Янтарь в серебре

      Огромное пространство поглощало свет, вбирая его в глянцевые, темно-пурпурные плиты стен. Полоски неона скользили лучами, освещая толпу разными цветами и отражаясь от многочисленных блесток, белой кожи и стекла бокалов в руках людей. Игра света завораживала. Множество маленьких осколков света падало с высоты, вращаясь. Не место, а страшный сон эпилептика.              «Пурпурный лотос» был красивым, а главное, безопасным местом. Омеги обожали ходить сюда, зная, что политика хозяйки этого заведения убережет их от посягательств со стороны альф, принявших лишнее. Охрана бдительно наблюдала за посетителями, часто поднимаясь к кабинкам и ложам, в которых отдыхали шумные веселые компании.              Ши Юйшену пришлось постараться, чтобы забронировать ложу в этом клубе. Использовать большую часть своих связей в роли поручителей, чтобы менеджер записала открытую вип зону на него. Только ради того, чтобы его считали организатором этой приватной вечеринки. На которую все равно не пришел тот, ради кого он все это устраивал.              Так бывает.              Что несмотря на весь твой успех, положение в обществе, деньги и связи, найдется что-то, что тебе будет недоступно. Или кто-то. В его случае, это кто-то.              У Юйшена никогда не было проблем с омегами. Никогда. До появления Лань Ванцзи. Этот альфа был хорош собой, спасибо родительским генам, богат, тоже не по своей заслуге… вообще, всё, что у него было, это не его. А то, что ему дали. И до этого, до Лань Ванцзи, он думал, что это нормально, что так должно быть. Что они все такие. Все дети богатых родителей точно такие же, как и он. И они в этом не виноваты.              Им что, обнищать просто ради того, чтобы разбогатеть самим? А зачем? Почему они просто не могут приумножать своим талантом то, что у них уже есть? Так сохраняется семейный капитал.              Парень не знал, как объяснить Ванцзи, что он не… Какой? Хвастливый? Ненадежный? Наглый? Лань его как будто просто не хотел понимать, принимая все слова с каменным выражением лица и снисходительным взглядом. Любой нормальный человек уже плюнул бы на эту вредную омегу с ее задранным носом и нашел кого-нибудь попроще. Только Юйшен не хотел попроще. Кроме Лань Ванцзи, только четыре человека в его жизни были с ним честны. Это его отец, старший брат и два лучших друга.              С господином Лань было хорошо, как ни с кем другим. Пока тот был в настроении. Но стоило отойти от беседы о литературе или изобразительном искусстве, как Ванцзи терял к нему всякий интерес. Как будто с ним можно было только об этом поговорить. Он, между прочим, гораздо интереснее, и омега понял бы это, если бы попытался посмотреть на него внимательнее. Нельзя же быть таким равнодушным.              И таким красивым.              — Может, хватит уже пялиться? — Сюэ Джи пинает его ниже колена, отчего парень давится своей «Маргаритой» и чуть не роняет бокал, расплескивая содержимое.              — Я не пялюсь… — бета смотрит осуждающе за явную ложь. — Ладно, пялюсь. Ну а что мне ещё делать?              Ванцзи стоит в такой же, как у них, ложе на другом конце зала, и к ним прийти явно не торопится, даже несмотря на то, что Бай Йи уже бегал к ним, чтобы поздороваться и «засвидетельствовать своё почтение». Нет, омега о чём-то разговаривает, стоя у ограды, с другим парнем и пьет воду.              Он настолько неземной, что даже в клубе, где все танцуют, пьют и веселятся, тянет через трубочку «Fiji» и ведёт культурные беседы. Даже если бы им пришлось говорить о теории вероятности, Юйшен хотел бы, чтобы Ванцзи говорил о ней с ним.              — Ну, например то, зачем ты сюда пришёл. Развлекаться, — друг смотрит недовольно, и ему есть за что злиться, бета пришел только из-за него, а сейчас был вынужден терпеть, как он наматывает сопли на кулак и вздыхает о том, что ему не дают быть с тем, с кем он хочет.              — Эй, ты же знал, что он устроил всё это, чтобы, пока все тусят, пялиться на него, — Бай Йи падает к ним на диван, оставляя остальных их гостей развлекать себя самостоятельно. — Только вот зачем, я не пойму. Может, хватит уже таращиться, сходи хоть поздоровайся. А то как влюбленная школьница сидишь тут, вздыхаешь. Думаешь, он будет торчать там вечно?              — Эй, он там с друзьями. Я не хочу навязываться, — друзья закатили глаза.              — Слушай, он пьет воду. Кто ходит в клуб, чтобы пить, блядь, воду? — Юйшен посмотрел на друга, как на идиота, ведь ответ на его вопрос был очевиден. Ванцзи. Ванцзи ходит в клуб, чтобы пить воду. — Просто поздоровайся.              Он поднимается.              Ши Юйшену, чтобы добиться внимания, приходится, как в сказке, пройти испытания, чтобы заточенная в плену дева бросила на него взгляд. Отстоять очередь у бара ради пары коктейлей. Миновать бушующее море танцпола, где каждый норовит выбить напитки из рук. И, самое сложное, миновать охранника, который стоит у лестницы и точно не пропустит его.              Это, конечно, глупо. Ванцзи видит его сверху, и последнее испытание само собой отваливается — омега сам к нему спускается, и Юйшен «выходит из чата», как только тот оказывается на лестнице. Ох, теперь видно, что парень был в курсе, что идёт в клуб, а не на приличный вечер в книжном клубе. Изгибы его тела отчетливо видны под полупрозрачной тканью блузы, ненавязчиво мерцающей в свете ярких огней. Сердце альфы камнем падает в низ живота, только благодаря костям не придавливая ему ноги.              — Привет, — Ванцзи едва заметно улыбается. Только из-за этого скромного движения Юйшен замечает влажный блеск на его бледных губах.              — Привет… — иногда он думает, что будет, если поцеловать его. Невесомо. В ладонь, например. Или волосы. Этого будет достаточно, чтобы господин Лань открыл глаза пошире и понял уже, что нравится ему? — Это тебе…              Он протягивает холодный высокий стакан и ждет, что омега коснется его, чтобы принять угощение, но нет. Тот только смотрит на искрящиеся капли на стекле.              — Спасибо. Извини, но я не пью, — Ванцзи протягивает руку, накрывая стакан сверху, как никто на его памяти не делал, и с тихой просьбой передает охраннику, чтобы тот отнес в ложу. Хах, как благородно…              — А если я скажу, что он безалкогольный? — альфе обидно. Он выбирал самое вкусное из того, что пробовал, и самое лёгкое, а его сразу же послали без шанса.              — А он безалкогольный? — омега смотрит серьёзно, ему даже стыдно за маленькую ложь. Юйшен отрицательно качает головой и отводит пристыжено взгляд, успевая заметить, как Ванцзи скрещивает на груди руки. Так делала его мама, когда была им недовольна. Неприятная ассоциация, ведь недовольна она была всегда.              — Я не пью открытые напитки, дело не в тебе.              — Зачем приходить в клуб, если не для того, чтобы пить? В смысле, есть вкусные и безалкогольные коктейли. Да и кухня здесь неплохая. И танцпол, смотри, какой большой… Всем весело, — ага, ему вот уже не весело. А Ванцзи, похоже, и не было.              — Мне… не нравятся такие места. Здесь слишком шумно и много людей. Я пришёл, чтобы Не Хуайсан смог пойти, и я уже ухожу, — господин Лань хороший друг, но, похоже, не для него. Хотя за всё это время тот и сам ни разу не сказал ему, что они дружат. До этого момента Юйшен надеялся, что это потому, что у него есть шанс.              Но шанса, похоже, у него и никогда не было.              И виной этому Вэй Усянь, который появился, обдав его ледяной волной своей ауры, разрезавшей толпу, как горячий нож масло. Ванцзи уже не смотрел на него, когда парень вернул взгляд на лицо омеги. Всё его внимание было отдано взрослому альфе, следом за которым шла большая глыба мышц номер два в лице Не Минцзюэ. Эти двое, что, тоже проводили время вместе?              Лань Ванцзи прошел мимо него. Теперь понятно, зачем на самом деле тот спустился. Парень действительно вынужден был уйти. Юйшен был уверен, что это нечестно, что тот должен уходить, если хотел остаться. Да, правда, даже если он не пьет и не танцует, он отдыхал с друзьями. Он мог бы и с ними еще посидеть. Даже если бы они говорили о книжках или слушали Бай Йи… ему же только двадцать, эй, зачем тащить его домой.              — Ты можешь остаться, если хочешь, — вот так, да. Он, Юйшен, не боится этого Вэй Усяня.              — Второй господин Ши, да? — старший альфа улыбается, отрывая взгляд от своего мужа. Ванцзи хмурится, оглянувшись на него. Ему стоит только сказать — и он не даст его увезти.              — Я устал, — Усянь смеётся, пока Юйшен глупо моргает. Он это серьезно сейчас? На часах только полтретьего, а он приехал в двенадцать, сейчас суббота, что значит «устал»?              — Так мило, что у Лань Чжаня есть хороший друг, который защищает его. Не переживай, молодой господин, я не похищаю его, — ногти впиваются в ладони от ярости, и парень едва сдерживает порыв сделать шаг вперёд, задрать голову и немигающе вперить гневный взгляд противнику в лицо, чтобы посмотреть, кто из них сильнее.              — Вэй Ин, — они, возможно бы, сцепились. Во всяком случае, Юйшен мог бы не сдержаться, он уже порядочно выпил и был рассержен. Но омега вдруг встала между ними, скользяще проводя раскрытыми ладонями по черной ткани пиджака Вэй Усяня, забирая всё внимание себе.              Они…              Они обращались друг к другу личными, детскими именами. На его памяти, никто никогда не называл Лань Ванцзи — Лань Чжанем, и никто не обращался к Вэй Усяню — Вэй Ин. Неужели этому человеку так остро важно было даже в мелочах принуждать омегу демонстрировать принадлежность.              Что за животная жестокость?              Вэй Усянь больше ничего не говорит. Мужчина только бросает взгляд поверх макушки своего мужа, обнимает того за пояс и уводит в толпу. Ванцзи не оборачивается. Омега не понимает, что здесь его никто не позволил бы обидеть. Что он не обязан идти на поводу и может позволить себе быть свободным. Хотя бы попробовать, а он и его друзья придумают, как помочь.              