***
Семь лет назад.
Зал аэропорта Пудун встречал мощным потоком холодного воздуха из кондиционеров. После душного воздуха в салоне самолета, это было всё равно, что войти в райский эдем, раскинуть руки и отдаться ласке ангелов. Пассажиры быстро разбредались, пройдя таможенный пункт, окружая огромный овал кольцевой дорожки, по которой вот-вот должны будут пустить багаж. Вада Усаги, а ныне Вэй Усянь, стоял на балконе в стороне от эскалатора и наблюдал за людьми сверху. Перед ним было море голов, целый зал полный шума и небо в окнах крыши, такое ясное и высокое. Он смотрел на проплывающие за толстым стеклом облака и думал, что будет дальше. Что будет, когда он переступит порог здания аэропорта, выходя в чужой для себя стране, которая стала его единственным спасением. Он буквально умер для Японии. Сейчас останки подставного трупа везут на экспертизу, которая окончится тем, что его официально признают мертвым. В базе полиции он уже мертв. Осталось дело за малым: передать заключение о смерти его отцу и матери, его семье, которая воспримет это с достоинством, принимая соболезнования. Иронично, для его праха уже даже готово место на кладбище. Поставят урну в ячейку рядом с чёрно-белой фотографией, где он как обычно улыбается. Отец наклонит голову и будет стоять всю церемонию, а мать смахнет пару скатившихся по щекам слезинок. Хоронить сына всегда непросто, особенно когда знаешь, что он сейчас шляется черт знает где, пока вся семья спектакль разыгрывает. Ему однозначно ещё влетит за это. Вэй Усянь улыбается, поправляет солнцезащитные круглые очки и ступает на движущиеся ступени эскалатора, спускаясь в шумный зал, который проходит непринуждённо, не останавливаясь и не замедляя шаг. Он прилетел без багажа, с одним рюкзаком, в котором лежали оригиналы его новых документов с личностью, которая исчезла из этой страны в возрасте примерно шести лет, перестав существовать почти так же, как он перестал существовать для Японии. Теперь он гражданин Китая. Посмотрим, что эта страна может предложить взамен смерти. — Вэй Усянь! Вэй Усянь! Господин Вэй! — он слышит знакомый голос, стоит только выйти из зоны выдачи багажа в общий зал. Мужчина в возрасте машет табличкой с его именем и улыбается, выискивая взглядом в толпе людей. Он замирает, глядя на этого мужчину, останавливаясь среди толпы, и опускает очки ниже, желая увидеть это не в черном оттенке линз, а в ярком естественном свете. Господин Ло продолжает махать табличкой и кричать, вглядываясь в лица всех молодых людей. Его руки, похоже, очень устали. Сколько вообще он здесь стоит? И ещё, откуда он узнал, что Усянь прилетает сегодня. — Господин Ло, я здесь! — он поднимает руку и громко отзывается, чтобы мужчина заметил его. Тот наконец замирает с табличкой в руках и просто смотрит на него, пока парень не подойдет, огибая других встречающих. — Я не думал, что меня кто-то встретит. Как вы узнали? — Э-э-э… — старик нервно смеется, его глаза закрыты, скрывая неловкий взгляд за веками. — У меня тут был один должник. — Что ж, жаль теперь нет, — Усаги-Усянь улыбается тепло и радостно, скрывая за маской удивление и непонимание того факта, что этот человек, который ему по сути никто, здесь делает. Это странно. Но он не смеет указывать на поведение тому, кто вдвое его старше. — Как прошёл полет? Хорошо сели? Где твой чемодан? — господин Ло принялся заваливать его вопросами, стоило только расслабиться. Вот же… Похоже, его жизнь будет очень веселой. Ло Баи был на редкость активным господином для своего почтенного возраста. Впервые встретив его на конференции в Токио, парень подумал, что тот довольно забавный. Среди всех представителей азиатских университетов только он один выделялся живостью и искренностью. Его вопросы были остры, комментарии точны, а темы, которыми он интересовался, занимали, тогда ещё Усаги, тоже. Они впечатлили друг друга. И это привело к тому, что сейчас, Вэй Усянь едет в такси до города в компании этого человека. Человека, который открыл ему дверь в новую жизнь. Пришлось соврать, что его багаж приедет позже контейнером и что он остановится жить у знакомых, которых нашел через Китайское посольство в Токио, когда оформлял документы на восстановление гражданства. На самом же деле, разумеется, никакого багажа не было и в помине, как и знакомых. Всё, что у него было, это он сам и коробка тридцать на шестьдесят, которая ждала его в пункте выдачи службы EMS. Но сердобольному дядюшке знать об этом было вовсе необязательно. — Остановите за центральным отделением банка, там есть сквер с парковкой и подождите, пока я не вернусь. Господин Ло, если хотите, можете пройтись, — таксист оставил включенным счетчик, напряженно посмотрел на сидящего позади старичка и вернулся взглядом к фигуре высокого парня, который, перейдя дорогу, обогнул здание банка. Так уж вышло, что документы ему могли отправить частной курьерской службой, а вот банковскую карту нет. Своими прошлыми счетами Уянь не смог бы воспользоваться, трупам деньги без надобности, да и самих денег там давно уже не было. Как только партия сложилась перед ними, он с помощью Энди вывел все свои сбережения за долгие годы упорной службы на счета, которые были открыты на имя заново родившегося Вэй Усяня. Никому не было дело, из кого этот Вэй Усянь появился на свет. Китаю для восстановления гражданства хватило бумажных оригиналов документов, ничего дополнительно электронно предоставлять не понадобилось. И они смогли разыграть замену имени, подложив башне и полиции готовый сгоревший труп, чтобы правду о нём никогда не нашли после запуска вируса. Теперь он был сиротой, ребенком, как выяснилось позже, двух погибших в теракте врачей, который сказочным образом вернулся из-за моря несказанно богатым. Как тут не стать, если приемная семья платила ему жалование, начиная с четырнадцати лет, к которому он и пальцем не притронулся за все годы. А если вспомнить, сколько Дракон украл, вырвал шантажом и разбоем, заработал потом и кровью… Своё богатство он отработал сполна. Девушка в свободной кабинке на выдачу справок растерянно глядела на него из-под ресниц. — Мне нужно получить карту, — он протянул паспорт, она приняла его, раскрыла, сверяя фото с лицом, и ловко принялась вбивать данные в поисковую систему. — Одну… одну минуту, господин Вэй, — побледнев, операционистка встала и растерянно вышла из помещения. Спустя пару минут она вернулась уже не одна, а в компании мужчины, который сел на её место, прикладывая ключ к ячейке, из которой вынул тонкий конверт с банковскими вензелями. — Добро пожаловать в Китай, господин Вэй… — конверт был передан ему с поклоном из рук в руки. Усянь принял его, бросая взгляд на отпечатанные иероглифы своего имени, и кивнул в ответ, удаляясь после росписи в документах. Оставалось последнее. Снять гребаные деньги. Все его активы были переведены на счета в трех крупнейших банках Китая. В разной валюте. Сейчас большая часть средств, которая у него имелась, была в долларах, и пускай в них и останется, курс рынка валют был нестабилен, но по прогнозам младшего брата, зелёные банкноты скоро снова пойдут вверх, и тогда можно будет сделать размен. Вторая часть была в евро, и история там была та же. Все же активы, которые хранились в йенах, были потрачены на резервную недвижимость, которую на время Вэй Усянь оформил на мать, человека, который не предаст его. Мог и на брата записать, но тогда кобра в его уютной квартирке в центре совьет гнездо из чистой мести за то, что скрыл от неё свои планы. На житейские расходы оставался счёт в банке, из которого альфа вышел с отяжелевшем бумажником в сторону припаркованного у парка такси. Юани ему достались не по курсу, а в чистой валюте за поддержку токийского чайнатауна. Не зря все эти годы он впрягался за их задницы, ох не зря. Он вернулся, бросив взгляд на мужчину на заднем сидении через зеркало заднего вида, а потом на водителя, который смотрел на счётчик. Людей всегда интересовало только одно. Деньги. Хорошо, что их у него было в избытке. — Господин Ло, у вас есть пожелания, куда отправится? Или подвезти вас домой? — этот человек — его куратор, будет не лишним иметь с ним тёплые отношения. В конце концов, он был ещё и приятным. По-отечески трогательным. — Ох, я… я бы и на метро… — Вы в ожидании весь день провели, вероятно, отдых пойдет вам на пользу. Стоит беречь себя, вам ведь ещё нести