A Sickness With No Remedy

      Артур его друг. Лучший друг. Единственный, друг в конце концов, за все то небольшое время, что он успел пожить на этом свете. И, конечно же, он ревновал. К Лизе-Элизе-той рыжей стерве, к которой Морган время от времени ездил, и из-за которой свободными вечерами отдыхал от дороги подальше от остальных людей. Джон больше не мог и не хотел злиться и обижаться на него, он хотел вернуть утраченное, но из-за того, что старший держался от него подальше — он все не мог предпринять никакого шага, чтобы наладить общение. Лишь сидел неподалеку и темными вечерами при свете костра, жадными редкими взглядами смотрел в его сторону, подмечая любое его действие. Как он рисовал, дремал, в одиночестве выпивал бутылку пива и затем шел спать. Казалось, что это было единственное дело, которое мог позволить себе Джон по отношению к парню.       С каждым днем его все больше и больше не хватало Марстону, который не мог найти себе места. Ему было скучно, одиноко, он чувствовал, как его тянет к старшему. Он был на измене каждый раз, когда Морган приезжал обратно. Стоял рядом, говорил с кем-то, кидал нечитаемый взгляд на Джона и уходил в палатку. Каждый такой раз Марстон чувствовал, как несказанные слова сидят в горле, но в конечном итоге что-то мешает ему их сказать. Мышцы на пределе перед шагом, который он должен был сделать в его направлении, взгляд на его затылке, уши жадно слушают каждое его слово, сказанное кому бы то ни было. И все это лишь для того, чтобы с его ответным взглядом нахмуриться и уйти.       И с каждым таким днем Артура в его голове становилось все больше и больше, и надо было что-то предпринимать на этот счет, чтобы успокоиться. Никакого одиночества вдали от парня уже не хотелось. К черту вредность и обещание себе же, что он сможет прожить без него. Это было ложью, он нуждался в друге и брате рядом. Только что это была за стена, которая мешала сделать ему один этот несчастный шаг — он не знал. Будто бы боялся отказа, боялся того, что Артур его не поймет. Возможно, посчитает слабаком и сумасшедшим, что тот так резко меняет свое отношению к нему. Ведь Джон ясно дал понять, что они опять, вроде бы на ножах. Он ничего не понимал. Но продолжал хотеть.       Когда Артур, как думал Джон, закончил со своими делами, все решили двинуться в город побольше, ближе к побережью.       И когда Джон узнал, что они двинулись в сторону Лос-Анджелеса, ему стало все равно на его отношения с Артуром. Хотя бы до тех пор, пока он опять не захандрит. Он хотел скорее очутиться в этом городе, увидеть его, облазить его весь, как канализационная крыса, узнать все, что только можно, поднять столько денег, сколько он сможет. И Датч не мог не заметить его энтузиазма. Усмехнулся, хлопнул по плечу и даже сократил путь до места назначения.       Город был наиболее большим из тех, что видел Джон, который обычно старался держаться от настолько больших населенных пунктов. Сотни, тысячи людей, сотни домов, сотни улиц и еще на многие мили впереди фермы и частные дома. Пыль, грязь, гам улиц, банки, магазины, джентльмены в шляпах и с тростями. Его глаза разбегались, и Датч не мог держать его долго рядом с собой. Когда они обосновались в отеле на краю города, поставили лошадей в конюшни, он отпустил его, напоследок крикнув, чтобы тот взял Артура. Тот отмахнулся, думая, что он сможет обойтись без парня. Он же хотел быть самостоятельным одиночкой? Может, войдет во вкус в этом городе, очистит свою голову от мыслей о парне и о том, что он скучает без него.       Джон, стоило ему отойти от семьи ходил по широким улицам и глазел по сторонам, шарахался от повозок, лошадей, от людей, которые шикали на него, принимая за простую уличную беспризорную шпану. Огрызался сам, толкался, если надо, даже клал руку на револьвер, привлекая внимание стражей правопорядка. Но до драк дело не дошло, как и до разговоров с ними. Поэтому Джон гордился собой.       