Только нужно, чтобы он признал, что эта помощь ему нужна.              — Эй, ты чего такой убитый? — Бай Йи садится к нему, когда он возвращается.              — Его принцесса убежала с драконом, — Сюэ Джи едко бросает фразу, и бокал в руке Юйшена разлетается мелкими осколками и брызгами водки с соком.               Дерьмо.              — Слушай, мы же договаривались, ты не будешь… — начал было господин Бай, как его прервал громкий даже среди басов музыки смех беты.              — Он не будет? Он? Ты сейчас серьезно?! — Сюэ Джи вскакивает на ноги и пинает разбросанные осколки. — Бай Йи, скажи мне, ты тупой или слепой? Ты правда думаешь, что если ты ему скажешь, что они с Лань Ванцзи могут быть просто друзьями, он успокоится и будет думать о нем как о друге? Он влюблен в него с начала старшей школы. Разуй уже глаза!              Как жестоко, Сюэ Джи.              Но это было правдой.              Он, Ши Юйшен, действительно был влюблен в мальчика по имени Лань Ванцзи, о котором узнал, когда тому было едва ли больше тринадцати лет. А все потому, что его очень впечатлила история о маленькой омеге младше его, которая бросилась на толпу альф с деревянной клюшкой из-за выводка кроликов.              Они не виделись лично.              Юйшен только знал, что их старшие братья учились вместе. И Лань Ванцзи в его голове был в образе маленького героя с бойким взглядом темных глаз и короткими, торчащими как у хулигана волосами. Когда же он впервые увидел его на церемонии зачисления в свой старший класс частной школы, с длинными до середины спины волосами и огромным тканевым бантом голубого цвета на шее, сердце молодого, недавно сформировавшегося альфы, оборвалось.              Омега ни разу не посмотрел в его сторону. Он вообще ни на кого не смотрел, всё, что его интересовало, это книги. Юйшен надеялся, что когда они станут старше, будет проще. Парень наберется опыта, заслужит уважение, участвуя в проектах отца, и сможет предложить родителям Ванцзи достойную партию. В своём лице.              Но…              Компания семьи Лань разорилась, и отец даже слушать ничего не захотел об омеге, которого все считали падшим и неблагонадежным. А для его отца репутация имела основополагающую роль. Он не позволил бы ему привезти Ванцзи в их дом и назвать своим мужем. Максимум любовником, и то таким, которого никто не должен был бы видеть.              Вэй Усянь появился слишком не вовремя. Не прошло и полугода с развала Гу Су, как тот потащил Лань Ванцзи регистрировать брак. И его совершенно не волновали сплетни и статьи. Его вообще ничего не волновало. Для всех до сих пор оставалось загадкой, почему из всех омег Вэй Усянь выбрал второго молодого господина Лань. И почему после их первого публичного свидания поток грязи резко оборвался, засыхая.              — Это правда? — Бай Йи, казалось, протрезвел от удивления. — Почему ты мне не говорил?              — Потому что ты сразу начинаешь лезть к любой омеге, на которую он посмотрит, придурок. Или ржешь над ним, как конь, — и пользуешься у них большим успехом, Йи же модель, красавчик, его обаянием можно убивать, а не уводить потенциальную пассию ради разового перепихона, чтобы что-то там доказать.              — Эй, я просто проверяю их, и даже не каждую. Я же не виноват, что они за сто баксов ноги раздвигают… — а ты бы кошелек закрыл, хочется закричать альфе и бете, но парень и сам замолкает, чтобы позже вернуться к теме. — Прости. Я сам виноват. Но зачем ты мне солгал тогда, я понимаю, другие, но это Лань Ванцзи, ты знаешь, я не настолько козел, чтобы лезть к нормальным омегам.              — Он мне нравится. Это правда, доволен? Но он замужем. Я не хочу, чтобы у него были проблемы из-за меня, но также не могу допустить, чтобы с ним плохо обращались. Даже если я ему не нужен, он нужен мне, — что ж, вечер был безнадежно испорчен. И Юйшен сам отчасти был в этом виноват, но гораздо проще для него было переложить всю вину на чужие, более широкие плечи.              Вечер был испорчен у всех, кроме Не Хуайсана и Цзян Чэна, которые до последнего наблюдали за разворачивающимися в клубе событиями, пока Не Минцзюэ недовольно пыхтел в пустой вип-ложе в ожидании, пока его младший брат закончит свои гадючьи дела.              — Мне этот кринж так нравится, не хочу, чтобы он заканчивался, — остро улыбаясь, шипит сын владелицы клуба, выползая из ниши за ложей, в которой только что состоялась ночь откровений.              — Я бы тоже не хотел, если бы это не касалось задницы моего друга… — а вот Не Хуайсана радостным назвать было нельзя.              — Ха, дело касается также моего почти названного брата, так что… расслабься. Булочки твоего друга в надежных руках. А мои еще ждут, когда кто-нибудь их разогреет. Сечёшь? — они ввалились в служебное помещение за кодовой дверью, которую можно было открыть только ключ-картой персонала, и Не Хуайсан вздохнул, понимая, что его брату придется подождать его подольше.              В это время Мо Сюаньюй переступил порог своей квартиры и подошел к окну, наблюдая, как большая чёрная машина отъезжает, стоит ему включить свет.              Кто мог знать, что одно решение в его жизни обернется таким подарком судьбы в лице Лань Ванцзи. Мо не знал, каким образом господин Лань принимал решение кого приблизить, а кого держать на расстоянии, но определенно был счастлив, что попал в первую категорию. Он никогда не скрывал, что его цели были корыстны. Любой в его ситуации рискнул бы помочь богатому нуждающемуся, чтобы получить воздаяние. Чудо, что Ванцзи это не смущало до сих пор.              Здоровый эгоизм Сюаньюя принимался другом на редкость адекватно. Настолько, что он и сам начал верить, что это было нормально. Только стыд напоминал ему, что парень не такой человек и что помимо выгоды помочь он всё равно должен был.              Если кто-то тонет, нужно протянуть руку. А уж взяться за неё или нет, дело тонущего.              — У тебя хорошие друзья, — Вэй Усянь сжимал руль одной рукой; Ванцзи наблюдал за четкими движениями и даже не старался сдержать свои откровенные брюки, собирая полы штанин вместе, как он делал весь вечер.              Парень хотел, чтобы муж смотрел на него. И тот смотрел. Мельком бросая взгляд серых глаз на белую кожу бёдер, он возвращал его на дорогу, сохраняя мнимое спокойствие, которое раньше обмануло бы Ванцзи видом равнодушного лица. Но не сейчас. Омега всё лучше понимал скрытые знаки, читая язык тела альфы и его запах, который слишком долго был для него загадкой из нот и оттенков.              — Сюаньюй и Хуайсан правда хорошие. А остальные мне не друзья, — они максимум знакомые. Ванцзи не нужны были друзья, мотивов которых он не понимал. Это было как минимум не безопасно.              А вся жизнь господина Лань после подписания брачного договора — это стремление к безопасности. Одной единственной цели — уберечь то, что у него осталось. А осталось не так много: всего три человека, не считая его самого, имели значение первостепенной важности. Это дядюшка, старший брат и, конечно же, его муж.              Они с Вэй Ином разные.              У них разные взгляды на жизнь и вещи, но несмотря на это и на то, что Вэй Усяню вовсе не требуется его опека и защита, они вместе. Они поддерживают и заботятся друг о друге. О Ванцзи так даже родители не пеклись, как его муж, невероятно бережный человек. Иногда парень забывал, что Вэй Ин был таким же смертным, как и он, а не спустился на землю с небес. Никто не мог быть лучше, чем он.              Ведь никто не поставил бы его, омегу, выше себя. Он ведь… просто тело с чем-то неопознанным внутри, что зовут душой, которая мало ценится, стоит встать на уровень выше обывателей. Для своего альфы он не красивое дополнение к быту, не забава и больше не вынужденная мера. Пусть они и начали не так, как это бывает в красивых историях, их история была ещё ничего. Её даже можно было назвать трогательной.              — Ты спас меня. Ты ведь знаешь, да? — Ванцзи смотрит мужчине в глаза, обнимая его лицо ладонями, пальцы глядят скулы и щеки, а кожу покалывает пробивающаяся щетина.              — С каждым днем я всё больше уверен, что всё было совсем наоборот. Это ты спас меня, — они лежат в разворошенной постели, пропав почти для всего мира на сутки.              Это ты, Ванцзи, спас этого господина, удержав своими сильными тонкими, как ивовые ветви, руками на краю пропасти, не дав сорваться в бушующую черную пучину, которая затягивала его в свои глубины. Твой голос сильнее, чем её вой, манящий и тянущий. Твоё тепло крепче любой цепи, тянущей на дно.              Ты просто не представляешь масштабы того, что скрыто под красивой декорацией обыденной жизни. Весь тот ужас, что прячется за белыми фасадами и улыбками. Если тебе кажется, что этот господин хороший человек, то ты будешь, вероятно, очень разочарован, узнав, что это вовсе не так.              — В своей жизни я совершил очень много ошибок и был готов совершить ещё одну, лишь бы закрыть гештальт. Но в процессе поиска того, кто удовлетворил бы своей кандидатурой мою мать, я нашёл твоего отца, и уже спустя сутки мог думать только о тебе, забыв, что есть ещё кто-то в этом мире, — это невозможно было объяснить так, как он привык — логикой. Вэй Усянь в самом деле потерял покой, легкомысленно списывая своё душевное возбуждение на интерес и долгое физическое одиночество.              — А сейчас? Сейчас ты помнишь, что есть кто-то ещё? — Ванцзи, на удивление, был спокоен. Его их разговор нисколько не смущал, если не считать маленькую морщинку на лбу, говорящую, что омега недоволен и, возможно, ревнует.              — Нет. И уже никогда не буду. С того дня, как ты остался со мной в нашем доме, у меня есть только ты, — считается, что альфы полигамны, по крайней мере многие шнырятели по юбкам это трусливо заявляют, когда их в очередной раз ловят на измене. Но на самом деле, нет ни моногамных, ни полигамных, все они находятся в поиске, пока не найдут то, что станет для них единственным и родным. Если они, конечно, захотят искать, поумерив свой животный эгоизм.              — И после этого ты хочешь, чтобы я думал, что ты не самый лучший? — Ванцзи трогательно утыкается носом в его шею, прижимаясь к твердому телу вплотную и обвивая его собой как лоза.              — Любить тебя — это не выбор, это благость, — потому что ты свет, который зажегся в холодной пучине, указывая где выход и спасение от пустоты, в которую, утопая в жестокости и голоде амбиций, он погружался.              Его брак не должен был стать спасением. Он должен был стать всего лишь очередной ступенью к тому, чтобы укрепить свои позиции на материке, сжимая всё жёсткой рукой. Для них омеги служили точкой контроля, если к тридцати годам было чем властвовать. Потому что со временем власть затуманивает разум и контроль воспитания ослабевает. Альфы становятся неразумны. Для этого их окружают чем-то хрупким, чтобы вынудить быть осторожнее, привить больше ответственности если не за себя, так за свою семью.              Но Ванцзи спасает его. Не ограничивает, а спасает.              Вэй Усянь привык падать, это чувство полета вниз стало для него естественным, ведь весь его путь — это бесконечное падение. Не с высоты социальной лестницы, а с вершины собственных идеалов. Фантазий о прекрасной жизни, где ему не нужно ничем владеть, а можно просто жить.              К великому сожалению, он так не умеет.              Стоит ему остаться наедине с миром, как его разрывает всё то, чем он долгие годы являлся. Покой — чуждое для него состояние, когда рядом нет никого, и себя в одиночестве он теряет гораздо быстрее, растворяясь как соль в потоке воды. Вэй Усянь, разрушается. Поэтому, чтобы выжить, ему приходится окружать себя множеством опорных стен из долга, чтобы было чему удерживать его существо. Но из-за этих опор он бесконечно поднимается всё выше и выше. Ведь не умеет быть бесплатной силой.              Вот чего-чего, а чувства собственной ценности у него в избытке. Этот господин даже не посмотрит в сторону чего-то бесплатно. Ха.              — Но я же ничего не делаю, — омега смотрит из-под ресниц. Как же он очарователен в своем невинном непонимании собственной силы. — Ты дал мне всё, что есть у меня сейчас. Разве я дал тебе что-то в замен?              — Что-то гораздо более важное, чем деньги и вещи. Деньги можно заработать. Я всю жизнь вижу, как они текут, стоит назвать подходящую цену. Землю и вещи можно просто прийти и взять. Единственное, что нельзя купить, это связь, доверие, любовь. Чувства, искренние, невозможно взять из воздуха и отдать в оплату. Я отдал то, что у меня есть, вместе с собой, ты отдал больше. Ты отдал всё, что у тебя было.              Это самая высокая цена, которую может заплатить человек. Отдать абсолютно всё. Отдать себя, свою семью, передавая право распоряжаться человеку, суть которого сама по себе вещь непостоянная. Такую жертву совершают от крайней безысходности. Для неё нужны или отчаяние, или надежда.              На Лань Ванцзи мир Вэй Усяня замыкается и расширяется, становясь безграничным и глубоким. Люди всегда со стороны будут видеть его образ сильного альфы, имеющего власть, но никогда не увидят действительность, что всё, что его держит прямо сейчас, это омега, которая держится за него изо всех своих сил.              Есть люди, которые хотят быть спасенными. Есть люди, которые хотят утонуть. А Вэй Усянь уже утонул в море, которое смотрит на него янтарными глазами, щекочет теплым дыханием кожу и принимает его со всеми грехами. Коих у него бесчисленное множество.              Альфа раскрывает большую часть своих тайн, а Ванцзи жадно его слушает, не сразу веря голым словам. Он не пугается. Он не осуждает его. Они оба понимают, уже поздно. Уже ни страх, ни осуждение, ни просьба остановиться ничего не дадут. Ванцзи ни о чем не просит. Только поднимает взгляд к серым глазам и вкладывает свои длинные пальцы в его ладонь.              — Выбор — это то, что у тебя никто никогда не отнимет, кроме тебя самого, — мужчина открыл сейф перед мужем, позволяя касаться того, что скрывал от всех. Это тоже выбор. Его собственный.              Вэй Усянь достает из глубины шкатулку. Вторую из трёх. Теплое дерево ложится в протянутые руки Ванцзи; тот долго рассматривает вырезанный узор на крышке и, наконец, вздохнув, поднимает её, завороженно глядя на гладкие янтарные камни в обрамлении серебра. Серьги лежат на шёлке, подчеркивая холодный блеск металла и тёплый — золотой смолы.              — Что это значит? — и он умный, он быстро учится и запоминает, что ничего не бывает просто так.              — Это инициация. Каждый альфа, создавая собственную семью, должен представить своего партнёра в том или ином статусе, который тот занимает в его жизни. Заколка говорит о том, что ты мой муж. Эти серьги — что ты знаешь о том, кто я, и принимаешь это. Последний этап — это вхождение в семью. После каждого этапа дороги обратно нет. Но если ты когда-либо передумаешь, я не дам навредить тебе кому-либо. — Ванцзи смотрел на серьги, после осторожно коснулся их, поднимая и оглаживая пальцами узор. Такие решения не принимают быстро.              — У меня уши не проколоты, — парень приложил длинную сережку замком к нежной мочке. — Они тяжелые. Но мне, кажется, идет.              — Янтарь — это твой камень, — мужчина улыбается.              — Вообще, я имел в виду, что мне идёт быть твоим мужем. Но камень и правда подходит.              Вэй Усянь смеётся, умиляясь той непосредственности, с которой его молодой муж всё это говорит. Он очарователен. И очень серьёзен. Пусть легкость слов и сбивает с толку, альфа видит — Ванцзи не просто, но свой выбор тот делает без сомнений. Всё, что он может, это защищать его и заботиться в благодарность за этот теплый свет и доверие.              Риск становится нормой в жизни, когда есть что терять. Ему есть. А его мужу больше ничего терять не нужно, с него хватит, у него и так много отняли. Вэй Усянь хотел бы, чтобы, несмотря ни на что, Ванцзи больше никогда ни в чем не нуждался. Чтобы всегда мог позволить себе всё необходимое. И возможно, даже больше.              Ему нетрудно осуществить это. В мифологии драконы часто являются существами, которые хранят несметные богатства. Что же. Это недалеко от истины. Он та ещё ящерица-собирательница, которая ни дня прожить не может, чтобы где-нибудь не содрать будь то выгодный заказ или интервью для журнала или блога. До этого доходы Ванцзи были также привязаны к его счёту, чтобы не усложнять бухгалтерию. Но принадлежали эти деньги всегда омеге, а поскольку и он сам принадлежит ему, то о количестве нулей не стоит тревожиться.              Он считает, что его муж достоин, чтобы все увидели, что он сам по себе фигура на игральной доске. Что он значим и тоже имеет вес и право принимать решения. Это больше не тот оболганный желтой прессой мальчик. Лань Ванцзи больше, чем популярная в интернете мордашка, его состояние, созданное одним переводом денежных средств, больше, чем несколько крупных производственных компаний со всем их имуществом. И он живой человек.              — Мне нужно будет с кем-нибудь разговаривать? — омега играет пальцами с шелковой кисточкой на его расшитом шарфе и хмурит свои прямые брови.              — С тобой будут друзья. Можешь подонимать Чао, если хочешь, он жаловался, что ему не хватает твоего внимания с начала учебного года. Или можешь остаться рядом со мной, но первые два часа приветствия будет скучно, я буду ходить и со всеми здороваться, чтобы после того, как начнется подсчет, они не думали, что их поимели, –Вэй Усянь отнимает руки мужа от обтрёпанных кисточек и целует пальцы. Муж-проказник довольно мигает глазами и улыбается одними уголками губ.              — А их поимели? — о, ещё как.              — Такова моя работа. Их прибыль от продажи товара это и мой доход. Как говорится, хочешь жить — умей вертеться, а колесо этого хомячка похоже на центрифугу, — Ванцзи кхекает и хрипит, никто в трезвом разуме не принял бы эти звуки за смех, но, тем не менее, это был именно он.              Они впервые за долгое время выбрались как белые люди куда-то. Не заставлять же Ванцзи кружить по залу с целью обретения выгодных знакомств. Хрен уж. Пусть эти пижоны сами бегают за его мужем и уговаривают дать им крошечку внимания.              Вот так вот Вэй Усянь превратился в подкаблучника, и нисколько не жалеет. Если уж на него наступают такие ноги, грех вообще жаловаться, хе-хе. К тому же, он уже снял номер в «ParkHyatt», чтобы им не пришлось возвращаться домой после этого феерически роскошного вечера. Может же он наконец позволить себе жить не только продуктивно, но и красиво?              Жизнь других омег, жен и мужей влиятельных персон состояла из скучного круговорота знакомств и сплетен. Как альфа мог позволить мужу скучать в этом болоте? Ванцзи, в конце концов, был далек от пустого гламура. Его воспитывали в скромности и порядочности, вырастив настоящую монашку, которую всеми правдами и неправдами альфа старательно развращает. Но. Он развращает его лишь в части того, что парень может жить в мире с собой и с миром, не ущемляя себя в угоду голодному обществу, отдавая всё, что имеет, нуждающимся. Ау, этот мальчик нуждался, но что-то Усянь не помнит толпы спасающих. Поэтому, пусть ест натуральную клубнику зимой, если хочет, но не заливает в уши чужую желчь.              Среди бомондных сучек, роскошно наряженных и украшенных камнями и стразами «Сваровски», его омега будет выделяться всегда. Даже если нарядить его в «Dolce&Gabbana» и обвешать брюликами по пять карат. Да, воображение сразу рисует какую-то пошлятину несусветную. Но это же Ванцзи. Он как Мэрилин Монро, натяни на него грубый мешок из-под картошки, а очарование и природная красота никуда не денутся.              Таких — один на миллион. И этот — его.              