило, омега никак не понимала.
— Госпожа, вам не кажется, что… — видят боги, она не хотела заводить речь на эту тему, но её терпение трещало по швам, — что Усаги провоцирует других на неподобающее поведение…
— Да разве же их надо провоцировать? — хозяйка дома посмотрела на невестку удивленно, но в глубине её глаз игриво скакали смешинки, как если бы за маской благородной девы приглушенно хихикала молодая девчонка. — Не обращай внимания, они просто очень близки, вот и всё.
— Что это значит «очень близки»? — они там лапаются всё время, висят друг на друге, тискаются. Как на это ей, честной женщине, смотреть спокойно?
— Так они же растут вместе, чего ты от них хочешь, — видя, что Аканэ всё равно не понимает, госпожа тяжело вздохнула и, поманив её за собой, повела из комнаты туда, где за раздвижными деревянными дверями скрывался закрытый для глаз зал, стены которого были разбиты под полки от пола до самого потолка. Полки эти были густо заставлены рамками с фотографиями, вырезками из газет, грамотами и разными кубками и медалями на подставках. — Ты не подумай, мои сыновья не из тех, кто стали бы мужеложничать, не то чтобы я им запрещаю, просто не из таких они.
Женщина подвела её к дальней стене и, надавив на край деревянной рамы, заставила работать скрытый механизм, разворачивая стеллаж тайными полками наружу. За стеклом на подставках из черного дерева пустыми глазницами на Кобру смотрели четыре маски с изогнутыми зубами, рогами и свисающими бусинами на кожаных шнурках.
— Они просто бесятся, — Вада Акико отошла в сторону, оставляя Аканэ разглядывать маски и разные маленькие предметы, хранящиеся под стеклом. — Но если хочешь знать, что я думаю… по дому ходит кошка с грязными лапами.
Эта кошка с грязными лапами шипела и орала громче всех, стоило потянуть за усы или наступить на метущий пол хвост. Минсо, будь он неладен, вносил легкую смуту, влезая, как уж без масла, в узкие щели отношений между другими братьями.
На её недовольство кореец с деланным равнодушием коротко заявлял, что у него дефицит внимания, и отказывался вести себя пристойно. Пока или не получал кнутом по хребтине, или по ушам от старших.
Она, конечно, сколько угодно могла ворчать и подозревать Усаги во всех грехах смертных, но, покопавшись, каждый раз выясняла, что не за той ниткой волочится. Что не отрицало нисколечки, что альфа вел крайне разгульный образ жизни, который, увы, укладывался в рамки их криминальной культуры.
И это нередко играло им на руку. Дракон мог достать практически любую информацию от первоисточника, а если же не мог, то находил того, кто может, затягивая в свои сети.
И без неё в этой семье хорошо велись дела. Каждый из альф был хорош в своей роли, отведенной для него главой, никто не дрался за власть и не склочничал. Однако и лишней Аканэ среди них себя не чувствовала даже несмотря на то, что другие к омеге относились с пренебрежением.
— Они знают, что ты сильная, — Озэму объяснял отношение братьев просто.
— То есть, никого в доме не будет смущать, что я омега? — скептически вздернутая бровь и острый взгляд темных глаз в сторону боевиков на тренировочной площадке.
— Они будут, — кивнув в сторону борющихся между собой альф на песке, тихо ответил будущий глава клана. — Но не долго.
И правда не долго, достаточно как следует избить их и выпороть, щелкая кнутом и окропляя песок свежей кровью, как эти псины закрывают свои грязные пасти, признавая, что своё место госпожи она заслужила не только деньгами и помощью наёмников, но и своей собственной силой тоже.
Ей также понадобится время на то, чтобы дать понять всем подчинённым клана, что её нужно слушать. Тут не хватит одного только запугивания. Придется заслужить и уважение. К сожалению, многим альфам сложно уважать омегу. Пусть они и служат семье Вада, в уставе которой четко значится, что жизнь существа, способного к продолжению рода, имеет больший приоритет, это не говорит о том, что с мнением этого существа будут считаться.
