Изгнанный всадник Коллум должен был ждать их в деревне, которая находилась на окраине Покинутого города. По книге, оная деревня была заброшена, и обычно, одержав победу над четвертым стражем, храбрый путник устраивался там на ночлег.
— А в деревне сей, что же, — спросил Яков Вилимович у Зельмы, когда они отправились обратно в лоно разрушенного парусника на поиски пропавших вещей, — заблудших не водится?
— Там водится кое-кто пострашнее заблудших, — сказала Зельма, поднимая водяную свечу высоко над головой. Она оказалась в кафтане Якова Вилимовича, который был на девочке, когда она бездумно выбежала на лед к несущемуся к бухте Коллуму.
Яков Вилимович присел на корточки.
— Зельма, наклони, будь добра, свечу.
— Что-нибудь видно?
— Ничего, — вздохнул Яков Вилимович, поднявшись. — Чертов всадник все разрушил.
— А может, там проверить? — Зельма указала куда-то в сторону. — Кажется, раньше здесь располагался гондек. Ежели так, то наш салон впереди.
— Проверим, — согласился Брюс, натянув плотнее перчатки.
Он не хотел, чтобы Зельма увидела его ладони и снова принялась «лечить» его своей кровью. Когда они отыщут вещи, он обязательно обработает раны и перевяжет руки бинтами. Без ее вмешательства. Хорошо хоть перчатки оказались пристегнуты к поясу!
— Кто же такой страшный, — напомнил Яков Вилимович, следуя за девочкой под проломленными гигантской палицей потолками, — обитает в деревне?
Зельма остановилась и обернулась на Брюса. На ее лицо легла мрачная тень.
— Надеюсь, мы минуем эту напасть, — сказала она серьезно. — Эти существа со свету сживут, и ежели заблудших еще одолеть возможно, то их…
— Как же в таком случае путник мог оставаться в деревне на ночь?
— В деревне есть колодец, кой находится на центральной площади — раньше купцы вели там торговлю. Ежели спуститься на дно оного колодца, то эти существа вас не тронут. Они жутко боятся подземельной тишины.
— Хм.
Яков Вилимович усомнился в правдивости ее слов. Разве подобные твари могут страшиться подземельного мрака? Обычно, под покровом ночи все зловредные существа и вершат над беззащитными жестокий самосуд.
— Какие-то неправильные существа, — сказал Яков Вилимович. — Позволь мне пройти вперед, милая?
Зельма пропустила Якова Вилимовича вперед и послушно передала ему свечу.
— Весьма неправильные, — согласилась она, — однако и у существ сих есть своя история.
— М-м, как интересно. Расскажешь?
— История долгая.
— Тем лучше. Что, в тишине тут, что ли, бродить?
— И то верно! — сказала девочка. — В то время, когда на Пустоши царствовал мир и порядок, — до прихода Повелителя то есть, — в деревне сей жил мельник. Его дочь, прозванная Серой девицей, понесла от демона. Он перед нею, мол, предстал в человеческом облике, соблазнил, затуманил ее разум, а потом — бесследно исчез. А девица вскоре родила страшного младенца-демона с уже прорезавшимися зубами и черными загнутыми когтями. Брошенная всеми — друзьями и родными — девушка слепо любила своего ребенка, не видя в нем того ужасного чудовища, коего видели остальные. А он меж тем лишал ее сил — пил ее кровь вместе с молоком. Она, словно мертвая, бродила по деревне, и односельчане боялись ее болезненной серости и, конечно же, боялись ее дитя, которое она старалась уберечь от дурного глаза. Но однажды соседи все же решили, что так более продолжаться не может — демон вскоре повзрослеет и станет насылать на деревню несчастья, а на людей — болезни. Мало того — они верили в то, что укушенный им человек обратиться в такого же демона! Было решено немедленно уничтожить демонёнка — вонзить кол ему в сердце и захоронить где-нибудь подальше от деревни. Ведь крестьяне с рождением его стали жаловаться один другому на дурные сны, кошмарные видения и прочие неурядицы. Они считали, что когда ребенок-демон был голоден, то насылал на людей кошмары.
Когда же его убили, Серая девица не выдержала этого горя — зачахла и вскоре умерла. Жителям деревни, правда, лучше не становилось: все те же кошмары донимали их по ночам, все те же мороки и неудачи. Люди не знали тогда, что у чудовищного младенца было два сердца и две души — от матери и от отца — человека и демона. А поскольку человеческие душу и сердце уничтожили, младенец обратился настоящим демоном. Несколько лет он провел в гробу, насыщаясь страданиями крестьян; подчас же пришло время восстать, демон вытащил из своей груди кол и отправился под видом прекрасного юноши в деревню — мстить жителям за жестокое заточение.
Он вел распутную жизнь и почти каждая молодая девушка в деревне вскоре понесла от него. Над деревней повис крик маленьких уродливых демонят, отчаянные крики их матерей и их близких. Демон же, как и много лет назад его отец, исчез, оставив после себя страшных брошенных на произвол судьбы младенцев. Ведь жители покинули деревню, уничтожив уродливых демонят — они заколотили их в железные гробы, перетянули оные цепями и железными замками и закопали далеко под землею. Жители проклинали Серую девицу, ее сына-демона и его детей-демонов, но в то же время боялись о них вспоминать…
— Значит, — сказал Яков Вилимович, — деревня кишит демонами.
— Да. Но они… не совсем чтобы демоны. Как бы вам объяснить? Они не такие демоны, какими мы привыкли их представлять, понимаете? Поскольку они выросли в одиночестве, питаясь кошмарами друг друга, то… утратили как человеческий, так и демонский облик. Однако они и не подозревают, что в них по-прежнему бьется два сердца.
— Разве жители деревни не вонзили в их сердца колы?
— Нет. И тем самым совершили чудовищную ошибку. Они посчитали, что подобную нечисть колом не уничтожишь — раз отца их, мол, не удалось; посчитали, что и гробов с замками будет достаточно.
— Ты хочешь сказать, что победить их возможно, ежели попасть в правильное сердце?
— Именно! — сказала Зельма. — Но попасть в него сложно.
— Почему?
— Ежели попадете в человеческое сердце, то демон обратиться неистовым чудовищем, победить которое почти невозможно. Потому и важно попасть именно в демонское, чтобы чудовище погибло.
