Ценою жизни

Сначала он бранил себе последними словами, но затем решил, что самобичеванием горю не поможешь — пустая трата времени. Да и что толку эгоистично корить себя? Когда это помогало? Тут необходимо мыслить здраво.       Зельме нужна была помощь.       Яков Вилимович был уверен в том, что ее похитили. Возможно, ранили. Но не убили. Похитителям нужна была приманка.       Однако ему предстояло отыскать иголку в стоге сена, нет, пожалуй — соломинку в стоге иголок. Все-таки Пустошь являлась одним из тех миров, в котором легко можно было встретить свой конец. Яков Вилимович справлялся до сих пор только благодаря Зельме. Да если бы не она, его труп, вероятно, уже остывал бы где-нибудь там, у подножия реки. Вряд ли он справился бы с заблудшими без ее помощи. А с ведьмой? Яков Вилимович нисколько не сомневался в том, что Зельма бросилась к нему на помощь, как только поняла, что ведьма завладела его разумом. И теперь она где-то скрывает девочку и хочет, чтобы он пришел и сразился с нею.       И он сразиться. Ведь победить необходимо всех стражей. Это будет трудно, учитывая, какое влияние она оказывает на его разум. Однако он справиться. Должен справиться ради Зельмы.       Но прежде чем пуститься во все тяжкие, Яков Вилимович склонился над водой, чтобы смыть с лица кровь. За то время, что он пробыл в отключке, она успела запечься черной корочкой под носом и на губах.       Темная магия лишала его сил. Да, сейчас она практически не доставляла ему никаких хлопот, однако вскоре все может обернуться настоящим кошмаром — вскоре темная магия приобретет над ним власть и будет мучить медленно и изощренно. Лишь бы вовремя успеть убраться отсюда до того момента, как силы окончательно его покинут!       Еще раз внимательно изучив улики, Яков Вилимович обнаружил, что алебарда, которую он оставил Зельме, также бесследно исчезла. Стоит полагать, похитители — точнее, похитительницы — отняли ее у девочки, ценное оружие завсегда пригодиться. Ведь, обладая высоким преимуществом над обыкновенным оружием, заговоренная темной магией алебарда лишь приумножит силу ведьмы.       Вооружившись пистолетом и шпагой, Яков Вилимович обогнул озерцо и направился вперед — на северо-запад. Следовало поторопиться. Он и понятия не имел, сколько времени прошло с тех пор, как Зельму похитили. Сколько он пролежал без сознания на берегу озера в окружении любопытных ворон? Хотелось бы надеется, что недолго. Судя по тому, что сумерки заволокли лес темно-серой дымкой, час или два — не более. Если, кончено, не успел наступить новый день и новые сумерки.       Пышный зеленый лес почти сразу же оборвался, сменившись неприветливой и мрачной березовой рощей. Теперь, когда Яков Вилимович снова оказался под нависшим темнеющим небом и голыми ветвями деревьев, логово ведьмы представлялось миражом. Прекрасным и жутким в одночасье.       Тем не менее оно было гораздо более привлекательнее Стонущего леса. Тоскливый ветер надоедливо гудел над головой, тонкие березки гибко раскачивались под его порывами, и все это выглядело так уныло, что на душе начинали скрести кошки. Но и это еще не всё. Вскоре ко всеобщей меланхолической природной какофонии добавились и глухие человеческие стоны. Будто бы кто нарочно ныл в трубу или в пустующей зале, где эхо уносит к потолку каждый оброненный звук.       Яков Вилимович не предал этому весомого значения — Зельма предупреждала его о стонах еще в начале. Да и до этого ли ему было? Снова и снова прокручивая в памяти все, что произошло, Брюс силился вспомнить все мельчайшие детали, чтобы понять, где допустил ошибку. Почему позволил ведьме проникнуть в свой разум? Да еще и так скоро. Это просто смешно! Никто бы не смог пробить эту нерушимую доселе твердыню, выстроенную годами усердных и тщательных тренировок. Якову Вилимовичу до сих пор казалось абсурдным то положение, в котором он оказался. Сама мысль об этом. Но он посчитал глупым упрямо отрицать действительность — ведьма оказалась сильнее его, и это единственное, что он мог знать. Вопрос в другом.       Как одолеть ее на этот раз?       Занятый раздумьями, Яков Вилимович немало удивился, когда тропа резко вильнула в сторону и уперлась в большую проезжую дорогу, изборождённую следами копыт и неглубокими колеями, в которых стояла мутная вода. «Что за чёрт?» — было его первой мыслью.       Вторая возникнуть не успела — до слуха донесся приближающийся скрип колес и стук копыт. Слева. Как раз оттуда, куда он держал путь.       Затаившись в тени деревьев, Яков Вилимович до боли в глазах вглядывался в выползающую из мглы черную точку. Вскоре она увеличилась и приобрела отчетливый силуэт — форму старой, на ладан дышащей коляски, заложенной парой вороных рысаков. Ямщик то и дело понукал лошадей, коляска неслась с бешеной скоростью, подпрыгивая на гибких рессорах. Приблизившись к тому месту, где находился Яков Вилимович, ямщик резко натянул вожжи — лошади испуганно заржали и остановились.       — Дражайший господин путник, — не оборачиваясь, провозгласил ямщик, — вам нет никакой нужны скрываться! Я знаю, что вы здесь.       Яков Вилимович даже ухмыльнулся: вот дьявол! Но вместо того, чтобы покинуть свое укрытие, Брюс принял решение потомить ямщика ожиданием: авось потеряет терпение да явится сам. Тут-то он его и встретит.       — Вы, государь, — между тем продолжал ямщик, — приглашены на званый ужин в поместье к барону де Асье! Извольте же, ваш покорный слуга сопроводит вас! Видите ли, поторопиться следует — барон не терпит опозданий! А хочется ли вам оказаться в его немилости?       Яков Вилимович не шелохнулся.       — Господин путник! — Ямщик явно терял терпение. — Да все ли у вас в порядке? Али животом, уважаемый, мучаетесь? Ах, как некогда все это! И мне ведь достанется, горемычному!       «Да, — подумал Яков Вилимович, — кажется, это бесполезно».       Сняв пистолет с предохранителя и взведя курок, он вышел на дорогу. Опустив глаза на Брюса ямщик так и вздрогнул. Со страхом глядя в направленное на него дуло, он трусливо пролепетал:       — О, это совершенно лишнее, государь! Я вас вовсе не обижу!       — Вы, — ответил Яков Вилимович, — быть может, и нет, а я — могу.       — Ну-ну! Вам не будет никакого прока лишать меня жизни. Ведь в доме досточтимого барона сегодня особенная гостья — златовласая девочка-воительница Зельма.       Яков Вилимович сделал глубокий вдох — адреналин ударил в голову.       — Как она там оказалась? — спросил он.       — Ах, да разве вы не слышали? Госпожа сразила Сияющую ведьму! Сегодня она — главный и особенный гость барона де Асье!       — Однако, — Яков Вилимович вытянул руку с пистолетом к самому лицу ямщика, — ежели ее там не окажется…       — Ах, да что вы, господи боже мой! — сказал ямщик, осеняя себя крестным знамением. — Не такого мы укладу — добрых путников-то в заблуждения вводить! Там ваша девочка, там, любезная! Вот, — торопливо вытащив из-за пазухи небольшой конвертик, он передал его Брюсу.       — Что это?       — Весточка от госпожи Зельмы! Вам госпожа оную специально подписала, дабы вы поверили почтеннейшему нашему благодетелю — нашему барону!       Яков Вилимович прищурился. Не опуская пистолета, он вырвал у ямщика свободной рукою конверт. Небрежно сломав печать, принялся читать выведенное аккуратным закругленным почерком послание:       

«Яков Вилимович,

      Не беспокойтесь почем зря о здравии моем, со мною все ладно. Нахожусь я в поместье барона де Асье, кои любезно приняли меня и обещалися всенепременную помощь оказать. Направили они к вашему сиятельству кучера, дабы мы в скором времени встретились да путь наш продолжили. Эпистолу сию получите от господина кучера, дабы вы имели дело удостовериться, что рукою оную своею каждое слово выводила. Крайне ожидаю вас!

Зельма».

      Яков Вилимович поднял глаза на ямщика. Тот аж вздрогнул всем телом. Верно, взгляд его и впрямь был чрезмерно суров.       Изучив письмо посредством магического зондирования, Яков Вилимович не обнаружил в нем никакого обманного колдовства. Написано оное было действительно Зельмой. А впрочем, он в этом и не сомневался: враг знает, что любой маг — будь то светлый или темный — с легкостью распознает подобный пустяк.       Яков Вилимович обнаружил другое.       От каждого написанного слова исходило нескрываемое сопротивление и страх. Зельму заставили написать это.       — Едем, — сказал Яков Вилимович.       — Извольте же, — обрадовался ямщик, — усесться поудобнее, государь! Нас ждет неблизкий путь!       С этими словами дверца старого экипажа раскрылась с такой силою, что едва не слетела с петель. Из салона потянуло холодом.       Яков Вилимович поморщился.       — Нет, пожалуй, сяду с вами.       — Ах, — заколебался ямщик, — да ведь обок друг с другом-то, чай, неудобно будет!       — Ах!.. — передразнил Яков Вилимович.       Усевшись на козлы рядом с ямщиком, он снова направил на него пистолет.       — А ор-ружие?.. — испуганно спросил ямщик.       — А оружие, — было ему ответом, — подскажет вам верный путь. Не так ли?       Ехали до самой темноты.       Сначала под душещипательные стоны заколдованного леса, затем, когда выехали из оного, в относительном покое неожиданно грянувшей ночи. За пределами Стонущего леса, который пусть и таил в себе множество опасностей, а все-таки был по-своему чарующ, пейзажи также оказались весьма впечатляющими: справа вплоть до самого горизонта простирались высохшие неурожайные поля, заволоченные голубым туманом; слева — крутой обрыв, на дне которого в лунном свете блестели волнующиеся у брега волны, а чуть поодаль, прямо над морским простором, возвышались пологие скалы, увенчанные белоснежными снегами; впереди — широкая тропа, ведущая к далекому поместью, во всех окнах которого горел яркий свет. Туда-то под устрашающим дулом пистолета и гнал своих взмыленных рысаков ямщик.       Яков Вилимович было попытался допросить этого труса — как-де Зельма попала к барону, с чего бы ему понадобилось им помогать и так далее, — но сие притязательное следствие не обвенчалось успехом. Ямщик отвечал на вопросы скупо, иногда невпопад, но больше, конечно, лебезил и заикался. С таким каши не сваришь. Да и что толку-то? И без того ясно, что барон обманщик, а поместье его — ловушка.       Яков Вилимович учинил ямщику допрос лишь потому, что беспокоился о Зельме. Он хотел надеяться, что с ней все в порядке. Ожидал услышать то, что опровергло бы любые его сомнения по поводу ее смерти. Да уж лучше еще раз сразиться с безумным игуменом и стоять в языках пламени в его обители, чем узнать, что девочка погибла!       — Вон оно, государь, — ямщик указал на поместье, — близёхонько!       