разума зерно в наши темные головы, господин Ло, — он улыбался привычно, ведь улыбка, самая приятная из масок, которые люди надевают на своё лицо. — Вы ужинали в аэропорту? — Нет, — мужчина неловко смеется. В отличие от парня, он искренний. Это поразило его ещё там, на конференции. Такие люди просто удивительны. Вэй Усянь обожает таких. — Я знаю одно неплохое местечко. Оно как раз в центре. Нам нужно к бульвару Хэншань. Когда такси остановилось, Вэй Усянь, не глядя на счетчик, протянул сложенную вдвое стопку купюр и покинул салон, открывая дверь для господина Ло, который выбрался, неловко глядя на парня, стоящего перед собой, смущенно. Мастер не был человеком, соблазнить которого можно было деньгами. Если бы это было так, едва ли они поехали на ресторанную улицу. Нет. Ло Баи не интересовали его деньги. Возможно, мужчина даже не представлял, что они у него имеются. Он приехал в аэропорт, чтобы взять ответственность, и это было так сентиментально, что растрогало даже Усяня. Хотя это неудивительно, он был падок на хорошее отношение светлых душою людей. Они завораживали его. Умиляли. Их хотелось окружить заботой и теплом. И Ло Баи попал в его цепкие руки, стоило проявить чуть больше интереса, чем следовало. К тому же здесь, в огромном городе, у него не было никого. Совсем никого. Вэй Усянь был не прихотлив к условиям внешней среды. Одинаково комфортно он чувствовал себя в роскошный апартаментах и маленьких номерах гостевых домов, где тебе выделялась койко-место. Жизнь его помотала, и пускай он всегда возвращался туда, где была его любящая заботливая мать, прожить в бетонной коробке было несложно. К тому же, он ещё и молод. Под господина Ло было крайне легко подстроиться, Усянь с детства обладал предрасположенностью к эмпатии, как и его мать, они оба крайне тонко чувствовали людей, легко проникая во внутренний круг, в котором человек снимал с лица маску. А у его куратора и маски особой не было, скрывать тому явно было нечего, поэтому к вечеру их уже можно было считать породнившимися душой. Тому, конечно, неслабо поспособствовало грушевое вино… но разве это важно? Просидев до позднего вечера в небольшом ресторане сычуаньской кухни в традиционном китайском стиле, который пользовался популярностью, похоже, только у местных из-за бюджетного меню и огромного количества специй, от которого туристов сдувало прочь, они немного прошлись по набережной вдоль реки, а после Усянь очень долго и нудно уговаривал господина Ло позволить ему оплатить для мужчины такси. Сам он был далек от того, чтобы искать себе ночлег. Над головой простиралось туманное синее небо, звезд на котором не было видно из-за смога, а на грешной земле со всех сторон его окружали огни и люди. Впервые, по-настоящему, он был свободен. Без каких-либо правил и условностей. Без устава, обещаний, клятв, связей. Как чистый лист на поверхности стола, над которым зависла кисть, с кончика которой вот-вот сорвется капля чернил. Это чувство свободы опьяняло. Ещё никогда Усаги-Усянь не чувствовал себя таким счастливым и легким. Парень нашел себе квартиру за центром в двухэтажном комплексе под аренду за практически символическую плату. Эта квартира и правда была дешёвой. Район был не плохой, но ветка метро проходила далековато, остановок транспорта не было. Для него, для альфы, район вполне подходящий, а вот омегам в такой слепой зоне делать нечего, поэтому, невольно обращая внимание на них в магазинах поздним вечером, нервно оглядывающихся по сторонам, он предлагает проводить до дома, донести тяжелые пакеты. Ему ведь не сложно. Лучше он поможет, чем с утра встретит полицейскую ленту по дороге к метро или парку. Сейчас ещё и лето. Кто уже не учится — отдыхает и гуляет до утра, забыв про осторожность. Молодость часто глупость, его это тоже касается. Усянь может мнить себя умным в том, что касается естественных наук, но в жизни он тоже во много склонен ошибаться. С каждым днем ему всё сложнее. Пока в Токио всё окончательно не уляжется с его мнимой смертью, ему лучше не звонить часто. Он думал, что ничего страшного. Будет звонить матери раз в неделю в течение полугода, она же не одна, рядом отец. Минсо тоже может без него обойтись, Озэму сейчас занят с Аканэ и делами клана, Хэроу готовится к очередному чемпионату, Кэйко… Кого парень обманывает? Сможет звонить раз в неделю? Он? Человек, который даже переехав на отдельную квартиру, срывался по малейшему чиху? Усаги жил ради них. И пока они были рядом, никогда не чувствовал четко, каково это — быть одному. Совсем одному. Даже за год с дедушкой он не скучал только из-за того, что тот держал его в ежовых рукавицах, дрессируя с утра до вечера так, что от усталости мысли в черепной коробке не ворочались. А здесь… Некому было. Какой же он идиот, чёрт. Просто… Всё, что нужно на самом деле о нём знать, это то, что как бы он ни хотел казаться жестоким и равнодушным, на самом деле Усянь всегда был очень сентиментальным к людям и вещам, которые были для него дороги. А если учесть, что любой, кто относился к нему с любовью, тут же становился для него важен, то радиус проблемы увеличивался. Правда, он тот человек, который, забрав посылку в свою бетонную коробку квартиры, плакал, сидя прямо на полу, сжимая в руках криво вязанный свитер, который старшая сестра подарила ему на прошлый новый год. И нет, ему за это нихренашечки не стыдно. Мужчина должен иногда плакать. Особенно когда дело касается твоей любимой сестры, которая дарит вещи, сделанные своими руками, зная, что ты никогда с ними не расстанешься и попросишь тебя похоронить в них, если кто-то к тому времени не надарит тебе ещё трогательной дребедени. — Господин Вэй, здравствуйте… — единственное изобретение, которое Усянь так и не полюбил, это домашний телефон. Ему крайне не нравился звук этого предмета, а отключить его было нельзя, какой-то умник связал его в сети вместе с домофоном. — Меня зовут Ан Бо, я являюсь вашим нотариусом. Дело в том, что пришли данные из лаборатории, подтверждающие ваше родство с господином и госпожой Вэй, которые погибли… погибли в теракте. Усянь стоял, нахмурившись, придавив белую телефонную трубку к уху плечом и слушал очень неловкие бормотания человека, который назвался Ан Бо. — И что вы хотите? — он был в курсе, что его биологические мать и отец мертвы. Будь иначе, его не отправили бы в детский дом. — Вы, вы можете приехать на оглашение их завещания? — завещания? У его родителей было что ему завещать? Но, погодите, если они написали завещание и нотариально его заверили, то это было давно. Очень давно. Зачем им было это делать? — Хорошо. Хорошо, говорите когда и куда, — не отнимая трубку от уха, парень снял с холодильника блокнот с магнитной подставки и шариковой ручкой, вывел адрес, по которому нотариус просил приехать его. Как можно скорее. Не то чтобы он очень хотел куда-либо ехать. Тема биологических родителей не была для него особо болезненной, Усянь знал, что они у него были, что они умерли, а других родственников, кроме мамы с папой, у него не нашлось, поэтому опека вскоре перенаправила его в казённое учреждение, в котором было место, а после, когда он там не прижился, его перевели в другое, ближе к области, так как он с детства был проблемным. Госпожа и господин Вада стали его приемными родителями, когда усыновили здесь, в Китае. Тогда, шестнадцать лет назад, система была куда проще, в будущем ему объяснили, что мать фактически купила его, ведь органы опеки даже не потрудились найти оригинал его свидетельства о рождении. Если бы его родители не были врачами, он, как и многие осиротевшие рано дети, потерял бы всё. Имя, дату рождения, всё. Гражданам другой страны проще было заплатить, чем ждать, пока найдут и подготовят его документы. А по приезду в Японию Усаги записали как родного ребенка, дав ему японское имя и гражданство, заплатив регистратору; он тогда был совсем маленьким, едва на родном языке говорил. Легко было выдать его младше, чем мальчик был на самом деле, и солгать об утрате свидетельства. В семье, конечно, все всё равно знали, что он приемный, так что на документы не смотрели. В общем, с его документами был полный кошмар. Из-за спешки и халатности органов управления и страха матери, что не удастся вывезти его из Шанхая, возникло вместо одного человека — два. Хорошо, что тогда она не избавилась от бумаг с синими печатями, свидетельствующими об