Господин Лань — как идеальный символ чистоты рядом с ним, демоном. Весь открытый и хрупкий, как статуэтка из белого нефрита, пока не поравняешься с ним и не увидишь, что это рядом с ним он весь такой миниатюрный и тонкий, с открытым лицом и ясными глазами.              Люди расступаются перед ними. Не потому, что он их пугает или что-то ещё в этом роде. Нет, вовсе нет. Вэй Усянь вовсе не страшный, напротив, со многими присутствующими у него даже хорошие отношения. Но контраст между ним и его мужем завораживает. Редко кто видит Ванцзи вживую так близко, обычно омега предпочитает держаться в стороне и редко выходит на большую публику, ограничиваясь коротким пребыванием в углу зала, в который пробирается окольными путями, спрятавшись за ним. Но сейчас омега и общество стоят лицом к лицу.              Пусть рассмотрят его повнимательнее, после этого вечера всё изменится.              Господин Лань неплохо справляется. Он вежливо отвечает на приветствия и очень старается выглядеть приветливо. Не Хуайсан сдается первым и просит Ванцзи не улыбаться, если тот не умеет. Омеги тихо себе смеются и таскают закуски с фуршетного стола.              Вэй Усянь стоит вместе с Не Минцзюэ и Вэнь Чжулю на страже четырех задниц. Рядом мелькают знакомые лица, люди подходят, здороваются, обмениваются новостями и уходят. Постепенно собираются круги по интересам. К ним даже пытается притиснуться Цзинь Гуаншань, но Усянь знает, что они не ладят с Не Минцзюэ, а рядом ещё и охранник Вэнь Чао, значит, и старший папочка рядом бродит. Сборище волков.              — Стоит ожидать от вас очередной выстрел в мирное небо? — заговаривает с ним глава семьи Не, обращая внимание на шевеление на сцене.              — Что вы, господин Не, разве я когда-либо намеренно развязывал войну? —подумаешь, прошёлся по больным мозолям политиков пару раз, да обанкротил несколько государственных компаний. Это был долгий продуманный процесс, а не битва одного дня. Сегодняшнее — лишь легкая щекотка, не более.              — Вы против партии, — а ты как будто нет, думает Вэй Усянь.              — Дураков нужно лечить, а не делать вид, что больны другие, — Не Минцзюэ кивает, приняв его ответ, и остается.              Кхм, Лань Сичэню нужно быть внимательнее. Его счастье на самом деле ближе, чем он думает, и кстати, вполне адекватно. Мог бы уже и бросить свои бумажки. Хотя бы ради того, чтобы начать жить не на работе.              Наступают томительные минуты торжественной речи. Их всех благодарят за присутствие, за вклад в развитие страны, чтобы потом лицемерно показать тех, кто достоин порицания за то, что не прячется.              Разумеется, Вэй Усянь против текущей политики. Он честный. Ему нечего скрывать, кроме того, что он убийца, контрабандист и мошенник. Как и каждый второй в этом зале. Но альфа один из немногих, кто при всех своих грехах не делает вид, что он бедный и праведный в этой бедности. Прятать свои деньги на подставных счетах и счетах компаний это так… убого. Всё равно все знают правду, кто сколько в итоге имеет. Так к чему фарс?              Наконец ведущий оканчивает речь, и в гулкой тишине запускаются строчки экранов, установленных по всему периметру зала. На платиновом уровне будут зачитывать все позиции, начиная от ста миллионов юаней. На золотом от пятисот миллионов. И на нефритовом от ста до пятисот, так как там находятся обладатели этих позиций.              Это похоже на барабан с лотереей, строчки перемещаются очень быстро, пока не собираются в группы и не выстраиваются в порядке, где закончилась последняя транзакция по данным, которые передал банк.              Взгляды людей тяжело описать. На самом деле, многим страшно. Их не пугает вид этих цифр, когда они просматривают банковские документы, но их пугают последствия. Все помнят тот теракт, причиной которого стало расслоение населения. Они будут теми, кого партия выставит в роли мишеней. Но останавливает ли это его? Нет.              В этом году Вэй Усянь занял седьмую строчку. Ту же, что и прошедшей весной, но тогда мероприятие не проводилось, не после трагедии. Это место было за ним не потому, что его доход не вырос. О нет. И те, кто оборачивался в его сторону, давали понять, что знают. Ведь его молодой супруг занял двадцать восьмое место.              — Ванцзи, ты в списке, — Мо Сюаньюй, бледный от страха, указал пальцем на один из экранов, обращая внимание остальных омег.              Тонкостенный бокал в руке мужа Вэй Усяня накренился и сорвался, разбиваясь в тишине с оглушительным звоном, забрызгав сладким соком стоящих рядом. Но никто не шевельнулся.              — Мне… мне так жаль, я… Я… — Ванцзи единственный, кто смотрел на пол, усыпанный осколками. Его уши покраснели, как и длинная шея, от неловкости. Мужчина успел взять омегу за руку, чтобы, не дай боги, он не опустился к битому стеклу. — Это ошибка. Этого быть не может…              Такой очаровательный.              — Нет никакой ошибки, — альфа обнял Ванцзи за щеки ладонями, поднимая бледное лицо.              — Но… — он улыбался успокаивающе, гладя тонкую напудренную кожу. Какая тут может быть ошибка, диди, разве не ты самое большое сокровище?              — Это не ошибка. Я же говорил, ты ни в чем больше не будешь нуждаться. Никогда, — Вэй Усянь потянул свою омегу на себя прочь от осколков, которые уже сметал расторопный юноша-официант.              Никто бы не заметил в такой момент, как вдалеке, среди множества взглядов, только один своим холодом замораживал воздух.       

***

             — Я… Я убил человека…              Это звучало бы особенно эпично, если бы за окном лил сильный тропический ливень, шумели деревья и вдалеке грохотали раскаты грома. Но нет. Это всё случилось самым обычным вечером со среды на четверг, Вэй Усянь планировал прогуляться до ближайшего магазина, взять себе батарею витаминных напитков и чего-нибудь съедобного, чтобы не пачкать посуду.              Был вечер. Простой, сухой осенний вечер. Именно его выбрал Вэнь Сюй, чтобы колотить в дверь Вэй Усяня.              То есть, ситуация была абсурдная, как ни посмотри, ещё пять минут назад он думал: а не пожарить ли яйца с остатками свиного бекона и доварить молотой кофе со дна банки, или всё же пройтись, наслаждаясь шумом маленького гетто, в котором он обосновался. Как на его пороге появляется не самый неприятный человек и заявляет… такое.              Хоть бы постеснялся, прямо на улице.              Схватив одногруппника за воротник, Вэй Усянь дернул его на себя, выглянул на улицу, осмотрев её с высоты проходного балкона, и запер на несколько замков. На всякий случай. После этого парень обернулся, поражаясь, как кто-то умеет делать драму из нихуя. Его приятель уже сидел на полу, прижавшись спиной к стене и уткнувшись лбом в колени, и что-то бормотал. Да блин, он эту херню проходил лет в пятнадцать, а сейчас ему почти двадцать четыре года, ну что опять всё сначала?              — Мне нужна помощь, — глаза господина Вэнь были шалыми то ли от ужаса, то ли от адреналина, чёрт его разберёт.              — Это я уже понял. А суть-то в чем? — он, как бы, староста, а не нянька и не психолог. Также, здесь явно не чистосердечное об убийстве принимают. Так какого хрена?              — Я… Я убил человека, — вот теперь приятель смотрел на него с неким осуждением. Эй? Он, между прочим, был занят мыслями о великом, а не… чем там этот болван занимался? — Слушай, ты вообще собираешься как-то реагировать?              — Ну, а что ты хочешь услышать? Что ты молодец? Ладно, ты молодец. Что-то ещё? — магазин, между прочим, скоро закроется, а он не ел. Это важнее каких-то там трупов, которые, к тому же, к нему никакого отношения не имеют.              — Я… Знаешь, я думал, ты наорешь на меня, начнешь тащить в полицию, я буду умолять тебя помочь мне, потом мы спрячем труп и… ну, будем хранить эту тайну до самой нашей смерти. — План, конечно, заебись. Жаль, пожрать в него не входит, но это ничего, сейчас скорректируем.              — Так, давай выбросим всю хуйню про полицию, сесть как потенциальный соучастник я не планирую ближайшие лет сорок, орать я не в настроении, да и толку ноль, поздно уже, а у соседки дети спят, можем оставить ту часть, где ты умоляешь и мы, так и быть, переходим к активным действиям, но перед этим ты покупаешь мне поесть, — глаза Вэнь Сюя так округлились, что на пару секунд тот перестал быть азиатом. Ему, кстати, пошло, в случае полного пиздеца может сделать пластику и свалить из страны.              — Э-э-э. Ладно. Мне на колени встать, или как там обычно это делают? Я просто по-другому себе это представлял. Ну, типа, ты меня тащишь, а я хватаю тебя за ноги и просто бессвязно кричу, — Усянь закатывает глаза и чувствует это дерьмовое чувство. У него урчит в животе от голода. Твою ж…              — Просто попроси.              — Ты… Ты поможешь мне спрятать труп? — Вэнь Сюй смотрит с надеждой, по лицу видно, что он уже на грани истерики, а ведь он так старался его отвлечь.              Парень… если в самом деле тебя ещё не сдали полиции или, например, не выкинули в окно, значит, конечно да, конечно, тебе помогут. Иначе зачем вот это вот всё?              На счастье, господин Вэнь оказался не безнадежным, у него хватило ума не наделать ошибок, а значит, парень всё же был не так прост и оправдывал ожидания своего отца. А тот, на минуточку, возглавлял одну из крупнейших триад Китая. Да уж, похоже, где бы Вэй Усянь ни оказался, ему будет мёдом намазано на уголовников.              Парень угнал машину жертвы, замазав номера частично грязью, чтобы это не выглядело слишком намеренно; хороший ход, разумный. Сам труп лежал на заднем сидении легковушки, накрытый верхней одеждой и каким-то пледом. Всё это остро пахло ржавчиной. Запах крови перебить чем-то не вызывающим подозрений было сложно, но едва ли ночью кто-то будет подходить к машине, заведомо выглядящей подозрительно.              Видео-регистратора в салоне не было, Вэнь Сюй признался, что новоявленный труп сам грешил похищением чужого имущества. А то, что раз угнано, повторно угнанным не считается. По их понятиям, разумеется.              