Да уж, ослепительные сии палаты сложно было не заметить. Благодаря оным дорога хорошо освещалась. Даже бездонные черные небеса окрасились багрянцем, словно бы вследствие свирепствующего пожара. А когда выехали из дубовой рощицы и приблизились к поместью, стало и вовсе так светло, как днем.       Миновав ворота, въехали в большой двор. Белокаменные владения барона де Асье предстали перед Яковом Вилимовичем во всем своем величии и шумном гостеприимстве. По двору сновали молодые юноши и девушки, облаченные в белоснежные парадные платья. В какой-то момент мелькающие перед глазами одинаково напомаженные лица, отороченные серебряными позументами камзолы, перчатки, маски и парики, украшенные перьями, цветами и ракушками, — словом, все это великое разнообразие богатых одежд слилось во всеобщее белое облако.       В окнах поместья, из которого во двор лилось так много света, мелькало множество фигур. Веселая музыка, громкий смех и неразборчивый гул многолюдной толпы обратились в какую-то особенную располагающую к легкомыслию и праздности симфонию.       Так что глядя на это радостное оживление, нельзя было назвать поместье зловещей тюрьмой, в которой возможно удерживать насильно. Но Яков Вилимович знал, что напускная непринужденность создана для отвода глаз.       Разодетые лакеи, обступившие Якова Вилимовича со всех сторон, приветствовали его весьма любезно и обещались «немедленно сопроводить до их благородия барона». Оставив ямщика наедине с долгожданным облегчением, Брюс последовал за лакеями, которые так же были одеты во все белое. Видимо, Якову Вилимовичу предстоит расстроить «праздник» своим неподобающим видом. Темный «наряд», несоответствующий сему белоснежному маскараду, и впрямь заметно бросался в глаза — гости, как один, провожали Якова Вилимовича пораженными взглядами.       — Ах, какое бесстыдство! — высказывались дамы.       — Право, — вторили им кавалеры, — ну, что за невежество?       Яков Вилимович и сам задавался этим вопросом. Особенно, когда, поднявшись по парадной лестнице, вошел за лакеями в сени и следовал за ними по многочисленным анфиладам поместья. Когда в ярком освещении хрустальных люстр смог рассмотреть наряды гостей. То, чем оказались украшены их платья, были отнюдь не перья, цветы и жемчуга, но паучьи коконы, полупрозрачные паутины и сами мертвые пауки всех размеров и пород.       Якова Вилимовича, конечно, подобная мелочь никогда не устрашала, однако отвращение завсегда сковывало все существо. Да и что тут предосудительного? Отвращение есть естественная реакция организма при виде паука, который, к слову, бывает не только лишь мерзким, но и опасным. Ну а ежели сия восьминогая гадина еще и чуть больше обыкновенного, то тут и самый хладнокровный почувствует себя уязвимо. Нервная чесотка и неприятное покалывание по всей коже — обеспечены!       Что ж, как бы там ни было, а только теперь поместье уже не выглядело таким дружелюбным, каким предстало в начале. Помимо гостей, сплошь увешанных пауками, богатые убранства также кишели оными: живые, мертвые, болтающиеся на путине и ползающие по стенам и под ногами они были повсюду.       В точности, как и пыль, которая крупными хлопьями кружилась в воздухе и оседала прямо на головы гостей. Точнее — на их паучьи парики. Но пыль им вовсе не мешала. Да что там! Даже тяжелый, спертый воздух от горящих всюду свечей, не мешал их безумному веселью. Гости танцевали, играли в карты и шахматы, курили трубки и нюхали табак. Одним словом, все это сумбурное, увенчанное пауками торжество, которое, меж тем, так предательски походило на самый заурядный светский вечер, на самом деле являлось подлинным сумасшествием.       К счастью, долго петлять по коридорам не пришлось — лакеи довольно скоро привели Якова Вилимовича в просторную обеденную залу, где за длинным столом восседали болтливые господа и кроткие дамы. Все в тех же жутких нарядах.       Возможно, именно по этой причине взгляд Якова Вилимовича почти сразу же выхватил из сей одноцветной толпы Зельму. Она сидела во главе стола рядом с мужчиной, который отличался ото всех лишь тем, что пуговицы на его кафтане были позолоченными. Они ярко блестели в свете огромной, нависшей над столом люстры. Стоило полагать, это и есть чёртов барон де Асье.       — Яков Вилимович! — воскликнула девочка, выпорхнув было из-за стола, однако барон поднялся прежде и с милой улыбкою попросил ее сесть на место.       Гости тотчас же смолкли и уставились на Якова Вилимовича. Да такими неумолимыми, укоризненными взглядами, точно он стоял пред ними нагишом. Однако его совсем не оскорбляли неприлично осуждающие взоры. Сейчас ничто не способно было омрачить его облегчения: Зельма жива!       — А-а-а, храбрый господин путник! — протянул барон, отвесив Брюсу учтивый полупоклон. — Рады приветствовать вашу светлость у себя, нижайших ваших друзей! Наше почтение и сердечная благодарность за вашу благосклонность, за вашу милость! Благодарим от всей души за ваш сиятельный визит! Присаживайтесь, чувствуйте себя, как дома!       Гости снова загомонили, даже безмолвные девушки что-то шептали друг другу.       — Благодарю за славный прием, барон, — сказал Яков Вилимович, — однако мы не станем злоупотреблять вашим гостеприимством. Видите ли, мы с моею спутницей весьма торопимся.       Яков Вилимович перевел взгляд на Зельму, лицо которой было как никогда бледным.       — Да-да, — вдумчиво проронил де Асье, — я понимаю — вы торопитесь, однако сегодня знаменательный день. Вас не осведомили разве, что госпожа Зельма сразила Сияющую ведьму — наше давнее несчастие, давнюю кару небесную? Поверьте: это воистину так! Неужто можете вы столь скоро покинуть сие торжество, полное долгожданного счастья, самой сердечной благодарности и признательности юной госпоже за ее славный подвиг? Мы ведь собрались исключительно ради нее и исключительно ради вашей храброй достопочтимой светлости, добрый господин путник! Насколько нам известно, вы одержали доблестную победу над старым игуменом! В благодарность за вашу впечатляющую самоотверженность мы предлагаем вам отдохнуть и подкрепиться.       — Ежели вы действительно хотите оказать нам услугу, — сказал Яков Вилимович, — пожалуйте нам во временное пользование двух коней. Этого будет достаточно, дабы мы…       — Однако! — перебил де Асье, подняв указательный палец вверх. — Прежде чем отпустить вас и вашу спутницу, мы настаиваем, чтобы вы отдохнули и подкрепились. Отобедайте с нами.       Как только Яков Вилимович появился в сей обеденной зале, его внимание оказалось сосредоточено на девочке, он и не увидел тех яств, которыми собирался щедро потчевать их барон.       На серебряных блюдах лежали запеченные скрюченные крысы с выпученными позеленевшими глазами; скверно ощипанные летучие мыши со сломанными крыльями; составленные аккуратной пирамидою столетние яйца, лоснящиеся в свете свечей; подгоревшие раковины больших улиток, которые делили одну глубокую чашу с сороконожками; паукообразные крабы со страшными изогнутыми клешнями и, наконец, сами пауки.       — Мы… — сказал Яков Вилимович, — весьма благодарны вашему благородию за заботу, но… действительно торопимся.       Барон опустил глаза и с досадою вздохнул. Однако же было в этой досаде нечто притворное. И прежде чем Брюс успел все понять и направить пистолет на де Асье, тот уже схватил со стола нож и подставил его к шее Зельмы.       По зале прокатился громкий вздох удивления, гости затаили дыхания.       — Вы немедленно бросите оружие, господин путник! — вскричал барон. — А иначе я перережу вашей дорогой спутнице горло. Бросайте!       Ему придется повиноваться.       Положив пистолет на пол, Брюс поднял руки; по приказу барона, лакеи конфисковали у него и шпагу.       — Вы отобедаете, — повторил барон. — И сделаете это сейчас же, иначе девочка погибнет. По вашей вине. Решайте!       Яков Вилимович попытался поразить де Асье магическим клубком боли, но его сознание давало мощное сопротивление. Это была темная магия.       Он только рассмеялся:       — Светлый маг против темного? У вас ничего не выйдет, господин храбрый путник. Придется покориться.       — Нет, Яков Вилимович!.. — выкрикнула Зельма, забившись в руках барона. — Не смейте!.. Еда отравлена!..       Барон дернул ее за руку.       — Молчать!       Яков Вилимович приблизился к столу.       Другого выхода не было.       В конце концов у него есть противоядие виконта. Следовало лишь побороть довольно красноречивые приступы тошноты. Все остальное — не так уж и страшно, как выглядит.       — Подайте господину храброму путнику жареных тарантулов, — обратился барон к гостям. — Его светлости должен непременно прийтись по вкусу сей любимый всеми нами деликатес.       Сидящая рядом с бароном девушка встала из-за стола, отвесила ему глубокий реверанс и, взяв чашу с пауками, подошла к Брюсу.       — Ешьте, — приказал барон.       Стоящее в воздухе напряжение — безмолвное и устойчивое, как дурной запах, — давило.       Медлить нельзя. Чем быстрее он сделает это, тем меньше отвращения испытает.       Яков Вилимович снял перчатку и, не глядя на протянутую девушкой чашу, взял с нее паука. На ощупь он был немного липким, как медовая сота, и упругим, как обувная подошва. Смотря прямо в глаза барону, Яков Вилимович поднес паука ко рту и откусил от него первый кусок. Лапки захрустели на зубах, как сухарик; они оказались совсем безвкусными, чего нельзя было сказать о плоти — необычайно горькой и отдаленно напоминающей тухлое сырое мясо. Вообще, вкус почти невозможно было определить, так как яд его блокировал. Оный распространялся по организму с молниеносной скоростью: сначала онемели язык и небо, затем заволокло и гортань.       Яков Вилимович закашлял. Ему стало тяжело глотать. Впрочем, это было пустяком по сравнению с то и дело подкатывающей к горлу тошнотой, которая не давала возможности скорее покончить с мерзким «деликатесом».       Отправив в рот последний кусок, Яков Вилимович согнулся от острой боли в желудке. В глазах все двоилось и расплывалось в неопределенные черты.       — М-м-м, — протянул барон, — какая красивая боль…       Едва держась на ногах, Брюс облокотился на стол. Пытаясь как можно быстрее прожевать мерзкие, лопающиеся, как икринки, глаза и сухие лапки, он зажмурился и сжал руками край стола.       Пытка кончилась.       Или только началась?       — Яков Вилимович! — выкрикнула Зельма где-то совсем рядом. Ее звонкий голосок деформировался в его помутненном сознании — звучал глухо и утробно.       Яков Вилимович почувствовал ее ладошку на своей щеке. Он открыл глаза, перед которыми по-прежнему плыли волны.       — Это Аллеломорф, — сказала девочка, — вы не должны были соглашаться на этот чертов деликатес! Он же обманул вас!       