Ему нравилось то, что он видит. Нравилось то, что есть еще куча неисследованных темных мест, много людей, с которым он может завести знакомство. Тут было много возможностей, много зевак и простых рабочих, которые просто жили. Правда, то, что он один раз увидел лицо Моргана, мелькнувшее в толпе — ему не особо понравилось, тот будто бы следил. Но ведь это могло быть простой случайностью? Тот мог идти по своим делам, да и он был на лошади, а следить за мелким Джоном верхом не очень удобно, если тот скользнет в проем между домов. Поэтому, немного понервничав, он немного успокоился, когда юркнул в салун, чтобы осмотреть его изнутри и, посидев там немного и не увидев парня, успокоился окончательно.       До вечера он бродил по городу, слушал, запоминал, чувствовал себя призраком, которого никто не замечает, вспоминал все годы, что он жил на улице, как бродячий пес, так же выуживая информацию, которая сможет его прокормить следующие пару дней. И что-то ностальгическое кольнуло у него внутри.       Когда чья-то тяжелая рука легла ему на плечо, он не на шутку испугался, и даже молниеносно вынул нож из ножен, но быстро угомонился, когда увидел лицо Моргана из-под полей шляпы. — Какого тебе надо от меня? — почти воскликнул он, убирая холодное оружие обратно. — Язык прикуси, — шикнул тот, — тебя Датч ждет, пошли, — кивнул он в сторону Боудикки, которая стояла на улице, и пошел на выход из борделя, в котором нашел Марстона.       Кивнув девушке, с которой он приятно беседовал, Джон пошел на выход. Раз его искал Датч, он не имеет права ослушаться. Да и не хотел, раз на то пошло. Артур уже ждал его снаружи, сидя верхом и, когда Джон вышел на уже темнеющую улицу, протянул парню руку и помог взобраться на круп лошади. Подцепив рубашку Артура двумя пальцами, Джон тяжело вздохнул и вместе с парнем поехал к мужчине. В полной тишине между друг другом.       Датч и остальные ждали его в салуне возле отеля. В странном большом салуне, пропитанным дымом сигарет, сигар, самокруток и другого дыма, который был таким густым, что с одного до другого конца салуна практически нельзя было разглядеть стен и людей. Люди разных рас и в разных костюмах гоготали в компании, сидели за столами, кто-то танцевал под скрипку, гитару и пианино, девушки в стороне кокетливо хихикали и бегали озорным взглядом по посетителям, и это явно были не шлюхи, как понял Джон. А в них он знал толк.       Кое-как пробравшись в след за Артуром в желтой дымке от масляных ламп и курева, Джон наконец-то увидел знакомые лица за столом. Датч, Хозия, Сьюзан и те О’Дрисколлы, которые вечно бегают туда-сюда и творят неприятности. Стащив стул от соседнего столика, не обращая внимания на окрик мужчины, который, возможно, ждал друга, Джон сел с остальными и кивнул Датчу, который сразу улыбнулся в ответ. Артур приземлился рядом на стул, который придвинул к нему Хозия, и оба парня молча начали вникать в то, что пропустили, когда мужчины вновь возобновили диалог между собой, поначалу не особо обращая на них внимания, особенно на Джона, ведь вроде как Датч звал его.       Джон слышал, как они говорили о пригороде, о прибрежной полосе и о коттеджах каких-то мэров, о том, что это отличное место, чтобы начать делать что-то более серьезное, чем совать свои руки по чужим карманам и в кровь расшибать скулы людям. И слушая это, парень, почти скрестив пальцы, надеялся на то, что Датч согласится с Кольмом, и они наконец-то возьмутся за какое-нибудь крупное дело.       Но никто из присутствующих не говорил ничего о каком-то деле, даже Датч, который позвал Джона — так и молчал, словно позвал его по свей прихоти или не хотел, чтобы тот ошивался по городу долго в одиночку. А может, просто передумал о том, что задумал, пока Артур и Джон ехали обратно.       В любом случае, он сейчас вместе с ними и более уже никуда не собирается уйти. Проведет вечер с ними, а на утро продолжит исследовать большой город. — Артур, возьми выпить и себе и Джону, сидите, как неродные.       Артур кинул недовольный взгляд на Марстона, но с места встал, буркнув напоследок что-то наподобие: — Куда ему столько пить. Он еще ребенок.       Джон проигнорировал. Не лучшее время, чтобы продолжать вражду и уж явно не тот момент, когда Артур и так, и так купит ему эту злосчастную выпивку. «Спасибо» заслужит потом. Да и смысл этого слова, если что-то просит Датч. Слово мужчины закон для Моргана, и этим Джон научился пользоваться.       