усыновлении ребенка с китайским именем и гражданством по праву рождения. В Бунду он приехал после обеда. Найти в районе небоскрёбов и административных зданий нотариальный аппарат было задачей не из легких, но Вэй Усянь и не с таким справлялся. На проходной было достаточно упомянуть о звонке и назвать имя Ан Бо чтобы его пропустили, добродушно объяснив, куда идти дальше. Среди множества кабинетов в длинных коридорах он чувствовал себя не лучшим образом. Почему всегда в таких учреждениях так мало места и так тесно? — Господин Вэй? — Ан Бо оказался бетой, ниже его на голову, и встретившись с ним, Усянь испытал легкий личностный кризис. Так неловко глядеть на работника системы сверху вниз… — Я рад, что вы так быстро добрались. Ехали по объездной? — На метро, — парень растерянно моргнул. На улице сегодня было градусов тридцать жары, в машине в пробках, в которых в будний день толкался весь город, он бы умер и никакое завещание такой перспективы не стоило. К тому же, приехал он сюда не ради денег. — О, очень разумно, — бета явно уже был в курсе состояния его счетов. Для него один запрос в налоговую и в банк — и все карты раскрыты. К тому же, действующая партия требовала открытости данных, чтобы контролировать обеспеченное население на радость обывателей. — Тогда, начнём… Собственно, дело вот в чём… Вэй Цансэ, его мать, и Вэй Чанцзэ, его отец, оба работали в одной из крупнейших больниц Шанхая, имея в ней прекрасную репутацию, как специалисты. Но семьи у них не было. Они познакомились ещё в медицинском университете, оба сироты, стремившиеся к хорошей жизни, и вместе этой жизни они и достигли. Из-за работы большого количества друзей в не сферы медицины они не имели, а на работе о личном не распространялись. Часто, в конкурентной среде, это было небезопасно. Профессия хоть была и благородная, но когда дело касалось благ, любая благородность часто издыхала. У них в собственности был дом. Который достался матери Вэй Усяня по наследству от некой госпожи Баошань, которая приходилась Вэй Цансэ приемной матерью. В этом доме было предпоследнее место его регистрации до того, как его забрали органы опеки. И на данный момент, как единственный родственник господина и госпожи Вэй, он был следующим его полноправным владельцем. Как и всех счетов своих отца и матери. — Сейчас ваша доля равна одной третьей от земли и от самого дома. Остальные доли будут переданы после подписания всех наследственных соглашений. Нужно будет заплатить пошлины за оформление и государственный налог… Вы в порядке? — в порядке ли он? Нет. Как он может быть в порядке, слушая о том, что его родители так же прожили жизнь сирот. — Где они похоронены? Вы знаете? — Усянь смотрел на нотариуса и тот вдруг осекся, когда до него наконец дошло, что парня не особо интересуют деньги. — Если они кремированы, я хотел бы забрать их. Забрать их домой. В тот же день он подписал все необходимые документы и оплатил госпошлины для получения права собственности на дом и допуска к счетам своих родителей, которые всё это время были законсервированы до его совершеннолетия, а после до момента, пока он не объявится. Стоило догадаться, что после того, как Усянь пройдет общую медкомиссию при получении гражданства, его так или иначе найдут. Это было не лишним. И хорошо, что это было связано с наследством, а не с его криминальной деятельностью. — Господин Вэй, подождите, — Ан Бо нагнал его в коридоре на пути к пункту охраны. — Вот, возьмите. Этот человек искал вас в течение нескольких лет. Кажется, он был другом вашего отца. И ещё эта визитка с номером госпожи Лао, она будет вашим консультантом и позвонит вам позже, чтобы обсудить процесс передачи имущества. Мужчина протянул ему листок и прямоугольник картона с коротким поклоном, а после попрощался, удаляясь. Вэй Усянь какое-то время смотрел на цифры, раздумывая, а после обернулся, махнул на прощание разулыбавшемуся охраннику и вышел на улицу, где у ближайшей урны выкинул смятый в комок листок, убирая визитку в бумажник. Если кто-то искал его, когда было поздно помогать, то не стоит появляться сейчас. Помощь Вэй Усяню была без надобности. Он сам как-нибудь справится. Вообще, очень легко так думать. Что ты можешь всё сам сделать и ничья помощь тебе не нужна. Вся его жизнь — это вынужденная командная работа из-за темперамента, культуры, его болезни, чтобы он не забывал, что работать сообща нужно, что это для его же блага. Но по своей натуре Вэй Усянь был индивидуалистом. Ему было сложно доверять людям, даже если было кому. Справлялся ли он? О, не всегда, будем честны. — Привет! Вэй Ин, да? — его разбудил звонок домофона, за которым последовал громкий стук в дверь. На пороге перед ним стояла широко улыбающаяся девушка-бета, сверкающая бодростью. В то время как он с помятым бледным лицом был похож на ходячий труп. — Вы кто? — опустим обращение, раз уж с фамилией эта мадам угадала, вполне возможно, он что-то просто упустил, разбираясь в кипе бумажек, которые представляли теперь его личность. — Лао Сюин, твой консультант, — глядя на бодрую до тошноты девушку, Вэй Усянь с тяжелым вздохом отошел с прохода, приглашающе махнув гостье рукой в полумрак прихожей. Ему было крайне хреново сейчас. Не до общения. — Я не стала звонить, решила проверить адрес твоей временной регистрации… ты… неплохо устроился. Ну… Если считать серые бетонные стены без покрытия, деревянный лакированный пол и крайний минимум мебели «неплохо устроился», то да, он действительно неплохо устроился. Во всяком случае, его реально устраивало. — Почему Вэй Ин? — восстанавливая гражданство по справкам из детского дома, которые забрал у матери, Усянь воспользовался правом взять взрослое имя. Ему было насрать, если это запутает систему ещё сильнее, так было бы даже лучше, ведь если он уже получил гражданство, отнять его у него можно будет только через суд, и то депортировать его уже не смогут. Не сейчас, когда прошлое гражданство официально утрачено. Чёрт. Ему грозит Интерпол за всё это дерьмо, если Энди не разберет всё по полочкам в случае, что всё пойдет через задницу. — Прости, надо же обращаться по новому имени… Ты не переживай, там такая каша с документами. Мы нашли все подтверждения твоего права на гражданство по медицинским картам, но они такие древние, что рассыпались буквально в руках. Так что, если мы найдем твои документы в родительском доме, всё то можно будет бросить в утиль. Прости за это. Тогда… творился полный бедлам, — а, точно, откуда же вам знать о том, что он потенциальный смертник, если его куратор из башни вдруг узнает, что их развели по полной программе и всё это подстава, а он чертов беженец. — Да ладно. Ерунда, — Усаги слишком много думает о том, о чем люди даже в здравом уме задумываться не стали бы. Для них он просто парень, который отправил запрос, имея достаточно для того, чтобы подтвердить факт того, что он родился в Китае у граждан страны. Всё. Этого достаточно. — Чаю? Оглядев девственно чистую кухню, госпожа Лао предпочла кофе. На вынос. Она заехала за ним, чтобы познакомиться и заодно передать ключи от дома родителей Вэй Усяня, в котором не было ни души с момента, как его ребенком увезли отсюда. Максимум на территорию пробирались мародеры или подростки, но на удивление замки и окна были целыми. Сам дом был довольно… милым. — Ну как? Что чувствуешь? — девушка радостно улыбалась, пока он осматривался, стоя рядом с машиной. — Ничего, — это было честно. Переступив бордюр, Усаги-Усянь прошел пешеходный тротуар и толкнул дверцу калитки, поражаясь факту, что та даже не была заперта. Дом его родителей стоял на ровном участке и мало чем отличался внешне от соседних домов, которые вровень были отстроены вдоль улицы. Два этажа с небольшой верандой перед входной дверью, квадратные раздвижные окна, плоская крыша без ограждения и много разросшихся цветочных кустов, источающих сладкий аромат, от которого щекочет в носу. Он поднялся на крыльцо, вставил ключ в замочную скважину и очень осторожно надавил, боясь от напряжения сломать или ключ, или замок, или дверь. Всё из этого он вполне мог. С небольшим усилием ключ провернулся два раза с щелчком, язычок замка втянулся и полотно легко поддалось. В узкую прихожую потоком пролился солнечный свет, в котором, как блестки в водяном шаре, танцевали пылинки. — Удивительно. Дом столько лет был заброшен… — пол скрипел под ногами, вся мебель