Яков Вилимович обратил взгляд на стол. Безропотно восседающих за ним гостей и след простыл. Исчез и сам барон. Только одни лакеи остались в зале — застыли перед дверью в одинаковых позах, точно восковые куклы.       Звуки веселой музыки, льющийся с первого этажа, также оборвались. В зале стояла гробовая тишина.       — Куда все подевались?..       Якова Вилимовича резко повело в сторону. К счастью, Зельма успела вовремя подать ему руку и усадить за освободившееся за столом место.       — Где противоядие, — спросила она, — что дал вам виконт?       Похлопав себя по карманам, Яков Вилимович довольно долго не мог вспомнить, куда положил флакон. Сознание блуждало в темных провалах, сохранять рассудок трезвым становилось все тяжелее. Это состояние действительно напоминало ему тяжелое алкогольное опьянение вкупе с не менее тяжелым отравлением. Незаурядный «недуг» для человека восемнадцатого столетия, тем не менее недуг неприятный и болезненный. Желудок то сковывало тошнотворной судорогой, то — мучительным спазмом. Причем Яков Вилимович подозревал, что не один только яд способствовал столь многозначительным рвотным позывам — принципиальную роль играло осознание того, какой дрянью его заставили «угоститься»…       Поэтому противоядие виконта во всех смыслах оказалось для Якова Вилимовича благодатным: во-первых, сладкий вкус нейтрализовал оставшуюся на языке горечь, во-вторых, волнообразную муть перед глазами.       Но не до конца.       — Выпейте еще! — настаивала Зельма, голос которой уже приобрёл привычный тембр.       — Нет, — сказал Яков Вилимович, убирая флакон во внутренний карман кафтана. — Противоядие еще понадобиться… его следует поберечь…       — Аллеломорф — приведение; у него множество теней! Ну, двойников, то есть! Он специально заставил вас съесть эту гадость, чтобы помутить ваш рассудок! чтобы у вас все двоилось перед глазами и вы ни за что не отыскали бы его в этом чертовом поместье, но вместо того поражали бы его копий!       Яков Вилимович поднялся и, словно не слыша ни единого произнесенного девочкой слова, взял ее за плечи и тревожно оглядел с ног до головы.       — Он ничего тебе не…       — Вы не должны были приходить! — перебила его Зельма, так и зардевшись от негодования. — Разве так поступает настоящий солдат?!       — А сама? Зачем не бросила меня там, в лесу? Зачем с ведьмою сразилась, я ж не велел!       — Скажете тоже! Я ж не могла смотреть на то, как она вас убивает!       — Також и я ни за что не смог бы оставить тебя в беде.       Сказав это, Яков Вилимович, по-прежнему испытывая на себе все маяты интенсивного отравления, почувствовал какую-то противоестественную предобморочную слабость.       — Держитесь! — Зельма взяла его под локоть и направилась в сторону двери. — Вот увидите: у нас получится победить Аллеломорфа. Главное — держаться вместе.       — Где он прячется?       Зельма задумалась.       — В том-то и проблема. Он может находится в какой угодно комнате — его задачей являлось запутать храброго путника. Однако по обыкновению Аллеломорф встречал путников на третьем этаже. Там большая зала с мраморной лестницей — она ведет на террасу. Там еще все коврами алыми устлано.       — Ладно, найдется. Скажи лучше, как его одолеть?       — Здесь, в поместье, он силен, но за пределами оного сила его слабнет. Нужно попытаться выманить его наружу. Это может оказаться нелегко — у него есть преимущество.       — Какое?       — Он может запутать нас своими двойниками…       Выйдя из жуткой залы в коридор, Зельма, одной рукой придерживая Якова Вилимовича за талию, а другой ловко выдернув из одеревеневшей руки лакея конфискованную шпагу и передав ее обратно хозяину, направилась в сторону широкой лестницы, ведущей на третий этаж. Вооружившись пистолетом Якова Вилимовича, девочка без всякой задней мысли заявила:       — Вы все равно стрелять не сможете. Лучше это сделаю я.       По правде, в ее словах не было ничего обидного. Стрелять Яков Вилимович действительно бы не смог. В голове стоял туман, затягивая его в пучину бесконтрольной сонливости. А те редкие промежутки между приступами глубокого головокружения и ясным рассудком были почти мимолетными.       Поднявшись по лестнице, они оказались перед распахнутыми дверями бальной залы, где под убаюкивающую мелодию арфы кружились гости. Глаза их были закрыты, так что создавалось впечатление, словно свой медленный, неритмичный танец они исполняют будучи во сне. Это выглядело и пугающе и обворожительно в одночасье.       — Нам нужно пройти мимо них незамеченными, — шепнула Зельма, — иначе они нападут.       — Как же это сделать?       — Они нас не видят, но могут чувствовать наше присутствие. Если ринемся вперед — атакуют. Поэтому нам придется танцевать. Как они.       Стараясь ненароком не потревожить монотонного танца лже-лунатиков, Зельма уверенно взяла Якова Вилимовича за руку и повела в этот не имеющий никакой размеренности и такта круговорот. Однако принимать участие в подобном лишь на первый взгляд представлялось трудом непосильным, на деле все оказалось не так уж и страшно. Ступив в ряды «танцующих», и тем самым оскорбив все традиционные правила этого сложного искусства, Яков Вилимович и Зельма быстро освоились: выделывая глупые па, исполняя ни то менуэт, ни то гавот, они даже не заметили, как уже очутились на противоположной стороне залы у широкого проема, ведущего в новый коридор.       