Когда Артур притащил Джону выпить, да еще с таким видом, словно для этого пойла надо было бежать в другой штат, все, вместе с О’Дрисколлами начали постепенно выпивать, забываясь в разговорах и атмосфере странного салуна, где с каждым часом становилось все более шумно и людно. Казалось, все рабочие и приезжие собирались по краям, игнорируя центр города. Разные цвета кожи, разные языки, разные наряды. Джон даже не выдержал и хихикнул Датчу, что там мужчины в юбках, отчего тот сразу рассмеялся и сказал, что это его родня, и если бы не его отец, то он бы тоже был в этой юбке. Джон сразу скривился, косясь на рыжих мужчин, которые гоготали возле бармена, запрокидывая в себя стопку другую виски.       Эти мужики в юбках откуда-то достали свои инструменты, словно прятали их под одеждой, и когда все смолкли, обращая внимание на них, они заиграли свою музыку, оглушая всех присутствующих волынкой, небольшими барабанами и флейтой. И Джону понравилось, несмотря на скепсис к шотландцам, о которых любил говорить его отец, ему нравилось то, что он слышит и то, как они себя ведут, чего Датч не мог не подметить, ткнув его локтем в бок. Было в этом что-то чересчур энергичное, отчего мысок его ботинка сам в такт музыке застучал под столом.       На смену шотландцам пришли другие, кто выпихнул пианиста и сел сам, друзья подхватили на гитаре, зазвучал чужой язык из пьяных уст, и Джон уже не слушал это. Обернулся на стуле к столу со своими друзьями и стал слушать их. Датч разглагольствовал с братом Кольма, Хозия же общался с самим Кольмом, и только Артур тихо сам по себе сидел в сторонке и усталым взглядом осматривал присутствующих. Словно все происходящее было ужасно скучным. И как бы Джону самому ни было скучно, он не мешал ему наслаждаться собственным одиночеством. Сидел на своем стуле рядом с Морганом, пил свое пиво и просто изредка кидал на него внимательные взгляды, где-то на подсознательном уровне думая, о чем думает парень и как наладить с ним отношения. Может, стоило сейчас завести разговор, словно ничего и не было, пока оба расслаблены из-за царящей вокруг атмосферы и алкоголя, может, стоит завтра вместе с ним поехать куда-то. А может, стоит спросить у него, как там поживает та Элиза, словно Джон не дуется и вообще он заинтересован в его личной жизни.       Личная жизнь Артура. Это не особо нравилось Марстону, потому что его жизнь должна быть вокруг той семьи, с которой он проводит большую часть своего времени, с теми, кто спас его и воспитал, и с теми, кого обрел после — с Джоном. Со своим младшим братом, которого, вроде бы, начал ценить не так давно. Вредного, злого, неуклюжего и невоспитанного брата. Ведь Джону, правда, не хватает его рядом. Всего того, что было раньше. Ни мягких измывательств, ни поучений, ни ворчания и с наставлениями, пусть и колкими. Он даже скучал по его подзатыльникам и тому, как он то и дело сдавал его Хозии или Ван дер Линде, если тот лажал. А потом наслаждался издалека, как мелкого отчитывали мужчины.       Он готов был облажаться еще раз, главное не делать первый шаг к примирению, потому что отчего-то он боялся его и при всем своем желании не знал, что сказать.       Уже тоскливо цедя остатки купленного Артуром пива, Джон скользил печальным взглядом по его профилю и думал, что он нашел в той Элизе, и чувствовал, как ревность неприятным горячим комом греется у него на груди. Такое неприятное, даже гадкое чувство, которое ломает тебя изнутри и рушит отношения с дорогими людьми, потому что им это чувство тоже неприятно. Артур не мог разорваться. Раз ему нравится та девушка, то Джон тут уже ничего не может поделать. Как бы ревностно ни было, а отобрать у Артура он это не сможет.       И стало как-то еще более тоскливо на душе. Почему не он? Почему она?       Но грусть не смогла захлестнуть его полностью, потому что послышался звук битого стекла и ругань. Ругань громкая, отборная, крепкая, которая била людей одним звуком. Все моментально вскинули головы, музыка затихла, как и весь салун.       Выстрел, крик, шум убегающей толпы и треск дерева, когда сломался стул о спину, наверное, жертвы. Или обидчика, Джон не смог понять.       