Согнав приятеля на пассажирское место спереди, Вэй Усянь сел за руль, поправляя перчатки, и протер антисептиком руль. Машину всё равно на полную мойку и бросить где-нибудь, но лишним не будет. В провонявшем салоне в полной тишине они выехали за город, только раз остановившись на заправке, чтобы набрать пустую канистру топлива, украсть лопату и купить закусок в автомате.              — На, — он бросает Вэнь Сюю лопату где-то глубоко в подлеске за городом, и тот ловит, тупо глядя в черенок. — Чего встал? Копай давай.              — А ты?              — Ты видишь ещё лопату? И вообще, на будущее, кто убил, тот и копает, — Вэй Усянь открыл багажник и, подсвечивая фонариком с телефона, зарылся в барахло, которое там лежало.              На заднем плане, матерясь и звеня о камни в земле лопатой, Вэнь Сюй рыл яму в поте лица. В одиночку ему пришлось попотеть как последней твари до глубины в полуметр. Остальное докопал уже Усянь, сжалившись на стучащие зубы приятеля, который принял банку кофе, разогретую на сидении с подогревом, и одну оставшуюся упаковку с сэндвичами как самое большое сокровище.              Труп был сброшен вместе с чехлами и ковриками, на которые налило крови. По-хорошему, машину бы сжечь вместе с этим всем, чтобы не мучаться, но из этой чащи лесной они же не на своих двоих добираться будут.              Они сидели в багажнике, хрустели крекерами и издалека наблюдали, как прогорает мертвое тело, залитое бензином. Воняло, ужас как. Но Вэй Усянь привык, а Вэнь Сюю было глубоко наплевать от стресса и усталости, так что вряд ли он что-то чувствовал.              — За что ты его хоть?              — Он полез к моему младшему брату.              — Чёрт. Надо было обоссать.              Приятель, а возможно теперь нечто большее, каркающе рассмеялся, наконец сползая в тихую истерику, которая не продлилась долго.              — Когда до моей старшей сестры полез старшеклассник из другого корпуса её школы, я нашел его и сыграл с ним в его любимую игру. Знаешь, такую, где на скорость двигают нож вокруг кисти и надо держать руку ровно, как бы нож быстро не двигался, — вместо ответа господин Вэнь кивнул. — Я пригвоздил обе его ладони к деревянному столу, пробив столешницу, чтобы ему больше никогда не хотелось касаться этими руками чужого тела. Убил бы, но это был сын действующего прокурора, с которым работала моя семья.              Может, он и является неоправданно жестоким человеком, но его не волнует, будут его оправдывать или нет, когда дело касается его семьи и его жизни. Вэй Усянь агрессор по своей природе. Он может быть мягким и спокойным, комфортным и безопасным, чем заслуживает один бал по шкале агрессивности, но такой он только для омег и бет женского пола. Для всех остальных его натуру стоит рассматривать только в индивидуальном порядке.              Его воспитывали тем человеком, который приходит, чтобы взять то, что ему нужно. С почтением. Но взять. И Вэй Усянь берёт.              Он не будет стоять и ждать, пока кто-то принесет ему или окажет милость. Это не для альфы. Альфа должен быть сильным, должен работать над собой и добывать. Иначе в мире придется не жить, а выживать.              Сейчас у него не так много вариантов для того, чтобы сделать себе имя в этой стране. Здесь он маленькая рыбка среди акул, которая нарезает круги вокруг своего богатства, на которое уже смотрят рыбы покрупнее. Для него здесь нет места в уже действующих триадах. К тому же, Усянь не какой-то простой бандит, он якудза, часть культуры, и он привык быть видимым обществу. Смертная казнь — это позорная смерть. От неё он, пожалуй, воздержится.              — Ты можешь работать на моего отца. Я бы этого не хотел, но он бы с радостью принял тебя. Безбашенные и инициативные боевики — это то, что ему нравится, — Сюй с ним честный. Заслуженно, поэтому они дружат.              Только, у него уже есть работа.              Вэй Усянь индивидуалист. Он уже работал на семью, и пусть на жалованье никогда не жаловался, это никогда не сравнится с тем, чтобы работать на себя. Пришло время делать себе имя.              Начал он, как любой уважающий себя человек вне закона, со знакомства с соседями. С мелкими бандами и старшими по гетто познакомиться было проще всего, они не задирали нос и быстро шли на контакт. С ними можно было договориться. Предсказуемо, проще всего дело пошло с японцами, русскими и латиноамериканцами. Этих он хорошо знал, и то, как они предпочитают вести дела. А вот с крупными синдикатами было уже труднее. Для этого нужно было подниматься на уровень политики. Впрочем, он и этим не побрезговал. Хочешь быть богатым и в законе, учись у богатых и в законе. Всё просто.              Прямо сейчас, без криминала, он мог поднять своё благосостояние за счёт недвижимости, покупая, арендуя и продавая. Вкладываться в строительство, сдавать помещения для бизнеса, платить налоги. Также, можно было заработать на акциях. Вкладываться в крепко стоящие и молодые амбициозные компании, которые позже начнут приносить прибыль и ему тоже.              Но.              Для этого всего нужно было время. Результат появится не сразу, его нужно дождаться, а бесконечно вкладывая, ты расходуешь то, что имеется сейчас.              Поэтому, Вэй Усянь бил людей. Не всё же теперь должно быть исключительно законно. Если он начал новую жизнь, это не значит, что весь прошлый опыт можно слить в пустоту. Ну уж нет. Его агрессии и силе нужен был выход, и он нашел вполне легальный, поднимаясь на ставках и сбивая костяшки на руках.              — Боги всемогущие, кто тебя так отделал? — Сюй кудахтал над ним, как курица-наседка над щипанным цыпленком.              — Поверь, ты не хочешь знать, что стало с теми, кто это сделал… — он смеется разбитыми губами, слизывая кровь. Завтра девушки будут вздыхать над ним на зависть остальным, но всё, разумеется, не ради этого.              Первоначально, бои приносили немного. Около ста баксов за одну побитую рожу. Но сейчас, за несколько раундов он мог поднять сразу до десяти тысяч. И ещё больше, чтобы проиграть. Вэй Усянь, конечно, гордый до хрена, но он рационален. Его интересуют деньги и репутация, ради неё и отсутствия проблем можно и проиграть пару раз.              Эти деньги он вносит на свой счет понемногу, наличкой. Крупные купюры на всякий случай разменивает, мало ли, откуда на ставках эти деньги, и старается не хранить дома много. Не хватало, чтобы его хлипкую дверь вынесли и обтрясли всё.              Ещё погодя, когда его имя разошлось в массы и зазвучало в частных клубах для золотой молодежи, Вэй Усянь залез в ещё одну денежную кормушку, с видом наглого жирного кота ширудя там лапой. Его начали звать на всякие интервью, шоу, вечера под камерами, и предлагать рекламные контракты. Почему бы и нет, если за это часто платили из бюджета партии. Ещё года три минимум он будет вести себя как образцовый гражданин, кивая там, где надо, и улыбаясь как дурачок.              Эти старые толстосумы должны видеть, что он, пусть и молод, вздорен в силу другого воспитания, но безопасен. По итогу, было бы очень мило преподнести ему Оскар. Усянь никогда в своей жизни ещё столько старательно не обезьянничал.              — Каково это быть одним из самых завидных женихов в Шанхае? — ведущая улыбается ему ярко накрашенными губами и теребит тонкую цепочку на шее.              Он сидит в студии под софитами, шоу показывают в прямом эфире с трансляциями в социальных сетях, где люди комментируют каждый их вздох. Если честно, он не знает ответа на этот вопрос. Его к такой ерунде не готовили. Предполагалось же, что кто-то будет хотеть выйти замуж за него, да, а не за его деньги?              — Не знаю. Ты спрашивала у Цзинь Цзысюаня? Мне кажется, он точно должен знать. Он же второй среди самых красивых молодых господ этого поколения, так? — Вэй Усянь шутит, рейтинги растут, ведущая заливисто смеется. Всё идет по плану.              — А ты знаешь, что ты теперь на третьем месте? — альфа картинно показывает на себя пальцем и вскидывает брови. Хотя, конечно он знает, он видел этот пост на Вэйбо и его это не впечатлило. Могли бы уж и на первое поставить, составляющие этот топ просто его вживую не щупали, пощупали бы, сразу поняли бы, кто тут самый сочный персик.              — А ты бы поставила меня на первое? — девушка краснеет и глупо хихикает. Она старше его лет на десять, боже, правда, он ведь и не с такими проводил время. Эта была ещё ничего, только не в его вкусе. Как и многие до, увы.              — Конечно. Ты слишком милый, — внутренне его разрывает от громкого, почти демонического хохота, но на лице всё та же нежная улыбка, полная обаяния.              В их семье милым всегда был Энди. Его рыжие локоны, круглые зеленые глаза и множество веснушек на белой коже делали парня таким кукольным, что им тяжело было не признать — он очарователен. Озэму был умным, с этим тоже не поспоришь, старший брат единственный, кто не обращал внимания на свою внешность, пока этим его змеюка не занялась. А вот они с Минсо были красавчиками. И если кореец был как сошедший с обложки ангел, то Усянь был его полной противоположностью. Как страсть и невинность. Его сексуальность перебивала образ старшего брата, если тот не заговорит. Голос Минсо увлекал слабый пол, оставаясь музыкой в их ушах. Вчетвером они вполне могли бы захватить мир.              Но это всё откладывалось до лучших времен. По крайней мере до момента, пока Минсо и Энди не найдут свои ниши, прочно там обосновавшись.              Пока у них с Озему был только план, до реализации которого как до луны пешком туда и обратно. Но план, тем не менее, был, и они над ним усиленно работали. Старший брат должен был сохранять то, что получил от родителей, и понемногу наращивать влияние среди мирного населения. Они хоть и якудза, но основная часть бизнеса-то легальна. Вот пусть ей и занимается.              