Несмотря на то, что Якову Вилимовичу необходимо было сделать небольшую передышку, останавливаться не стали. Во-первых, поместье, кишащее ползающими повсюду пауками, хотелось как можно скорее покинуть, во-вторых, оставшиеся позади гости могли в любое мгновение «очнуться» и ринуться за ними следом. А тут и без них хватало проблем. Пыль, назойливо проникающая в нос и, безусловно, вызывающая в нем раздражение, способствовала и раздражению эмоциональному — от почти беспрерывного чихания уже болела грудь! В коридорах оказалось намного больше пыли, чем в просторных залах. Яков Вилимович и Зельма чихали так часто, что затем даже перестали желать друг другу здоровья. Вместо этого обменивались кивками.       Но вскоре забыли и об этом условном жесте.       За то время, что они блуждали по коридорам в поисках нужной залы, двойники Аллеломорфа встретились им дважды. Встреча с первым была самой впечатляющей. И даже немного жуткой. Все потому, что двойник крался за ними следом. Но стоило только Якову Вилимовичу обернуться, как он увидел уже растворяющуюся в воздухе тень. Второй двойник вышел из-за поворота им навстречу в окружении гостей и тут же растворился в воздухе. Гости, опьяненные и расслабленные, к немалому удивлению Якова Вилимовича, прошли мимо.       — Здесь только «спящие» нападают, — объяснила Зельма. — Эти пока безвредны.       — Пока?       — Пока жив Аллеломорф. Без его чар все они примут свой истинный облик — обратятся заблудшими.       Они завернули за угол. В конце коридора находились новые распахнутые двери, за которыми виднелась исполинская лестница, покрытая красной ковровой дорожкой.       — Вон она! — воскликнула Зельма.       Переступив порог залы, освещенной невероятных размеров хрустальной люстрой, с которой вниз свисала паутина, Яков Вилимович огляделся по сторонам. Зельма вскинула пистолет. В зале стояла тишина, прерываемая треском сотен свечей.       — Чёрт! — Зельма опустила пистолет. — Никого! Я была уверена в том, что он здесь.       — Ничего, — сказал Яков Вилимович, — мы обязательно найдем его и…       Не успел он и договорить до конца, как двери позади захлопнулись. Вся пыль, поднялась к потолку, Яков Вилимович и Зельма едва не задохнулись. Пытаясь скорее откашляться, Брюс, обескураженный и ослепленный пылью, услышал насмешливый голос Аллеломорфа, раздавшийся эхом под расписными сводами залы:       — Положим, вам и удалось отыскать меня, храбрый господин путник. Однако удастся ли победить?..       — А меня он совсем в расчет не берет?! — возмутилась Зельма, протирая глаза.       Яков Вилимович сжал эфес шпаги — по острию заплясали белые искры. Вот только Аллеломорф не спешил выходить на честный бой. Вместо этого он затушил разом все свечи. В зале стало так темно — хоть глаз коли! Зельма крепко прижалась к Якову Вилимовичу.       Он поднял шпагу, освещая путь к лестнице. Танцующие искорки выхватывали из тьмы круглые тельца пауков, расползающихся в разные стороны. Ориентироваться в темноте оказалось труднее, чем Брюс мог предполагать. Если бы Зельма не вцепилась в него обеими руками, вероятно, он не смог бы ступить и пары шагов. Зато, когда они добрались до лестницы, свечи в верхнем ряду люстры вспыхнули. Этого света было, конечно, недостаточно, чтобы осветить целую залу, но достаточно, чтобы осветить Аллеломорфа. Точнее — всех его двойников.       Зельма ахнула и перехватила пистолет двумя руками. Пока Яков Вилимович отбивался от тех, что были на лестнице, девочка без устали палила по тем, что остались внизу. Поражая одного «Аллеломорфа» за другим, Яков Вилимович почти отчаялся: что, если настоящего Аллеломорфа среди них нет вовсе? Двойники таили в воздухе, как заблудшие. Но в отличие от последних были более ловки и не воскресали вновь.       Когда Якову Вилимовичу удалось отсечь голову последнему двойнику, над сводами снова грянул голос:       — Поздравляю, храбрый господин путник, вы справились!       Озираясь по сторонам, Яков Вилимович и Зельма, порядком утомленные жестокой игрой стража, но по-прежнему готовые в любой момент защитить друг друга, встали бок о бок.       — Только вы поступили бесчестно, — продолжал Аллеломорф, — вступив в сражение со своею спутницей.       — Раз уж на то пошло, — выкрикнула Зельма, — то вы також поступили с Яковом Вилимовичем бесчестно, отравив его той дрянью, господин «барон»!       На лестнице появился туманный человеческий силуэт. Яков Вилимович взял Зельму за руку. Возникший из облака пыли Аллеломорф одарил их презрительной ухмылкой. Его прищуренный взгляд, чем-то схожий с горделивыми гримасами Леманна, явно не предвещал ничего доброго.       — Юная леди права, — сказал он. — Руководствуясь соображениями чести, я не стану нудить вас на повторное сражение, однако вызову вас на честную дуэль.       Зельма только было открыла рот, чтобы возразить, как Аллеломорф взмахнул рукою и она застыла на месте, словно вкопанная.       — Зельма! — Брюс принялся тормошить девочку, но она не поддавалась. Ее стеклянный взгляд сфокусировался в одной точке.       — У вас ничего не получится, господин путник, — сказал Аллеломорф. — Вы хотели честного боя — так получите.       