Ценою жизни

В отличие от излишнего богатства интерьера поместья — искусной лепнины и высоких мраморных колонн, невероятных гобеленов и скульптур, тяжелых складчатых штор и расписных ваз, — библиотека оказалась значительно менее помпезной. Вычурность уступила покою. Отпечаток непревзойдённой гордости князя отражался лишь в украшенном драгоценными камнями фамильном гербе. Однако оный отнюдь не лишал библиотеки того уюта, коим был напоен воздух. Все здесь — покрытые незатейливыми панелями из красного дерева стены, практичные предметы мебели, окружающие со всех сторон книжные стеллажи и сама обстановка, — все дышало тем особым теплом, присущим библиотечным залам. Все они без исключения имеют удивительную особенность располагать к чарующему вдохновению и предвкушению великого открытия в одночасье — той непостижимой тайне, которую таит в себе тот или иной фолиант.       Аленушка, сопровождающая Якова Вилимовича, вскоре удалилась, оставив его с незваным гостем и княгиней наедине.       — Bonsoir, ваше сиательство, — галантно поклонился Брюсу де Дюруа, снимая треуголку, украшенную щедрым плюмажем из страусиных перьев, — C'était un plaisir!       Виконт оказался чрезвычайно серьезным, статным мужчиной, высоким и не лишенным лоска. Его расшитый утонченным узором кафтан-жюстокор, бархатный темно-синий бант, блестящие каштановые локоны и тонкие романтические усики так и разили версальской безукоризненностью. Однако во взгляде этого человека угадывалась безусловная решительность, отличающая его от классического ветренного щёголя.       — Для мьеня высокая честь поснакомиться с ваше сиательство, — продолжал сыпать любезностями француз.       Так же обменявшись с виконтом всеми необходимыми приветственными формальностями, Яков Вилимович спросил:       — Для чего вы пожаловали, monsieur?       — le comte Schwartz не посылать меня к ваше сиательство. Исключено.       — Тогда зачем вы здесь?       — Пг’едоставить вам свой помощь в пг’едстоящий сг’ажений.       Яков Вилимович напряженно вздохнул, не сводя с француза недоверчивого взгляда.       — С чего бы мне доверять вам? Насколько мне известно, вы являетесь близким другом графа. С моей стороны будет крайне неосмотрительно принимать от вас какую бы то ни было помощь.       — Вы и не обясаны вег’ить мнье, — согласился де Дюруа, — я бы и сам не повег’ить, будь на ваше мьесто. Однако княгине вы не вг’аг. Следовательно — не вг’аг и мнье, sans doute!       — А как же граф?       — Это я попросила Шарля помочь вам, — вмешалась Аделаида. — Уотан ничего не знает.       Ее многозначительный взгляд заставил Брюса вовремя остановиться. Сейчас следовало подыграть виконту, но подыграть так, чтобы его игра выглядела искренней.       — Вы бы смогли подтвег’дить Якову Вилимовичу, — обратился к Аделаиде виконт, — что мои намьег’ения абсолютно честны и искренны, mon chéri?       — Вы можете доверять Шарлю, Яков Вилимович, — кивнула Аделаида. — Я бы не стала обманывать вас. Он действительно пришел помочь.       — Вам необходьимо подготовиться, — продолжал француз. — Быть осведомльённым. Такие пг’авила.       Яков Вилимович ухмыльнулся. «Такие правила»! От «кого-то» он сегодня это уже слышал. Впрочем, он с самого начала знал, что виконт пожаловал к нему на встречу не по собственной воле.       — le comte Schwartz хитёг', — сказал де Дюруа. — Не думайте, что, явившись в насначенный час в его миг' — Пустошь его название, — вы так ског’о сойдетесь в сг’ажений. Пг’ежде чем встг’етиться с le comte Schwartz, вам пг’едстоит победить sept стг’ажей. Каждый из них по-своему опасьен, и никто не даст столь пг’осто подступиться к свой хосяин. Один можьет пг’иняться тг’авить вас ядами и пг’оклятиями, дг’угой — помутить ваш г’ассудок. — Виконт протянул Якову Вилимовичу флакон. — Восьмьите. Это пг’отивоядий.       — Merci beaucoup, monsieur, — сказал Брюс.       — Г’ано, ваше сиательство, ошень г’ано! — с улыбкой отозвался виконт, приблизившись к декоративному столику, на котором стоял сундучок с отделениями. Кажется, там было много подобных «противоядий».       Однако виконт вытянул из сундучка среднего размера восковую свечу:       — Вы знать что сие есть?       — Водяные свечи никак? — догадался Яков Вилимович.       — Ценный атг’ибут. Думается мне, вы знать, как их использовать и для чьего?       — Безусловно.       — Помнитье: свечи отгонять не только лишь помутнение г’ассудок, но и способствовать мощный сопг’отивлений магия. Стг’ажи — не пг’остые воины.       Яков Вилимович согласно кивнул: конечно, не простые. Если бы это было так, путь к графу был бы слишком прост.       Де Дюруа вынул из сундучка очередной предмет.       — Сие вам також понадобиться, — сказал он, протягивая Брюсу маленькую, умещающуюся на ладони, медную шкатулочку, внутри которой оказалась густая черная жидкость. — Нанесьёете сию маску на глаза, — объяснил виконт, — пег’ед самым отходом, чтобы увидеть вг’ата и заблудших.       Яков Вилимович вопросительно взглянул на виконта.       — Заблудшие, — поспешила объяснить княгиня, — и есть жертвы графа, которых когда-то постигло поражение.       — Гг’аф, к слову, — быстро вставил де Дюруа, — будьет ожидать ваше сиательство в Капелле Милосег’дия — сг’ажений состоится там.       — Капелла Милосердия… — повторил Яков Вилимович. — Не слишком подходящее название для места, где ожидает смерть. Одному из нас не суждено более вернуться. — Он посмотрел сначала на княгиню, затем — на виконта. — Ведь, попав в мир графа, я уйду оттуда либо победителем, либо — не вернусь вовсе. И стану заблудшим.       Виконт опустил глаза. Даже могло показаться, что он искренне сочувствует и заранее сожалеет Брюсу. Но Брюс не спешил поддаваться всеобщей тоске.       Да, безусловно, он мог бы наговорить виконту глупостей о том, что все знает о проклятии Шварца, что мир его — иллюзорен, и в нем невозможно по-настоящему погибнуть, что заблудшие — никакие не погибшие его жертвы, а созданные им препятствия; мог бы рассмеяться и сказать, что визит его, виконта, противоречит всем нормам истинной любви и даже самой морали.       Однако Якову Вилимовичу не суждено было обличить виконта во лжи, ведь подставлять княгиню не входило в его планы. Она доверила ему свою боль, в надежде, что это останется только между ними.       — Я верю вам, monsieur, — обратился он к французу. — Если есть основания полагать, что на пути к графу меня могут подстерегать опасности, то мне не за чем отрицать наличие оной. И я благодарен вам за вашу поддержку.       — Не стоит благодаг’ностьей, ваше сиательство. Я лишь исполнять долг совесть.       — Яков Вилимович, — сказала княгиня, — вам необходимо также надежное оружие. Уважаемый виконт де Дюруа позаботился о том.       — Oui, assurément! — встрепенулся француз. — Путь пг’едстоит неблизкий, опасный пг’едстоит путь. Без ог’ужий не обойтись. Одними свечи да магия заблудших, воог’ужьённых до зубов, и стг’ажей не одолеть!       Вскоре они покинули библиотеку — приятный треск поленьев в камине, холодный месяц за высоким окном и уютная обстановка залы, увы, остались позади. Оружие, предметы амуниции и походные одежды виконт оставил во флигеле для прислуги, дабы «мьеньше пг’ивлекать внимания домашних». Что ж, француз и впрямь не поскупился и снарядил Брюса всем необходимым, пусть тот и был до последнего уверен в том, что де Дюруа просто дурачит его — думал, что все его дары не иначе как фальшивы, или же тем паче — могут серьезно навредить ему. Кто знает, что у Шварца на уме? Что, ежели Шварц, после того, что злонамеренно выпалил сегодня Леманн, попытается уничтожить его, вопреки принципам собственной же совести? Должно быть, ему невыносима мысль о том, что Брюс узнал его тайну. Знание сие делало Шварца перед Брюсом уязвимым.       …Однако Яков Вилимович в своем упрямом недоверии оказался не прав. Предоставленные виконтом дары — высокого качества, подпитанные довольно сложной магической энергией от воздействия темного колдовства и отравы, содержащейся, как объяснил виконт, в воздухе, в почве и в воде, — были абсолютно безопасны. Это касалось не только оружия, но и походного обмундирования — в суконный серый кафтан, например, была вложена мощная предохранительная сила от проклятий и отравы; накрахмаленная рубаха, кожаные штаны и сапоги также должны были уберечь Якова Вилимовича от вредного воздействия ядовитых испарений.       — Только камзол вот, — объяснял виконт, — не пг’едоставлять никакой защита, но иметь овчинный мех внутг’и, что должно убег’ечь ваше сиательство от суг’ового холода Пустоши. Також не забудьте пег’чатки и пог’тупею!       Помимо надежной брони, виконт снарядил Якова Вилимовича пистолетом, шпагой, стилетом и алебардой. Последнюю всенепременно — на случай нападения заблудших.       — В оной заключена особая энег’гия, — объяснил виконт, — г’аствог’яющая сих тваг’ей.       — Что они такое есть, — спросил Яков Вилимович, — эти заблудшие? Сколь они опасны?       — Навг’оде злых духов. Они исчезать и появляться вновь, но помнитье: они никогда не дг’емать. Их глаза — всюду. Они попытаться застать вас вг’асплох, как только пг’едставиться возможность.       Яков Вилимович догадывался, что в заколдованном мире графа заблудшие — не единственная опасность, но виконт, при всей своей добросовестности, не спешил раскрывать Брюсу тайны друга. Чтобы избежать неудобных вопросов, де Дюруа попытался отвлечь его внимание на амуницию: с неподдельным энтузиазмом демонстрировал Якову Вилимовичу то треуголку с обручем-каскетом, надевавшимся на тулью, то патронную суму.       Но несмотря на усердия виконта, один неудобный вопрос Яков Вилимович все-таки задал:       — Вы ведь темный, так?       Француз заметно растерялся.       — Excusez-moi, ваше сиательство, я бы обьязательно вмешаться и снять пг’оклятий с бедный garçon, но… бг’онзовый нить — мощный баг’ьег’. Я не смогу пг’обить это, vous savez.       — Понимаю.       «Это было бы слишком просто…» — снова подумал про себя Яков Вилимович. Да и не одни только нити являлись «мощным барьером». Виконт — близкий человек графа. Он дорог ему. Они связаны самыми прочными узами — любовными. Кто знает, какие клятвы они давали друг другу? Между ними мог быть даже заключен брачный союз.       — Пожелайте мне удачи, виконт, — сказал Яков Вилимович с болезненной ухмылкой.       — Je suis sûr que je vous souhaite tous bonne chance, monsieur! — сказал француз, участливо сжимая его плечо. — Я быть увег’ен — вы спг’авиться.       Зато Яков Вилимович был в том не уверен. Не только потому, что слова виконта сплошь были пропитаны ложью, но и потому, что сердце подсказывало — Шварц не так прост, как кажется. Он действительно попытается уничтожить его.       Да, Брюс мог ошибаться касательно истинных намерений графа, но доверять каждому слову де Дюруа было бы с его стороны верхом опрометчивости. И глупости. Однако роли своей он не забыл, — сердечно поблагодарив француза за помощь, старался держаться как можно более подавленно и отстраненно.       Вскоре виконт откланялся, и Брюс, оставшись с княгиней наедине, смог немного расслабиться. Но лишь немного.       Верить княгине он больше не мог. Особенно теперь.       — Яков Вилимович, — обратилась она к нему, — Уотан не даст вам погибнуть.       Брюс обернулся к Аделаиде, улыбнулся одними губами и серьезно заключил:       — Я ему — тоже.       Яков Вилимович покинул поместье задолго до рассвета, когда воздух еще был насыщен ночною прохладой, под ногами шелестела пожухлая от южной немилости листва, филин — страж ночного покоя, — светя в темноте желтыми глазами, оглашал спящий лес приглушенным уханьем да время от времени в кронах шумел едва заметный ветерок.       