Альфы слушают только альф, так всегда было. Омег же они слышат только тогда, когда от них зависит их собственная жизнь.
— Или когда им от тебя что-то нужно, — тихий голос Усаги в полутьме оружейной пускает под кожей короткие электрические разряды.
— Что вы задумали? — Аканэ понимала — альфы будут искать для неё путь к уважению своих людей, это был их общий интерес.
— Здесь два варианта, решать тебе. Первый, долго и нудно доказывать силой, что в принципе ты и так делаешь. Второй, взять их на обеспечение, чего они ждут от тебя как от омеги, — все четверо сыновей клана молча смотрели на неё, говорить что-то ещё в данном случае было бессмысленно.
— Но я не просто омега, — она, мать его, госпожа. Уже госпожа! У неё имя есть! Есть свой клан!
— Ну, ты и не альфа, — Усаги развел руки в стороны и пожал плечами, своим спокойствием гася весь ее разжигающийся запал. — Госпожа, ты же понимаешь, что оттого, что ты будешь всех бить и браниться, себе хорошо ты не сделаешь. Лучше подумай вот о чем, кем для этих людей ты хочешь быть? В своем клане ты кобра, но у тебя и боевики другого рода, большинство из них омеги, как и ты. У нас, как видишь, другие правила. Если продолжишь как сейчас, к успеху, конечно, придешь, но надолго ли? Да и кем ты будешь? Недоальфой?
— Что я могу сделать как омега?! Носки им связать? — её плеть так и просилась в руки, чтобы выместить на ком-нибудь свою ярость.
— Ты можешь принять часть дел у матушки, — Озэму наконец взял слово, видя искры зарождающегося пламени убийства в её взгляде.
— Если от тебя будет зависеть сколько они едят и получают от службы клану, как думаешь, насколько быстро они побегут целовать тебе ноги, а? — Усаги лукаво улыбнулся. А потом, сбросив шлейф веселья, серьезно добавил. — Ну а если не сработает, придется гонять их ссаными тряпками до кровавых соплей, что поделать.
Про гонять до кровавых соплей это, к слову, он уже о себе говорил. То было его работой как вака-гасира клана. Возможно, единственный лейтенант-гайдзин в крупном клане, численность которого превышала несколько тысяч человек.
И его, как и Минсо, люди почему-то слушались, хотя к иностранцу в клане должно было быть совершенно другое отношение.
— Так и было до пожара, — Мэнэми была пока первой замужней омегой семьи Вада и, зная о том, что Аканэ с Озэму обручены, она сама активно старалась дружить, сохраняя семейность. — До пожара всем было тяжело. Наша семья изнутри не такая безобидная, как может показаться на первый взгляд.
Она рассказала о том, что Аканэ сама никогда не спрашивала и, возможно, так и не спросила бы. Глубоко внутри ей, разумеется, было понятно, что жизнь любого человека внутри клана не может быть спокойной, но всегда были причины, усугубляющие ситуацию.
Находиться рядом с Усаги стало тяжело после того, что ей открылось. Между ними и так были странные отношения, а когда Кобра начала избегать встреч, заволновался даже Озэму, который, как ей было известно, на любое, даже слегка пренебрегающее отношение к брату, реагировал остро.
Разве она могла по-другому? Ей было стыдно. Стыдно перед человеком, будь он хоть десять раз альфа, который прошел не менее сложный путь, чем она сама.
Ей почему-то казалось, что Усаги в самом деле был тем, кто вытянул в этой жизни «счастливый билет». Но разве в таком случае этот билет не должен был привести его в какое-нибудь уютное, красивое и безопасное место? Это же так должно работать?
Видя счастливую семью, забываешь очень многое. Что за фасадом красивых фото в светских колонках, дорогой отделке интерьера и свежих, редких по качеству продуктов на столе скрывается грязная, пахнущая гарью действительность.
