***
— Скажи, он сумасшедший? Яков Вилимович глубоко вздохнул. Как только они покинули пределы городского муравейника, Петя уснул. — Он сумасшедший? — повторила Розочка. — Он не сумасшедший, — наконец ответил Яков Вилимович. — Видит Бог — сумасшедший! Ты можешь сколь угодно обманывать меня, но Его — Его не обманешь!.. Брюс лишь отмахнулся: — Порой ему чудится всякое. Не стоит тебе о сем беспокойствами изводиться. — Как же это — не стоит, Яков?! — Весьма просто, я полагаю. — Моему сердцу покоя нет, как и твоему! Мне нужно научиться его утешать, как это делаешь ты! Она ждала хоть каких-нибудь объяснений! Что за чертовщина? Чем он хворает? Зачем вообще молодому мужчине понадобилось возиться с чужим мальчишкой? У него еще вся жизнь впереди, а он ее умышленно губит своим милосердием. Кому оно сейчас нужно — милосердие-то это? Самим бы выжить, а не тянуть «гиблых». Но все это Розочка оставила при себе. Какие бы цели не преследовал Яков Вилимович, ей бы не удалось убедить его бросить мальчика на съедение «волкам». Якову Вилимовичу зачем-то нужен именно этот ребенок, а зачем — Розочка не понимала. — Ты не передумаешь? — спросила Розочка. — Рисковать — опасно, — сказал Брюс. — Коль миновать границу удастся без затруднений, я готов ждать столько, сколько придется. — А он продержится? — Продержится. Он не столь слаб, каким кажется. — Что ж. — Розочка улыбнулась. — Я рада, что мы вместе. — Взаимно, — улыбнулся в ответ Яков Вилимович.***
С трудом перевернувшись с бока на спину — перебинтованные на спине раны давали о себе напоминание тянущей болью, — Петя почувствовал под пальцами грубую суконную ткань. Спросонья ничего не соображая, мальчик приподнялся на постели. Он оказался в какой-то маленькой комнатке. Куда делась карета? Где он? Почему здесь так тихо, темно и холодно? Где Яков Вилимович? Петя встал с постели и, опираясь на стену, осмотрелся по сторонам. Может, их перехватили по дороге какие-нибудь разбойники и держат теперь в своем преступном логове? Или же ямщик, подозрительно скоро согласившийся доставить их в сие опасное Чернолесье, завел их в ловушку? Стены были бревенчатые, полы — скрипучие и деревянные. Насколько хватало лунного света из небольшого окошка, настолько Петя смог разглядеть в царящем полумраке очертания предметов: сундучки по обе стороны от двери, небольшой деревянный стол в углу, что-то непонятное висит на стенах — во тьме попробуй разбери. Достаточно просто, ветхо и уютно. Не очень похоже на разбойничью лачугу. Неужели это и есть то самое место, в которое они должны были приехать? Но почему Петю не разбудили? Только сейчас он обратил внимание на ноги, по которым нещадно бил ветер. Мало того, что они жутко замерзли, так еще и были без чулок. Петю встретил черный коридор, в конце которого виднелась широкая комната, освещенная маленьким огарочком свечи. Но кто там? Одна мысль о том, что в пути произошло что-то ужасное, пока он без задней мысли забылся сном, не давала ему покоя. Добравшись же до источника света — до комнаты с печью, широким столом и, как бы странно это не показалось, кроватью вместо лавки, — с плеч Пети словно гора свалилась. Такое же облегчение он испытал в тот день, когда Яков Вилимович отправился на тайный разговор с господином Кожемякиным. Слава Богу, он был здесь. И Розочка — рядом с ним. Без парика Петя едва узнал ее; тусклый свет дрожащей от порывов ветра, врывающихся в щели старой избы, свечи ложился на ее блестящие кудрявые локоны и лицо неестественными желтыми отблесками. Она была тревожна: опухшие глаза с мольбой смотрели на Якова Вилимовича, который был, по обыкновению своему, спокоен. — …и почем сомнения? — тише обычного говорил он. Петя не решился нарушить беседу взрослых неуместным вторжением, хоть и считал, что подслушивать — подло. Впрочем, он решил остаться до удобного случая в тени — мало ли. Лучше пусть секут за то, что «греет уши», чем неприлично врывается на полуслове. — Почем зря сомневаешься, ежели надежен план? — Не терзают душеньку мою сомнения, — отвечала Розочка. — Но, Яков, послушай меня: я поболее твоего в жизни оступалась. Возможно разве быть уверенным во всем столь же упрямо? — Главное — успеть. — Яков Вилимович аккуратно свернул лист пергамента — очевидно, письмо. Розочка резко поднялась с кровати и, заглядывая Брюсу в лицо, готовая выхватить послание, прошептала: — Я могу отправиться хоть сейчас! — Полно, — ответил Яков Вилимович. — До утра подождет. Отдыхай, ан завтра — решим все. Розочка смиренно опустила голову. Казалось, она была готова на любые глупости ради него, а он так холоден к ней, так осторожен. Как только ее рука опустилась на его плечо, он отстранился: — Отдыхай, — повторил, — пойду к нему. Розочка перегородила Брюсу путь. — Останься. — Она взяла его за руку, смело погладила по щеке. — Ты нужен мне. — Я не могу оставить Петю, — сказал он после