была покрыта толстым слоем нетронутой пыли. — Твои родители были уважаемыми людьми, поэтому коммунальная служба отправляла работников, чтобы проводить плановые проверки. Да и соседи… хорошо относились к чужому имуществу. Долгое время люди даже приносили цветы на порог, — она подошла к стенке из красного дерева, взяла в руки рамку и стерла пыль рукавом с фотографии. — Ты правда ничего не чувствуешь? — Мне было пять. Я не помню ни дом, ни их, — он тоже смотрел на фото: женщина на чёрно-белом снимке была красивой и улыбчивой, а мужчина строгим и будто немного напуганным. — Но судя по фото, пошел я в мать. Их окружала мебель, заставленная разными запылившимися вещами. Полки с множеством книг и наград. Нелепые детские поделки из веток и ракушек. Куча рамок разных размеров на стенах и доступных вертикальных поверхностях. Кажется, кто-то в их семье… не выпускал из рук камеру, стремясь запечатлеть каждый шаг. — Где могут лежать документы? — госпожа Лао осмотрелась. Количество ящиков явно ее пугало. — На втором этаже, вторая дверь налево, третий ящик бельевого комода, — медленно и тихо прошептал Усянь, но в комнате стояла такая глухая тишина, что этот шепот прозвучал достаточно громко, чтобы быть различимым. — Голова раскалывается. Я выйду на воздух. Виски сдавило, будто кто-то схватил его за голову, обхватывая тяжелыми руками. От пыли совершенно нечем было дышать, красные обои давили угрожающим цветом. Не этого он ожидал от родительского дома. С фасада он был светлым, таким лёгким, а внутри темным и заполненным. — Ты в порядке? — девушка вышла спустя какое-то время, альфа не считал. Её обеспокоенный взгляд прошёлся по лицу, но ни за что не зацепился. — Точно ничего не помнишь? — Не знаю. Я не уверен, — Усаги посмотрел на красную дверь с облупившейся краской, гипнотизируя дверную ручку. Желания войти в дом снова у него не возникло. Вместо ответа бета подняла руку, углом папки тыча ему в плечо. Взяв пластиковый конверт в руки, парень вскрыл замок, заглядывая внутрь. Среди фотографий пухлощекого ребенка были скрепленные скрепками листы с оттисками. Документы. Его в том числе. Там был оригинал его свидетельства о рождении, больничные выписки, дискеты и договора. — Второй этаж, вторая дверь налево, третий ящик бельевого комода. Как ты и сказал, — она пожала плечами и тоже посмотрела на дверь. — Будем надеяться, что монстр в подвале был просто плодом моего детского воображения, — Усянь подошел к двери, запер её на два оборота и сошел с крыльца, направившись к машине. Сейчас с огромным удовольствием он выпил бы чего-нибудь крепче кофе. — Поехали? — Ты… Ты оставишь дом? — он посмотрел на девушку, затем на дом и снова на девушку. Ни она, ни этот дом не вызывали у него иных ощущений, кроме напряжения. — Я разберусь с ним позже. Идет? — она кивнула и наконец пошла за ним, чтобы сесть за руль своей чертовой машины и вернуть его туда, откуда увезла. В прохладную чистую бетонную коробку, в которой не было ничего лишнего. Остаток июня прошел в оформлении и подтверждении всех документов. Ему нужно было пройти еще две медицинские комиссии и предоставить результаты в ректорат университета через Ло Баи, который с радостью отозвался, стоило только позвонить и предложить встретиться в городе. Просто не было совершенно. Но рутина хоть сколько-то отвлекала его от тоски по дому. Энди не мог рассказать ему всё, что происходило дома. Он почти не выходил из своей комнаты. С каждым новым днём становилось всё больше понятно, что парень не справляется. Его жизнь "до" была построена на четком контроле. И усталости. Банальная усталость от бешеного темпа позволяла ему быть мягче и пластичнее. Спокойнее. Он был загружен до тошноты. Со всех сторон его обступали рамки и правила, а здесь, ха-ха, здесь их не было. Первые дни в Китае Усянь просто проспал. Просто проспал. Около шестидесяти часов. И когда проснулся, хотел взмолиться, чтобы кто-нибудь убил его, настолько дерьмово ему было. Многие думают, спать и есть это ведь так круто, настоящий релакс. Только это круто, когда после ты обратно возвращаешься в свое хомячиное колесо и начинаешь снова бодро крутить его отдохнувшими лапками. А его максимум был съездить на другой конец города за бумажками. Хотелось надрать кому-нибудь зад. Безумно. Не помогала ни медитация, ни тренировки. Ничего не помогало. Он ходил в зал, гулял, спал, общался каждый день с разными людьми просто потому, что ему не хватало банального внимания и общения. И этого всё ещё было чертовски мало. Усаги хотел попробовать жить простой жизнью. Не влезая в дерьмо. Добиться большего по-честному, борьбой, а не развязыванием войны с устоявшимся порядком. Ну так вот, он облажался. Мало ли, чего парень там хотел. Обществу было насрать на его желания. И вот это, это было лучшее, что с ним случалось. Ведь в Японии ему не давали повода, там так не принято, там ты или выполняешь приказ, или стоишь в очереди, как хороший мальчик. В Китае же был полный социальный дистрой, который прикрывался сверху правящей партией с очень сомнительной идеологией, что все граждане страны равны независимо от своего пола. Его самого трижды спросили, какой пол писать в карте, хотя его пол был очевиден. Вэй Усянь альфа, какие могут быть сомнения? Но тем не менее. Его спрашивали, не хочет ли он быть мужчиной. Как будто это не одно и то же. Осознав масштабы проблемы, ему стало безумно интересно, как будет выглядеть его подъём наверх, который парень рано или поздно осуществит. Так ли важно, каким путем он пойдёт? В конце концов, хороший человек, как и человек плохой, понятия сугубо субъективные. Его силу не скроешь. Она будет прорываться наружу, разрушая контроль, если он не найдет для неё выход. Достаточный для того, чтобы уравновешивать гиперреактивность, разъедающую его суть, как кислота. Энергия, которая не находила выхода, преобразовывалась в агрессию на фоне нервного напряжения, которое в свою очередь образовывалось, если он не был занят. Хомячку срочно нужно колесо. Срочно. Самым оптимальным, что ему удалось найти, это подпольный клуб боев без правил. В нем было сразу три вещи, которые у альфы вызывали щенячий восторг. Во-первых, без правил. Во-вторых, бои. В-третьих, связи. Вывел его на нужный адрес русский парень из туристического центра, в который он наведывался, чтобы найти себе какую-нибудь компанию, чтобы не бродить в гордом одиночестве, осматривая город. К тому же попрактиковать английский и южнокорейский было не лишним. Попасть в сам клуб можно было только с кем-то. Поручиться за него было особо не кому, тот русский был только зрителем, а смотреть Усяню было без надобности. Пришлось следить за зданием, выбирать цели и собирать информацию. В процессе, счастья у него были полные штаны, что первые три боя он так размотал своих несчастных противников, что его чуть не согнали с ринга и не отстранили за откровенное избиение младенцев. Сами виноваты. Не нужно его недооценивать. Это плохо заканчивается.***
Он снова оказался где-то, где не должен был. Его окружали темно-зеленые стены и смущала люстра с спускающимися по спирали стеклянными каплями, которые отражали радужные блики, красиво играющие на матовых поверхностях яркими пятнами, пока горели лампочки. Интерьер был собран со вкусом, как из каталога известного дизайнера или европейского магазина. Много прямых четких линий, конкретных форм и отсутствие разнообразия в текстурах. Дорого и строго. Вэй Ину бы не понравилось. Комната, в которой оказался Лань Ванцзи, на этот раз была тёмной и неуютной, пусть и гармоничной визуально. В ней не было следов жизни. Слишком чисто и малофункционально. Большую комнату можно было бы заполнить элементами, создающими уют. Пуфами, подушками, пледами. Книги и журналы заняли бы пустые полки, а цветы — вазы, которые сиротливо стояли пустыми. Юноша прошелся по комнатам в поисках кого-то живого, но было пусто. В месте, где он оказался, было что-то знакомое, но что именно, он понял не сразу. Ванцзи оказался на этот раз дома. Не в квартире, которая принадлежала родителям, а в той, в которой он жил с мужем. Понял это парень по двум деталям, которые в интерьере остались неизменны: первой была узкая крутая лестница, ведущая из гостиной туда, где Вэй Усянь к их свадьбе сделал для него личную спальню. Вместо его уютной и светлой бело-голубой комнаты за дверью его ждал рабочий кабинет. Такой же