— Сколько тебе было, когда тебя усыновили? — Аканэ не могла прятаться вечно. Как бы ей не хотелось оставить правду в стороне и жить без неё, было ясно, что тогда придется отказаться и от других важных для неё людей и ценностей.
— Кажется, шесть. Мою метрику никто не искал, — Усаги пришел, стоило ей попросить его, без вопросов и лишних слов. Так просто. Неужели она потратила годы впустую, испытывая злость и зависть напрасно.
Рассказ альфы в итоге точно до деталей совпал с тем, что позднее рассказал ей Озэму. Что лишний раз доказало, что дракон за пазухой камня не держал.
Он появился в чужом доме в едва ли сознательном возрасте и, разумеется, не понимал, какой капкан ему вскоре готовит судьба. Что железные зубы ловушки вопьются в по-детски нежную кожу, дробя кости. За них за всех решили взрослые. Не оставив им и шанса выбрать другую судьбу. Но даже понимая это сейчас, имея силу и власть, никто из них не пытается сбежать.
От мира всё равно не убежишь.
— Быть альфой для меня значит балансировать на грани выбора: убить или выжить. Как видишь, я всё ещё жив, — сказал ей Усаги, поднимая бокал, легким изящным движением взбалтывая рубиновую жидкость.
Ведь у него никогда не было иного выбора, кроме как умереть, позволить себя убить, утащить в темноту. В собственном доме его долгие годы пытались сжить со свету, несмотря на защиту главы клана. Сколько бы не стояло членов семьи на его стороне, в постели оказывались или иглы, или змеи, чтобы дать дорогу другим, чтобы отомстить если не ему, то тем, кто пренебрег кровными узами.
Возможно, если бы тетушки и дядюшки так не старались превратить существование Усаги в ад, дракона никогда бы не было. Был бы просто мальчик, тенью следующий за Озэму, но не более того. Эти люди сами вырастили себе палача, вручая в его сильные руки топор, который отсек змеям их головы.
Последним шагом к власти оставался только переворот. Убить всех, не оставив в живых никого. Тернистый путь, скользкий от ещё не пролитой крови, был перегорожен телами тех, кто остался верно служить. Не за кровь. Не за пустые иероглифы имени дома. А за правду и честь. Предательство всегда карается смертью. Предательство самого себя такого наказания тоже не исключает. И каждый решает сам, что страшнее.
— Ты видишь новый фасад дома, но никогда не узнаешь, что было здесь когда-то, только, возможно, почувствуешь тонкий запах гари и ржавой стали. Мы перевернули эту страницу, не возвращайся к ней больше, — напутствовал бывший глава клана Вада, старый альфа, перед которым слуги и молодые боевики разбегались в благоговейном страхе.
И она решила не возвращаться, а жить настоящим, в котором всё ещё оставалось множество незавершенных дел. Настоящим, в котором была она, два клана и её сестра, которая нуждалась в защите и заботе.
Канэко Юй была признана солнцем столицы страны восходящего солнца. Её дорогая сестра. Драгоценная жемчужина клана, нисходящая с глянцевых обложек журналов и со страниц книг модных домов. Когда-то давно, когда ещё была жива их мать, она отдала малышку Юй в дом моды, чтобы проложить ей узкую безопасную дорожку открытого лица.
Эта омега никогда не была связана с криминальными делами клана. Она была символом, который защищал их, их талисманом удачи.
— Что значит я не могу расторгнуть эту помолвку?! — Аканэ в ярости перевернула ударом ноги низкий журнальный столик, разбивая о гранитный черный пол хрустальную посуду и рассыпая фрукты. — Она была заключена моим отцом. Который давно гниет в земле. Хочешь отправиться к нему и составить компанию?!
Её тяжелая накидка, расшитая шелковыми нитями, скрывала хрупкую фигуру и черную рукоять кнута, который Кобра всегда держала пристегнутым к поясу. Но она не могла скрыть её гнев и удушающую силу, придавливающую к полу.
