Ценою жизни

Сквозь закрытые веки он видел свет.       Нащупав под пальцами гладкую сатиновую ткань, сжал в кулаке бесчувственной рукой.       Сначала тело представляло собой какую-то расплывшуюся по постели субстанцию. Тяжелую и слабую.       Затем чувства постепенно вернулись.       Голову словно налили свинцом.       Он открыл глаза и поморщился от яркого света, льющегося из окна. Лучи моргали сквозь покачивающиеся кроны деревьев. Прохладный ветерок раздувал шторы, ласкал горячее лицо и трепал волосы, разбросанные по подушке.       Яков Вилимович сделал глубокий вдох — тянущая боль охватила мышцы.       Приподняв голову, он увидел спящую рядом Зельму.       Жив.       Но почему?       Откинув голову обратно на подушку, Яков Вилимович было пустился в бесконечный омут размышлений, но вставшая с софы Анели, которую он сперва даже и не заметил, прервала уплотняющийся поток вопросов, ответы на которые он силился отыскать.       — Яков Вилимович, слава Богу!       — Анели… — прохрипел он.       «Неужели я снова вижу тебя?» — хотел договорить, но слова застряли у него в горле. Яков Вилимович не мог поверить в то, что Пустошь осталась позади. Быть может, это сон?       Анели опустилась рядом с ним на краешек кровати и потрепала Зельму по плечу. Та спросонья только отмахнулась, пробормотав что-то вроде: «Ты что, не видишь, я сплю?»       Анели посмотрела на Якова Вилимовича и пожала плечами — на вас вся надежда, мол! Яков Вилимович улыбнулся и погладил Зельму по голове.       Сработало — она тотчас же проснулась.       — Господи, Яков Вилимович! — воскликнула девочка, подскочив на постели. Взяв его руку, она прижала ее к своей щеке. — Я так беспокоилась!       — Как вы себя чувствуете, Яков Вилимович? — спросила Анели, вооружившись деревянной трубкой. — Ничего не болит?       — Анели, что случилось? — спросил Яков Вилимович. — Почему я?..       — Дядюшка не позволил бы вам умереть, забыли?       — Так ты все знаешь?..       — Да. Маменька нам все рассказала.       — И дядюшка, — добавила Зельма.       — Он был здесь?.. — спросил Яков Вилимович, попытавшись было сесть, но резкая боль в боку пронизала его до самой груди. Он едва сдержал стон.       — Скоро все пройдет, — сказала Анели.       Вместе с Зельмой они помогли ему удобно устроиться — подложили под спину подушки и подоткнули как следует одеяло. Якова Вилимовича, конечно, умилила столь нежная забота, однако ему было крайне неловко перед девочками…       — Так где же ваш дядюшка? — напомнил Яков Вилимович.       — Он наказал, — ответила Зельма, наполнив кубок водою из графина и протянув ему, — чтобы мы как следует позаботились о вас.       — А как же?..       — Он излечил вас своей кровью там, на Пустоши. Затем лишил себя жизни, как виконт и маменька.       — Выходит…       — Да, Яков Вилимович, — подтвердила Анели, — вы победили.       — И не станете заблудшим! — добавила Зельма с довольной улыбкой.       — Но я…       — Это невозможно, — сказала Анели. — Ваш путь еще не окончен, Яков Вилимович. До тех пор, пока вы не догадаетесь, что должны сделать, проклятие не отступит, помните?       — Анели?       — Да?       — Как Петя?..       — Не волнуйтесь, с ним все в порядке. — Анели поднялась. — Пойду позову всех. Им не терпится увидеться с вами.       Отложив свою трубку на комод, она вышла из комнаты.       Залпом осушив кубок, Яков Вилимович протянул Зельме руку.       — Я же обещал тебе вернуться.       — Я знала, — воскликнула она, прыгнув в его объятия, — что вы справитесь! что вместе с дядюшкой обязательно найдете выход!       Еще чуть-чуть и Яков Вилимович бы точно задохнулся. Но оттолкнуть Зельму не смог. Он был так рад видеть. Осознавать, что они победили.       Но какой ценой?       Как хорошо, что Зельма не думала об этом. Она отстранилась и посмотрела на Якова Вилимовича с такой счастливой улыбкой, что, пожалуй, ею можно было бы лечить болезни. По крайней мере, Яков Вилимович почувствовал себя значительно легче. Боль притупилась. За исключением слабости, он почти не чувствовал никакого дискомфорта. Поэтому и решил как можно скорее подняться на ноги — в конце концов, не мог же он приветствовать друзей, лежа в постели!       Зельма помогла ему дойти до таза, стоящего на тумбочке в углу комнаты. Растерев лицо прохладной водой, Яков Вилимович принял у нее полотенце и подошел к большому зеркалу.       Отражение было не его. Это был чужой человек. Яков Вилимович его не знал.       Этот был каким-то серым и осунувшимся. А что это за страшные синяки у него под глазами? Что за ужасные синие губы?       След от молнии на щеке распух. В глазу — лопнул сосуд.       — Боже… — шепнул Яков Вилимович этому человеку.