затянувшегося молчания. — Не тревожь его понапрасну. Он отдыхает. — И тебе бы должно отдохнуть, — заключил Яков Вилимович. Петя жутко растерялся, но успел сообразить оступиться на пару шагов. Ввести взрослых в заблуждение не составило труда. Яков Вилимович, увидев Петю на пороге комнаты, даже и не подумал бы, что он бессовестно подслушивал разговор — кстати, ничего не объясняющий. Что из сказанного Петя понял? Какое-то письмо, какие-то сомнения — в общем, какая-то неразбериха! Но не оставит же его Яков Вилимович без объяснений, верно? Хотя кого он обманывает? За все время Брюс ничего конкретного об этом месте и своих грандиозных замыслах Пете не рассказывал. Да и с чего бы это ему такая честь? — Яков Вилимович… — Петя! Как ты себя чувствуешь? В два широких шага Брюс пересек горницу и оказался рядом с мальчиком, положил свою горячую ладонь на его спину — погладил. Петя втянул голову в плечи, словно боясь неожиданно свалившейся на него ласки. На самом деле он боялся разоблачения — не очень-то хотелось пасть в глазах взрослых. Но, слава богу, они действительно ничего не заметили. Куда хуже было другое. Пете было до того неприятно и совестно, что он увидел то, чего видеть был не должен… — Где мы, ваше сиятельство? — спросил он, поежившись. — Что это за место? — Ты весь дрожишь, — парировал Яков Вилимович. — Отправляйся сейчас же в постель, я принесу тебе чай. Петя обыкновенно поблагодарил учителя за заботу и поклонился. — Доброй вам ночи, Розалия Федоровна. Девушка подняла на мальчика полный равнодушия взгляд, опустилась на кровать и сложила руки на коленях. Она так ничего и не ответила, только едва заметно кивнула. Вернувшись в комнату, Петя еще долго размышлял обо всем, что довелось ему узнать. А что, если бы Яков Вилимович согласился остаться с Розочкой? Что, если бы Петя увидел лишнее? Эти грешные мысли так смущали его — он не мог представить Брюса в роли любовника. Петя был убежден, что Брюс — порядочный человек, и такими делами не занимается! Но почему эта сударыня ведет себя столь вольно? Это хорошо разве — так поступать? Порядочно? Ладно, ничего же не случилось! Порывистый ветер завывал за окном, увлекая мысли Пети в иное русло — более приземленное. Поболее интимных отношений Якова Вилимовича его волновало это место. Как они оказались в чужом доме? Имели ли право его занимать? И где его хозяева? Великодушно разрешили пришельцам переночевать в их жилище, а сами куда подевались? Яков Вилимович принес Пете небольшую глиняную канопку, над которой облачком взвивался горячий дымок. Петя с удовольствием втянул освежающий запах мяты и календулы. — Благодарю премного, ваше сиятельство, вы так добры ко мне. — А как же иначе? — пошутил Яков Вилимович. — Присаживайся. — Яков Вилимович, а… — Извини уж. Придется почивать на одной кровати. — На одной? С вами? Я не посмею, ваше сиятельство. — Кровать широкая — уместимся. — Я все пропустил… и… — Знаю, — перебил Яков Вилимович. — У тебя много вопросов, кои, я надеюсь, подождут до завтра? — Не смею возражать, ваше сиятельство. — Лучше ты дай мне ответ — всего один. Петя напрягся. — Да, Яков Вилимович? — Что произошло в карете? Что тебя столь встревожило? Опустив голову, на руки, в которых он держал горячую канопку, Петя не знал, с чего начать. Стоит ли рассказывать? Его откровенно пугали воспоминания того жестокого вторжения Шварца в его сознание. Казалось, если он только одно слово об этом вслух произнесет, Шварц вернется и снова станет мучить его сознание… — Ты должен мне все объяснить, — мягко произнес Яков Вилимович, взяв мальчика за подбородок, — чтобы я смог тебе помочь. Помнишь — обещал быть честным? — Да, ваше сиятельство… — Не бойся. Пока я рядом, ничего не случится. «Пока я рядом…» Хотел ли этого Петя или нет, а выложить правду пришлось. Это был не тот случай, о котором можно было просто забыть, ну или о котором мог знать только Петя. — Вы были рядом — это спасло меня. Против вашего влияния, влияние графа Шварца столь незначительно, что вы, не предпринимая усилий, способны одолеть его. — Не будем делать поспешных выводов. Ты только не забивай себе голову — держи сознание ясным и думай о хорошем. Попробуй защитить себя сам — не впускай его в свои мысли. Пусть в них царит покой. Да и… отныне тебе не о чем волноваться — мы в безопасности. — Не наделен я, ваше сиятельство, тем красноречием, что могло бы выразить всей моей благодарности вам… — Господи с тобой, Петя! — Яков Вилимович рассмеялся. — Для чего ты всякий раз сводишь беседу к благодарностям? За что ты все меня благодаришь, мальчик мой? — Ну… за все… — Забавный ты человечек, Петя, весьма забавный. Петя вдруг засмеялся. Как-то странно это прозвучало из уст Якова Вилимовича. Вообще, он часто стал произносить такие вещи, от которых мальчику становилось и дико, и смешно и тепло в одночасье. Но больше, конечно, тепло.