— Госпожа Аканэ, этот договор был заключен между родителями жениха и невесты, у вас нет права расторгать его… — нет, ведь она не опекун. Когда их отец был убит её руками, Юй уже исполнилось четырнадцать лет. И вместо того чтобы оформить опекунство, сама Аканэ занималась тем, чтобы подтвердить дееспособность сестры, чтобы не мешать её карьере.
Она хотела как лучше.
— Что можно сделать? — убить еще одного альфу? Хах, она сделает, если потребуется.
— Сестре ничего не нужно делать. Я согласна на этот брак, — Юй вошла в зал тихо, как мышка, в своих тканевых туфельках на маленьких белых стопах. — Сестре не стоит переживать, этот человек будет достойным мужем.
А спустя два дня этого «достойного мужа» находят мертвым. И она, что удивительно, здесь совершенно ни при чём.
Её отец заключил договор с одним из министров, только вступивших на пост, рассчитывая, что как только его младшая дочь станет достаточно зрелой, её можно будет подороже сбыть с рук. Но, как жаль, он отдал концы раньше, чем это случилось.
И вот сейчас, стоило этому договору всплыть, как этот человек быстро умирает. Аканэ, успокаивая сестру, понадеялась, что теперь всё наладится и будет спокойно, Юй сможет сама решить, что ей делать со своей жизнью, как вдруг их двоих обступили со всех сторон охочие до власти альфы.
Поскольку младшая дочь клана Канэко больше не была чужой невестой, к главе клана выстроилась очередь, желающая занять вакантное место.
— Мне срочно нужна охрана для сестры! — эти слова стали жирной запятой в их истории, после которой события перестали быть предсказуемыми для всех.
У Аканэ был свой штаб безопасности, у них была прямая поддержка башни призраков, которой она часто пользовалась, но когда дело касалось Солнца, она никому из них не могла верить. Башня подчинялась напрямую правительству, если её дядюшка получит от своей госпожи приказ сдать младшую племянницу одному из толстосумов в кожаном кресле на вершине мира, он подчинится, и никто не сможет его остановить. А блок безопасности был, увы, недостаточно совершен, так как в нем было недостаточно грубой силы.
— А ч-что нужно твоей с-сестре? — отрываясь от света мониторов, спросил Энди раньше остальных.
Этот парень был асом во всём, что касалось планирования их заданий. Его аналитический склад ума просчитывал тысячи вероятностей, и сотни тысяч просчитывали компьютеры, строя маршруты, по которым они шли. Он мог бы ей помочь, подумала тогда Аканэ. Но он явно не собирался это делать просто так.
Они все могли ей помочь.
Но перед этим альфы решили, что правильно будет спросить молодую госпожу, чего хочет она сама. Оставляя Кобру шипеть и плеваться ядом.
Юй выбрала другой путь, и осталась благодарна альфам семьи Вада куда больше, чем ей, за то, что те, в отличие от старшей сестры, дали ей возможность выбирать самой, хочет ли она прятаться или жить спокойно без страха. На смену сгоревшему договору пришел новый. Уж кто-кто, а Солнце знало себе цену, отбирая среди предложений только самые лучшие. Лучшие для клана, в первую очередь, пусть её кожа и была чиста от чернил, Юй понимала, с кем родство она имеет.
Она выбрала верховного министра законодательного бюро. Человека на двенадцать лет старше себя, но при этом имеющего достаточно для того, чтобы этим браком обезопасить семью на весь срок службы своего жениха.
Который, впрочем, оказался не так плох, как Аканэ боялась.
— Я прошу об услуге, — низко склонившись, торжественно просил альфа, стоя перед тремя мужчинами в центре круга с изображением рисовой травы.
И вот она сидит в больничной палате перед койкой, на которой лежит альфа, прыгнувший с крыши высотки, чтобы поставить наконец точку в длинном предложении, которым заканчивалась эта история.