мрачный, как и гостиная. Второй же деталью стало окно у скошенной стены. Эта комната в форме трапеции в его реальности была кухней, объединённой со столовой. Здесь же это была спальня. Холод пронзил омегу. Отравил каждую клеточку тела, заставляя дрожать и цепляться за плечи в попытках согреться. Для окружающих вещей Ванцзи оказался бесплотным духом. Не существующим. Существовал только холод. Кроме него, ничего нельзя было ощутить. — Почему ты так себя ведёшь?! — из глубины квартиры послышался крик. Раздался громкий хлопок входной двери, звук тяжелых шагов, а за ним звонкий цокот каблуков. Можно было предположить, что это Вэнь Цин, но вошедших было двое и голос одного из них принадлежал молодому мужчине. Молодой мужчина может ходить так тяжело? Нет. Звук этих шагов был ему знаком. Очень хорошо знаком. И если этот тонкий голос принадлежал не ему, значит… Ванцзи вернулся в гостиную через темный коридор и вошел в комнату как раз в тот момент, когда незнакомая ему омега, сняв с себя левую туфлю, с размаху метнула её через комнату, целясь в мужчину, что ловко увернулся, позволяя ей сбить с полки декоративную вазу, разлетевшуюся крупными осколками по полу. А, так вот почему в квартире так пусто. Увиденное вызывало шок. Явно разгневанный юноша швырялся в альфу туфлями, а тот, не меняясь в лице, просто ходил, спинывая осколки носком ботинка в дальний угол. — Вэй Усянь! — яростно закричал молодой человек, вонзаясь нарощенными ногтями в свои ладони. — Я знаю, как меня зовут, — для Ванцзи видеть Вэй Ина таким было… дико. Он был совершенно равнодушен. На светлом лице застыло пустое холодное выражение без капли живых красок. Не отдавая себе отчет, Ванцзи ринулся к своему мужу через комнату, чтобы взять его за руку, убедиться, что она теплая и под кожей бьется пульс жизни. Что он настоящий. Но его пальцы прошли насквозь, только на короткий миг подарив ощущение тепла. — Куда ты смотришь? — если бы не этот вопрос, Лань Ванцзи, придя в себя, так и продолжил бы думать, что всё увиденное не больше чем плод его расшалившейся на нервной почве фантазии. Очередной странный сон. Но подняв взгляд, услышав голос омеги, парень упал в ртутный омут, в котором отчетливо и очень живо видел свое отражение. Вэй Усянь, которого он не смог коснуться, казалось, тоже его видел. На дне его глаз что-то шевельнулось, спрятанное за ледяной маской чувство, только рассмотреть его так и не удалось. — Смотрю на тот погром, что ты опять устроил, — заговори муж с ним так холодно, он чувствовал бы себя ужасно. Омега же только рассмеялся с долей истерики и картинно рухнул на диван, прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу. Для кого вообще весь этот фарс? — Неужели у тебя совсем не осталось совести? Ванцзи чуть от шока не упал в кресло. Это он сейчас не ослышался? Это у Вэй Ина совести нет? У его мужа? Да ты кто вообще такой?! Будь он реальным, точно бы схватился за черные патлы и как следует оттаскал бы эту пигалицу, устроившую чёрт знает что в его доме. В их доме. — Я в офис, — даже не глядя на развалившуюся омегу, альфа оправил пиджак и решительно направился в сторону прихожей. Э, куда?! Ты оставишь здесь эту… эту… Этого парня? Эй! Вернись и объясни, какого чёрта ты творишь, Вэй Усянь! Ванцзи понял, что кричит, только почувствовав напряжение в связках. Он даже не знает, слышал его мужчина или нет. Тот не остановился, даже когда этот туфлеметатель вскочил и помчался за ним следом в прихожую. Правильно, проваливай! Собирай свои туфли и проваливай! — Кого ты обманываешь?! В офис? Ночью? — все трое, не сговариваясь, бросили взгляд в окно, за которым было черным черно. — Едешь к своей шлюхе, так и скажи! Нечего врать мне в лицо! Как ты вообще смеешь оставлять меня и уходить чёрт знает куда?! — Ну так разведись со мной, — Вэй Усянь вдруг выпрямился во весь свой рост, сделал шаг и навис над хрупким на вид мужчиной. Осознав смысл фразы, ноги Ванцзи подкосились и он упал на пол. Следом за ним к ногам мужчины с глухими рыданиями опустился и… Муж его мужа? Кто? Как назвать этого человека? Вэй Ин, он же его. Он только его и больше ничей. Какого чёрта вообще?! — Не дождешься, — яростно и низко прорычала омега, поднимая лицо с черными разводами потекшей туши для ресниц. Его лицо было таким белым и злым, что по коже Ванцзи снова прошла волна холода, замораживая тот образ, что он представлял в этом видении, лишая возможности двинуться. — Вэй Ин! Вэй Ин, стой! — но было поздно, стряхнув руки омеги, мужчина отпер дверь и вышел прочь, оставляя их сидеть и смотреть на то, как она закрывается. — Вэй Усянь! Из сна он вывалился прямо в горячие сильные руки, которые прижимали его к не менее горячей груди. Низкий глубокий голос повторял что-то успокаивающее ему в пробор, обдавая кожу теплом. Несмотря на то, что сознание вернулось к нему, а родной запах окружал, Лань Ванцзи ужом вывернулся, выпрыгивая из постели прочь, босыми ногами громко шлепая по холодному полу. Парень промчался через коридор, ударяя по всем кнопкам включателей на своем пути, освещая белые стены их квартиры и картины на них. Не было никаких матовых темных обоев, не было никакого кабинета в его спальне и столовая тоже была на своем месте. А Вэй Усянь ходил за ним след в след с очень живым и обеспокоенным лицом. — Лань Чжань? — Ванцзи обернулся: перед ним на расстоянии пары шагов стоял тот же человек, которого он видел во сне. Тот же и одновременно не он. Тот Вэй Усянь тоже имел красивое, знакомое до каждой черточки лицо, длинные волосы убранные в косу и властную ауру альфы. Но в нем не было жизни, словно кто-то опустошил его изнутри, оставив сосуд без души. Его черный костюм, как похоронный, сшился в цельный кокон, склеиваясь, чтобы не измяться, когда закроется крышка. Этот же, стоящий перед ним, был тем, кого парень привык видеть. На его подвижном лице застыло тревожное выражение, серые лучистые глаза скользили по лицу омеги, а губы были распахнуты. Светлая пижамная пара, растрепанные волосы. Теплый. Он может его коснуться. Глубоко вдохнув и выдохнув, омега подходит к мужу и обнимает, утыкаясь лицом в грудь, притираясь макушкой под подбородком. Чужие руки оборачиваются вокруг него в кокон. — Пойдем в кровать. Пойдем, — Ванцзи дает себя увести. Он все ещё осматривается, но ничего общего с той квартирой из сна не замечает. Они забираются в постель, ложась рядом друг с другом на смятой простыни, и не гасят свет. Вэй Ин всё еще его обнимает, осторожно гладит по голове как ребенка, которому приснился плохой сон. — Тебе нужно поспать ещё, — альфа выключает лампу со своей стороны и тянется к его, но Ванцзи останавливает руку. Спать сейчас, когда он переполнен таким количеством эмоций и вопросов? Нет уж. Не выйдет. Что господин Лань знает точно, ту омегу из сна прежде он не видел. Их не знакомили, в Фудане с ним парень не сталкивался и на мероприятиях тоже. Кто этот человек? Почему именно его показали рядом с Вэй Усянем? Это случайность или его подсознание пытается что-то ему показать? С прошлым таким сном, детальным и ярким, было всё более или менее ясно. Ванцзи видел самого себя в квартире у матери в плачевном состоянии. Это было объяснимо. Так или иначе, он задумывался, как бы жил, пойди всё иначе. Это просто был один из дурных вариантов. Но то, что парень видел сейчас, другое. Его там не было. Более того, на его месте законного мужа Вэй Усяня был незнакомый омега. И ощущения от этого сна тоже отличались. Почему ему было холодно? Образ Ванцзи буквально превратился в статую из льда. В то время как в прошлом сне его ослепил свет, как от яркого пламени, и чувствовал парень в нем жар. Жар, а не холод. Правда, прикоснувшись к мужу, он тоже ощутил тепло. Как же сложно. И то отражение в глазах… — Я не усну. Давай поговорим, — альфа даже отпираться не стал. Просьба звучала эгоистично, завтра очередной будний день, а он тут со своими капризами. — Хорошо, — Вэй Ин помог мужу улечься поверх своего тела, придерживая, чтобы омега не скатывался. — Рассказать тебе что-нибудь? — У тебя был кто-нибудь до меня? С кем ты встречался? — если бы не сон, он не стал бы спрашивать. Что если это знак вселенной? Хотя отвратительный знак какой-то. Никакой конкретной информации не дал. Мужчина нахмурил брови, Ванцзи в ответ прищурился, ощущая, как поднимается кипучая ревность. Громко сопя от напряжения, он ждал ответ. — Ни с кем. У меня не