Ценою жизни

Растормошить Петю оказалось не так-то просто. Яков Вилимович все еще терялся в предположениях, как именно опиум воздействует на его организм. Если не вызывает зависимости, значит ли это, что помогает мальчику справиться с проклятием? Способен ли он, убивающий здорового, избавить умирающего? Или опиум лишь дополнит действие проклятия и быстрее убьет Петю? Подойдет ли в этом случае способ со свиной кровью — вышибить клин клином? Ведь если бы не она, Петя был бы уже мертв — в день он терял неприлично много крови.       Как бы там ни было, болеутоляющий сон пошел мальчику на пользу, однако Яков Вилимович не хотел задерживаться. Так что, пытаясь смахнуть с глаз дрему, Петя настырно тер их пальцами до такой степени, что вскоре они заслезились. Выглядело это не особенно приятно, учитывая тот факт, что слезы его не были прозрачными…       — Ты уверен, — спросил Брюс, — что не голоден?       — Д, блгдарю, вше сяльств.       Примерно так Петя отвечал на все вопросы, заданные Яковом Вилимовичем. Да и к лучшему, что он был сейчас немногословен, а то потребовалось бы время для расшифровки сего невнятного бубнежа. Да уж, состояние Пети оставляло желать лучшего — ведь, по сути, он был одной ногой во сне, другой — в мутной реальности. Его заставляют что-то делать, куда-то идти, а теплая постель призывает досмотреть сладкие сны и еще немного отдохнуть. Яков Вилимович беспокоился и торопился, а Петя ничего не мог с собой поделать: бессилие снедало.       — Все будет хорошо, — сказал ему Брюс, — я хочу, чтобы ты запомнил. Ты со всем справишься.       Петя послушно кивнул и попытался встать с постели. Устоять на ногах было труднее, чем он думал. К счастью, Яков Вилимович успел подхватить мальчика — тот же ненароком обхватил его за талию.       Яков Вилимович был готов дать голову на отсечение, что Петя и не думал об объятии, однако он обнял его в ответ. Неловко получилось. Но на сей раз Петя не стал сопротивляться и извиняться, как делал обычно.       Сейчас ему нужна была его поддержка. Как никогда.

***

      Контроль миновали без приключений.       Приключения начались вскоре после того, как Яков Вилимович и Петя спустились с палубы по трапу — неустойчивому дощатому настилу с поперечными полусгнившими рейками. Петю не покидало тревожное ощущение, что одна из предательски прогибающихся под их весом дощечек рухнет. Но несмотря на свою ненадежность, трап выдержал, и выдержит еще сотни пассажиров, торопливо покидающих контрольный пункт.       Петя так нервничал, когда главный старшина проверял их с Брюсом пропуска, что на его ладонях проступил кровяной пот, а желудок то и дело подскакивал к горлу. Небывалое облегчение опустилось на него вскоре, когда Яков Вилимович заметил его беспокойство и погладил по плечу: все хорошо, успокойся. И Петя снова почувствовал тепло, исходящее от его руки.       Петя еще не знал, что это загадочное тепло имеет название. Что оно безгранично и ведомо каждому человеку. Что оно бывает абсолютно разнообразным — большим и маленьким, сладким и горьким, трепетным и крепким. Что оно будет жить до тех пор, пока жив мир. Что, если не будет его, утратиться смысл жизни.       Что оно вновь возродилось в нем самом.       — Не хворай, дружок! — сказал Пете напоследок главный старшина, пропуская прославившихся «отца и сына» к выходу.       Путь на свободу открыт. Но как? Петя был уверен, что Якова Вилимовича заподозрят в убийстве вице-адмирала. Как ему удалось избежать подозрений? Колдовство? Сила мысли? Что произошло, пока он, Петя, спал? Спрашивать, конечно же, он не осмелился, да и некогда было разглагольствовать.       На усеянном толпой причале стоял невообразимый шум — казалось, весь город высыпал в порт поглядеть на гигантское судно. Перекрикивая друг друга, встречающие выглядывали знакомые лица и, задевая стоящих рядом локтями, махали руками изо всех сил. Кто-то громко, раскатисто рассмеялся прямо над Петей, кто-то — зашелся в сухом кашле ему на ухо…       Помимо голосов, слившихся в общий монотонный гул, вдали беспокойно ржали запряженные в повозки лошади — их, как видно, тоже оглушительный гвалт не устраивал. Атмосфера напрягала. Петя был не уверен, что у него получится дойти до извозчиков, один из которых, как объяснил ему Яков Вилимович, доставит их в город.       