А он пока осмотрится и найдет ту щель, в которой можно будет разрастись, чтобы разломать весь устоявшийся порядок. Будь политика в Китае адекватной, он бы не полез ничего ломать. Незачем было бы. Но тут такой кринж творился, что Вэй Усянь иногда задумывался, а хочет ли он, чтобы тот заканчивался. С одной стороны, было весело, но это пока партия гайки не начнет заворачивать.              С населения тянули деньги, вдобавок пытаясь им внушить какую-то совершенно дикую чушь про то, что они должны существовать в том поле, с которым себя соотносят. Нахрен биологию, физиологию и особенности организма, нахрен науку и логику. Они же так до хомяков страхаются.              Когда населению дают слишком много свободы, забыв дать и обязанностей, начинает расти и уровень преступности. Ведь как можно отбросить свою природу из одних только убеждений? Да никак. Тут без химии дорогой не обойтись, а позволить себе её могут только баснословно богатые.              Получалось, что низший слой работяг начинал погрязать в насилии, слой повыше в насилии и коррупции, ещё выше в насилии, коррупции и некачественной химии, и так до богатых выскочек, которые, забив на всё это, живут, как жили, утыкаясь носом в кокаиновые дорожки.              — И какой у тебя план? — Вэнь Сюй был пока единственным, кто знал о его истинном мнении о ситуации в стране. И даже это мнение разделял, что необычно, но приятно.              — Скажи, ты вечно собираешься быть на побегушках у своего отца? — понятно, что Сюй наследник, но позволит ли ему его отец править всей фамильной империей без ограничений? Вот уж вряд ли. Понимая это, друг отрицательно покачал головой.              — Отлично. Таких, как мы, найдется ещё как минимум человек пять, все из влиятельных семей, но без доступа к полному правлению наследством, и при нынешней политике, следуя ей, они никогда его не получат, всегда должны будут терпеть, что на них наступают демонстративно и выставляют казнокрадами и мошенниками за любое аполитичное действие. Так почему сейчас, пока никто не воспринимает нас серьёзно, не начать проминать под себя почву? Этой страной управляют связи и деньги. И то и другое у нас уже есть, но не в достаточном количестве.              — Ты хочешь построить сеть?              — Я хочу построить сеть. И накрыть ей весь Китай, а может, и весь мир.       

***

             Вокруг было шумно. Не как в бушующем потоке людей, но ощутимо давило на голову какофонией разных звуков. Цокот каблуков по бетону, шарканье, скрипы и стук, множество разных голосов вокруг.              Руки Ванцзи были влажными от пота и дрожали. Ему хотелось сунуть их куда-нибудь в теплое место, но из всех возможных прямо сейчас мог он спрятать их только в карманах, которые не очень-то грели.              Парень переживал.              Казалось бы, какие причины у него могут быть для волнений. Он здоров, у него есть дом, семья, есть всё. Но именно в этом и было дело. У Лань Ванцзи было всё, а теперь и даже больше, чем он рассчитывал получить. И сначала парень вполне спокойно этот факт принял, только стоило пройти паре дней, как все изменения, что случились за один вечер, явили себя.              Его муж, Вэй Усянь, самовольно перевел на его личный счет порядка одного миллиарда долларов от своего состояния. Сумма, которая могла в физическом эквиваленте раздавить живого человека. И эти деньги теперь принадлежали ему, Ванцзи. То есть, всё это. Прямо ему. Это за одну транзакцию сделало омегу четверым в списке самых богатых людей его пола. Четвертым.              — Пойдем, скоро начнётся, — Вэй Ин вышел из кабинета для совещаний съёмочной группы, чтобы отвести его к зоне отдыха, из которой парень выбрался, так как сидеть там одному было невыносимо.              На него смотрели. Смотрели, улыбались, посылали какие-то неопознанные знаки, которые омега не умел расшифровывать, и чего-то ждали. Непонятно чего.              — Мне холодно, — Ванцзи сел на низкий диван рядом с мужем, обхватывая себя руками за плечи.              Мужчина чувствовал вину за его состояние, хоть парень его и не винил, не за что же было. Прижав омегу к себе, он взял Ванцзи за руки и спрятал их у себя под одеждой, прижимая ладони к груди. Так, ощущая живое тепло, было гораздо проще прийти в чувства.              Его пугало, как круто не переставала меняться его жизнь. И всё за один только год. Вот он — никто, вот парень становится мужем одного из самых обеспеченных людей Китая, а вот и сам становится несказанно богат. Отношение людей вмести с этими изменениями поднимались и опускались, как вагончики на американских горках. Оставалось стабильным только одно: всегда находились те, кто не любил его просто за то, что Ванцзи существовал, но с этим тот ничего не мог поделать, и не собирался.              — Ребят, пора, — Ло Цинъян вышла из своей гримерной, тепло улыбаясь. — Ваш выход следом через десять минут. В этот раз рекламы будет немного.              Девушка первой прошла через арку, украшенную лентами и цветами, появляясь перед сотней людей, занявших свои места, и перед тысячами наблюдающими за прямым эфиром. Они тоже видели её через экран плазмы, установленной перед диваном, и ждали.              Ждали, чтобы выйти под громкие крики толпы.              Не только он один не ожидал того, что Вэй Усянь может совершить что-то подобное. Ванцзи на самом деле даже не задумывался, ему было не важно, есть ли у него деньги или нет, главное, что они были у мужа и тот позволял тратить их на необходимые вещи.              — Привет, ребят. Ну что, вы готовы рассказать о ваших впечатлениях от приема в честь осеннего фестиваля? — разумеется, Ло Цинъян тоже была там. Эта женщина была достаточно осторожна, чтобы не появиться в списке, вкладывая все заработанные деньги в их общую с мужем компанию, но её статус позволял ей находиться на платиновом уровне. Сильные мира сего старались не обижать тех, у кого в руках был микрофон.              — Я готов взять весь удар на себя, — Вэй Ин сложил ладони вместе перед собой и сидя поклонился залу и ведущей.              — Тогда расскажи нам, что это было. В сети сейчас обсуждают самые разные варианты, — многие подозревали в его действиях демонстрацию своей силы правящей партии, что у них нет контроля над тем, что имеют определенные граждане страны.              — На самом деле, я не совсем понимаю, почему всех так беспокоит эта ситуация. Традиция демонстрации длится уже около двадцати лет и никого прежде это настолько сильно не смущало. Ранее тоже были претензионные случаи, но сейчас о них предпочитают молчать и не сравнивать с современностью, хотя я не сделал ничего нового. Я просто перевел мужу деньги. Всё, — зал тихо гудел, но не высказывал возмущения этими словами. — Я понимаю, что речь идет о больших суммах, но не понимаю, почему это так заботит посторонних людей. Все мы прекрасно понимаем, что омеги имеют доступ к многомилионным счетам своих мужей или отцов. Какая разница, где лежат деньги?              — Ты можешь контролировать счет своего мужа? Господин Лань, у вашего счета есть такая функция? — Цинъян всё ещё была милой, своей интонацией она старалась поддерживать легкость и простоту беседы, и пока ей удавалось.              — Нет, такой функции нет. Когда… когда Вэй Ин это сделал, он понимал, что больше не сможет контролировать эти деньги. Он сделал это без особой причины. Просто так, — во всяком случае, ему он сказал именно это.              — Я и не собираюсь контролировать счета Ванцзи. Это теперь его деньги. Он может делать с ними всё, что ему захочется, и это только его право, — Вэй Ин был совершенно спокоен. Мужчина сидел, откинувшись на диване, мягко поглаживая бок Ванцзи, внушая чувство безопасности и спокойствия.              — Ванцзи, а что ты использовал до этого? У тебя были деньги, ведь так? — могло создаться впечатление, что до списка ему не хватало определенной суммы, ведь никто конкретно не знал точную сумму транзакции, кроме банка, Вэй Усяня и самого Лань Ванцзи.              — Нет. Мне не просто этого говорить, но я очень хочу быть честным, оставляя это на суд общества, — Ванцзи взял паузу, чтобы перевести дыхание и сжать пальцы мужа, который был рядом. — У меня не было, как и у многих омег из обеспеченных семей, личного счета. В обществе принято, что омеги должны быть зависимы. Мы зависим сначала от наших родителей, потом, если так сложится, от братьев, а после от мужей. Что-то своё мы получаем, только если сами создаем это. Нам дают платиновые карточки с лимитом, привязанные к семейному счету, и контролируют, сколько мы тратим и на что. Мы не можем распоряжаться деньгами, спокойно понимая, что они принадлежат не нам. Поэтому, когда моя семья разорилась, наши счета опустели. У меня не было ничего. До момента, пока Вэй Ин не дал мне карту, привязанную к его счёту. Да, у меня были деньги, но они были не мои, он никогда не указывал мне, сколько тратить и на что. Вэй Ин не такой человек. Если он что-то дает, он делает это честно. То, что случилось на приеме, было шоком и для меня тоже. Законный муж, как официальный представитель, может создать счёт на имя своего супруга или восстановить прежний счёт, если тот ранее был открыт. Но не сможет контролировать сумму, если сделает на него перевод.              — То есть, Вэй Усянь, ты, понимая, что расстаёшься с такой весомой суммой навсегда, всё равно сделал это?              — Это было честно и правильно. Лань Чжань не просто мой муж, он человек, которого я люблю, которому я верю. Я хочу, чтобы у него было его личное пространство и средства, на которые никто не будет претендовать, даже я. При этом, несмотря на этот перевод, он всё также может распоряжаться средствами с моего счета. Не было такого, что я отрезал ему кусочек, положил на тарелочку и такой — «вот это тебе, а всё остальное мне-е-е». Нет. Мы видели комментарии, где люди писали, что я пожадничал и, если бы любил, то отдал бы всё, а так, это пустой фарс. Я и так отдал. Мы отдали друг другу всё. Не нужно искать зла, где его нет.              