было серьезных отношений прежде. Только свидания и недолгое общение, но после мы не переходили на следующий этап, — услышав первую фразу, омега скептически поднял бровь. Но причин не верить у него не было. Как-то друзья говорили ему, что Вэй Ин не был вовлечен в роман с кем-либо. Такое непросто было бы скрыть, кто-то бы точно что-то знал, особенно такой сплетник, как Не Хуайсан. — У меня слишком сложные требования и специфический вкус. — О чём ты? — этот человек говорил, что любит его. Что ещё за требования и «специфический вкус»? — Я не встречался ни с кем не только потому, что мне никто не понравился в достаточной степени, но и потому, что в моей семье есть строгие правила, касающиеся брака. Я никогда не скрывал их от потенциальных пассий, и большинство с ними не соглашалось, поэтому мы переставали общаться. — Ванцзи выбрался из-под тяжелых рук, усаживаясь рядом. Он не уходил, но и прикасаться к себе не давал, останавливая альфу одним только взглядом. Если тот начнет успокаивать его, парень потеряет концентрацию и отвлечётся. Вэй Ин мастер запутывать и отвлекать, а ведь он наконец подобрался очень близко к тому, что так тревожило его. Вопросу о том, почему они вместе. Почему он. — Что за правила? — Вэй Ин тоже сел. Мужчина был спокоен, смотрел серьезно и, кажется, тоже готовился к этому разговору. Значит, его было не избежать. — В семье, в которой я вырос, уже около десяти поколений действует правило, что альфа обязан жениться до момента, как ему исполнится тридцать лет. Это может быть только здоровая, половозрелая омега сознательного возраста. Но самое главное, чтобы она была абсолютно чистой, — Ванцзи задумался, опустив взгляд. Правило сперва показалось ему нелепым и абсурдным. Но с каждой секундой, что он думал, суть до него доходила все глубже. Вэй Ин сказал о том, что правило было древним, десять поколений, это почти век, и если вспомнить историю, то подобные правила были не редки в любой азиатской культуре. Конечно, их не выдвигали рыбаки и простолюдины, но если семья имела статус, то могли и не такое потребовать. Причина, по которой Вэй Ин мог выбрать его из множества людей, становилась кристально ясной. Ванцзи был в сознательном возрасте, достаточно здоровым, как выяснилось, и так же был девственником с поручителем в виде отца, благословляющего его на брак. А его мужу в ту же очередь было почти тридцать. В этом году ему как раз исполнится, если считать от зачатия. Вдруг парень кое-что вспомнил. Крупная дрожь прошла по его телу от внезапного осознания. До их встречи, до того момента, как отец Ванцзи принял решение женить его по расчету, было как минимум несколько событий, которые могли в корне изменить историю. Как минимум одно точно. Если бы тогда, в той подсобке, парень не дал отпор, защищая свои честь и достоинство, Вэй Ин не посмотрел бы в его сторону. Он выбрал бы другого. Он выбрал бы не его. — Это не значит, что я врал тебе, — мужчина бросился к нему, заваливая спиной на одеяла и сгребая в объятия, неверно истолковав, от чего по щекам омеги градом покатились крупные слезы, оставляя круглые мокрые пятна на белье. — Как только я увидел тебя на фото, что мне прислали, я понял, что сделаю всё, чтобы ты был моим. А когда впервые увидел вживую, эта уверенность полностью завладела мной. Все эти слова только глубже резали Лань Ванцзи, прошивая болью до дрожи. Ведь он мог потерять всё так легко. От десяти минут его жизни зависело будущее. А он даже не подозревал об этом. — Я люблю тебя. Ты слышишь меня? Лань Чжань? — старясь успокоить, Вэй Ин целовал его лицо, собирая губами соленые капли, целовал нежно губы, стараясь не давить, и не понимал, почему становится только хуже, почему он не успокаивается. Чтобы мужчина не говорил и не делал, не успокаивало, а только подливало масло в огонь обрушившейся истерики. Цепочка в его голове сложилась отдельной линией от того самого момента, как его попросили спуститься в подсобку, для того чтобы найти среди коробок и ящиков нужный товар, чтобы вынести в зал и выставить на витрину. Это была очередная работа, на которую он хотел устроиться, чтобы честно зарабатывать деньги. Честно. А не раздвигая ноги перед альфой, которого он впервые видит в своей жизни, за две мятые бумажки купюр. Две чертовы мятые бумажки, которые могли стоить ему любви. Которые могли стоить ему его жизни. Он держался за плечи мужчины, до побеления костяшек сжав пальцы. Это было так близко. Так близко. Возможность всё потерять. Потерять человека, который берет его на руки, не разжимая хватки на своей одежде и своем теле, и несет на кухню, чтобы взять бутылку воды и вернуться обратно в постель. — Скажи… ты бы полюбил меня, если бы всё было иначе? — Ванцзи смотрит и видит, как Вэй Ин непонимающе хмурится, как улыбается ему облегченно, осознавая суть вопроса. — Разве могло быть иначе? Я бы обязательно нашел тебя, — ты бы нашел, да, но если бы ты сделал это слишком поздно... Только он об этом думает и тут же видит, как лицо мужчины вдруг каменеет. Оно становится очень похожим на то, что омега видел во сне. Острые черты и тяжелый взгляд, полный осознания. Мужчина берет его лицо в ладони, поднимая так, чтобы у Ванцзи не было возможности отвернуться, пряча взгляд там, где его нельзя было поймать. Всё, что он может, закрыть глаза. Закрыть и молиться, что не спросят. — Кто-то пытался сделать с тобой очень плохие вещи? — от тихого, нежного на слух голоса, у парня ледяная волна от ужаса по коже проходит. Стоит приоткрыть веки, как он видит взгляд, сияющий желтым огнем под расплавленным серебром радужки. Он сам это начал. Этот допрос. Вэй Ин был честен с ним, нельзя врать ему в ответ после этого. Но и сказать правду вслух сложно. Это обвинение очень страшное. Кто знает, какие у него могут быть последствия. Омега кивает, этого почти не видно, но мужчина чувствует движение. Их лбы тепло соприкасаются. — Ты можешь рассказать мне. Рассказать всё, что захочешь, всё, что тебя тревожит, всё, что для тебя важно. Что бы не случилось, в этой жизни, или в другой, неважно, я нашел бы тебя. И не отпустил бы, — каждое слово отдается внутри Ванцзи вибрацией, всё его существо тянется навстречу, вдавливаясь так плотно, что, кажется, ещё немного и они сольются в одно целое. — Даже если было бы поздно? — если бы твоя семья никогда не позволила нам быть вместе? Если бы я уже принадлежал другому? Если бы это всё случилось гораздо раньше? — Никогда не будет поздно. Никогда. Увидев тебя, я уже знал, что сделаю всё, чтобы ты был моим. Даже если на то, чтобы осознать это, мне понадобилось время. Никакая сила в мире не способна изменить это. В этой жизни, или в следующей, я буду любить тебя, — эта клятва была запечатана поцелуем на их губах. — Буду любить тебя в этой жизни и в следующей… В каждой, буду любить только тебя. «Едешь к своей шлюхе, так и скажи! Нечего врать мне в лицо! Как ты вообще смеешь оставлять меня и уходить черт знает куда?!» голос омеги стучал набатом в сознании Ванцзи, высекая яркие искры. Ему казалось, что он видит, как мужчина спускается в лифте на парковку, садится за руль своей машины и уезжает в ночь, проносясь сквозь город, чтобы оказаться на пороге перед дверью, которую ему обязательно откроют. В любое время суток. За ней будет стоять он, другой он, более взрослый, худой и встревоженный, понимая, что то, что они делают, неправильно. Что они не смогут быть вместе полностью и до конца. Ведь Вэй Ин, каким бы он ни был, никогда не нарушит свои же правила. Он будет любить его. Он выберет его. Но всегда будет принадлежать другому. Пока смерть не разлучит их снова. Ванцзи не замечает, как засыпает, прижимаясь к мужу всем телом. Они лежат в изножье, и из-под штор уже пробивается рассвет. Вэй Усянь гладит омегу по голове, чувствуя, что сейчас единственное, на что он способен, это выбрать: найти и убить того ублюдка, кто посмел домогаться А-Чжаня, или сцепить зубы, взять себя за яйца и остаться рядом с мужем, пока он ему нужен, ведь этот день точно уже заранее потрачен. Будить мальчишку нет смысла, тот только уснул. После кошмара, после не самого легкого разговора, после тяжелого признания. Он убьет ту мразь позже. Обязательно найдет и убьёт, но конкретно сейчас, сейчас Вэй Усянь останется, чтобы сторожить сон диди. Твою мать, он мог потерять его ещё до того, как встретил. Где были его глаза? Где были его уши? Как он упустил