— Разве в таком случае демон не должен обратиться человеком?
— К сожалению, это работает лишь с демонским сердцем. Попадете в него — демон погибнет.
— Да-а, — выдохнул Яков Вилимович. — Интересное дело, что ж тут скажешь?
— Приятно мало — не спорю. Но другого выхода нет. Обойти деревню не получится— близлежащие леса сплошь увязли в болотах. Да и нам ли тратить время на окольные пути? Так еще и небезопасные. Кругом
отрава, и я весьма тревожусь за вас…
— Не стоит, — сказал Брюс, обернувшись. — Мы справимся — обещаю. В конце концов, какого демона мы с тобою еще не одолели?
Зельма торжественно улыбнулась.
Яков Вилимович не хотел, чтобы этот блеск в ее глазах, это озорство и уверенность погасли. Девочка так часто впадала в отчаяние и пыталась убедить его в том, что она — настоящий воин, что, кажется, сама сомневалась в правдивости своих же убеждений. Так что, посчитал Яков Вилимович, пусть знает, что он полностью доверяет ей и признает своим
товарищем, без которого ему никак не обойтись. А впрочем, именно так оно и было — чего ж греха таить?
…Вход в адмиральский салон оказался забаррикадирован обломками. К счастью, вещи Яков Вилимович и Зельма нашли в целости и сохранности. Не зря, по крайней мере, потели, разгребая обломки. И пусть времени на это ушло не так много, но отняло достаточно сил. Даже Зельма запыхалась.
— Яков Вилимович! — позвала она, когда, вернув потерянное, они уже шагали по вязкому песку к лощине. — Смотрите, какую громадину выбросило на берег!
Яков Вилимович обернулся — Зельма вытащила из рыхлого песка какой-то веерообразный розовый предмет. И прежде чем он успел понять, что это — морской гребешок, она уже очистила оный от песка и принялась небрежно вертеть в руках, как игрушку.
— Зельма, осторожней, — сказал Яков Вилимович, — поранишься!
— Чем? — ухмыльнулась Зельма. — Гребешком?
— Это не просто гребешок. Дай-ка посмотреть.
Зельма передала его Брюсу и завороженно наблюдала за тем, как он аккуратно крутит его в руках, изучая ребристые складочки и створки.
— Ты даже не представляешь, — воскликнул он вдруг, — какую ценность отыскала, Зельма!
Девочка аж глаза округлила.
— Правда?
— Правда! С гребешком сим мы сможем попытать счастье в деревне.
— Ого. А что в нем такого ценного? — спросила Зельма. — Жемчугом демонов в деревне не подкупишь!
— Это хищный моллюск, — объяснил Яков Вилимович. — Его мясо пропитано особым токсином. Ежели изготовить из оного сыворотку и принять ее, то демоны… уже не покажутся такими уж чудовищами.
Зельма удивленно подняла брови:
— Вы станете чудовищем?
— Нет, — улыбнулся Яков Вилимович. — Эта сыворотка позволит мне управлять
временем.
— Как это — временем?
— Я смогу ускорить его или, наоборот — замелить, что позволит мне нанести удар прежде, чем враг соберется напасть. Також — заранее успею предугадать нападение и вовремя его отразить. Понимаешь о чем я?
— А можно и мне ее принять?! — воскликнула Зельма. — Вы только представьте, — владея подобной силою, вдвоем мы просто разорвем их на куски! Пожалуйста, Яков Вилимович, можно?!
— Зельма. — Яков Вилимович утешительно погладил ее по плечу. — Конечно же, нельзя. Тебе эта сыворотка может навредить — ты же не маг.
Зельма недовольно цокнула языком и завела глаза.
— Так и знала!
— Извини. — Яков Вилимович пожал плечами.
— Но как же мы изготовим сию сыворотку?
Задержаться в бухте пришлось чуть дольше, чем Яков Вилимович планировал. Для изготовления сыворотки сначала следовало отыскать котелок, затем — пресную воду и недостающие ингредиенты; потом соорудить костер и заняться приготовлением.
— Вода для вас здесь отравлена, — напомнила Зельма, когда они отправились обратно к разрушенным кораблям на поиски подходящего котелка. В основном попадались либо дырявые, либо — до безобразия проржавевшие.
— Что, — продолжала Зельма, — ежели сыворотка сия, приготовленная на отравленной воде, навредит вам?
— В воду достаточно добавить пару капель противоядия, — ответил Яков Вилимович, — чтобы
отрава нейтрализовалась.
Так они и поступили, когда, после усердных поисков отыскав таки котелок, а затем и звонко бьющий в лесу ручеек, вернулись обратно к берегу и соорудили костер. Подбросив в огонь сухих веток — вода никак не хотела закипать, — Яков Вилимович протянул Зельме кинжал, и они отправились обратно в лощину. Теперь следовало найти недостающие ингредиенты — пестрые цветки крылатого страстоцвета, листья ядовитой адении и молодой войлочный налет дикой айвы.
И пока они бродили по лесу, шурша опавшей листвой, Брюс задумался о том, как подозрительно удачно все складывается. Неужели Шварц думал, что он не догадается о его намеренном и, вне всяких сомнений, неоценимом содействии? Неужели думал, не поймет, что растения сии чувствительны один к другому и не растут в одном месте? Конечно же, он все знал — знал, что Яков Вилимович не упустит возможности изготовить сыворотку.
Однако даже этот нарочитый жест поддержки не вызывал у Якова Вилимовича к графу столь вопросов, сколь его бездействие в отношении племянницы. Аллеломорф держал Зельму в плену — наверняка, он успел передать остальным стражам, что она здесь. А если осведомлены стражи, значит — осведомлен и их хозяин.
…Ни о чем не подозревая, Зельма весьма воодушевилась поисками диковинных растений, поэтому, когда они с Яковом Вилимовичем снова вышли на берег, с радостью вызвалась помочь в приготовлении сыворотки. Она призналась, что ей очень нравилось, когда Анели готовила лекарства, и она завсегда с удовольствием ей помогала.
— Как же я мог забыть о морских водорослях?! — Яков Вилимович всплеснул руками.
— Хотите, я поищу? — робко предложила Зельма, очевидно, ожидая отказа.
— А ты не устала?