***

      Петя так привык, что вокруг него постоянно кто-то суетится, что немало удивился, когда проснулся в совершенном одиночестве. Княжна Анели практически не покидала этой комнаты, и завсегда с озабоченным выражением лица осматривала его странные раны. Те, что были вдоль ключицы, под ребрами и на левом боку почти прошли и даже не тянули. А вот низ живота по-прежнему доставлял множество хлопот. Петя засыпал с болью, с той же болью и просыпался. Под колючими нитями кожа воспалялась, гноилась и болела. Из-за всего этого княжна строго-настрого наказала мальчику не делать резких движений. «Ежели тебе, — говорила, — встать понадобиться, скажи, я тебе помогу».       Но сегодня помочь было некому. А Пете уж совсем невтерпеж было лежать — голова пухла от жары. Если бы он пролежал еще хоть минуточку, она бы точно взорвалась!       Осторожно приподнявшись на локтях, мальчик вздохнул. «Батюшка ушел четыре дня назад, — подумал он, — да так и не вернулся… Зачем же он наново бросил меня? Мы ведь токмо нашли друг друга… И к чему была такая уж необходимость уезжать? Быть может, не нужен ему такой хворой и бесполезный сын? Он небось поглядел-поглядел на меня да отвратился от такого жалкого создания…»       Петя задышал чаще. Одна только мысль о том, что отец мог с ним так поступить, резала изнутри больнее противной раны на животе.       Задумавшись о своей возможной участи — весьма незавидной, к слову! — мальчик присел. За долгое время самостоятельно. И тотчас же согнулся от резкой боли.       Пронизывающей.       У Пети перехватило дыхание. Он прижал руку к животу, ни в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.       В голову, словно острие ножа, вонзился спазм. Отдающийся оглушающим звоном в ушах, как если бы он стоял внутри звенящего колокола. Мальчик зажмурился.       Осознание разорвало прочную завесу заблуждения. В одно мгновение он воспрянул от забвения лжи и вновь погрузился в безутешный водоворот настоящего.       Он вспомнил.       Все вспомнил.       Будто это было вчера.       Кое-как восстановив дыхание, Петя отнял руку от живота. На пальцах осталась кровь. Она просочилась сквозь ткань на рубашке.       — Яков Вилимович… — прошептал Петя, согнувшись от нового приступа боли.       Нити разорвались.       Яд попал в кровь.       Петя сполз с постели и, прижимая ладонь к животу, устремился прочь из комнаты. На помощь.