События последних месяцев Кобра прокручивает в голове, стараясь вспомнить каждую мелочь, позволяя себе всё отпустить и принять заново, распробовав новые чувства. Вкус сожаления ей не нравится, ещё больше ей не нравится стыд за свою слабость и глупость.
Она поверила тогда в то, что жених её сестры хочет просить защиты для неё у родственного клана Якудза до момента, пока они официально не поженятся. Она сама просила их об этом до того, как появился этот господин, так почему бы другому не поступить так же.
Хотя Аканэ должна была понимать, что у этого альфы есть и другие способы защитить её сестру. Если бы он правда хотел защитить.
У неё не вызывало подозрения ничего из того, что делал министр, скорее всё её внимание было переключено на работу альф клана Вада, с которыми она старательно препиралась. Особенно с Усаги, который проводил с Юй больше всего времени в качестве телохранителя под прикрытием. И пусть Дракону понадобилось не больше получаса, чтобы поладить с Солнцем, Кобра была готова подозревать во всех ошибках работы его одного.
— Почему он должен находиться рядом с ней? — Усаги выглядел рассеянным и несерьезным рядом с Юй, больше развлекаясь всякой ерундой, доводя омегу до смеха своими глупыми шутками и выходками.
— Потому что без подозрений со стороны рядом могут находиться только Усаги и Минсо, но второй всегда только в качестве страховки. Усаги справится, он знает, что делать, расслабься, — Озэму пытался объяснить ей. Но когда дело касалось сестры, Аканэ была не способна слушать.
— В чем п-причина твоего н-недов-верия? — она прослушивала разговор сестры на её официальном свидании с женихом через микрофон, спрятанный альфами в складках одежды, когда Энди задал вопрос, не отвлекаясь от своих экранов.
— А почему я должна доверять ему? — объективно, она понимала причины и даже сама могла перечислить их, для этого только нужно было признать чужую правоту, а это неприятно и больно бьёт по гордости.
— Потому что он лучший в том, что делает. Даже если нужно притвориться манерным идиотом, поверь, Усаги будет лучшим манерным идиотом, которого ты видела, — пальцы координатора стучали по клавишам клавиатуры, на экране менялись изображения в известном только альфе порядке.
— Это ещё одна из семейных фишек? — Аканэ слышала, что госпожа Вада гордится исключительностью всех своих детей. Старшая её дочь — прима балета и жена важного человека; вторая дочь — модель и актриса; третья — фигуристка, и этот список можно было продолжать вплоть до самого Энди, который был младшим приемным ребенком этой семьи, а уже имел, не окончив школу, приглашения от крупнейших научных университетов мира за свой талант программирования.
— Типа того. Мама говорит: «нет ничего невозможного», типа, не «стремись достичь невозможного», а что этого «невозможного» в принципе нет. Как думаешь, насколько сильно Озэму и Усаги верят в это? — он впервые обернулся к ней, отвлекаясь от своей работы. В его непривычно цветных зеленых глазах отражался желтый свет.
— А ты сам веришь в это? — от вида этого золотистого свечения всё внутри омеги трепетно сжалось в ощущении силы, которой, по умолчанию, было в каждом существе. Но не каждое было способно открыть её, чтобы использовать.
— Я знаю, что могу достичь чего угодно, если мне это будет нужно. Или если Усаги попросит.
Она хотела спросить, почему. Почему? Все они говорят: «если Усаги попросит», или «если Усаги скажет». Но неужели это так много значит для них?
А потом она понимает, очень остро, очень крепко понимает причину всех этих слов, этих фраз, ведь сама Аканэ приходит к точке, когда готова произнести точно те же слова. Ведь этот альфа ставит свою жизнь ниже жизни её сестры, меньше чем за секунду прыгая в неизвестность, стоит Юй сорваться с края. Он ставит свою жизнь ниже её жизни, закрывая собой от выстрелов, рассчитывая на один только бронежилет, который закрывает так мало. Он, чёрт возьми, ставит свою жизнь ниже жизней их всех.