Они же сидели на месте, понимая, что, если что, они смогут за себя постоять и вряд ли те, кто затеял драку меж собой, полезут на других. Но они ошибались, так как куча-мала становилась все больше и больше у барной стойки. Сам же бармен ретировался, как только драчунов стало больше, чем трое. Отложил стаканы вниз, чтобы их не разбили и вышел из-за нее, подходя к двери, ведущей в подсобку или на задний двор. Когда раздался первый выстрел, Джон и остальные уловили четко. А за первым сразу послышался и второй. Крики стали громче и среди них можно было уже отчетливо услышать крики боли. Те, кто был невиновен в произошедшем и кому просто не посчастливилось оказаться здесь в это время, кричали с мольбой, когда нож, битое стекло или пуля задевали их и задевали смертельно. Датч быстро одним взмахом руки указал в сторону выхода, чтобы и им не досталось от происходящего здесь. Кольм же с братом не стали уходить. Джон отчетливо увидел, как те достали свои револьверы, скорее всего, решив поучаствовать.       Сам того не понимая, Марстон держался рядом с Артуром, словно тот мог защитить его от того, что происходило за дверью, когда они вышли. Стоял по его левую руку, чуть позади, выглядывая из-за широкого плеча. И тот явно видел это, не насмехаясь над парнем и не отталкивая его от себя. Алкоголя в крови стало как-то значительно меньше, пока Джон стоял снаружи и слушал выстрелы и крики внутри здания. Датч и Хозия курили рядом, изредка кидая заинтересованные взгляды на салун и перекидываясь парой-тройкой слов. Артур так и стоял возле ступенек на крыльцо и просто ждал, прямым взглядом смотря на окна салуна. И один раз он кинул взгляд на парня позади себя, будто бы хотел убедиться, что он все еще позади него и никуда не ушел.       Джон и не думал отходить. Отчего-то после тех мужчин, от которых Морган его спас, в такие моменты, когда его могли убить, ему не особо хотелось уходить далеко от парня. И почему-то после всего произошедшего ему было страшно от увиденного, хотя для остальных вокруг это было будто бы обыденным делом. Артур просто ждал, мужчины же спокойно курили, словно ждали поезд. А за дверями салуна кричали и плакали люди, когда их не оглушали выстрелы из оружия. Пока он слышал эти звуки, сердце само беспокойно билось в груди. Казалось, пока он не держит револьвер в руке, а вокруг происходит такое — это неправильно. — Надо проверить, как там Кольм, — сказал Датч, когда вокруг все стихло и собралась большая толпа зевак вместе с законниками, которые тоже ждали окончания попойки или чего бы там ни происходило.       Ван дер Линде откинул неясно какую по счету сигарету в сторону и пошел к крыльцу. Хозия за ним. И следом Артур. Что оставалось делать Джону после того, как внутрь зашли все?       Запах, который встретил его внутри, чуть ли не сбил парня с ног. Моча, дерьмо, кровь и жженый порох. Его бы стошнило прямо там, если бы не вид произошедшего, который ошарашил его на некоторое время, лишая возможности нормально мыслить. Кто-то стонал, держась за вспоротый живот, кто-то тихо плакал на сломанном столе, прижимая руку к простреленному боку, кто-то хлюпал кровью, прижимая руку к перерезанному горлу. Большинство же были мертвыми, стеклянным взглядом смотря сквозь время и крышу салуна.       Плач и предсмертные моления били по ушам колоколом. Не сказать, что он слышал это впервые, но сейчас в совокупности имело на него другой эффект, словно в первый раз. — Выведи его, — скомандовал Датч, что прозвучало для Джона как сквозь мили тихим криком.       Кто-то обхватил его плечо и толкнул на выход, и Марстон покорно следовал за этим жестом, пока не встретился с теплым ночным воздухом уже без тошнотворного запаха дерьма и крови. — Ты как?       