***

      — Значит, Леманн под арестом?       Яков Вилимович окинул собравшихся сомнительным взглядом. Не верилось, что Совет все-таки принял подобное решение. Не может быть, чтобы все складывалось так хорошо.       — Да, — вопреки всем опасениям, сказала Сонюшка. — Уже приходили эти страшные… все обыскивали! Мы с Григорием Степановичем и Петенькой в тайной комнате Леманна спрятались. Княжна нас провела.       — Слава Богу все обошлось, — кивнула Анели.       Яков Вилимович тоже кивнул. Неосознанно.       Сейчас он был не способен мыслить трезво. Все казалось ему сном: и победа над Шварцем, и арест Леманна, и благодатное возвращение.       — Что же ему уготовано отныне? — спросил Яков Вилимович. — Его казнят?       — Собрание через два дня, — ответила Анели, — на нем все и решится.       — Что же вы будете делать в таком случае? — обратился Яков Вилимович к Аделаиде.       — Граф Шварц примет нас у себя, — ответила она.       После всего того, что произошло, слышать подобные условности из ее уст было довольно странно. Впрочем, сейчас все казалось Якову Вилимовичу странным. Мог ли он быть абсолютно уверен в своей победе, ежели она досталась ему подобным образом? Да и возможно ли считать это победой? Петя по-прежнему проклят и от процедуры Леманна так и не оправился, — по словам Анели, нити на животе еще не зажили.       — Мне нужно увидеться с Петей, — сказал Яков Вилимович.       Анели переглянулась с Зельмой, та — глянула на Сонюшку, Сонюшка — на Григория Степановича… Эта негласная игра в гляделки могла бы продлиться вечно, если бы цепочку переглядов не прервала Анели:       — А кто сейчас с Петей?       — Помогите… — донесся из коридора его сдавленный стон.       Дверь спальной отварилась.       Петя стоял на пороге, одной рукой держась за дверную ручку, другой — за живот.       По рубашке, заливая кюлоты, стремительно расползалось кровавое пятно.       — Петя!.. — Анели вовремя успела подхватить мальчика, прежде чем тот рухнул бы на пол.       Опустившись вместе с ним на колени, она подложила руку ему под голову. Петю била крупная дрожь. Он крепко сжал руку, которую прижимал к животу.       У Якова Вилимовича упало сердце. Он опустился на колени рядом с ними.       — Ваше сиятельство… — тяжело дыша, выдавил мальчик. — Вы здесь…       — Конечно же, здесь, мой мальчик, я с тобой…       — Больно… — едва ли не слезно простонал Петя, — так больно…       Впервые в жизни Яков Вилимович почувствовал такую острую беспомощность, с которой не было сил совладать. Он растворился в ней, позволяя охватить каждую клеточку своего организма. Отдался ей без остатка.       Он не понимал, что происходит.       Почему это происходит?       — Я знаю, детка, — сказал Брюс. — Сейчас боль уйдет…       Да. Ему было страшно. Паника завладела им. Он не знал, что делать. Мозг отказывался работать. Он точно застыл. Точно кто-то остановил его парализующим заклинанием. Адреналин заключил его в своей ледяной хватке, стреляя в грудь и голову ослепительными вспышками.       — Поезжайте немедленно к виконту, — тревожно выдала Аделаиды. — Он поможет… Его особняк на том берегу. Однако придется ехать через лес — так быстрее…       — Он даст есу противоядие от нитей Леманна, — добавила Анели.       Яков Вилимович взобрался на лошадь. Лакеи помогли усадить в седле истекающего кровью мальчика.       — У вас осталось мало времени! — сказала Анели.       Яков Вилимович кивнул и, бросив прощальный взгляд на друзей, лица которых отражали одинаковый ужас, тронулся с места.       Одной рукой пришлось придерживать Петю за талию, другой — править лошадью. Петя откинул голову Якову Вилимовичу на грудь и вцепился мокрой от крови рукой в его предплечье.       — Держись, мой мальчик, — сказал Яков Вилимович, подгоняя лошадь, — держись…       Находящийся во власти глубокого потрясения, он не видел перед глазами ничего, кроме бесконечной дороги, тянущейся через лес. Будучи скептиком и даже почти совершенным атеистом, сейчас Яков Вилимович молился Богу о скором разрешении этого страшного кошмара, который их все-таки настиг. Настиг, вопреки всем упованиям, надеждам и стараниям избавить мальчика от скоропостижной смерти. Яков Вилимович не помнил, какие конкретно слова адресовал Богу, но понимал, что они вряд ли успеют до Него дойти.       