Они справились. Справились с этим вместе, вынося на суд общества мысль о том, что любовь имеет разные лица и разные формы. Ванцзи был глубоко тронут фактом того, что его муж не стеснялся говорить о своих чувствах и не считал это ущербом своей мужественности. Напротив, говоря о их чувствах, о его видении их отношений, он становился для него самым мужественным из альф. А остальные Вэй Усяня и не волновали.              Это их выступление в прямом эфире предсказуемо имело последствия. Иначе и быть не могло.              Вот только, как бы кто ни старался, а предсказать реакцию людей, простых граждан страны, являющихся единым голосом массы, никто точно так и не смог. Партия ждала порицания и надеялась на осуждение. Так было всякий раз после демонстрации. Люди вообще любили осуждать, это их естественное развлечение в унылой жизни.              Но Вэй Усянь, как любое исключение из правил, просто случился. Стоило учитывать, что этот господин имел один из самых высоких рейтингов лояльности. А всё благодаря тому, что несмотря на мнимую нелюбовь омег, простые люди любили его за честность и помощь, которую этот господин щедро оказывал населению.              Господин Вэй мог быть резким в эфирах и на интервью, но его компания ежегодно жертвовала деньги на восстановление города, памятники исторического наследия и больницы, а лично этот альфа пополнял из собственных доходов фонды помощи нуждающимся и тяжело больным, спасая жизни, которые ещё можно было спасти.              Многое делалось, не называя имени, исходя из принципов, но от ищущих сложно утаить личность благодетелей. Благодаря этому, долгие годы Вэй Усянь считался одним из немногих, кого не стремились разлинчевать на месте, в отличие от того же Цзинь Гуаншаня, который портил репутацию блудом и тягой к роскоши. Пускай омеги всё ещё держали обиду на господина Вэй, сложно было продолжать делать это, когда перед их глазами был Лань Ванцзи.              Эта омега стала отражением реального отношения Вэй Усяня к их полу.              — И что ты теперь будешь делать? — мужчина в высоком кресле развернулся лицом к стоящему с опущенной головой парню от панорамы ночного Шанхая за толстым стеклом окна.              — Что? — Ши Юйшен поднял голову, глядя на своего отца с выражением слабости и легкого удивления. Что он будет делать? А… что он должен?              — С Лань Ванцзи. Что собираешься делать? — парень смотрел на более опытного альфу, на его выбеленные волосы, зачесанные воском назад, на лицо с явными следами старения и карие глаза, горящие искрами силы, как угли в полумраке. — Не ты ли хотел его себе?              — Когда я просил тебя помочь мне, ты сказал, что и ноги его не будет в нашем доме. А теперь спрашиваешь, что я собираюсь делать с омегой, которая замужем уже за другим альфой? Отец… я не понимаю, — да, что Ши Юйшен мог сделать? Только оставить Лань Ванцзи в покое, если тот того захочет, как он может тягаться с кем-то вроде Вэй Усяня? Тот раздавит его и не заметит.              — Раньше от Лань Ванцзи не было никакого толку, — услышав это, парень побледнел и сжал кулаки за спиной от разгорающейся ярости. Как его отец может говорить такое? Это совсем на него не похоже. — Послушай, никто никогда не узнает, кем на самом деле был этот второй господин Лань. У Вэй Усяня достаточно власти, чтобы стереть любую информацию о его прошлом, но не у нас. Как я мог позволить своему драгоценному сыну привести в дом омегу, которую все считают малолетней потаскухой, и закрыть на это глаза? Зато сейчас, замужество с Вэй Усянем это статус, даже если оно бывшее.              — Что ты хочешь этим сказать, я не понимаю? Они разводятся? Вэй Усянь нашел кого-то ещё? — с Ванцзи плохо обращаются? Да, конечно, он подозревал это, но откровенно никогда плохого отношения к омеге не видел.              — Ещё нет, но, возможно, скоро найдёт. Поэтому подумай, что ты можешь дать Лань Ванцзи, чтобы из всех, после, он выбрал тебя. Если ты, конечно, всё ещё хочешь его. — Юйшен хочет. Конечно, хочет. Но действительно, что он мог дать?              Господин Ши старший развернул кресло обратно к окну. Этот вид горящего огнями города успокаивал его и вдохновлял. С высоты так приятно было наблюдать за тем, как копошится жизнь на пыльных улицах, как бурлит поток, отдавая все соки наверх.              Были те, чей удел всегда быть внизу, под ногами тех, кто наделен властью. Но из этой грязи, этого потока помоев, иногда вырывались личности, хватающиеся за их одежду, и тянулись наверх с трудом и болью, пробиваясь туда, где они были чужими и инородными. Со временем, если им удавалось обрести место, они превращались в чистых людей и учились жить по правилам нового для них мира, более чистого, более жестокого. А были исключения.              Исключения появлялись внезапно. И как правило, не желали жить по правилам, а гнули свою линию, разрушая привычный порядок. Таких хотелось раздавить, уничтожить, и обычно им это удавалось.              Но с Вэй Усянем не удалось. Этот господин сбивал фигуры с доски, менял правила по ходу действия и при этом оставался чистым человеком, ведь себе он никогда не изменял. У него была гордость и понимание, какие законы нарушать нельзя. На него не было управы, более осторожного человека стоило попытаться найти, и то, возможно, не удалось бы. Если бы господин Вэй играл в шахматы, звание чемпиона мира было бы лишь вопросом времени.              А теперь на поле появился и Лань Ванцзи.              Разумеется, господин Ши прекрасно понимал, что для ребенка, воспитанного в семье Лань, распутное поведение — это что-то из разряда фантастики, и мальчишка, вероятно, совершенно чист, но какое ему было дело до обнищавшего омеги, коих тысячи в стране, выбирай, на любой вкус и цвет найдется. Его сыну не нужна была такая пара, можно было найти в разы выгоднее и укрепить свои позиции договорным браком. А Лань? Сидел бы взаперти за подачки? Это вряд ли.              Было два варианта: либо он сдохнет в нищете и грязи, как и другие до него и вместе с ним, или кто-то найдет его и вытащит из трясины. Кто же мог подумать, что этим кем-то непременно окажется Вэй Усянь. На месте Лань Ванцзи можно было представить с сотню омег, которые были готовы выскочить за этого альфу не раздумывая, а тот, сунув руку в зловонный поток, вытащил за шиворот хромого и болезного, поставил на ноги, отчистил и отмыл, и сунул им прямо под нос, да так, что им, альфам, теперь этой омеге кланяться.              Пока не поздно, нужно было искать выход. Слабое место, чтобы спустить этого выскочку с небес на грешную землю, пока его рука не сунулась к партийному горлу.              Для альф ведь омеги это не только слабое место. Многие забывают об этом, так как обратные случаи крайне редки, но господин Ши уверен — этот именно он. Вэй Усянь не настолько глуп, чтобы выставить свои слабости настолько откровенно, ведь с его маленьким мужем может совершенно случайно случиться несчастный случай. Пусть это против их правил, но никто не застрахован от падения кирпича на голову или падению с длинной каменной лестницы. Жены многих влиятельных альф кончили подобным образом.              Значит, этот альфа понимает, что Лань Ванцзи всё время находится в потенциальной опасности. Хотя, разумеется, мужчина предпринимает попытки обезопасить его, как любой адекватный человек. Охрана, забитый график, личное присутствие, даже социальные сети, которые транслируют жизнь омеги если не с его стороны, так через окружающих.              Выходит, что Лань Ванцзи это не слабость. Будь он слабостью, любой контакт с омегой был бы настолько резонирующим, как между четой Мэн, где ни день, так новый скандал. Примеров множество. Но они не подходят к тому, что он видит. В Китае красивая молодая женушка — это ресурс и показатель статуса. Но ведь господин Вэй человек другой культуры.              Муж явно для него нечто большее. Источник силы или контроля. И единственный выход убрать его с дороги, это лишить его этого источника, но не убивая омегу, есть способ более верный и более жестокий. Разорвать их связь. Альфы всегда реагируют на это более остро, чем омеги. Вот тогда этот щенок станет контролируем.              Нужно только найти способ.              Найти.              Пока один ищет, другой, как правило, находит. В темной комнате на прикроватной тумбочке засветился экран телефона от входящего вызова. Будь это друг, трубку бы взяли без промедления, но человек, который наблюдал за миганием телефона, понимал — ничего хорошего этот звонок ему не сулит.              — Алло… — однако трубку взять он был должен, иначе последствия были бы куда серьезнее.              — Привет, дорогой… — линия звонка соединила две точки, на другом конце которой также сидела омега, только не в темноте, а при свете ярких ламп, рассматривая в чистое, без единой пылинки зеркало свою ровную белую кожу. — Мне нужно, чтобы ты сделал для меня кое-что. В счёт долга, разумеется.              — Что вы хотите? — Мэн Баожэй сел на постель, прижимая к уху динамик, и убавил громкость до минимума, сам он говорил так тихо, как только позволяли связки.              — Самую малость, — омега бы выдохнул, но едва ли он верил, что эта малость по мнению человека, с которым он говорил, будет малостью для него. — Сделай так, чтобы Вэй Усянь покинул офис компании завтра днём. Как хочешь, но чтобы его там не было. Возможность у тебя есть.              — Какая возможность? — господин Мэн испугался. Соглашаясь на помощь, он не рассчитывал быть втянутым в такие игры сильных мира сего.              — Используй Лань Ванцзи, — и звонок был сброшен. Тот, кто говорил с ним, прекрасно знал: Баожэй зависим и сделает так, как ему говорят. Иначе всё, что он с таким трудом построил, будет растоптано и разбито, а сам он, вероятно, отправится в ссылку или в тюрьму, и никто не сможет ему помочь избежать такой участи.              Глядя пустым взглядом в горящий белым светом экран, омега дрожащими руками нажал на кнопку блокировки. И остался один. В кромешной темноте.       