Джон пару раз моргнул, прогоняя туман перед глазами от дыма салуна и красной пелены, словно кровью была застелены его глаза. — Джон! — А? — ответил он и поднял взгляд на Артура, который потряс его за плечи. — Я в порядке, — ответил он на автомате и прочистил горло, поднимая взгляд к звездам. Еще один выстрел раздался в салуне, словно добивали умирающих, и он вздрогнул. — Я столько раз видел поножовщину, и то быстро убегал, но чтоб такое…       Артур рядом тихо и глубоко вздохнул. А затем положил тяжелую руку ему на плечо. — Теперь ты понимаешь, почему мы пытаемся держать тебя подальше от этого? — Я вспоминаю того, кого ты решил заставить помучится перед смертью, когда… ну, когда мы уезжали. Кто хотел… — Я помню, — кивнул Артур и чуть сильнее сжал пальцы вокруг его плеча. — Он не выглядел так, словно вот-вот и начнет молить о пощаде. — Ему не до этого было. Надо было дышать, а не языком чесать. — Ты умеешь делать людям больно, верно? — как-то испуганно хихикнул Джон и обхватил себя руками, чувствуя дыхание смерти у себя на затылке, словно она вот-вот выйдет из салуна, озираясь по сторонам в поиске очередной жертвы. — К чему ты это? — Просто… — выдохнул он и опустил взгляд в землю, рассматривая на дороге следы от копыт и мелкие камушки.       Ладонь Артура приятно пригревала плечо, и это было, кажется, единственным, что отвлекало его от более глубоких мыслей. Вроде мертвого отца, который умер у него на глазах, испустив последний вздох на койке в каком-то захудалом отеле от непонятной болезни. Его слепой взгляд, который уже ничего не видел, стал уже более холодным и безжизненным. Словно взгляд мертвеца мог стать еще более мертвым. Вспоминал друзей, чьи тела находил следующим утром в канаве. Изувеченные, искривленные, синие и опухшие от переломов и побоев. В рваной одежде, чаще обнаженными, и все тот же пустой взгляд засохших от ночи глаз, с припухшими от уже отъеденной части плоти веками.       И как-то резко стало страшно от того, что он будет таким же. Без мечты, без эмоций. Только изуродованное тело, боль в последние секунды, и затем пустой взгляд. Один, в канаве, под мостом, никому ненужный и никем не оплаканный. — Иди сюда, — шепнул Артур, будто бы видел состояние парня и знал его мысли, и одним широким движением, прижал его к себе.       Испугавшись внезапного действия, Джон широко распахнул глаза и хотел было вырваться их крепкой хватки, но быстро расслабился, когда тепло с плеча окутало все его тело от крепких объятий. Объятий, которые последний раз он получал, когда был еще ребенком. И сразу стало как-то все равно на все. На смерть, на то, что запах этой самой смерти все еще стоит у него в носу, что сердце толпой бешеных лошадей бьется в груди и что обнять его решил никто иной, как Артур Морган, на которого он все еще обижен. Вжался едва сопливым от эмоций носом в его плечо и сжал в кулак рубашку на его спине.       Это было приятно, тепло, безопасно, словно никто в этом мире больше не сможет ему навредить. Крепкие руки, почти горячее тепло чужого тела, уют, который оно дарит, чувство спокойствия, дома. И едва заметное чужое дыхание возле его уха, которое щекотало висок и ерошило короткие волосы. Щекочущее, но такое же приятное.       Джон чувствовал запах дешевых сигарет из салуна, пота и алкоголя от рубашки Артура. Немного запах сбруи, запах лошади. Неприятный, даже резкий аромат, который был уже не особо неприятным со всем теплом, что дарил ему парень. Таким забытым спустя столько лет. — Смерть — это дерьмо и кровь, Джон, — шепнул он куда-то в висок парня. — Держись от нее подальше, будь хоть немного лучше нас. — Я в порядке, — резко ответил Джон, несмотря на то, как хорошо и спокойно он себя чувствовал в этих объятиях.       Отшатнулся от парня, одернул рукава рубашки, кинул на Артура злобный взгляд и ощерился, чувствуя, как тепло от его тела заменяется прохладой от ветерка. — Я в порядке, сказал же, — рявкнул он напоследок и пошел обратно в салун.       