Путешествие сие Якова Вилимовича вовсе не пугало — ни опасности, ни ловушки, ни сильные соперники. Не пугала даже сама неизвестность. Напротив, она вызывала у него чувство живейшего любопытства, кое бывает присуще искушенным в определенной области искусства людям. В данном случае — магического.       Якова Вилимовича пугало лишь время. И не просто пугало, но точило изнутри каким-то тупым ознобом, которому невозможно было противиться. Он не знал, как долго пробудет на Пустоши, и что успеет произойти за это время с Петей. Нити еще не зажили, мальчик по-прежнему слаб. Одно неверное движение и — он может больше никогда его не увидеть.       К счастью, чреду угнетающих мыслей прервал странный, потусторонний звук:       — Сюда… — шептал голос графа. — Иди ко мне… ко мне…       Его «путеводная звезда», как свой призыв намедни окрестил сам Шварц, заводила Брюса куда-то вглубь, в самые дебри. Начало светать: иссиня-черную линию горизонта окрасило кровавым отсветом, словно за много верст отсюда вспыхнул поглощающий все на своем пути пожар. На фоне светлеющих небес, мрачный лес заметно преобразился: в предрассветной, просыпающейся природе появилось нечто весьма прозаическое, что, несомненно, отличалось от загадочной и всегда непредсказуемой глубины ночи.       — Здесь… здесь…       Яков Вилимович спустился с небольшого пригорка вниз, туда, куда звал его голос; где подернутые густым, клубящимся туманом его взору открылись врата. Так вот, что они такое есть. Подобие самого заурядного портала. Однако с виду заурядные, внутри они могли оказаться страшнее и опаснее самой преисподней.       Пройдя сквозь дымку портала, Яков Вилимович почувствовал резкую нехватку воздуха — дыхание сбилось от леденящей, прошедшей сквозь него мглы. Впрочем, это бодрящее ощущение совсем скоро сошло на нет. Наступила парализующая тишина, такая тихая и неподвижная, что, казалось, вот-вот разразиться буря.       Воздух заметно изменился — стал непривычно холодным и влажным, как поздней осенью, когда чувствуется приближение заморозков, когда природа чахнет и увядает. Яков Вилимович осмотрелся — лес вокруг тоже изменился: деревья с кривыми, безобразно изогнутыми ветвями, беспорядочно устремленными во все стороны сразу, поредели; на земле, плотно покрытой инеем, не осталось ни одного иссушенного листочка, только торчащие из нее черные корни да обломки страшных ветвей.       Яков Вилимович обернулся — врата все еще переливались за его спиной в воздухе белоснежным туманом. Шварц решил великодушно предоставить ему время обдумать правильность своего выбора? Что ж, действительно весьма великодушно.       Устремившись вперед, Брюс оставил врата позади. Оставил, чтобы обязательно вернуться. Вернуться победителем.       Пробираясь по тропинке, Яков Вилимович вслушивался в эту обескураживающую, зловещую тишину до тех пор, пока не услышал позади себя хруст. Кто-то шел за ним. Как видно, подло и расчетливо намереваясь напасть со спины. Оглянувшись, Яков Вилимович и впрямь успел заметить резкое, порывистое движение — мелкие листики на низком кустике шелохнулись. Преследователь спрятался за дерево. Вот растяпа!       Вынув из кобуры пистолет и вооружившись шпагой, Яков Вилимович, напряженный и чуткий до самых кончиков пальцев, пробирался к неосторожно попавшемуся неприятелю. Он был готов встретить кого угодно — заблудших, стражей и даже самого Шварца, но каково же было его удивление, когда с поднятыми вверх руками из-за дерева вышла Зельма?!       — Яков Вилимович, не стреляйте! Это я!       Она была напугана. Смотрела в его суровые глаза со страхом, словно он и впрямь мог выстрелить. Впрочем, Яков Вилимович действительно бы выстрелил, если бы Зельма оказалась бесплотной марионеткой графа, посланной сбить его с толку. Для начала Яков Вилимович подверг Зельму ментальному зондированию на магическую зловредность, которая в итоге не дала никаких результатов: импульсы энергии, исходящие от девочки, не имели ничего общего с темной магией.       