его за эти гребаные семь лет? Ему нужно было найти свою Лань раньше. — Между вами что-то случилось? — Не Хуайсан полвечера ждал, когда сможет подловить Ванцзи без его тестостероновой бомбы, которая ни на шаг не отходила, кроме как через зал метнуться от рейла до примерочной по просьбе омеги. Господин Лань опустил взгляд в пол на секунду, потом вскинул на зал, находя объект разговора, и, сжав пальцы вокруг плеча друга, толкнул его в проход между двумя стендами, завешанными одеждой. Не Хуайсан, естественно, напрягся. Он, как человек не понаслышке знающий, что такое иметь рядом бешеного альфу, мог и тревогу забить. Но пока его об этом не просили. — Вэй Ин думает, что со мной может что-то случиться. Поэтому ведет себя странно. Он не опасен, просто нервничает, — эти двое убивали его. Господин Не едва сдержался, чтобы не закатить глаза, когда Ванцзи вдруг высунулся из их укрытия и помахал потерявшему его альфе рукой. — У него для этого есть причины? — омега знает, о чём спрашивает. Не Минцзюэ тот еще параноик, но он брат, а Хуайсан не только его единственный родственник, но и держатель половины акций семейной компании. Он мишень. А Ванцзи кто? Да, он, конечно, очень красивый, чего вполне достаточно для проблем, и известный, что тоже неприятностей может доставить. Но он совершенно безобидный. Если с ним что-то случиться, это никак не отразится на рынке страны. Кому нужно его трогать? Конкурентам Вэй Усяня? Так они вроде как от него и так подальше держатся. — Была одна, — господин Лань тяжело вздохнул. Было что-то такое, что он не очень хотел рассказывать. — Это из-за Ши Юйшена? — мог ли Вэй Усянь приревновать к молодому альфе, который влез не в своё дело тогда, в «пурпурном лотосе»? Да нет. Бред. — Юйшен? А он тут причём? — притом, бестолочь, что этот альфа катит к тебе яйца, только ты дальше своего мужика не видишь нихрена. Да уж. То, что Ванцзи слеп и влюблен, очевидно. Для его мужа так тем более. Значит, причина была в другом. Не Хуайсан был свидетелем того вечера в «пурпурном лотосе». Он видел, как смотрели на Лань Ванцзи и кто на него смотрел. Вэй Усянь, который пришел, чтобы его забрать, тоже это видел. И тогда он никак не показал, что ревнует или злится. Напротив, мужчина был спокоен и даже доволен, а когда выскочил Ши Юйшен из-под надзора Бай Йи, просто посмеялся над молодым парнем. Цзян Чэн еще тогда сказал ему, что для ревности у Вэй Усяня слишком высокая самооценка. Он даже думать не станет над тем, что кто-то может променять его на кого-то другого. Да и Ванцзи точно не такой человек. Из всех, кого Не Хуайсан знал, тот был до тошноты моральным и правильным. Прямой, как храмовая стена. Зато, по словам господина Цзян, если Усянь станет свидетелем, что кто-то пытается оскорбить или ранить дорогого ему человека. Покуситься против воли. Вот тогда мужчина становится действительно страшен. Поэтому, как бы Чэн не залипал на молочных бедрах и влажных губах Лань Ванцзи, он над ним даже вздыхать не рискнул. И правильно, Хуайсан с удовольствием воткнул бы шпильку ему между ребер за это. — До того, как мой отец договорился с Вэй Ином о свадьбе, кое-что едва не случилось, — видно было, как Ванцзи сложно говорить об этом. Удивительно, что для откровений он выбрал его. Хотя разве был кто-то ещё кроме Мо, который отвлекал Вэй Усяня всеми доступными способами прямо сейчас. — На меня набросился человек, который должен был стать моим начальником. Тогда я вырвался, сломал ему нос и убежал. — И он угрожает тебе за это? Тот человек кто-то серьезный? — Хуайсан уже представил какого-нибудь главу района, у которого тормоза отшибло, но Ванцзи покачал головой в ответ. — Угрожает? Он пытался меня изнасиловать. Если Вэй Ин узнает, боюсь представить, что он сделает. Нет… Нет, — парень обхватил себя за плечи и сжал губы в тонкую нитку. — Я видел его недавно. Того человека. Он не станет что-либо делать. — Ты сказал мужу? Поэтому он ходит за тобой как приклеенный? — сказал «А», говори и «Б». Это Вэй Усянь, он всё равно найдет способ докопаться до истины. — Я не сказал, кто это был. Не могу, — Не Хуайсан сжал плечо друга ободряюще. Даже если он не мог согласиться с ним, это не значит, что станет осуждать. Дело Ванцзи, говорить или нет. Если муж верит ему, значит, не имеет смысла вмешиваться в их личные дела. Они провели, прогуливаясь по модным салонам, весь вечер, подбирая аксессуары для приема в честь фестиваля. Больше из-за Не Хуайсана. Ему нужен был новый костюм на выход, и его старшему брату тоже, ведь если он опять явится в своем рабочем костюме, парень сгорит от стыда. Мо занимался нарядом Ванцзи с легкой руки Вэй Усяня, а сам только слюной капал на вешалки. Визуально всё было хорошо. Они праздно проводили время, шутили и смеялись в ожидании главного вечера осени. Но Не Хуайсана не просто так опасались те, кто хорошо его знал. Не просто так его называли «сколопендрой», «гадюкой» или «гадом ползучим», именно им он и был. Потому что всё видел, всё слышал и замечал. И только ради избранных для себя людей держал кое-какую информацию при себе. Он не стал бы выдавать Сюаньюя, который едва скрывал свой ужас от того, что идет на платиновый уровень в обход своего отца Цзинь Гуаншаня, который будет там и который запросил высокую, как всегда, цель за билет для собственного кровного сына. Не стал бы подталкивать Ванцзи к тому, чтобы раскрыть карты и, возможно, обречь очередного насильника на кару в виде разъярённого мужа бывшей неудавшейся жертвы. Пусть уж сам со своим альфой разбирается. Если считает, что своим молчанием он делает хороший поступок, не ему его переубеждать. Судьей будет совесть. А ещё. Не Хуайсан промолчит о том, что Вэй Усянь не меньшая «сколопендра», чем он, сам позволяя Лань Ванцзи ходить и дальше с завязанными глазами, пока его осторожно водят туда, куда угодно его мужу. Он заметил то, что альфа следит за его другом, когда они ехали на остров Хайнань. Телефон Вэй Усяня имел доступ к телефону Ванцзи. К его почте, геолокации, истории браузера. Вполне возможно, мужчина даже мог записывать и прослушивать всё, что мог записать последний айфон, импортируя файлы сразу к себе в архив. Таким образом, Вэй Усянь управлял настройками и таким же нашел личную почту Мо Сюаньюя, чтобы выслать ему именное приглашение на прием. — Вот эта вроде неплохая, — Мо крутил в руках светлый сверкающий клатч, но друг, которому он его показывал, его словно не видел. — Ванцзи? — А? — парень поднял янтарные глаза от пола, а пальцами опять потянулся к уху, в котором играл бликами брильянт в три карата. Друзья были удивлены, когда господин Лань вдруг вернулся после однодневного отсутствия рассеянным, но при этом спокойным и счастливым. Как будто сел на мощные антидепрессанты. Но в его случае просто объяснился с мужем в чувствах в очередной раз, вот и вел себя так, будто мир вокруг прекрасен и восхитителен. Он игнорировал навязчивых людей, снимающих его, игнорировал неприятных знакомых, одногруппников своих тоже игнорировал. Потом больше. Пришел в университет не в привычной для себя классике и чистых строгих ботинках, а в кроссовках и джинсах, с закрученными в пучок волосами, из которого торчала серебряная шпилька с крупным камнем янтаря. Неизвестно, что поразило больше: футболка, явно принадлежащая альфе, джинсы или убранные волосы. А теперь вот ещё и уши проколол. — Не тереби. Будешь дергать, не заживут, — Сюаньюй отвел руку друга от его страдающего уха. — Да. Прости, — тот потупил взгляд, покусал губы и сунул руки в карманы брюк от соблазна подальше. — Что насчёт сумки? Это была последняя вещь в списке. И они искали её битые полчаса, которые Ванцзи то и дело отвлекался или отказывался от предложенных вариантов. Не так-то просто было что-то найти. Всё, что они знали, вещь должна быть белая и небольшая, чтобы её можно было легко носить с собой. — Может, эта? — они обернулись на голос оба, едва не вздрогнув. Вэй Усянь порой становился таким тихим, что, увлекшись, про него можно было забыть. В руках у мужчины был клатч прямоугольной формы, инкрустированный крупными кристаллами. Кожаный ремешок, матовая фурнитура под сталь. Сюаньюй вытер слюни и закатал губу. Вещь определенно им подходила. Ванцзи взял из рук альфы сумку, обводя пальцами стыки кристаллов, которые задорно сверкали. К ней только ремешка с надписью «сученька» не хватало, так роскошно и дорого она