Законники осматривали тела, делали пометки в блокнотах, вели густыми усами, когда понимали, что дел у них будет много и недовольно цокали языкам, когда пачкались в чужой крови. Бармен объяснял старшему, что произошло у него на глазах, жестикулировал, иногда кричал и тыкал пальцем в чей-то труп, чего Джон не мог разглядеть из-за поваленных столов и стульев. Запах все еще стоял невыносимый, смотреть на темные лужи крови и мертвые тела — тоже было неприятно, но теперь он держался лучше. — Датч? — обратился он к ментору, и тот улыбнулся ему. — Не стоит тут находиться, Джон. — Да все нормально, я не маленький уже. Видел и похуже, — соврал он и насупился. — Где Кольм? — Скрылся. Хитрый лис. — Не стоит с ними дел иметь, Датч, — встрял Хозия и почесал затылок, чуть сдвинув шляпу на глаза. — Сам крови не любишь, но водишься с преступниками. — Каждый грешит по-своему, Хозия. И мы пока такое на себя не берем, верно? — Когда как, — сказал он скорее себе, но все же вырвал у Ван дер Линде недовольный взгляд. — Мы убиваем тогда, когда надо убивать. Мы убиваем тех, кого надо убивать. — Как скажешь, Датч. — Вы что тут забыли? — обратился к ним один из законников. — Друзей искали. Благо они успели выбраться, но решили проверить, — сразу сказал брюнет. — Проваливайте отсюда, если не хотите за решетку. — Да, сэр, — кивнул Датч и махнул в сторону выхода. Дверь как раз открылась, и на пороге появился Артур. — Артур, мальчик мой, мы уходим.       Выстрел, и глаза Артура расширяются от боли, а из бока тонкой струйкой начала течь кровь, смачивая светлую рубашку.       Улыбка на лице выстрелившего быстро погасла, когда Датч сделал ответный выстрел, убив и так умирающего. Законники завопили, вынули свои револьверы из кобуры и замахали руками, прогоняя тех, кто нарушает их покой. Лишь потом увидели Артура и притихли.       Джон же смотрел, как парень прижимает ладонь к боку и слабо улыбается ни то ему, ни то Датчу, который помчался к сыну. — Как глубоко? Задел что-нибудь? — начал спрашиваться он, выводя Артура на улицу. — Я не док, я не знаю. Но не на вылет, — кряхтел он, облокачиваясь о мужчину.       Джон шел следом, чувствуя, как сердце неприятно бьется у него в глотке. Мыслей нет, только страх того, что это что-то серьезное. Крови столько и льется она так обильно, что тут явно не просто царапина. — Стой! — крикнул Датч повозке, которая проезжала мимо. — Подвези до врача, тут раненный.       Кучер быстро согласился, кивнув назад, и Датч с Хозией помогли Артуру забраться на нее. — Долго стоять будешь? — рявкнул Ван дер Линде, и Джон будто бы вышел из оцепенения и запрыгнул следом.       Артур лег на дно повозки и уставился на свою окровавленную руку, словно видел ее впервые. — Хах, кровь выглядит иначе, когда она твоя, — усмехнулся он с горькой улыбкой.       Джон тяжело сглотнул ком в горле, глядя на то, как сверкает кровь на ладони Моргана в тусклом свете уличных фонарей. — Держи на ране, идиот, — шикнул Хозия. — И не отрубайся.       Веки Артура то открывались, то закрывались, и каждый раз Джон задерживал дыхание, скользя по его уставшему лицу беспокойным, испуганным взглядом. Объятия и тепло его тела то и дело так не вовремя всплывали в его сознании, и он каждый раз откидывал эти мысли в сторону, потому что следом шли мысли, что эти объятия были последними. — Я ж не подохну вот так глупо? — спросил он утомленным голосом. — Ты не умрешь, — грубо ответил ему Датч и отцепил его ладонь от раны, чтобы посмотреть насколько все плохо. То, что отразилось на его лице, не понравилось никому из тех, кто это увидел. Особенно Джону, чье сердце ухнуло, казалось, куда-то в бездну. Артур просто не может умереть. Глупо или не глупо. Он не уйдет, пока Джон его не отпустит.       Хотелось взять его за руку, поделиться теплом, потому что он казался холодным и безжизненным, но вместо этого Джон сжал пальцы в кулаки. Датч рявкнул, чтобы кучер пошевеливался, Артур еще раз слабо улыбнулся и окончательно отрубился. И никакие шлепки по щекам не могли вернуть его в сознание. Джон уже готов был простить все, что делал и не делал тот, лишь бы он вновь улыбался и подкалывал его. Словно он только в этот момент, теряя его, понял, насколько он ему важен.       Больница этого района была не совсем далеко от места происшествия. Датч с Хозией аккуратно притащили его к дверям и чуть не выломали их, чтобы скорее открыли. Сестра и сам док сонными глазами встретили их, но быстро проснулись, когда увидели в каком состоянии новоприбывший. Пропустили внутрь, провели в нужную комнату и зажгли везде лампы, чтобы лучше видеть его рану. Сестра куда-то убежала, по пути вытолкнув лишних людей из помещения. Прибежала с еще парой человек, наказала, чтобы новоприбывшие не беспокоили их и скрылась за дверями, широко зевая, пока закрывала за собой дверь. — Что ж это делается-то, а? — шепнул себе под нос брюнет и посмотрел на свои окровавленные ладони. Хозия положил ему ладонь на плечо и подбадривающе улыбнулся. — Плевать на деньги, надеюсь, все будет хорошо. — Конечно, будет, — усмехнулся Мэттьюз. — Такого кабана, как наш Артур, одной пулей не завалишь. — Надеюсь, — слабо улыбнулся Датч.       «Надеюсь», — подумал Джон и ударился затылком о стену позади себя.       Насколько плохо он знал парня за стеной и насколько дорог он все же ему был, словно умирала часть него со всем этим страхом, что он испытывает? Артур Морган, для которого он всегда был нудящей над ухом мухой, идиотом, бестолочью и босяком. Тот, кто чаще давал ему подзатыльники и пинки, вместо крепкого хлопка по плечу и улыбки. Джон ненавидел то, насколько он стал ему дорогим человеком и в то же время радовался тому, что хоть кто-то ценный появился в его жизни. И бесился с того, что это этот парень.       Хотелось еще раз обнять его, почувствовать тепло, крепкие руки, защиту и спокойствие, которого сейчас так не хватало.       И Джон обнял руками себя, видя перед глазами только лицо улыбающегося Артура.       Он заснул на плече Хозии, когда ожидание слишком уж затянулось, а время давно перевалило за полночь. Датч спал по другую сторону, и только сам Мэттьюз бодрствовал, глядя в стену впереди себя и терпя два сонных тела по обе свои стороны.       Разбудил их хлопок двери, когда из помещения, где был Артур, вышел док. Датч вскочил с места, сна ни в одном глазу, Джону пробуждение далось немного тяжелее. Глаза отказывались открываться. — Будет жить ваш друг, но у меня заканчиваются наркотики, было бы здорово, если бы вы купили нужные вещи, — сказал он сразу же, как вышел и встретился с ожидающими. — Сейчас вряд ли купите, но с утра, пожалуйста, если хотите, чтобы он не мучился от боли, когда проснется. — Конечно, да, — прохрипел Датч. — Пошли, — кивнул док в сторону выхода, — дам вам список и рассчитаемся за проведенную операцию. Кто-нибудь, посидите с ним, пока я не приду, — кинул он Хозии и Джону.       Он говорил что-то еще Датчу, когда они пошли дальше, но Джон уже не слышал его слов. Сказал Хозии, что он посидит с ним, получил мягкую улыбку и вошел внутрь, где заканчивала убираться сестра и остальные люди. Он не обращал на них внимания, прошел глубже, сел на стул возле стены неподалеку от кушетки и глубоко вздохнул, чувствуя запах спирта, крови и опиума. Вещи парня лежали неподалеку от койки, на которой он лежал, револьвер так и находился в кобуре, несколько патрон выпали из патронташа и валялись на полу. Шляпа покоилась сверху сложенной одежды. — Следи за его дыханием, я скоро вернусь, — сказала сестра и, держа окровавленные тряпки, вышла из помещения. Как и двое других мужчин, которые не удостоили парня и взглядом.       Джон кивнул пустоте перед собой, когда дверь закрылась, и прошел ближе к Моргану, который все так и находился в бессознательном состоянии. Кожа бледноватого оттенка, приоткрытые губы слегка посинели, руки лежали поверх покрывала, и заметив это, Джон пальцем коснулся его ладони, чувствуя, что она была немного холодной для жары и духоты помещения, где он лежал. Провел пальцем до его пальцев и сам тяжело вздохнул, думая, как абсурден этот день, когда радость от утра сменилась печалью и тревогой вечера.       Все было как в дымке ото сна. Все произошедшее казалось выдумкой и его больной галлюцинацией. Резко, быстро, ирреально. Вот они пьют, вот его, казалось, впервые в жизни обнимают, и это было настолько приятным, что он до сих пор не понимает, что к этому чувствовать, затем этого человека, что подарил ему несколько секунд спокойствия и защиты, везут к доку, потому что он истекал кровью.       Стоя рядом с ним и смотря на его болезненное выражение лица, Джон не знал, что было бы, если бы Артур умер. Как бы ни были они далеки, как бы часто они ни ссорились и ни дрались, этот человек в его жизни занимал значимое место. Как до этого дошло — он не думал. Самокопание, да и такое глубокое — это не то, что он любил и умел делать.       