— Обижаете, Яков Вилимович! Солдаты не устают в начале дня!
— Что ж? Был бы тебе крайне признателен.
— Да без проблем! — сказала Зельма, но затем, видимо, смутившись своей несдержанности, подобралась: — Почту за честь!
— Только так, — сказал Яков Вилимович, — чтобы я тебя видел, хорошо?
— Разумеется! — Зельма поклонилась и поспешила к морю.
Якову Вилимовичу, конечно же, не нужны были никакие водоросли. Ему нужно было перевязать руки. Поэтому, попутно следя за девочкой, важный вид которой не мог не вызвать улыбку, он поспешил скорее покончить с бинтами и приступить к сыворотке.
Слушая вдохновенные речи Зельмы о воинской чести и доблести, вскоре перетекшие в рассказы о Пустоши, помешивая в котелке густеющую воду, наслаждаясь морским бризом и шумом волн, Яков Вилимович позволил себе расслабиться. Приятное облегчение заглушило тревогу — словно после хорошего кровопускания из организма ушла дурная кровь. Даже выпавшее на долю бремя уже не казалось ему столь тяжким. Он верил, что у них все получится. Да и как могло быть иначе, когда Шварц сам протягивал им руку помощи?
Когда сыворотка наконец была готова, небо затянулось серыми тучами. Мутный диск солнца, до этого слабо просвечивающийся сквозь пасмурную поволоку, скрылся за густой толщей облаков. Процедив получившийся бульон через бинты в небольшой стеклянный флакончик, Яков Вилимович поручил Зельме хорошенько его взболтать, пока цвет сыворотки не станет красным, как кровь. Зельма не верила, что от обыкновенного взбалтывания, сыворотка поменяет цвет. Но пока Яков Вилимович тушил костер, собирался в дорогу и проверял, ничего ли они не забыли, она действительно стала из грязно-болотной — кровавой.
В путь отправились под заунывные порывы ветра и накрапывающий дождь. К счастью, в лесу от непогоды удалось укрыться под пышной сенью деревьев. Однако стоило им только углубиться в чащу, как заблудшие тотчас же напомнили о себе: выплывали призрачными силуэтами из-за деревьев, возникали на тропинках и бросались в бой с прежней необузданностью.
И в очередной раз Яков Вилимович оказался восхищен чуткой предусмотрительностью Зельмы: тем временем, как он занимался приготовлением сыворотки, она соорудила себе копье из длинной ветки, которую нашла в лощине. Отточив наконечник кинжалом, девочка опалила его в огне, и теперь ловко оборонялась от нападающих заблудших.
— Хорошее копье, — сказал Брюс, — крепкое. Однако, думается мне, ты вытесала его не только ради битвы с заблудшими?
— Да я и не скрываю! — выпалила Зельма. — Что я, трусиха, что ли, какая, чтобы прохлаждаться во время боя? Всажу демонам пару ударов в грудь — глядишь, и вам с ними легче справится будет!
— Оправдалась!
— Да я и не скрываю! — повторила она, ухмыльнувшись.
Якову Вилимовичу оставалось лишь тешить себя надеждой на то, что девочка вовремя остановится — что здравомыслие победит излишнюю импульсивность. С Коллумом-то она в схватку вступить не рискнула — понимала, что он сильнее ее. «Зельма умна и самостоятельна, — подумал Яков Вилимович. — Сама примет верное решение». Разумеется, эти мысли могли бы кому угодно показаться до неприличия абсурдными, — да ему и самому не хотелось пускать безопасность девочки на самотек, — но уговоры столь же бессмысленны, сколь и запреты. Не привяжет же он ее к дереву в конце-то концов. Она все равно ринется в бой, без толку что-то говорить. А коли скажет, то только хуже сделает — тогда она окончательно заупрямится, и о заветном здравомыслии можно будет забыть.
— Вижу, — прищурившись, сказала девочка. — Деревня…
Виднеющиеся сквозь редкие ряды деревьев крыши домов зияли темными провалами. Деревня, явно не вписывающаяся в окружающий ландшафт, представлялась чем-то вроде испытательного полигона — сгустившиеся над нею безмолвие таило в себе неизбежную опасность, через которую придется либо пройти, либо — умереть. И все это ради того, чтобы добраться до раскинувшихся вдали руин Покинутого города. Темный, почти черный лес и туманные холмы, увенчанные белоснежными шапками снега, объяли его со всех сторон. И все это в совокупности выглядело весьма живописно, чего нельзя было сказать о деревне, разящей замогильным одиночеством.
Яков Вилимович не сомневался в том, что демоны уже почувствовали их приближение и укрылись в убогих хибарах.
— Яков Вилимович, — спросил Зельма, — действие сыворотки долго ли продлится?
— Примерно час, — ответил Брюс, вынув флакон из кармана. — За это время, чаю, успеем справиться.
— Вы, к слову, когда-нибудь использовали ее раньше?
— Нет, как-то не приходилось.
— То есть, вы даже не знаете, как она повлияет на вас? Почему раньше не сказали?
— Расслабься, — парировал Яков Вилимович. — Ничего страшного не случится.
Зельма схватила его за руку, в которой он держал флакон.
— Быть может, обойдемся без сыворотки? Не дай бог плохое чт
о случится, что ж мы тогда делать станем? Не рискуйте — прошу вас, Яков Вилимович! Не стоит оно того…
Он накрыл ее маленькую ручку своей ладонью.
— Ты не веришь мне?
— Что вы, как я смею? Мне просто зело неспокойно за вас. Не к добру все это…
— Это проверенное зелье. Тебе абсолютно не о чем беспокоиться.
Зельма потупила глаза.
— Как скажете…
И отступила на шаг назад.
— Что бы сейчас со мною не случилось, — предупредил ее Яков Вилимович, — не подходи ко мне, хорошо? Первые секунды, — быть может, даже минуты, — мне необходимо будет привыкнуть к действию сыворотки. Любое прикосновение в это мгновение может спровоцировать сильную боль. Пожалуйста, не поддавайся искушению помочь мне, до тех пор, пока я не приду в себя. Договорились?
Зельма озадаченно кивнула и отступила еще на несколько шагов назад. Ее взгляд выражал неподдельное беспокойство, да что там «беспокойство» — безутешную обреченность. Однако Яков Вилимович не собирался пугать девочку. Сняв перчатку, он быстро размотал прилипший к ранам бинт и, заключив флакон в ладони, крепко его сжал.