Как только они покинули судно и вышли на палубу, мальчику сразу же бросился во внимание горячий, спёртый воздух. Солнце палило, как в последний раз. Дышать было нечем. Особенно среди толпы, разящей всеми видами пота от острых «ароматов» до приторных. Чувствительным и особенно брезгливым носикам здесь явно не место.       Если бы Яков Вилимович не держал Петю за руку, они бы точно потерялись. Толкучка была самой что ни на есть удушающей: люди жались друг к другу как сардины в консервной банке. Петя даже не успел оценить масштабов порта и виднеющегося вдали старого города из-за этой невыносимой тесноты, духоты и волнения.       Он хотел сейчас только одного — оказаться там, где был во сне. Нахлынувшая тоска терзала изнутри; никогда так сильно с момента смерти родителей, Пете не хотелось вернуться домой. Не зря ведь он видел предсмертные видения. Он чувствовал, что близок. Осталось совсем немного и он снова встретиться с матерью и отцом…       — Яков!       Внезапно раздавшийся возглас вернул Петю в реальность.       — Яков, я здесь!       Яков Вилимович потянул Петю к ряду богатых карет и экономных деревянных повозок, где их ждала Розочка. Если бы она не привлекла к себе внимание, Петя бы ее никогда не узнал! Сегодня ее образ был достаточно скромным и в то же время утонченным. До вычурных одеяний современных модниц, поражающих воображения, ее платью было, конечно же, далеко, однако в ее наряде все же присутствовали тонкие нотки зажиточной роскоши.       На фоне кислых и уставших мин прохожих Розочка светилась от радости. Несмотря на полуобморочное состояние, Пете было очень любопытно узнать, зачем она так надрывно звала Брюса. И шокирующий ответ не заставил себя долго ждать.       — Отныне Розалия Федоровна — наша спутница, — шепнул Яков Вилимович Пете, пока Розочка оживленно переговаривалась с кучером. — Она поможет нам пересечь границу.       То ли новость столь ошарашила Петю, то ли солнце сразило его своим удушливым излиянием, однако он рухнул в обморок.       Проснулся Петя уже в карете. Лязгающий скрип колес, неравномерное цоканье четырех пар подков по каменной мостовой и умеренная, убаюкивающая качка. Приятно. Что еще нужно для счастья?       Яков Вилимович избавил его от необходимости в сдавливающем шею жабо. Нужно было сразу же, еще в порту, сделать это, а не дожидаться потери сознания. Впрочем, хорошо, что все более-менее удачно закончилось и Петя свалился у карет, а не в толпе.       С лица, заливая шею и попадая в уши, стекали прохладные капли — Яков Вилимович сбрызнул его раскрасневшуюся физиономию водой, чтобы привести в чувства. Петю знобило, хотя воздух по-прежнему оставался тяжелым.       — Петя, — сказал Яков Вилимович, — с тобою все в порядке?       Только сейчас до Пети медленно дошло, что его голова находится на коленях Брюса. Тотчас же приняв вертикальное положение, мальчик встретился взглядом с Розочкой, сидящей на противоположном сидении. На сей раз изумрудные глаза девушки изучали его довольно тепло — никакого удивления или неудобства.       Петя робко улыбнулся Розочке, о которой совсем ничего не знал. Можно ли ей доверять?       — Если дурно, — повторил Яков Вилимович, — скажи.       — Нет, спасибо, ваше… э-э-э… то есть папенька… то есть…       Розочка захохотала.       — Можешь не стараться! Мне все известно.       У Пети тут же отлегло от сердца. Хотя получилось совсем уж неправильно. Вот дурак! Будь тут какой-нибудь Федор Александрович, несладко бы им пришлось. Когда ж он научится в присутствии чужих называть Якова Вилимовича папенькой?!       — Не желаешь в окошечко посмотреть? — Розочка улыбнулся, приглашая Петю на свое сидение. — Здесь лучше видно.       Петя осторожно покосился на Брюса в ожидании разрешения.       — Я не кусаюсь, — сказала Розочка.       Она подала мальчику руку, помогая усесться рядом.       У Пети с бешеной скоростью забилось сердце, его сковало крайнее смущение. Розочка же совсем не стеснялась: вела себя так, словно знает его уже очень давно. Он чувствовал ее теплое дыхание на своей шее — она обхватила его за талию как безмолвную игрушку, — и это ни сколько не помогло мальчику расслабиться.       Однако вскоре Пете удалось отвлечься на впечатляющие виды за окошком.       От порта их разделяло уже приличное расстояние. Они приближались к городу.       