Гнев захлестнул Якова Вилимовича сильнее теснящей внутри тревоги. Замахнувшись шпагой, он со всей силы рубанул по тому месту, где стоял Аллеломорф. Тот с необыкновенной для человека скоростью успел увернуться. И все попытки поразить его так и не обвенчались успехом — сколько бы Яков Вилимович не размахивал оружием, сколько бы магической энергии в него вкладывал, страж гибко обходил удары.       Совершенно выдохшись, вскоре Брюс уже не мог гоняться за соперником, который много превосходил его в сноровке и… количестве. Двойники появлялись один за другим, заполоняя залу.       Якова Вилимовича замутило. Оперившись на лестничные перила, он едва сдержал приступ рвоты.       — Невероятно красивая боль… — послышался голос Аллеоморфа где-то совсем рядом.       Яков Вилимович поднял глаза, которые желательно сейчас вообще было не открывать. Аллеломорф стоял перед ним в соблазнительно уязвимой позе — казалось бы, взмахни шпагой и с ним будет покончено навсегда. Да есть ли в том смысл? Чтобы победить его, Якову Вилимовичу ведь необходимо было выманить его наружу. А как это сделать, если дверь изнутри запечатана темной магией?       Если только из залы есть другой выход?       И он действительно был. Все это время был!       Яков Вилимович выпрямился и занес шпагу для рубящего удара. Аллеломорф увернулся. Яков Вилимович теснил его на террасу, где находилось большое панорамное окно, открывающее вид на черную, как бездна, ночь. Страж пятился и призывал на помощь двойников. Окружив Якова Вилимовича, они совершенно сбили его с толку — какой из них настоящий Аллеломорф?       Двойники кружили вокруг него, жеманничали, хохотали и шутили. Их голоса — одинаковые, приторные — звучали болью в его ушах…       — Только взгляните, господа, — говорили она наперебой, — это самая прекрасная боль, какую я когда-либо видел на своем веку!       — Ах, ну что вы, господин барон! Эта боль не просто прекрасна, она изумительная, она впечатляющая, она исключительна!       — О да, она единственна в своем роде — красива и…       — …и невероятна в своем дивном великолепии!       — Вы абсолютны правы, господин барон!       — Вы так думаете, ваше благородие?       — Безусловно, ваше благородие! Вы посмотрите, как господину путнику ужасно больно.       — Я бы сказал — «красиво больно»!       Якова Вилимовича забила лихорадка. Он больше не выдержал бы ни единого их слова.       Из толпы одинаковых лиц выступила новая тень.       — Напрасно вы вздумали обмануть меня, храбрый господин путник… — сказал очередной Аллеломорф, приблизившись к Якову Вилимовичу почти вплотную и со всей силы толкнув его грудь. К окну.       Яков Вилимович потерял равновесие и, разбив спиною стекло, вылетел наружу. На покатую крышу. Ударился плечом и разбил колено. В ушах стоял оглушительный треск тысячи осколков. Они царапали кожу и впивались в одежду. Если бы у Якова Вилимовича хватило сил кричать от боли, то он обязательно бы сей возможностью воспользовался. Но дыхание сбилось. Все поглотило собой какое-то иступленное потрясение.       Брюс с трудом перевернулся на бок и попытался встать на ноги. Кровь текла по лицу, заливая правый глаз.       Силуэт Аллеоморфа заслонил собою яркую полоску света, льющуюся на скользкую от дождя кровлю.       — Неужто полагали вы, — говорил он с усмешкою, выходя на крышу, — что не уразумею я ваш бесчестный план? Помниться, вы настаивали на честном бою…       Яков Вилимович сплюнул кровь.       — М-м-м, — протянул Аллеоморф, — господа правы: исключительно красивая боль… Жаль, что вы решили обмануть меня. — Он взял Брюса за горло. — Как думаете, честно ли будет, ежели на сей раз я обману вас? справедливо ли? Или же — бесчестно?..       — Да, господин Аллеломорф! — выкрикнула Зельма.       Она стояла в оконном проеме.       — Совершенно бесчестно! Но не волнуйтесь, — девочка подняла руку, направив пистолет на стража, — вас обманет та, что вы не брали в расчет!       Зельма спустила курок.       Грянул выстрел.       Пуля угодила в цель. Выпустив Якова Вилимовича, Аллеломорф покачнулся на месте. Прижал руку к животу. К расплывающемуся на белоснежном кафтане пятну крови.       Его лицо озарила блаженная улыбка.       — Боль… — прошептал Аллеломорф дрогнувшим голосом. — Боль… так прекрасна… так красива…       Прежде чем он растворился в воздухе, прежде чем ветер унес прочь его прах, а дождь — смыл с крыши его кровь, он одарил Зельму благодарным взглядом.       Третий страж сражен.       Тяжело дыша, Зельма опустила пистолет и бросилась к Брюсу.       — Яков Вилимович! — Она опустилась рядом с ним на колени.       — Зельма…       — Я так волновалась, что не успею! Как вы? Скажите, Бога ради, как вы себя чувствуете, ни то я с ума сойду, черт подери!..       — Все хорошо, детка, — сказал Яков Вилимович. — Что случилось? Как ты сумела…       — Его чары не имели надо мною силы, — поспешила объяснить девочка. — Чары ни одного из стражей. Все из-за нашей с дядюшкой крови.       — То есть, подчас он заколдовал тебя, ты…       — Да, я притворялась, чтобы выиграть время. — Зельма бросила тревожный взгляд на разбитое окно. — Нам нужно скорее убираться отсюда, пока «гости» не очнулись!       Она помогла Якову Вилимовичу подняться. Это оказалось нелегко. Ногу пронизала острая боль. Он даже обеспокоился было, что сломал ее, но боль постепенно утихла. Если бы это действительно оказался перелом, то они бы точно не выбрались из поместья живыми.       