Казалось, они скачут уже целую вечность. Даже когда впереди показалось широкое поле, устланное утренним туманом, а в конце оного — особняк, Яков Вилимович не мог избавиться от ощущения увязания во времени. Оно словно остановилось.       Трясущийся и подпрыгивающий на ухабистой лесной дороге Петя подал голос:       — Ваше сиятельство…       — Пошла! — кричал Яков Вилимович, подгоняя лошадь шпорами.       — П-пожалуйста… — задыхался мальчик, — остановитесь…       — Нет! Мы доберемся… потерпи! Пошла! пошла!       Петя подался вперед — сжался от очередного приступа.       Выехав на поле, Яков Вилимович, и сам держащийся из последних сил, чтобы не пасть от потери чувств, чуть не выронил Петю. Резко натянув вожжи, он остановился.       Петя тяжело, отрывисто дышал.       — Яков… Вилимович… — пропыхтел он. — Ай… как больно…       — Держись…       Яков Вилимович спрыгнул с лошади и подхватил Петю на руки.       Он опустился на колени, приподняв его голову на локте.       Лицо мальчика вдруг стало таким сухим и белым, словно он уже… Яков Вилимович перевел взгляд на расплывающееся кровавое пятно на его рубашке — кровь сочилась из раны, лишая мальчика сил. Лишая его жизни…       — Петя… — сказал Яков Вилимович, — боль сейчас уйдет… мы должны добраться…       — Я был сломлен, ваше сиятельство… — сказал Петя, едва разжимая губы. — Я потерял все, что у меня было, но вы освободили меня из этой тюрьмы… Вы открыли двери сей темницы и впустили туда свет… Смерть матушки и отца разбила мое сердце, уничтожила меня… но вам удалось покрыть его своей любовью, и теперь я не чувствую себя одиноким… Вы подарили мне семью, Яков Вилимович… Я помню всё… Я знаю, на что вы пошли ради меня… Вы открыли те двери в моей душе, которые, я думал, уже давно закрыты… Больше я ничего не боюсь…       Яков Вилимович погладил Петю по щеке.       — Я не могу потерять тебя, Петя… — сказал он сквозь слезы, — ведь я люблю тебя, мой мальчик! Люблю тебя! Ты — мой мальчик… мой сын…       — И я люблю вас… ваше сиятельство…       Петю сдавил новый спазм. Его дыхание перехватило.       Это был последний вдох.       Последний выход.       Стеклянные глаза мальчика, подернутые предсмертной поволокой, застыли. Устремили взгляд в бесконечную ночь.       — Петя… — пробормотал Яков Вилимович, похлопав его по лицу. — Петя, нет! Нет… нет… нет… Посмотри на меня, ну же, скажи мне хоть слово, мой мальчик… Петя… Петя, пожалуйста!.. Петя…       Яков Вилимович задохнулся от боли, переполняющей его изнутри. Душащей. Уничтожающей. Убивающей.       Слезы брызнули из глаз.       Он прижал безжизненное тело мальчика к груди.       — НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!..       Вырвавшийся из груди крик, который он сдерживал в себе весь этот путь, покрыл собою поле. Отдался звонким эхом в сердце. Но не сделал легче. Нет. Ему было все так же нестерпимо больно.       Птицы, выпорхнувшие из своих укрытий, закружили над ним. Словно хотели забрать душу Пети с собой.       В вечный полет…

***

      Анели покачнулась на месте и схватилась за грудь. В сердце впилась боль. Острый, резкий прокол.       За то время, что Яков Вилимович был на Пустоши, она отвыкла чувствовать его боль. Чужеродную, лишающую воздуха.       Аделаида взяла дочь за руку.       — Анели?..       — Княжна! — воскликнула Сонюшка. — Несите скорее воды!       — Не нужно, — выдавила Анели.       — Что стряслось? — Зельма взяла сестру за плечи. — Что ты почувствовала?..       Суетящиеся вокруг лица действовали на нервы.       — Иоганн, — выкрикнула Анели, — велите подать мою лошадь! Сейчас же!       — Анели, доченька…       Анели вырвала руку. Покачиваясь, подошла к двери.       Оглянувшись на мать, сестру и друзей, сказала:       — Мальчик мёртв…