Но чувство того, что он уже привязан к нему с немой благодарностью за все, что было и со странным чувством уважения — он игнорировать не мог, и этих два паршивых чувства толкали его глубже в его таких нелюбимых размышлениях.       Уже сколько времени Морган находится в его мыслях, заполоняя их целиком? Сколько времени Джон пытается избавиться от этого, сколько времени он пытается прекратить кидать на него вороватые взгляды через костер лагеря? Перестать думать о нем, когда тот в очередной раз оставляет лагерь и уезжает по своим делам. Какая-то чертова зависимость от того, кого он сторонится, глупо ревнует и избегает, боясь сделать первый шаг.       Потерянно потерев лоб, Джон тяжело сглотнул и обвел лицо Артура растерянным взглядом, скользя с его лба, бровей, по глазам, носу, подмечая, что даже в полумертвом состоянии он может дать ему фору в привлекательности. Сукин сын в любом виде выглядит лучше, чем он. Это бесило, как и бесило то, что Джон вообще это подмечает, особенно сейчас, из-за своего растерянного и разбитого состояния, когда ум стал настолько рассеянным. Хотелось отвести взгляд, рассмотреть помещение, прочитать на склянках возле койки названия, посмотреть на то, как грубо док зашил пулевое, какая вокруг отверстия и швов припухшая и воспаленная кожа, но он не мог свести с него печального взгляда, сосредотачиваясь им и мыслями, на его лице.       Было в этом что-то завораживающее при тусклом свете масляной лампы на столе возле койки, что-то успокаивающее и родное. Поджав губы, Джон пытался унять трепет внутри и отчаянно игнорировал, как словно нагревается его кожа в тех местах, где недавно касался его Артур. Так приятно и непривычно, словно он был чем-то болен. Особенно с головой, так как именно сейчас, после всего произошедшего, мысли были чересчур чужими в его голове. Мягкие, заботливые, блуждающие.       Хотелось вздохнуть, глубоко и протяжно, охладить себя изнутри и скинуть с плеч неясно откуда появившуюся приятную тяжесть. Продуть голову от всех тяжелых мыслей и привести себя в норму. Что он и сделал, убирая от парня руку. Приятный вздох, приятное облегчение после, и улыбка на его губах от того, что Артур все-таки жив и скоро поправится. И опять начнет кошмарить Джона. Подколы, издевательства, смешки, то, чего ему так не хватало. Опять его улыбка, смех, горящий взгляд зелено-голубых глаз, отдающих изумрудом на солнце. И при воспоминании этого опять так приятно потеплело внутри. — Что ж ты будешь делать… — шепнул Джон и в очередной раз вздохнул, отходя дальше от парня. Он дышал — это главное, необязательно стоять так близко, чтобы видеть это. — Джон! — раздалось из-за двери, и парень быстро вышел из душного помещения.       Датч и Хозия стояли у двери и ждали его. Док, стоило Джону выйти, сам зашел внутрь. — Как он? — спросил Хозия. — Спит. Все хорошо, — едва ли не шепнул Джон, радуясь, что он наконец-то вышел оттуда и больше не видел красивую бледноту его лица. — Пошли, нам и ему нужно отдохнуть, — Хозия приобнял Джона за плечи и подтолкнул в сторону выхода. — Завтра с утра навестим его, он как раз в себя придет. — Ты как? — спросил его Датч, и Джон слабо улыбнулся. — Хорошо. — Странный вечер…       «Не то слово», — подумал Марстон и вышел на улицу вслед за мужчинами.       Втроем они медленно пробирались к отелю, где остановились, чтобы рассказать обо всем женщинам, которые ждали их, и отдохнуть от этого сумбурного вечера. Датч с Хозией обсуждали какие-то свои дела и планы на ближайшее будущее, Джон же молча шел рядом и отпинывал с пути мелкие камушки, что попадались ему на пути.       Завтра надо будет поговорить с парнем, что ли. Сделать вид, что ничего не было, что Джон волнуется за него, что Артур что-то значит для него и больше не страдать херней, что любит делать Джон. Они семья и должны держаться друг друга без глупых обид и тупой ревности.       Надеясь найти забвение в долгожданном сне, Джон не мог заснуть до утра, ворочаясь от странного тяжелого ощущения на душе, то и дело пьяным сознанием возвращаясь к Артуру, его улыбке и смеху, от которого приятная слабость окутывала его тело.