Стекло хрустнуло. Он глубоко вздохнул и задержал дыхание. Сыворотка проникла в кровь. От руки по телу распространялся
жар, разнося «чудовищное» зелие по венам. Удушливый
жар достиг сердца, стиснул его и заставил биться чаще. Раздавленные в ладони стеклышки впивался в раны и резали кожу. Специфичный, ни на что не похожий запах ударил в нос.
Вот оно — мучительное
пекло, лишающее воздуха, властвующее и уничтожающее.
Яков Вилимович закрыл глаза. Кровь опьяняюще забурлила в предвкушении предстоящей битвы. Пульс выбивал стремительную дробь. Из легких вырвался горячий выдох.
Агония теперь не мучила его болью, но завладела им.
Яков Вилимович открыл глаза — мир вокруг него поменялся: замедлился, стал темнее и приобрел глубокие серые оттенки.
Он посмотрел наверх — на пропускающие пасмурный свет кроны деревьев. Ветер лениво тревожил листву; вот один листик сорвался с верхушки дерева и медленно закружил в воздухе.
—
Яков… Вилимович?.. — послышался протяжный, совсем незнакомый ему голос. —
Как… вы?..
В таком темпе невозможно было различить истинных эмоций Зельмы. Все поглотила собою медлительная — от этого кажущаяся безэмоциональной — гуща, в которой он оказался заключен. Когда же Брюс повернулся к девочке, она с испуганными глазами отшатнулась назад.
Он чувствовал биение ее сердца, чувствовал его тепло и ритм в центре грудной клетки. Видел каждый его клапан, желудочек, предсердие и вену. Видел аорту и перикард — околосердечную сумку, которая отделяла сердце от других органов.
—
Не… бойся… — басовито, словно в пустой зале, зазвучал его собственный голос. —
Теперь… бояться… нечего…
Яков Вилимович довольно быстро привык к этому состоянию. Но еще быстрее — смог его контролировать. Проник глубоко в недра сознания и направил все усилия на то, чтобы слиться с этой могущественной силой воедино и вскоре заполучить ее. Чтобы не она управляла им, а он властвовал над ней. Ведь подчинив ее себе, он станет полноправным повелителем времени.
Сейчас эта заторможенность была ни к чему — Яков Вилимович восстановил привычный ритм. Однако Зельма по-прежнему поглядывала на него с опаской.
— Вы же говорили, — сказала она, когда они вышли на размокшую от дождя тропинку, ведущую к деревне, — что не станете чудовищем. То есть… вы не стали чудовищем, конечно, но все же изменились чуть…
— Разве? — удивился Яков Вилимович.
— Ваши глаза… Зрачки стали шире и поменяли цвет — ну, красные стали. Прямо как сыворотка — кровавые! К слову, почему вы… раздавили ее? Я думала, выпьете.
— Так она быстрее проникает в кровь.
— К слову, о крови. — Зельма протянула Брюсу свой платок. — Это ведь темная магия, правда?
Яков Вилимович кивнул.
— Благодарю, — приняв платок, он вытер кровь, выступившую из носа.
Слякоть под ногами постепенно превратилась в глубокие вязкие лужи. В сапоги просочилась вода. Но к счастью, хлюпать по грязи пришлось недолго. Добравшись до первых построек, Яков Вилимович и Зельма вышли на широкую дорогу — главную улицу деревни, выложенную каменными плитами, — местами втоптанными в землю и с проросшими сквозь трещины пучками одуванчиков, — но все-таки вполне еще целостными и неплохо сохранившимся.
Зельма обвела близстоящие хибары подозрительным взглядом.
— Вы кого-нибудь видите? — спросила она чуть слышно.
Яков Вилимович отрицательно покачал головой. Здесь никого не было. Он не слышал и не чувствовал поблизости биения человеческих сердец. Единственными живыми существами здесь были большие черные вороны, важно восседающие на полу-обваленных заборах, чудом уцелевших козырьках и крышах старых жилищ. Разрезая густую тишину пронизывающим карканьем, они перелетали с одного места на другое, преследуя чужаков, так смело вторгнувшихся на их территорию. Одного такого искушенного наблюдателя Якову Вилимовичу удалось спугнуть своим «новым» взглядом. И судя по тому, что испугался не один ворон, взгляд этот был если не колким, то
анафемским — точно.
— Прости, — обратился Яков Вилимович к Зельме. — Больше не буду.
Зельма недоверчиво кивнула. Скорее всего, она боялась, что сыворотка
меняет его, медленно делая чудовищем.
Как бы там ни было, а только эта загадочная пустынность начинала напрягать. Даже сильнее выцветших, но тем не менее четко очерченных изображений глаз на домах и заборах. Яков Вилимович пригляделся: не все глаза оказались нарисованы, некоторые были выгравированы или выжжены огнем. Их было много. Они заполняли собою буквально всю облицовку старых зданий — каждый миллиметр. В какой-то момент Якову Вилимовичу почудилось, что один из них моргнул.
Когда же они углубились, казалось бы, в самое сердце деревни — дошли до виднеющейся впереди площади, окруженной торговыми лавками, — ни одной живой души им так и не встретилось.
— Демоны обладают силой, — спросил Яков Вилимович у Зельмы, — укрощать сердечные сокращения? Могут ли заставить человеческое сердце не биться?
— Нет, не могут, — прошептала она. — А что?
— Здесь никого нет. Быть может, демонам приказали скрыться?
— Не может этого быть! Демоны не подчиняются никому из стражей. Да они бы и не бросили деревню.
— Ты абсолютно в этом уверена?
— Абсолютно! Они до сих пор ждут здесь появления жителей — хотят отомстить им. В общем, надеются, что они когда-нибудь вернутся и… — Зельма замерла. — Боже, что это?
Яков Вилимович проследил за ее взглядом. Но то, что он увидел не вызвало у него такого же потрясения: на тропинке покоилась свежая, облепленная мухами тушка мертвой птицы.
— Дурной знак, — сказала Зельма. — Дурной…
Яков Вилимович не знал, что ответить и какими словами попытаться ее успокоить. Ему и самому это гиблое местечко не внушало никакого доверия.