— Идиотина! — глаза жжет от подступающих слёз.
Она отлучилась всего на несколько минут, чтобы взять у медсестры раствор для капельницы, и этого хватило, чтобы альфа, лежащий на постели, открыл глаза, приходя в чувства.
Ей нужно было ещё разбудить Озэму и остальных. Людей, которые ждали, пока Усаги очнётся. Минсо, обгрызавшего свои всегда аккуратно стриженные ногти до мяса; Кэйко, похожую на призрака; Хэроу, пропустившую выездные соревнования и игнорирующую тренера уже несколько дней; Энди, который без своих электронных игрушек наконец выглядел как обыкновенный парень-подросток; и конечно госпожу Акико, которая даже в больнице не забывала как мать о них заботиться.
— Зачем? — Аканэ попросила оставить их одних, как наступил вечер.
— Зачем что? — у альфы закончились сигареты, и всё, что он мог, это сидеть и смотреть на неё, отбросив все маски в сторону, не скрывая живого лица с сеткой шрамов, отчетливо заметных в холодном свете больничных ламп.
На этот вопрос можно было дать множество разных ответов. И он бы дал, если бы не хотел искать контекст, чтобы быть конкретным. Конкретным и честным.
— Зачем ты прыгнул. Ты мог умереть, твой трос мог просто не выдержать, или ремень мог лопнуть, или… да мало ли что ещё, — её голос становился ниже, выдавая боль и слабость. Но сейчас Аканэ не стыдилась этого. Ей не за что было стыдиться. В тот момент, когда мимо неё пронеслась черная тень, махнув на короткий миг длинной косой, она подумала о том, что потеряет не только сестру, но и брата. Ведь если Усаги был братом Озэму, то и ей, получается, он тоже был. Он стал им.
— Я должен был, — его глаза мягко светились золотистым светом, просвечивающимся сквозь ртутно-серую радужку. — Даже если бы я умер, это не важно, я должен был сделать всё, что могу.
— Почему? Заказчик был липовый, всё это чертов фарс и, даже зная это, ты сиганул с крыши следом за… Это я должна была прыгнуть! Я должна была прыгнуть за ней! — девушка зашлась тяжёлыми всхлипами, больше не сдерживая градом катящиеся по щекам слёзы.
Их обманули. Человек, который возжелал стать мужем её сестре, вовсе не собирался буквально делать это. Солнце нужна была ему лишь как прикрытие, и в идеале он планировал оставить её живой для себя как память о стране, которую он предал, но не в качестве законной супруги, а в качестве заложницы.
А когда его план оказался раскрыт и разрушен, решил выиграть себе время, сбросив балласт, но пуля, выпущенная Минсо, стоило Усаги исчезнуть в свете и шуме, оборвала его жизнь, размозжив череп разрывной силой.
— Госпожа… сейчас уже нет смысла рассуждать о том, что уже прошло. Если бы прыгнула ты, вы обе разбились бы, оставив на произвол судьбы тысячи человек и одного безутешного альфу. Я просто сделал то, что должен был. Не ищи этому других причин, –нарушая предписания врача, Усаги поднялся с койки, чтобы перебраться к ней ближе и обнять. Впервые за все годы, что они знали друг друга.
— И тебе не было страшно? — этот вопрос вырвался непроизвольно. От его глупости она даже фыркнула.
— Нет, — Аканэ слышала, как билось его сердце в тот момент, как звучало дыхание, и могла с уверенностью сказать, что это были вторыми самими честными словами, которые она слышала.
Первыми были — «я ненавижу тебя», которые сказал ей отец незадолго до своей смерти.
Больше она ничего спрашивать не стала тогда. Не было смысла. Историю её ненависти на этом можно было считать окончательно завершенной, всё, что омега могла ненавидеть — рассыпалось прахом.