выглядела. Предсказуемо, ушли они именно с ней. Две омеги шли впереди, оставляя господина Вэй и господина Лань позади, чтобы те успели помиловаться наедине. Всё равно для них никого вокруг будто не существовало. Не Хуайсан спешил на первый этаж, чтобы помочь работницам одного из салонов со своим буйным братом, а Мо Сюаньюй просто планировал подождать всех внизу. Ничего не предвещало, как обычно. Ванцзи спускался с мужем по лестнице, когда чуткие уши уловили вдалеке цокот каблуков. Подумаешь, что в этом такого. Но звук был каким-то необычно навязчивым. Словно идущий намеренно ударял набойками по каменному полу, выплескивая своё негодование. И темп этих шагов, этого дробного звука казался знакомым. Миновав ступени, юноша обернулся. Там, сверху вниз, на него смотрели глаза с белого лица, горящие, как угли. И эти глаза Ванцзи видел. Он с той ночи, когда проснулся от видения, задавался мыслью, знал ли он когда-либо омегу, которая приснилась ему в кошмаре. И нет, ответ был отрицательный. С его стороны. Ведь судя по сощуренным глазам и поджатым губам, его незнакомец знал прекрасно. Из-за того, что парень остановился, Вэй Усянь тоже замер, оборачиваясь к нему, и, проследив за замершим взглядом, обернулся. Он почувствовал себя так, словно совершил ошибку, но горло сдавило спазмом, слова застряли. «Не смотри», попросил бы омега. Не смотри, как этот человек спускается, не отводя от тебя темного взгляда. Не смотри, как растягиваются чужие губы в улыбке с тем, как сокращается расстояние. Он мог только стоять и смотреть широко распахнутыми глазами. Этот господин — настоящий. Не плод его воображения, не ошибка, и он настоящий настолько, что вот-вот протянет руку и схватит то, что принадлежит Ванцзи. Со стороны его выражение лица выглядело равнодушным, может быть, только слегка впечатленным помпезностью, с которой незнакомец ступал, раздражающе стуча набойками, но не более. И эта мысль, о том, что это он стоит сейчас рядом с Вэй Усянем, это он его муж, как ведро ледяной воды обрушилась на господина Лань, возвращая ему ясность мыслей. Незамутнёнными шоком глазами он оглядел потенциальную проблему, замечая весь его интерес, сконцентрированный на альфе. Альфе, которому нет до него никакого дела, и доказать это, как щелкнуть пальцами. Маневр был разгадан за секунды. Парень не раз слышал про этот трюк, которым пользовались омеги-мошенники, чтобы привлечь к себе внимание. Неловко отставленную ногу Ванцзи заметил на третьей каменной ступеньке, понимая, что вот сейчас этот умник сделает вид, что падает прямо перед его мужем, а тот, разумеется, обладая превосходной ловкостью, поймает его. Но, эй! Как насчет него! Помимо альфы рядом были ещё две беты в простых костюмах-тройках. Вероятно, охрана или сопровождающие. Если они тебя не поймают, ничего страшного, почувствуешь, каково это, падать. Как только омега «оступился», взаправду теряя равновесие, Ванцзи выпустил из рук клатч, играющий гранями кристаллов в холодном белом свете множества светильников. Просто разжал пальцы. Сумка полетела на пол, а он не отрываясь смотрел на омегу, глаза которой нелепо расширились в явной неожиданности от такого поворота. У Вэй Усяня был выбор: заметив, что идущий по лестнице теряет равновесие, он мог рвануть навстречу, спасая от падения. Но. Он узнал того, кто к ним спускался, чеканя шаг, и понимал, что пусть это и было бы правильно и благородно, помочь, спасти от падения, но тогда мужчина бы просто подыграл тому, кому не должен был. Если господин Ван предпочитает упасть с лестницы, чтобы привлечь его внимание. То пускай падает. Чтобы ловить его, любящие родители выделили охрану. Вот пускай и отрабатывают свою оплату. Альфа медленно склонился к ногам своего мужа, как только тот шевельнул тонкими изящными пальцами, роняя сумку. Эй! В прошлый раз, кажется, этот смертный объяснил, кому он принадлежит. Так чего ради ты настаиваешь? — Будь осторожнее, золотце, — вложив «хрустальный» клатч в белые ладони, Вэй Усянь ласково улыбнулся Ванцзи, который наконец посмотрел на него, отрывая убийственный взгляд от господина Ван. Ба, кажется, кто-то тут тоже та ещё колючка. — Дорогой. Поехали домой, — ровный голос этой златоглазой бестии втоптал конкурента в землю по самую шею, чтобы продлить мучения от неудачной интриги. Горящий спрятанным под маской равнодушия негодованием господин Лань, развернувшись стройным тылом, утопал вперед, маняще покачивая бедрами. Вот же стервец. Уже закусился. Не удостоив господина Ван, сгорающего от стыда, особым вниманием, мужчина вышел в общий холл следом за мужем, замечая, как тот поглядывает на него, поворачиваясь. Если уж играешь, то до конца играй, а не дразнись. — И что это было? — Ванцзи был пойман в ловушку, никого из его друзей поблизости не было, поэтому придется отвечать на его вопросы здесь и сейчас — Кто это? — это не было похоже на глупую безосновательную ревность. К тому же, омега не был склонен к импульсивным поступкам и истерикам. Его жест там, у лестницы, был контратакой, и играя на своем поле, предсказуемо, парень выиграл, ведь поставил он на него, на своего мужа. — Один из клиентов моей компании, — не было смысла лгать. Если бы Ванцзи захотел, он и сам бы выяснил всё, что ему нужно. — Не похоже, что вы были близко знакомы, — эти слова заставили его удивиться. Омега оказался прозорливее, чем он рассчитывал. Действительно, будь они с господином Ван близки, Вэй Усянь поздоровался бы с ним, как только заметил, а заметил он его ещё в зале второго этажа. И, разумеется, представил бы омег друг другу. Но он предпочёл его проигнорировать, так как в сущности их ничего, кроме договора, не связывало, а он не бежит здороваться с каждым, с кем имеет рабочие соглашения, это нелепо. — Ловко ты с сумкой придумал, — Вэй Усянь поцеловал мужа в высокий лоб, тот в ответ довольно сверкнул глазами. — Муж не разрешает мне поднимать вещи с земли. Говорит, что так не положено вести себя приличным омегам, — ах, он ещё и ехидничает, посмотрите на него. — Ваш муж правильно делает. Любой почтет за честь опуститься к вашим ногам. К этим ногам, которые он целует, поднимаясь горячими губами по подъёму вверх к коленной чашечке, закатывая штанины пижамных брюк. Ванцзи любит его, а Вэй Усянь любит в ответ. Ради него одного мужчина готов поставить весь мир на паузу, остро осознавая, что каждая секунда, что у них есть, драгоценна. Он не хочет жалеть потом, что что-то упустил, где-то не досказал, не доласкал. Альфа отдаст так много, как только может, чтобы у его А-Чжаня было всё. Чтобы никогда тот больше не остался ни с чем, покинутый и забытый. Если что-то случится с ним самим, он обязан сделать всё, чтобы его мужа это не коснулось. Чтобы мнимое правосудие не сгребло его своими каменными пальцами, сбрасывая во тьму, заставляя расплачиваться за чужие ошибки. Его ошибки. Вэй Усянь знает, что после праздничного вечера приема всё изменится в очередной раз. Уже никто не будет смотреть на второго молодого господина Лань как на красивое дополнение к нему. Нет. Он поставит своего мужа высоко. Туда, где тот будет сверкать, недоступный для обывателя, своим чистым светом, как путеводная звезда, вместо солнца освещая мужчине путь. Лань Ванцзи его новое светило, которое он не позволит погасить. Никому. На платиновом уровне, в минуты, когда на множестве установленных на стенах экранах будут бежать строчки с именами людей, выстраиваясь в порядке убывания от самого большего числа к меньшему, все присутствующие замрут в благоговейном ожидании с бокалами игристого вина в руках. Только они будут смотреть друг на друга, стоя рядом. Будут смотреть, даже когда таблица замрет и разобьётся поэкранно от первой до последней строчки, и гостей охватит волнение, создающее громкий гул голосов. Вокруг них образуется пространство. Люди отступят на шаг в сторону, чтобы видеть их, ведь этот момент врежется в историю, пока ему не придет пора смениться таким же в следующем году. — Ванцзи… Ванцзи, ты в списке… — Мо Сюаньюй единственный, кроме Не Хуайсана, кто остается рядом. Его тонкий палец указывает на один из огромных экранов. Господин Лань… Его жемчужина удивленно оборачивается, глядя туда, куда указывает его друг. И бокал срывается с его тонких пальцев, разбиваясь о мраморный пол. Так же разбивается его хрупкий образ в глазах тех, кто занимает желанное место под солнцем, понимая, что стало ещё теснее.