Приблизившись к площади, в центре которой действительно находился небольшой каменный колодец, Яков Вилимович прислушался: вороны, до этого не замолкающие ни на секунду, вдруг притихли. Ветер убаюкивающе покачивал скрипучие ставни окон и свистел в щелях торговых лавок.
Зельма кивнула на колодец, и Яков Вилимович, не опуская шпаги, проследовал за ней. Заглянув в черную глубину колодца, сперва он не увидел ничего необыкновенного — только блестящую на дне воду. Однако, приглядевшись, понял, что блестящей была вовсе не вода.
Искрящееся разноцветными всполохами облако начало стремительно подниматься вверх. Яков Вилимович схватил Зельму за плечо и вовремя оттащил в сторону. Облако уже поднялось высоко над колодцем и струилось по воздуху пушистой, как табачный смог, дымкой. Не прошло и пары секунд, как из него выплыл невысокого роста мужчина, облаченный в черные, свисающие бахромою лохмотья. Они напоминали перья — блестящие черные перья в
орона.
Глаза мужчины были затянуты грязной тряпицей. Но даже несмотря на это, казалось, что его взгляд пронизывает сквозь ткань.
И все видит.
Многочисленные изображения глаз на торговых лавках и домах разом заморгали, словно живые.
Зельма ахнула:
— Это Андреас Всевидящий! — Она дернула Якова Вилимовича за руку. — Нам надо уходить!
Это было очень не похоже на Зельму. Но он не стал сопротивляться: она знает, что делает.
Едва забежав за угол первой попавшейся лавки, Яков Вилимович услышал позади оглушительные, как пушечная пальба, раскаты грома. Они резали барабанные перепонки и, растекаясь по земле, вибрировали под ногами. Яков Вилимович увидел обрушившийся на землю град молний, раскалывающих каменные плиты пополам. Управляя непогодой, страж откинул голову назад и расправил руки. Нависшие над деревней тучи стали совсем тяжелыми и низкими — казалось, небеса вот-вот обрушаться им на головы!
Оценивая ситуацию, Яков Вилимович замедлил ход времени — молнии, четко очерченными зигзагами, разрезали воздух, наполняя оный металлическим запахом хлора. Несмотря на то, что они по-прежнему представляли собою серьезную опасность — оставались такими же быстрыми, — он мог бы рискнуть и выйти на площадь под панцирем магического щита. Но был не уверен, что щит выдержит сокрушительный молниевый натиск. В лучшем случае останется ожог, в худшем — разряд пронзит тело, он потеряет сознание и льющийся с небес поток уже не оставит его в живых. Если бы Яков Вилимович вовсе смог остановить время, то беспокоиться было бы не о чем — он без труда бы запрыгнул на отмосток колодца, скинул застывшего в воздухе стража и вонзил шпагу в бьющееся в груди сердце.
Впрочем, именно так он и намеревался поступить — другого выхода не было.
Но опоздал.
Из торговых лавок и окружающих площадь домов, в замедленном прыжке выскочило нечто. «Демоны», — сразу же догадался Яков Вилимович. Как Зельма и говорила, эти существа не были похожи ни на людей, ни на демонов — классических демонов. Эти были горбатыми, со страшными волчьими мордами, обращенными чуть в сторону на кривых шеях и с болтающимися, точно сломанными, челюстями. Длинные руки с загнутыми когтями волочились по земле, а густая черная шерсть висела клоками. Кое-где туловища были изборождены страшными нарывами и лишаями.
Восстановив прежний ритм, Яков Вилимович взял Зельму за плечи:
— Выслушай меня, — стараясь перекричать оглушительные раскаты, выкрикнул он, — не противься сказанному и выполни все, что я скажу! Ты должна спрятаться! Ежели не сделаешь, как я говорю, битва будет проиграна! Я не смогу сосредоточиться, все время отвлекаясь на твою безопасность, и мы проиграем!
—
Обещаю — спрячусь! — выкрикнула Зельма. И пусть Яков Вилимович этого не услышал, так как голос ее заглушили гром и молнии, но прочел полное безукоризненности обещание по ее губам.
Кивнув, он отвернулся на площадь и замедлил время. Демоны уже дохромали почти до самого колодца, стянув его плотным кольцом. Властвующий молниями Андреас продолжал взывать небеса к
помощи. Молнии, закручиваясь замысловатыми виражами, удивительным образом не касались тварей.
Яков Вилимович в последний раз оглянулся на Зельму, затем — выстроил магический щит и выбежал на площадь. Зарядив шпагу магической энергией — темная сила перемежалась со светлой, пляшущие искры объяли острие черным пламенем, — Брюс устремился к Андреасу. На пути уворачиваясь от молний и нанося не ожидающим нападения, заторможенным демонам удары в грудь. Рядом с бьющимся человеческим сердцем в такое же сердце — черное, маленькое и едва пульсирующее.
Как Яков Вилимович и обещал Зельме на берегу, наносить удары удавалось прежде, чем демоны собирались напасть. Да только от молниевой облавы сыворотка все-таки уберечь не смогла — пару раз Яков Вилимович угодил под нещадные разряды. Один пробил щит, полосонув горячей болью в плечо, другой — резанул по щеке.
Яков Вилимович лишь на мгновение позволял себе
отпустить стянутое им в прочный клубок время, чтобы расчистить дорогу к Андреасу. Победив его, он избавится от молний и его всевидящего взора. Но победить его будет непросто. Яков Вилимович не сомневался в том, что возникнет какая-то трудность, какая-то неожиданная каверза. Это же стражи — от них чего угодно можно было ожидать!
Поэтому он и не ждал пощады, — даже в маловероятную удачу не верил, — когда приблизившись к колодцу, запрыгнул на отмосток и вонзил искрящуюся огнем шпагу в черное сердце стража.
Андреас потерял равновесие. А с ним — и силу управления молниями. Наэлектризованный горячий воздух звенел от внезапно воцарившейся тишины. Молниевая завеса пала, последним залпом обрушившись на землю. Беспощадным и смертоносным. Добрая половина демонов угодила под несдерживаемую отныне атаку. Воздух наполнился тошнотворным запахом паленой шерсти, и еще более отвратительным — плоти.