Всем оставалось только продолжать дальше жить. Если их странное существование можно назвать жизнью.
Её сестра вышла-таки замуж после всего случившегося. И на этот раз не за политика или крупного предпринимателя, а за члена императорского дома, отчего она чуть не подавилась насмерть собственным ядом. Но вовремя подоспевший Усаги откачал её, забросав суровой действительностью.
Юноша из благородного дома никакой значительной наследовательности не имел, так, далекий родственник монаршей семье, но при этом его статус окончательно возвысил Юй как Солнце Токио, позволяя сверкать ей до конца дней.
Отец Озэму окончательно передал место директора семейной компании и пост Оябуна своему сыну, а они назначили дату свадьбы. Специально попозже, чтобы не портить календарные даты и позволить празднеству в честь Солнца до конца отшуметь. Минсо поступил в университет по гранту, продолжая свою карьеру певца и модели, чудом умудряясь совмещать это с деятельностью клана. Усаги перешел в выпускной класс, и когда не пропадал черт знает где, занимался домом. Энди продолжал затворный образ жизни, внедряя в их жизнь технологические новшества, используя всех членов клана, как своих подопытных кроликов. А сестры клана Вада как не спешили замуж, занимаясь карьерой, так и продолжали, доказывая, что омеги это не только про продолжения рода, но и о себе любимых думать невредно, когда есть возможность.
— Сколько ему лет?! Сколько?! — Кобра благоразумно отошла подальше от особо впечатлительного альфы, который сидя на кожаном диване, грозил снять с себя скальп, судя по тому, как сильные руки тянули за тонкие черные косички.
— Калеб, не драматизируй, — тихим шепотом одернула главу латиноамериканского квартала миниатюрная девушка-омега, похожая на живую шоколадку со своей блестящей смуглой кожей.
— Не драматизируй? Это же получается, что меня на шестерки пустил шкет, который ещё школу не окончил… Да он меня чуть не угробил несколько раз. И тебя тоже… — с одной стороны, было крайне смешно наблюдать за тем, как до несчастного парня доходит суровая истина, а с другой… тут всем присутствующим не больше двадцати двух лет. Радоваться нужно, что до двадцати дожили в их случае.
— Попизди мне и я тебя закончу, — тихо, очень доверительным тоном за пару слов Усаги донес своё мнение от этого разговора.
Калеб в ответ только руками взмахнул, откидываясь на спинку сидения и потерянно их рассматривая. Альфа явно пытался осознать всё. Что теперь им и его людям придется принимать новую власть, что человек, которого он считал, хотя хрен знает, кем он там Усаги считал, ровесник его сестры, возраст которой его, впрочем, не смущал.
Это было даже забавно.
— Так, получается, что ты теперь здесь главный? — американец наконец посмотрел на Озэму и, оценив масштабы, замялся, поворачиваясь обратно к Усаги. — И насколько мы, ну… в жопе?
Мы — это они. Их квартал, который на деле никому не принадлежал, но другие якудза учинять свои порядки там не спешили, так как дракон обеспечивал поддержку на этой территории за работу и открытую торговлю.
— Главный всё ещё ты, землю у вас никто не отбирает, муниципалитет мы держим, условия у нас все те же, просто решил, что тебе будет полезно познакомиться с большим братом, — дракон развалился на диване, довольный представлением, который сам же и устроил.
До этого весь контроль над латиноамериканским гетто и чайна-тауном осуществлял Усаги, лично передавая Оябуну всю необходимую информацию и улаживая конфликты и разногласия. Теперь место главы занял Озэму, и его политика была более открытой, чем у его отца.
— То есть, теперь на этого ненормального можно хоть кому-то жаловаться? — Калеб с надеждой посмотрел на Озэму.
— Бесполезно, — однако ответ убил надежду в зародыше. — Бесполезно жаловаться.