Петя и понятия не имел, в какой его части они находятся, но был готов поклясться, что это место напоминает его дом — его Москву! Как такое возможно? Всесильная рука Петра Алексеевича чувствовалась за каждым углом, на каждой улице и в каждом переулке. Петя старался ничего не упустить и подолгу задерживал потрясенный взгляд на чем-то знакомом.       До тех пор, пока они не выехали в сердце города, в окошке один за другим мелькали деревянные дома, напоминающие о тяжелом средневековье, когда излюбленные «заморские причуды» государя еще не проникли со всей обстоятельностью и мощью в городской центр — святыню Москвы. Грозные, вызывающие кольца стен и целое множество соборов были такими же привычными, как и дома. Петя вспоминал названия родных улиц и их ясные образы всплывали в сознании яркими вспышками. Возникшая милая Сретенка дольше остальных терзала тоской сердце мальчика…       Он словно снова стоял перед ней — величественной краснокирпичной башней, господствующей над окружающими ее постройками. Петя был на распутье: он хотел видеть прежний дом, но еще больше ему хотелось вернуться в прошлый. Мысли о родителях казались такими… близкими, детскими и сладкими, но такими жгучими и нереальными.       …Отголоски слободского устройства, нищеты и ветхости вскоре сменились «европейской» пестротой и разнообразием, когда кучер завернул к широким воротам — в город. Испещренное смешение архитектурного богатства и грязной скудости, звон колоколов, благочестие и разнузданность… Все это пугало, завораживало и в тоже время отталкивало.       Из-за массового скопления людей, численность которых превышала все разумные нормы, лошади тянули карету медленнее. Кучер, к слову, был мужиком тихим и несловоохотливым, так что за небрежно выброшенные ругательства можно было не переживать. Скорее всего, он просто привык к таким вот суматошным поездочкам.       — Здесь так шумно, — сказал Петя.       Но, кажется, его никто не услышал. Шум стоял действительно оглушающий: как в порту.       Эта «Москва», к слову, отличалась от родной не только нереалистичным потоком тысячи голов, но и великим наличием рек и озер. И мосты, мосты, мосты! Из-за узких проездов собственно и были «пробки». Не будь здесь такое колоссальное множество рек, передвигаться было бы в разы удобнее.       — Смерть…       Петя сейчас же обернулся на румяное лицо Розочки. Она улыбнулась ему как ни в чем не бывало, взяла за руки и нежно переплела их пальцы.       Зачем она это сказала?       Петя отчетливо слышал, как она шепнула.       — Смерть…       Вновь обернувшись на девушку, в глазах которой отразилось недоумение, Петя несмело спросил:       — Что вы сказали?       — Ничего. — Она снова улыбнулась. — Я молчала.       — Прошу прощения, мне, видать, почудилось…       — А что тебе почудилось?       — Будто вы сказали… кое-что… э-э-э… Неважно.       Розочка слегка отстранилась, но прежнего дружелюбия и жизнерадостности не теряла. Она облегченно откинулась на сидения и, обмахиваясь веером, завела разговор об ужасно жаркой погоде. В общем, говорила то, что обычно говорят, когда сказать нечего. Петя, конечно же, не слушал. Он наблюдал — наблюдал за Розочкой исподтишка, украдкой.       Она испугала его.       — Смерть…       По спине пробежал холодок.       От неожиданности Петя вцепился руками в сидения, тяжело задышал. Кто это? Кто это сказал?       — Петя, что с тобой? — Яков Вилимович подался вперед, заглядывая мальчику в глаза. — Тебе нехорошо?       — Смерть… Умри… Сдохни!..       Петя вцепился в волосы безобразно дрожащими руками. Это было в его голове! в его голове!       — Петя, посмотри на меня! Посмотри!       Яков Вилимович приложил ладони к его щекам.       Но Петя ничего не чувствовал, голос в его голове перешел с шепота на крик. УМРИ! СДОХНИ! СДОХНИ!..       — Нет, — застонал мальчик, — не надо! Пожалуйста, не надо! Прекратите!..       — УМРИ! УМРИ! СДОХНИ! ТЫ СДОХНЕШЬ! СДОХНЕШЬ! ТЫ УЖЕ НАПОЛОВИНУ МЕРТВЫЙ! СМЕРТЬ БЛИЗКО! УМРИ! УМРИ! СДОХНИ!       — Петя, все хорошо… все хорошо… Я с тобой, я рядом…       Я рядом.       Все прекратилось так же резко, как и началось. Его прогнали прочь. Его вытеснили из головы мальчика.       — Ну, что такое? — ласково произнес Яков Вилимович, вдруг уже оказавшийся. — Тш-ш, успокойся.       Он был рядом — он избавил его от голоса в голове. Петя прижался к нему.       — Все закончилось, — прошептал Яков Вилимович, поглаживая мальчика по спине. — Все закончилось.