Однако Яков Вилимович допустил ошибку: вложенная в шпагу темная энергия, перемежающаяся со светлой, сделала стража только сильнее. Вклинившись в его, Брюса, временное пространство, Андреас оживился, схватил противника за руку и отпихнул от себя в сторону. Не дрогнув ни единым мускулом, он вырвал из сердца шпагу и занес высоко над головой.
От огненного острия к небу взметнулся пламенный каскад. Черный, как бесконечная галактика, и густой, как мгла. Это было и красиво, и жутко в одночасье. Особенно, когда небеса расширились и земля слилась с ними воедино. Деревню, руины Покинутого города, лес и холмы — все поглотила собою непроглядная черная ночь. И только мерцающие в небе вспышки разрезали ее на какое-то ничтожное мгновение. На долю секунды. Позволяя увидеть площадь, торговые лавки, дома, обескураженные стайки демонов.
Андреаса.
Только благодаря молниеносным вспышкам, Яков Вилимович и остановил его. На ощупь. Почти не понимая, куда нужно держать направление. Он бродил во тьме, не видя даже самого себя. Казалось, осталась только неосязаемая тьма и ослепленное сознание.
Приблизившись к Андреасу, Яков Вилимович восстановил привычный ритм времени. Он выхватил из-за голенища сапога кинжал и вонзил его в сердце Андреаса. По самую гарду.
Андреас покачнулся на месте. Тьма обрушилась с небес и разлилась по земле огненными брызгами. Шпага выскользнула у стража из рук. Яков Вилимович вовремя успел подхватить ее, замедлить время и отразить атаку взбешенного демона. Затем, повернувшись к Андреасу, только было замахнулся для рубящего удара, как тот вытащил из груди окровавленный кинжал и полосонул им Якова Вилимовича по плечу.
Яков Вилимович рассредоточился. Теперь время снова потекло в привычном темпе.
Однако довольно скоро придя в себя, Брюс осознал, что все это время действовал неправильно. Андреас был не только лишь Всевидящим, но и
всечувствующим, всеслышащим. Поэтому для того, чтобы сразить его, нужно было лишить его
всевидения.
Яков Вилимович снова замедлил время и мощным ударом снес Андреасу голову.
Время снова потекло в прежнем ритме.
Пятый страж был сражен.
Но Якову Вилимовичу некогда было праздновать эту торжественную победу — демоны появлялись буквально из неоткуда и нападали со всех сторон сразу. Якову Вилимовичу даже страшно было предположить, что случилось бы, если бы не сыворотка.
Хотя, когда он увидел сражающуюся с демоном Зельму, предположения эти растаяли, как пустой звук. Демон сбил девочку с ног, набросился на нее сверху и хотел было впиться зубами в ее шею. В этот момент ни то, что время, у Якова Вилимовича едва жизнь не остановилась.
По-прежнему управляя временем, Брюс с налета вонзил в сердце демона шпагу. Зельма, отчаянно брыкающаяся под обмякшим телом, замерла. Скинув с нее мертвое чудовище, Яков Вилимович увидел на порванной рубашке внушительное бордовое пятно.
Зельма прикрыла его рукой и, быстро поднявшись на ноги, подобрала выроненное копье.
Яков Вилимович не помнил, с каким остервенением вступил в схватку с оставшейся ничтожной стайкой демонов. Не помнил, останавливал ли время или добил тварей самостоятельно. Не помнил, как всадил шпагу в сердце последнего. Чувства вернулись к нему лишь тогда, когда он вернулся к Зельме.
Девочка покачнулась на месте и выронила копье. По руке, которую она прижимала к животу, струилась кровь.
— Зельма! — Брюс успел вовремя подхватить ее.
— В-все в порядке, Яков Вилимович… — тяжело дыша, проронила она. — Это всего лишь… всего лишь царапина… Я справлюсь…
И потеряла сознание.
***
Очнулась Зельма, когда уже совсем стемнело.
Сквозь изъеденные молью занавески в комнату просачивался свет полной луны. Из-за солидной щели в бревенчатой стене девочка увидела острые верхушки деревьев, которые царапали сверкающий созвездиями небосвод. Под свистящими порывами ветра деревья гнулись то в одну сторону, то — в другую, и казалось вот-вот вырвутся из земли с корнями.
«Где я?» — стало ее первой мыслью.
Едва что-то соображая, Зельма резко приподнялась на локтях, но в эту же самую секунду откинула голову обратно на подушку. Раны на животе стянуло тупой болью, — шумно втянув носом воздух, Зельма застонала.
—
Зельма? — донесся откуда-то из глубины голос Якова Вилимовича.
А затем из темноты вышел и он сам. Бледный, со смазавшейся черной маской под глазами, он был похож на мертвеца, восставшего из могилы. Хотя у восставших мертвецов волосы всклокочены и свисают жирными патлами, а у Якова Вилимовича — аккуратно стянуты лентой. И только две выбившиеся по бокам прядки — весьма очаровательные, кстати, — обрамляли лицо.
Зельма кашлянула.
— Яков Вилимович…
— Ш-ш-ш.
Он присел рядом с нею на краешек кровати — белокурые прядки изящно скользнули по воздуху, — приложил к ее губам маленькую глиняную чашку и прошептал:
— Выпей — полегчает.
Смочив пересохшее горло, Зельма обвела стены странной комнаты брезгливым взглядом. От постели исходил неприятный запах козлиной шерсти. Да и само помещение, насколько Зельма успела разглядеть, походило на старый хлев. Но очень даже уютный. И теплый. В каменном камине потрескивал огонь.
— Все хорошо, — сказал Яков Вилимович. — Побудем здесь, пока тебе не станет лучше. После — отправимся в город.
— Значит, мы все еще в деревне? — спросила Зельма.
— Да.
Мыслей в голове было много, вопросов — еще больше. Но она думала о прошедшем сражении — первом, в котором она потерпела, как ей казалось, громкое и бесславное фиаско. Но даже несмотря на свою неудачу, Зельма с благоговением вспоминала и старалась запечатлеть обрывки зрелищной битвы — это была самая невероятная битва, которую она когда-либо видела! И наверное, которую увидит когда-либо еще.
— Яков Вилимович, который час? — спросила девочка. — Долго ли мы уже здесь?
— Недолго, милая. Да ты не тревожься — дай ранам зажить, не вставай.
Но Зельма не собиралась ждать: задержав дыхание, присела.