Действовать нужно было быстро. «Гости» воспрянули от забвения. Из глубины поместья доносились сдавленные удары, крики и топот.       О возвращении назад не могло идти и речи.       — Придется идти по крыше, — сказала Зельма.       При нынешних условиях это казалось не самой лучшей идеей. Яков Вилимович хромал, оступался на скользкой черепице и перед глазами у него то прыгали звезды, то расплывались темные пятна, а голову вело то в одну сторону, то — в другую. Но благодаря Зельме — ее стоическому терпению, абсолютному бесстрашию и, если не маниакальному, то завидному упорству, — они справились.       Девочке вновь пришлось взвалить все на свои плечи: и помогать Якову Вилимовичу передвигаться, и прислушиваться к предательскому грохоту в поместье, и всматриваться в отныне пустующий двор в поисках заблудших… Энтузиазм и решительность ее не могли расстроить даже самые немыслимые препятствия. К примеру, когда они приблизились к краю крыши и оказалось, что дальше идти некуда, Зельма с самым невозмутимым выражением лица сказала:       — Ежели прыгнем вниз — разобьемся. Придется идти по карнизу. Вы как, Яков Вилимыч, справитесь?       — Справляюсь.       Пусть он и не был в этом уверен, но прыгать вниз казалось куда более рискованной затеей, чем карабкаться по стене. Второй этаж как-никак! Нет, Яков Вилимович, конечно, мог бы прибегнуть к колдовству и, воспользовавшись магическим щитом, прыгнуть вниз и заслонить от удара Зельму, при этом не навредив собственному организму, однако имел сомнения в правильности данного решения. Все потому, что силы его были на исходе — как физические, так и колдовские. Последние — в особенности. Почти всю энергию Яков Вилимович потратил в бою с Аллеломорфом.       Прижавшись лицом к стене, Яков Вилимович, держась за крошечную выемку кончиками пальцев, ступил на узкий карниз первым. Так — шаг за шагом — он продвигался вперед к виднеющейся впереди конюшне. Если им удастся дойти и не сорваться вниз, то они доберутся до крыши оной. Все-таки пробираться по оконным карнизам на ощупь, без какой-либо подстраховки, да еще и под проливным дождем, когда кажется, что следующий шаг вперед — последний, оказалось не просто сродни сумасшествию или какой-то исключительно жестокой пытке, но опаснее всех прочих испытаний, выпавших на долю.       — О, черт! — шепнула Зельма. — Я слышу их, Яков Вилимович, они за углом!       Яков Вилимович стал прислушиваться, да так ничего и не услышал. Честно, в тот момент, когда Зельма поскользнулась, ему уже было не до заблудших. В эту секунду у Якова Вилимовича оборвалось все внутри. Каким-то немыслимым образом он успел среагировать, и одной рукой зацепиться за неустойчивый краешек отломанного в стене кирпича, а второй — ухватить Зельму за руку.       — Нет! — выкрикнула она. — Отпустите меня, Яков Вилимович! Иначе мы упадем вместе!       — Держись, я помогу тебе!       — Вы должны отпустить меня!..       Заблудшие были совсем близко. Спустя какое-то мгновение они выйдут из-за угла и окажутся здесь. И нападут — обязательно нападут! Будь они с Зельмой на крыше или на земле — не имеет значения. Падение неизбежно точно так же, как и сражение с заблудшими.       Ко всему прочему, Яков Вилимович не представлял, каким образом ему теперь удастся подтянуть к себе Зельму и вернуть на скользкий карниз. Думать уже было некогда.       Все произошло в долю секунды.       Яков Вилимович расслабил пальцы и отпустил спасительную трещинку в стене. Зельма вскрикнула. Он успел перехватить ее в воздухе второй рукой и, заключив в крепком объятии, заслонил собою от удара. Сконцентрировавшись на оставшейся магической энергии, попытался выстроить щит.       Они рухнули на землю.       Яков Вилимович не мог вдохнуть. От удара разом притупились все чувства. Боль не сразу охватила его. Он даже не услышал, что сказала ему Зельма, но отвечал на все согласием.       Когда она слезла с него и помогла подняться на ноги, второй этаж уже не казался ему таким далеким. Возможно, Яков Вилимович таким образом пытался себя успокоить, однако решил, что раз смог встать и раз может идти, значит — щит сработал.       Оглядываясь назад, откуда уже показались светлые силуэты заблудших, Зельма потянула Якова Вилимовича к распахнутым дверям конюшни. Заметив беглецов, преследователи огласили округу торжественными криками.       Влетев в конюшню, Зельма направила пистолет на незадачливого ямщика, воркующего со старой клячей. Ямщик округлил глаза и бросился из конюшни прочь. Тем проще.       Зельма и Яков Вилимович кинулись к стойлам. Зельма вывела сопротивляющегося дончака, Яков Вилимович — не менее встревоженного рысака. Одним прыжком оказавшись в седле, он, вовремя вооружившись шпагой, отбил яростную атаку заблудшего.       Обернувшись на Зельму, которая уже взобралась на всхрапывающего испуганного коня, Яков Вилимович, пронзив подоспевшего злого духа насквозь, тронул бока лошади.       Они поскакали прочь. Нещадно паля по заблудшим, Зельма подгоняла дончака. Едва пробив себе путь к воротам, они помчались в дубовую рощу.       Окончательно оторваться от заблудших удалось довольно быстро. На большой дороге.       — Нам нужно добраться до бухты! — выкрикнула Зельма, не сбавляя темпа. — Там безопасно!       Сменив курс и свернув вправо, Яков Вилимович и Зельма, поскакали в сторону пологой тропы, ведущей к призрачному берегу моря. Там, где на мели стояли покинутые корабли.