Во многом бесполезность жалоб заключалась в том, что Усаги делал всё в соответствии с семейным кодексом, а за это Оябун никогда его не накажет, но это распространялось только на тех, кто к клану имел хоть какое-то отношение. Фактически, ни китайцы, ни латиносы, ни корейцы, ни белые к ним никакого отношения не имели, они просто пользовались их услугами по бартеру.
Во всем остальном бесполезность заключалась в факте, который она сама с трудом осознала. Усаги псих. И контролировать его может только ещё больший псих, чем он сам.
— Ты не боишься, что у него резьба слетит в один момент? — с учетом, что развитие психологических отклонений и рост самоубийств в их стране дело нормальное, ей было о чем переживать.
Альфы постоянно сталкиваются с жестокостью. Они, в большинстве своём, её источники, здесь совсем без вариантов. И если представить тот уровень давления, который оказывается на них с раннего детства, и прибавить к нему жизнь в криминальном клане, где насилие это норма… Похоже, она начинает понимать сестер своего будущего мужа, которые не спешат замуж и заводить детей.
— Скорее, она слетит у Минсо, чем у Усаги, — Озэму отвлекся от бухгалтерских отчетов, откладывая цветной маркер в сторону. — Или у меня.
— Почему? — представить демона, сошедшего с ума, не удавалось. Его образ сдержанности и уравновешенности так плотно вошел ей и всем другим под кожу.
— Потому что мы боимся, — она ценила своего альфу за честность, но порой эта честность опускала её на самое дно. — Мы имеем привязанности к вещам, людям, мыслям в своей голове. У нас есть долгосрочные планы, мечты, цели. И когда что-то в нашей жизни идет не так, мы нервничаем, злимся, страдаем. Мы страдаем, медленно расшатывая табурет, на котором стоим, пока не свалимся с него. Усаги не качает свой табурет. У него его нет.
У него есть всего одна глобальная цель на короткий промежуток времени, и он прет к ней напролом как танк, снося все препятствия на своем пути независимо от последствий. У него может быть несколько целей на день. Выполнимых. Если цель становится невыполнимой по независящим от него причинам, он просто исключает её из списка, как будто бы её никогда не было. Поэтому в семье никто не опаздывает на встречи и никто не нарушает обещания. Иначе просто не будет встреч и договоренностей.
Он не беспокоится о вещах, которые уже случились или на которые повлиять не в его силах. Если что-то уже произошло, нет толка мусолить это. Если это не твое, нет смысла за это держаться. Дракон равнодушен к вещам, они ему не нужны. Также он равнодушен к деньгам, поскольку знает, где и в каком количестве их можно заработать или украсть.
Его не беспокоит, что о нем говорят. Существование человека в природе слишком скоротечно, чтобы обращать внимание на чужие гнев и зависть. А тратить силы на то, что тебе не нужно, в принципе бесполезно.
— И как ты всё успеваешь? — она ради эксперимента взяла у Энди распечатку с графиком, по которому живет дракон в рандомный день, чтобы просто понаблюдать.
Только Энди имел доступ к личным календарям членов семьи кроме самих владельцев, и только он мог дать ей такую информацию, не без просьбы Озэму, разумеется.
— Хочешь, открою секрет? — в ответ Кобра коротко кивнула, глядя на то, как Усаги быстро и мелко шинкует капусту на ужин. — Я нихрена не успеваю.
Просто я не придаю этому значения. Вот и всё.
Для него всегда самое важное — это помочь членам семьи, если есть такая необходимость, и разрешить дела клана. Следом идет учёба, которой всегда придают большое значение, и только после всё остальное.
Примечания:
бета: прощай, Вада Усаги, привет Вэй Ин)
Главу читала с большим удовольствием) Столько всего произошло) Милая Мэй)
А еще я не представляю, как семья по нему скучает, они же так любят его, так привязаны к нему) Ууу, хочу встречу всех вместе и знакомство с ЛЧ)
автор: О, они будут очень скучать. И Усянь будет очень скучать. Но об этом мы узнаем уже в следующей арке🌸