— Они пустяковые, — на выдохе сказала она, — так что можем хоть сейчас в путь отправляться. Я чувствую себя прекрасно!
Она даже намеревалась подняться на ноги, но Яков Вилимович успел взять ее за руку.
— Зельма, пожалуйста…
«Мало я о тебе тревожился?..» — прочла девочка в его тяжелом взгляде. Закрыв глаза, он помассировал виски.
— Вы неважно выглядите, Яков Вилимович.
— М? — Он поднял на нее глаза, делая вид, что не расслышал. Но Зельму не проведёшь.
— Вам бы самому отдохнуть.
— Тебе кажется, — отрезал Брюс, поднявшись с места. — Я в порядке.
Взяв со стола большой деревянный черпак, он помешал им что-то в котелке, подвешенном над костерком, потрескивающим в камине. Зельма сразу все поняла.
Отравление коснулась его своей сокрушительной рукою. Теперь он не мог его игнорировать.
Нужно было немедленно убираться отсюда! Якову Вилимовичу нельзя здесь оставаться — вскоре
отрава погубит его.
Зельма так бранила себя за своеволие и неосторожность! Если бы она не выбежала из укрытия и не вступила в схватку с демонами, им бы не пришлось торчать в этой дыре.
— На-ка, попробуй, — нарушил безутешные мысли девочки Яков Вилимович, снова присаживаясь рядом и протягивая ей глубокую тарелку, из которой валил пар.
— Что это? — Зельма недоверчиво глянула на похлебку и принюхалась.
— Бульон.
— Бульон? Смею ли я поинтересоваться: из кого?..
— Из ворона. — Яков Вилимович улыбнулся. — Из жирного такого.
Теперь затошнило Зельму.
— Разве это можно есть? — спросила она. — Вороны же падальщики. Анели говорит, что у них паразитов много — заразиться можно.
— Неужто я намеренно бы стал тебя травить, Зельма? Не волнуйся — все паразиты в кипятке уже погибли. А тебе нужно силы восстанавливать, без бульона нельзя.
Зельма еще раз принюхалась: решила, что пахнет не так уж и скверно. Вполне себе аппетитно. А впрочем, она была уверена, что если бы Яков Вилимович не сказал ей, на чьем мясе сей бульон сварен, она бы вовсе не испытала никакого отвращения. Потому что на вкус он оказался восхитительным! Может, Яков Вилимович знал какой-то особый рецепт? В общем, Зельма даже добавки попросила. Со вчерашнего дня ни мачинки, ни росинки во рту не было — ей бы что угодно показалось вкуснейшим блюдом.
А вот Яков Вилимович ел совсем без аппетита — он, конечно, сначала делал вид, что впадает в задумчивость, но вскоре стало абсолютно ясно: ни к чему эти старания. Опрокинув тарелку со всем ее содержимым на пол, он выбежал во двор.
— Извини, — сказал, вернувшись и вытирая губы, — не хотел портить тебе аппетит…
— Да какой уж тут аппетит?.. — отозвалась Зельма. — Это все отрава! Мы должны идти, Яков Вилимович. Вам плохо — я же вижу!
— Отнюдь.
— Тогда подумайте о Пете! Чем дольше мы здесь пробудем, тем…
— Пока с Петей твоя сестра и мать, — не сдавался, однако, и Яков Вилимович, — мое сердце спокойно. Но за тебя — за твою безопасность, — я по-прежнему несу ответственность. И думаю сейчас в первую очередь только о тебе, Зельма. Твои раны вовсе не «пустяковые». Ежели не отлежишься, будет только хуже — пойми.
— Нет! — заупрямилась Зельма. — Я не стану «отлеживаться». Отлежалась уже!
— Зельма!
— Вы ни за что не заставите меня лечь обратно, Яков Вилимович! Тем более раны мои… вовсе не болят. Пожалуйста, прошу вас!
***
Как бы Зельма не старалась уговорить Якова Вилимовича немедленно отправиться в путь, он своего решения не изменил. Впрочем, ему тоже с трудом удалось убедить ее в том, что здесь они в безопасности — отныне деревня представляла собою не смертоносный полигон, но надежное убежище, покидать которое сейчас, когда она в таком состоянии, просто абсурдно. Зельме, конечно, подобные соображения претили, однако, пусть она и смирилась с тем, что они останутся здесь на ночь (да еще и проведут весь завтрашний день), а только по-прежнему не оставляла попыток переубедить Брюса как можно скорее покинуть деревню.
— Мы уже почти на пороге Покинутого города! — горячо доказывала девочка, указывая на окно, из которого открывался вид на поднимающиеся к небу развалины на склоне холма. — Почти добрались до Капеллы! Разве можно сейчас отступать?
— Разве мы отступаем? — парировал Яков Вилимович, при всем при том испытывая несказанное облегчение. Он был рад видеть блеск в ее глазах, бьющее ключом оживление и увлеченность. Когда она, истекающая кровью, потеряла сознание на его руках, он и сам оного едва не лишился! Какое счастье, что раны оказались не смертельными.
Зельма успела занять особое место в его сердце. Она была уже не той странной юной княжной, ворвавшийся однажды в его комнату в мужском платье и так удачно сопроводившей его в тайную комнату князя, но дорогим и близким человеком.
— Мы лишь, — продолжал Брюс, — отдохнем, а завтра с новыми силами отправимся далее.
— Но…
— Послушай, — мягко сказал он, — что я скажу тебе, милая. Постарайся хорошенько запомнить мои слова; надеюсь, мое мнение действительно имеет для тебя какое-то значение. Ежели так, то пусть мои поучения послужат тебе во благо. Також — я надеюсь весьма, что ты уже достаточно взрослая, чтобы геройствовать и возмущаться, аки несносный глупый мальчишка.
Зельма хотела что-то сказать, но после последней фразы передумала.