Бонус.

Осторожно! ООС и авторский произвол!

             — Итак, для чего мы здесь сегодня собрались? — дело было в одном из знаменитых своими поварами ресторане на набережной Вайтань. Цзян Чэн, как брат хозяйки этого ресторана, вольготно развалился на низком мягком диване, отделанным замшей, и руководил беседой.              — Поесть и поболтать, — предположил Не Хуайсан, который анально огораживался от своего приятеля и любовника, притиснувшись к двум остальным приглашенным омегам.              — Ну нет. Ты мне позвонил и сказал, что у вас что-то важное. Что важное-то, а? —ну да, дело было именно так.              Изначально Не Хуайсан развлекал себя тем, что разбирал сайт магазина Мо Сюаньюя, который им же и был создан, как будущий курсовой проект. Потом Мо позвонил Лань Ванцзи и сказал, что заедет. Его привез водитель где-то через пару часов, ещё погодя тот же водитель привез им салаты и пиццу, которую они не заказывали, но Вэй Усяня едва ли это беспокоило. Дают, бери.              Так вот. Господин Лань изъявил желание послушать, как сплетничают, и самому поучавствовать. Они обсудили общих знакомых, которые отличились за последнее время, и как-то тема свелась к альфам. А потом коварная Лань выдала свой сокровенный вопрос.              — Что подарить альфе на день рождения, — и смотрит на них своими светло-карими глазами да ресницами хлопает.              А ведь действительно, пока они переживают где, как и с кем отпраздновать Хэллоуин, у господина Лань предстоит праздник позначительнее. У него муж родился.              — А какие варианты? — Не Хуайсан высказался первым. До этого они даже не начали, он сразу позвонил Цзян Чэну и объявил общий сбор, чтобы пораскинуть мозгами коллективно да перебрать, какие виды мужиков у них в принципе есть в наличии.              — Никаких, — Ванцзи понуро опустил взгляд. — Не подходят ни часы, ни книги, ни алкоголь, ни украшения.              Часы Вэй Усянь носил только одни, которые подарил его дедушка, тяжелые, адмиральские, а другие, что часто преподносили в подарок партнеры, продавал или передаривал, чтобы не захламлять пространство. Ванцзи понимал, даже если эти часы остановятся, муж починит их и будет носить дальше. Следом шли серебряные браслеты, которые, как узнал омега, были подарком матери, и тоже не снимались, кроме как ночью. Вместе с обручальным кольцом, Вэй Усянь носил также отцовский перстень с большим черным агатом с тонкой резьбой в виде ростка риса. Было ещё серебряное буддистское кольцо, подарок старшей сестры. И последнее — армейский жетон на длинной цепочке, тайну которого Ванцзи разузнать ещё не успел.              Все эти вещи были важны для Вэй Ина, и омега не хотел покушаться на их место. Ему только хотелось найти что-то, что будет говорить и о нём, чтобы мужчина мог это всегда носить с собой.              Но сколько бы они не сидели и не придумывали, ни один из вариантов так и не показался парню стоящим. Всё было слишком просто и банально. Такими подарками точно не в день рождения любимого мужа радовать.              — Подари ему себя, раз ничего тебе не нравится, — Цзян Чэн устало тер виски и хмурился. Коктейль в бокале его уже нисколько не расслаблял и не успокаивал.              — Предполагается, что подарок я делаю ему, — омеги посмотрели на него с удивлением. — А не для себя. Да и дарить то, что он и так имеет, как минимум странно.              Тут уж сложно было не согласиться.              Ванцзи так измаялся. Он был уже готов сдаться, но мужественно сдержался. Пусть уж Вэй Ин сам решает, чего хочет.              — Вэнь Цин, на тридцать первое у Вэй Ина есть что-нибудь важное? — парень думал, как украсить дом так, чтобы мужу потом не пришлось до утра все отдирать от потолка и стен.              — Да ничего вроде такого. А что, хочешь его пораньше с работы забрать? Я за, — Ванцзи нахмурил брови. Что-то не складывалось, не такой реакции он ожидал от помощницы мужа.              — Да. Пораньше. Вэнь Цин, а что бы ты подарила мужу на день рождения? — парень постучал пальцами по столу в ожидании. Ну-ка, женщина, соображай.              — Ванцзи, он его не празднует, — Вэнь Цин в трубку фыркнула. — Хочешь, купи ему вина, поверь, ему хватит и этого.              Парень оторвал трубку от уха и неверяще посмотрел в экран. Как так-то. Что значит, не празднует? Как можно? Хотя вот уж с вином идея хорошая. Записав название, Ванцзи заказал напиток в лавке с доставкой к дому и окунулся в новый поток раздумий.              То-то Усянь ходит такой спокойный. Он-то думал, муж просто вида не подает, а он, оказывается, возможно и не думает вовсе о том, что, ну… праздник же.              Время идёт, омега ждёт, обдумывая, как же так, как же так, что ему делать. Нельзя же так всё оставлять.              Тревожная Лань, дождавшись доставку, крепко к груди глиняный кувшин вина прижимая, вернулась в дом, достала телефон, запустила видео-звонок, установила штатив и началось: выборы рокового туалета, чтобы встретить благоверного и сразу дать понять, что тот не отбрехается от исполнения своего долга, а там они уже решат какого.              Друзья что-то там ему наперебой кричали, но Ванцзи на самом деле класть хотел на их вопли, стоило дойти до припрятанной на особый случай картонной коробочке, которая лежала пылилась ещё с Хайнаня. В ней покоился белый шелковый халат с длинными рукавами и откровенные, по мнению омеги, трусы. А по его мнению всё, что выше середины бедра, откровенное, так-то.              При всем этом параде, получив долгожданное сообщение «уже еду», Ванцзи улегся в гостиной на диване с книжкой и для ускорения сфотографировал мужу, что его, собственно, ждет. Следом пришло ещё одно сообщение «буду через десять минут», вот теперь можно было и почитать.              Ему как раз хватило на пять неполных страниц, перед тем как дверь открылась и в неё ввалился запыхавшийся альфа. Выглядел тот так, будто бежал по лестнице, а не на лифте ехал. Ибо по лестнице, в его понимании, оказалось быстрее.              И вот он, бросив всё, спешит к нему.              — С днем рождения, — и, ошалев, тормозит на натертом полу, уперевшись в мягкую спинку.              — А ведь точно… — Вэй Усянь смотрит в календарь удивленно, Ванцзи только тихо вздыхает и думает: ну разве так можно, забыть что-то столь важное.              Омега поднимается и, шагая прямо по диванным подушкам, нависает над задумавшимся мужем, чтобы поцеловать того в лоб. Вот вроде бы такой большой, все его боятся, а он же… пельмешка.              — Что ты хочешь? — Ванцзи садится на спинку, обнимая мужчину раскрытыми бедрами, и обвивает руками за шею. Ему так неприлично хорошо сейчас. От того, что альфа наконец рядом и он с ним настоящий.              — Я не знаю. У меня уже есть ты, что ещё я могу попросить, — омега утыкается лбом в высокий лоб Вэй Усяня.              — Я хочу подарить тебе нечто такое, что останется с тобой. Как все те вещи, что ты носишь. Но я никак не могу придумать, — мочки ушей у альфы уже давно заросли, ещё одно кольцо может стать лишним, да и всё это уже было до него.              — Есть кое-что, — муж снимает его с дивана и уносит из гостиной прочь под звуки поцелуев.              Поздним вечером, мягкие и ленивые, они садятся в машину. Вэй Ин обещает ему показать то, что хотел бы получить в подарок, и Ванцзи не сопротивляется. Ему волнительно, но он знает — никто не станет его принуждать ни к чему плохому. А к хорошему его принуждать и не понадобится.              Так они оказываются в клубной части города, где шумно кипит жизнь и всё ярко горит искусственным пламенем. Альфа приводит его в какое-то удивительное место с ярким и броским стилем китайского шика и множеством разнообразных картин.              Это пестрое место оказывается тату-салоном.              Ванцзи сказал мужу, что хочет подарить что-то такое, что будет с ним всегда, и Вэй Ин выбирает набить на груди в области сердца печать с именем своей омеги.              — Ты правда этого хочешь? — господин Лань просто до ужаса смущен. Эта идея кажется такой личной, глубокой и невероятной.              — Хочу. Ты мне разрешаешь? — альфа целует его пальцы, пока мастер рисует несколько эскизов, чтобы показать их ему.              Лань Ванцзи выбирает красную квадратную печать, в которую вписывают иероглифы его имени, и след этой печати чернилами навсегда останется у Вэй Усяня на груди.