Поэтому тотчас же убрав пистолет обратно в кобуру, а шпагу — в ножны, Яков Вилимович направился в ее сторону.       — Зельма, — спросил он, — что ты здесь делаешь?       — Я не могла оставить вас одного. Вы совсем не знаете, что ждет вас здесь…       Несмотря на то, что девочкой она была рослой, сейчас Якову Вилимовичу показалась такой маленькой и беззащитной в своем темном кафтанчике, подбитым собольим мехом, до блеска начищенных сапогах и кожаных штанишках, что ему потребовалось немалых усилий укротить внутренний порыв негодования и чувствительности одновременно. Жалко стало ему девчушку, понимал он, что хочется ее храброму сердечку приключений, но не здесь и не сейчас — это точно!       — Идем со мной. — Брюс взял Зельму за руку и направился назад к вратам.       — Куда? — опешила та, сопротивляясь.       — Со мною ты не останешься. Я не могу подвергать твою жизнь опасности!       — Но, Яков Вилимович, послушайте: врата-то уже закрыты!       — Ничего, откроем!       — Послушайте: дядюшка Уотан не пустит нас назад! Врата открываются только в предрассветный час да и то — на несколько минут!       Но Яков Вилимович и не думал останавливаться:       — Мы найдем выход!       Зато Зельма, упершись ногами в землю, вырвала-таки руку.       — Считаете, я вам обузой стану?! Да я помочь лишь хочу!       — Глупенькая, что я скажу твоей матери, случись с тобою беда?!       — Я могу постоять за себя! Ну и что, что я девчонка! Я не слабая!       — Милая, да пойми же: будь ты юношей, я бы також не позволил тебе остаться со мною!       — Но почему?! Я ведь не ребенок — мне уже пятнадцать!       Брюс устало вздохнул; у него совершенно не было времени укрощать своеволие юной княжны, некогда было поучать и уговаривать ее вернуться домой. Но что ему оставалось? Позволить ей остаться с ним, только лишь потому, что она так желает? Желает, не осознавая при том, чем может быть чревато подобное путешествие. Да, Яков Вилимович не сомневался в том, что Зельма ловка и вынослива, отлично фехтует и много тренируется. Ей не терпелось показать свою смелость и умение владеть клинком; в конце концов доказать самой себе, что она может сражаться и быть сильной.       Но сколь бы Яков Вилимович не сочувствовал бедной девочке, от рождения обреченной на множественные лишения из-за женской своей доли, ему не нужны сейчас были излишние заботы. Постоянно отвлекаясь на безопасность Зельмы, он потеряет былую сосредоточенность на соперниках.       — Детка, — начал Брюс, — пожалуйста, выслушай меня…       — Я знаю это место, — перебила его Зельма.       Яков Вилимович нахмурился.       — Знаешь? Откуда?       Зельма опустила глаза в землю, поковыряла мыском сапога в небольшой ямке грязь.       — Не сердитесь, генерал, однако я вчерашнего вечера имела дерзость подслушать ваш разговор с виконтом. Я в библиотеке спряталась — знала, что виконт туда придет вас ожидать. Но… это уже не имеет значения, потому что я была откровенно поражена тому, что услышала! Я и так с вами идти собиралась, но тут поняла, что не сумасбродная эта выходка, не глупое ребяческое самодурство, но судьба, Яков Вилимович! судьба! Дядюшка множество раз, подчас девчонкою я еще совсем была, рассказывал мне об этом месте, о Пустоши. Это была моя любимая сказка, кою, я думала, он выдумал специально для меня. Капелла Милосердия, семь стражей, заблудшие… — Зельма скинула с левого плеча походную суму, к которой забавно был подвешен котелок, и вынула из нее книгу. — Вот, взгляните. Он ведь даже для меня все это записал!       Яков Вилимович принял книгу — красивую в красном переплете с золоченым тиснением по корешку, хорошо сохранившуюся. Она так и называлась — «Ödland», что в переводе с немецкого означало «Пустошь». Бесцельно пролистнув несколько страниц, он опустил глаза на удовлетворенную, едва не святящуюся от счастья физиономию Зельмы.       — Понимаете теперь, — возбужденно продолжала она, — почему я за вами следом отправилась? В этой книге — наше спасение! А поскольку за чтение сейчас засесть никак не можно, я имею высокую честь предложить рассказать вам о Пустоши по дороге.       Смотря в эти неутомимые глаза, Яков Вилимович не сдержал улыбки. Ну что за неугомонное дитя? А впрочем, он сам виноват в том, что она увязалась за ним — должен был предвидеть, что она попытается составить ему компанию. И назад-то ее уже никаким образом не возвернешь — врата и правда не откроются. Об этом было сказано в самой книге:       — «…врата закроются, — прочла Зельма Якову Вилимовичу вслух, водя по строкам указательным пальцем, — и не откроются уж более вновь, токмо ежели путник победу одержит и Повелителя Пустоши одолеть сумеет…»       — Вот ведь, — сказал Яков Вилимович, вооружившись алебардой, закрепленной за спиной. — Ладно, только, прошу тебя — с сей минуты никуда от меня не отходи.       — А ежели по нужде нужно будет отлучиться, також от вас не отходить? — хохотнула девочка.       — Мы тогда обязательно что-нибудь придумаем, но сейчас — будь рядом, пожалуйста.       — Хорошо, хорошо, я буду рядом! Знаю, будь у вас в руках не алебарда, но розга, вы бы обязательно отлупили бы меня за то, что я пошла с вами!       — И в мыслях не было.       — Правда? Будь на вашем месте князь Леманн, чаю, он бы именно так и поступил.       — Я — не князь Леманн, детка, я хочу, чтобы ты была цела и невредима…       Сказав это, Яков Вилимович не без укола тревоги вспомнил слова виконта об отравленной почве, воде и воздухе. Не мешкая ни секунды, он снял с себя кафтан и набросил Зельме на плечи.       — Ах, да не тревожьтесь! — предупредила она его беспокойство. — В наших с дядюшкой жилах течет одна кровь, потому отрава на меня не подействует. Видите — мне даже маска, как вам, не нужна, чтобы врата узреть! Я об этом уже давно знаю.       — Откуда же?       — Дядюшка как-то показывал мне дурман свой, кой сам изготовил, так вот он, дурман сей, нисколечко на меня не подействовал, в отличие от Ханка! Этот дурень за мною тогда весь день волочился, а дядюшка чегой-то дурман-то свой случайно из руки выронил — иной раз пальцы у дядюшки деревенеют, его не слушаются. Ханк мгновенно и обмяк — вы бы видели!.. — Она рассмеялась, но довольно скоро овладела собой: — Словом, я могу видеть все, что может видеть дядюшка, потому — немедленно наденьте кафтан обратно!       — А часто ли такое случается с твоим дядюшкой? Ну, с его руками?       — Да, время от времени. Он говорит, что это пустяки, и чтобы я никому об этом не рассказывала, но… вам-то, Яков Вилимыч, не грех рассказать, правда? Мы же нониче — одна команда!       — Точно, одна команда…       — И чего только дядюшка на вас взъелся, ума не приложу? — хмыкнула девочка, почесав подбородок. — Мне до сих не вериться, что все так случилось. И это место… В детстве я так мечтала оказаться здесь, сразиться со стражами…       — О нет, Зельма! — понимая, к чему она клонит, отрезал Яков Вилимович. — Этого я тебе не позволю.       — Но здесь, — вспыхнула Зельма, — в Стонущем лесу, лучше держаться вместе!       — В Стонущем лесу? Хм, любопытно.       — Да, название не совсем подходящее для места, где так тихо, что в ушах звенит, но вы услышите это позже. Стоны то есть. Путник в начале самом також никогда ничего не видел и не замечал, но вскоре все изменится.       — А ты слышишь?       — Нет, конечно, тишина-то гробовая! Мышка пробежит — услышим!       — Действительно.       — В Стонущем лесу властвуют Сияющая ведьма и Тлеющий игумен — первый страж. Где-то здесь… ближе к западу находится его обитель. Он был раскольником, и попал сюда, на Пустошь, в услужение Повелителю за свой грех.       — Что ж, найдем обитель — найдем и игумена.       — Только заходить туда опасно, в обитель эту проклятую. Многие путники захаживали внутрь, а двери за ними закрывались и начинала обитель Тлеющего игумена гореть, и путник сгорал заживо, бух!       — Хорошо, я не стану заходить в его обитель. Буду ожидать его подле.       — Он не покинет своей обители. Ежели не войдете, он нипочем не выйдет.       Теперь настала очередь Якова Вилимовича рассмеяться:       — Так в чем же тогда смысл, милая?       — Нам все равно придется войти, — серьезно сказала Зельма, — чтобы победить игумена.       — Никаких «нам», Зельма! Ты будешь дожидаться меня снаружи.       — А ежели…       — Нет. Это не шутки и не игры!       — Но вы же даже не знаете, как его одолеть!..       — Ну, ты мне расскажешь. — Яков Вилимович ей улыбнулся.       Возможно, его улыбка показалась тогда девочке издевательской, однако она ничего не ответила, только насупилась. Смирилась ли со своей незавидной участью стоящего в стороне товарища или глубоко оскорбилась его повелением — Яков Вилимович не знал. Зато знал другое:       — Тлеющего игумена, — высказал он свое предположения, — возможно одолеть с помощью водяных свечей, так?       Зельма удивленно уставилась на него:       — Откуда вы?..       — Несложно догадаться.       — Д-да, но это непросто. В обители нет воды, а свечи ведь только от воды возгораются.       — Вода есть. — Яков Вилимович кивнул на закрепленную на поясе флягу.       — Воду следует поберечь! Здесь вода для вас отравлена, без воды — не протяните. До Капеллы пока дойдем, сил сразиться с Повелителем не останется. А впереди еще Покинутый город, бухта, деревня и сам Стонущий лес! Да помимо игумена и ведьмы, знаете ли, сколь стражей еще одолеть надобно? И Изгнанного всадника Коллума, и Андреаса Всевидящего, и Аллеломорфа, и Кровавого Юрбена, и Проклятого рыцаря! Вы что, Яков Вилимович, без воды не обойтись! Вы небось и еды-то с собою никакой не взяли? Ну, ничего, я у Аленушки с кухни стащила немного — авось, протянем.       Яков Вилимович был Зельме бесконечно признателен, с другой стороны — ему хотелось читать этой оглашенной нотации о том, как неправильно она поступила, убежав из дома. Но он этого не сделал.       — Я записку маменьке оставила, — продолжала Зельма, — чтоб не тревожилась да искать не ходила.       — Верно, она места себе не находит, Зельма…       — Ничего. Сынов-то как-то в походы провожают, и она — справиться. Я ж не для ради развлечений за вами пошла — помочь отправилась, воевать!       Выбравшись на пологий берег реки, покрытой ненадежным, тонким слоем льда, Яков Вилимович осмотрелся. Не упустить бы ненароком заблудших или этих чертовых стражей, о которых Брюс не знал ничего, кроме их устрашающих имен. Безлюдная местность пусть и выглядела всеми покинутой, вне всяких сомнений, имела за маскою пустынности таящуюся угрозу. Все здесь от низкого, тяжело нависшего над головою неба, до крохотного прибрежного камушка дышало опасностью.       Отсюда, с небольшого возвышения, однако, хорошо просматривалась размытая туманом линия горизонта. Вдали, тянущиеся к востоку, раскинулись голубые горы; ближе к западу — простерся бесконечный холмистый лес и четко очерченная белоснежная полоса уходящей вдаль реки.       — Пообещай, — сказал Яков Вилимович, понизив голос, — что в случае нападения будешь тихо дожидаться меня. И не вмешиваться.       — Да как же я в стороне-то останусь?! Скажете тоже!       — Зельма!       — Ладно-ладно! Я не буду вмешиваться — обещаю! Но только до того момента, пока вам действительно не понадобиться помощь. Такое також может быть, я не придумываю! Знаете, какие тут все хитрые пройдохи? У-ух!       — Ну так, расскажи, пока идем.       — Это же страна падших, страна заблудших! — продолжала возбужденно Зельма. — Она и есть, но ее и не существует. Потому и название у ней экое — Пустошь. Однако, ежели путник добрый, сюда забредший, смерть свою здесь обретет — навсегда здесь и останется. Станет заблудшей душою, между туманной Пустошью и миром яви.       — Что приводило путника сюда? Дядюшка написал об этом в книге?       — Повелитель Пустоши, будучи в мире яви, бросал вызов храбрым мужам: сдюжат али нет пред лицом опасности храбрые люди? — Зельма снова обратилась за помощью к книге: — Вот: «…и вошел храбрый путник во врата мглистые, и поглотила его пеленою своею мрачной Пустошь, и оказался храбрый путник пред опасности лицом, и не устрашился он уязвимости своей, но шел далее, далее пробирался в глушь…»       — Что там сказано о заблудших, милая?       — Сказано, что они есть «порождение ненависти и отчаяния». Их возможно победить лишь «тем оружием, в коем сила сосредоточена магическая». Но алебарда, что дал вам виконт, не единственное оружие, кое способно одолеть заблудших. Вы також и в свою шпагу можете вложить магическую энергию.       Яков Вилимович взглянул на Зельму через плечо:       — Думаешь, шпага возымеет то же свойство?       Но Зельма не ответила. Она замолчала и остановилась, завороженно всматриваясь во что-то впереди.       — Вы можете убедиться в этом…       Проследив за ее взглядом, Яков Вилимович обнаружил за высокими кустами осоки мглистый полу-прозрачный сгусток. Спрятав Зельму за спину, Брюс перехватил алебарду двумя руками. Тем временем бесполая тень, формирующаяся в отчетливый человеческий силуэт, приобрела сильные мужские руки, крепкую осанку и неустрашимый, дикий взгляд исподлобья.       Но Зельма, как показалось Якову Вилимович сначала, вовсе не убоялась жуткого призрака, и уж тем более — не собиралась беспомощно прятаться за спиною своей покровителя. Она бесстрашно выбежала вперед, на ходу вытаскивая шпагу из ножен. Все произошло так быстро, что Брюс даже не успел среагировать на ее отчаянный выпад, как она уже смело разрубила мглистого человека надвое.       — Зельма! — Яков Вилимович схватил ее за руку и резко рванул на себя.       Вовремя.       За мглистым человеком, рассыпавшимся в воздухе белоснежным облаком пыли, с замерзшей реки последовала целая дюжина таких же. Они быстро формировались в одинаковые мужские фигуры и стремительно выбегали на берег, размахивая саблями, палашами и шашками.       — Успейте поразить их до того, — выкрикнула Зельма, — как они примут человеческий облик!       В долю секунды успевая отпихнуть девочку в сторону, Яков Вилимович встретился с первым заблудшим. Удачно отпарировал удалую атаку. Клинок со звоном рухнул на землю. Соперник получил смертоносный удар в грудь копейным острием алебарды. Справа, вооруженный тяжелым, изогнутым мечом, уже подоспел другой. Яков Вилимович едва успевал отбивать ссыпающиеся ото всюду удары. Алебарда звенела и вибрировала в его руках, как живая. Под острым лезвием боевого молота заблудшие рассыпались в песок.       Но их было слишком много. Они наступали без остановки. Заблудшие не были заурядными сгустками мглы, какими обманным жестом предстали в начале, — их силы крепчали, они были настоящими воинами.       Неравное сражение также усложняла Зельма. Она так и не послушалась Якова Вилимовича. Вступив в ожесточенную схватку с одним из заблудших, заранее обреченную для нее на неудачу, она не сдавалась — лихо рубила шпагой в воздухе, отбиваясь и нападая.       Яков Вилимович всякий раз спешил к ней на помощь. В ее шпаге не было никакой магической силы, способной одолеть заблудших. А они все оттесняли их назад — в чащу. В конце концов, бессмысленная битва достигла своего апогея — схватив Зельму за руку, Яков Вилимович был вынужден отступить. Получив множество незначительных, но болезненных ударов, Брюс, быть может, и попытался бы выстоять против заблудших, но его по-прежнему точило беспокойство за Зельму.       Убегая в лес от заблудших, вооруженных до зубов, как и говорил прошедшей ночью виконт, им удалось в какой-то момент оторваться. Но разве можно скрыться от целого полчища преследователей? Они окружили их со всех сторон.       Бежать было некуда…