— Никогда не действуй опрометчиво, — продолжал Яков Вилимович. — Твоя смелость и отвага, вне всех сомнений, весьма похвальны, однако не забывай о безопасности. Не будь сама же себе врагом. Сейчас ты храбришься, не хочешь слушать, считая собственное мнение правым. Но из раза в раз ты подвергаешь себя опасности — бездумно кидаешься в бой, не думая о последствиях, отчаянно жертвуешь собою… Это неправильно. Посмотри на меня — разве я так поступаю? Прежде чем вступить с кем-то в сражение, я продумываю каждое свое действие — словом, думаю о своей
безопасности. И ты позаботься о себе, Зельма. Оставайся такой же храброй, но еще более — мудрой. Сначала принимай решение, затем — действуй. Я абсолютно разделяю с тобою желание скорее добраться до города, но, пожалуйста, попытайся понять меня правильно. Встань на мое место, и пойми наконец, что я желаю, чтобы ты… была…
Тяжелый спазм не дал Якову Вилимовичу договорить сию патетическую тираду до конца — он задержал дыхание и согнулся. Боль скрутила внутренности. Желудок подскочил к горлу.
Опять.
Отравление и все вытекающие из него последствия теперь не оставляли его в покое. А противоядия осталось совсем немного. Яков Вилимович боялся, что растянуть его до Капеллы, как он сначала и планировал, не получится. После очередной изнуряющей «чистки» принял нужную дозу.
Зельма, к слову, больше не сопротивлялась.
Весь следующий день была тихой, послушной и перестала говорить о скорой отправке в Покинутый город. Якова Вилимовича, однако, ее погруженность в себя озаботила. «Быть может, нехорошо себя чувствует?» — подумал он. Но раны заживали, — делая с утра девочке перевязку, Яков Вилимович не обнаружил ни воспаления, ни покраснения или гнойных выделений, характерных для заражения. Да и на боль она не жаловалась. Быть может, его слова возымели над нею столь благотворный эффект, а может — его собственное состояние? Хотя Брюс старался не показывать Зельме своей «слабости», но не имел сомнений в том, что она все прекрасно понимала. Недюжинный энтузиазм ее заметно сошел на нет после вчерашнего разговора. Даже когда Яков Вилимович решил, что пора собираться в путь, она не выказала особенной радости. Только сдержанно кивнула — мне уже, мол, все равно, хоть обратно домой.
Что ж, Яков Вилимович догадался — слишком поздно, конечно, но догадался! — почему Зельма лишилась той исключительной страстности, которая не покидала ее даже в самое тяжелое время. И ответ оказался так прост, что Яков Вилимович и сам удивился, как мог не понять этого раньше.
Зельма на него обиделась.
Обиделась, потому что он был несправедлив — он, упрямо твердящий ей об ответственности, безопасности и прочем, не захотел увидеть, какой виноватой она себя перед ним чувствовала. Какие угрызения совести терзали ее, когда она видела его в
таком состоянии.
— Зельма, нам надо поговорить, — сказал Яков Вилимович, когда, покинув хибару, они уже шагали по пустынной улице. На деревню опустились первые сумерки; солнце коснулось горизонта и уходящие лучи его разрез
али небо пурпурными полосами.
— Мы бы уже давно были дома, — укоризненно сказала Зельма, — ежели бы вы послушали меня.
— Ежели бы мне вновь пришлось сделать выбор, — ответил Яков Вилимович, — я бы и тогда остался в деревне, Зельма.
Она виновато поджала губы.
— Я благодарна вам. И заботу вашу ценю. Всем сердцем ценю — поверьте, Яков Вилимович! Но…
— Понимаю. — Он остановился и взял ее за плечи. — Мы не хотим навредить друг другу. Но твои раны куда серьезнее моего отравления.
— Вовсе нет!
Яков Вилимович глубоко вздохнул. Он уже понял — если они и дальше продолжат доказывать друг другу свое правоту, этот спор не закончится никогда.
— Расскажи об оставшихся стражах, — примирительно попросил Яков Вилимович, — рыцаре и этом… как его там?
— Кровавом Юрбене, — подсказала Зельма.
— Да, о нем самом.
Как жаль, что половину рассказа Яков Вилимович пропустил мимо ушей: был сосредоточен на белеющих вдали вратах Покинутого города. Наверное, рассказ был интересным. Какие-то обрывки истории Яков Вилимович, конечно, запомнил, однако был не уверен в том, что это столь важно. Ну зачем ему эта информация? У каждого стража была своя история, впоследствии нисколько
храброму путнику в бою не помогающая. Все эти остросюжетные хроники об их прошлой жизни были интересны лишь в пределах захватывающего сюжета для книги — не более. И в этом стоило отдать графу Шварцу должное: воображению его позавидовал бы и самый выдающийся памфлетист, но… что-то Якову Вилимовичу подсказывало, что персонажи его книги являются прямыми прототипами реальных людей. Например, Сияющая ведьма.
Хотя, возможно, Яков Вилимович ошибался.
…Ведущая к городу тропа тянулась ввысь. Склон был влажным и скользким от прошедшего днем ливня. В воздухе все еще витал устойчивый запах сырости — не приятный аромат, остающейся после дождя, но металлический и ржавый.
— Кто это там? — сказала Зельма, вглядываясь в возникшей впереди человеческий силуэт. — Видите, Яков Вилимович?
Яков Вилимович прищурился — у старых разрушенных ворот действительно кто-то стоял. За спиною незнакомца живописно простиралась равнина, на которой почивал вечным сном когда-то великолепный город. Останки его плотно громоздились друг на друге — плачевное смешение каменных глыб и деревянных сооружений.
Однако все эти яркие впечатления от мертвого города разом рухнули, когда, приблизившись к белокаменным вратам, Яков Вилимович наконец увидел человека у ворот.
— Виконт?.. — не поверил он своим глазам.
Сначала даже решил, что на фоне отравления у него начались галлюцинации, но ведь и Зельма видела его.
— Добг’о пожаловать в Покинутый гог’од, votre excellence, — произнес виконт, поклонившись. — Вы добг’ались.
— Что вы здесь делаете, monsieur? — спросил Яков Вилимович.
— Дядюшка послал вас? — обратилась к нему и Зельма. — Вы пришли забрать меня?
— Нет, mon chéri, — ответил виконт. — Я всегда быть здесь.
Яков Вилимович и Зельма переглянулись.
— Всегда? — переспросила девочка. — Как это?
— Вы… — начал было Яков Вилимович. Но де Дюруа его перебил.
— Да, Яков Вилимович, — он вынул из ножен окровавленную шпагу и, грациозно взмахнув ею, прошел вперед, — я — Кг’овавый Юг’бен, шестой стг’аж…
