A Sickness With No Remedy

      Джон не мог заснуть до самого утра. И когда раздался настойчивый стук, стоило ему наконец-то спокойно задремать, он готов был взвыть и разбить лампу, стоящую рядом на тумбе, об дверь, в которую стучали. — Джон, ты встал? — раздался громкий голос Датча, немного приглушенной бедной дверью, в которую все еще время от времени стучали, — вставай, мы к Артуру собираемся. Думаю, он будет рад тебя видеть. Поднимайся. — Я днем к нему заеду, — прохрипел несчастным голосом парень и плотно закрыл глаза, очень надеясь, что Датч от него отстанет и даст поспать хоть немного днем.       В ответ раздалась тишина, затем тихие шаги, говорящие, что мужчина ушел, возможно, устроенный ответом подопечного. Джон облегченно вздохнул и, удобнее утроившись под тяжелым и жестким одеялом, горько застонал. Всю ночь он блуждал между сном и явью, будучи не в состоянии ни заснуть, ни заставить себя встать, чтобы прогуляться и расслабится. Каждый раз, стоило ему закрыть глаза и одной ногой шагнуть в мир дремоты, его преследовал один и тот же образ, одни и те же мысли, и один и тот же голос. Артур Морган. В разных состояниях, в разном настроении, с улыбкой, смехом и этими любящими глазами, когда кто-то ему действительно дорог. Как наваждение какое-то. Но вместо того, чтобы разозлиться на парня, чей образ не давал ему заснуть и мешал сосредоточится на чем-то другом, Джон с тоской мешал то, что видел в дреме, с тем, что видел вчера вечером. И встать с кровати, чтобы навестить Артура хотелось все больше, словно часть его тянуло туда.       Только вот смысл? Он не умрет, его подлатали, тот обязательно поправится и сам увидит парня. Было как-то неуютно ехать к нему со всеми, он же не дамочка какая, чтобы нестись по первому зову. Он будет в порядке — это главное.       Не найдя больше покоя и сна, Джон стал медленно одеваться. Пройдется, поест, найдет себе дело, а потом, может быть, все же навестит Моргана.       Соседние комнаты были пустыми, что значило, что все ушли вместе. Вся семья пошла проверять раненного сына и только Джон, которому Артур был наиболее ценен, решил никуда не ходить, потому что он все еще не знал, как себя вести и что говорить, если придется. Странное поганое чувство, ставящие какие-то барьеры внутри него. И ломать их не особо хотелось.       Вместо посещения раненого он зашел в салун, заказал себе тыквенного супа и стал медленно, без какого-либо желания завтракать, обдумывая планы на этот день. Стоит ли Датча дождаться, стоит ли пойти гулять самостоятельно или вообще пойти отсыпаться, очень надеясь, молясь, чтобы сон нашел его без тупого наваждения в виде Моргана. Артур был в порядке, он крепкий парень, он со всем справится, но Джон вел себя так, словно он был при смерти и вот-вот двинет кони. Как он будет жить без него, как смирится с тем, что он больше не сможет помириться с ним, почувствовать грубую тяжелую ладонь в волосах и на затылке.       Откинув ложку в тарелку, Джон вышел из-за стола. Еда в горло не лезла. Возможно, стоит все же зайти к нему, чтобы перестать думать о разного рода ерунде, вроде этой.       С чего он вообще так резко начал печься о нем — Джон не понимал, и это уже раздражало. Одна пуля, немного крови, а он превращается в тряпку. Неужто он ему настолько дорог?       Сжав пальцы в кулаки, Джон вышел из салуна и тяжело вздохнул, скидывая с плеч тяжелую плиту негодования и волнения, понимая, что это как-то неправильно. Начать волноваться о человеке в те моменты, когда мог потерять. Уж если ценишь, то с начала и до конца, а не как он. А он с начала боялся и ненавидел парня. Как-то иронично.       Ехать к нему?       Или нет?       «Он бы поехал сразу же», — подумал Джон и едва ли не застонал от незнания, что в его положении правильно, а что нет. Проследил взглядом за повозкой, проводил летящую птицу над домами и, сощурившись от яркого солнца, все же решился поехать к Артуру. Это едкое изъедающее чувство внутри него, что он поступает некрасиво — уже надоедало, ведь он ненавидел чувствовать себя неправым.       Забрав лошадь из конюшни, Джон не спеша поехал к Артуру, весь путь до дока думая над правильностью своего поступка.       Правда, когда он увидел курящего Хозию у входа, все мысли быстро вылетели из головы, и бежать уже в общем-то было некуда, потому что его заметили и довольно улыбнулись. Хотелось чертыхнуться от своей беспомощности в обычном выборе. Но Джон вместо этого мысленно назвал себя дураком и спешился с лошади, уже после медленно ведя ее за собой за повод, так уже в ответ улыбнувшись Мэттьюзу. Мужчина откинул докуренную сигарету в сторону, хлопнул Джона по плечу и уже после начал говорить, в то время, как Джон где-то глубоко внутри себя надеялся, что его следующие слова не будут касаться Артура. — Выспался? — спросил он с улыбкой. И Джон облегченно кивнул. — Артур ждет тебя, — добавил он, и Джон едва сдержался, чтобы не уйти в тот же момент, чувствуя себя полным придурком из-за этой ситуации. Чертова забота, которую он показывает тем, что приехал. Чертов Артур, который хочет увидеть Джона.       Джон никого не трогает, ни о ком не печется, люди делают то же самое по отношению к нему? Значит, Джон в комфортной для себя зоне. Не дай Бог придется спросить, как он, как себя чувствует и пожелать выздоровления. Отчего-то одни мысли об этих словах вызывали у него зуд под кожей и нестерпимое желание убраться подальше от этого места.       Чертова неловкость от того, что ему кто-то дорог и он даже не знает, как это показать и как себя вести, чтобы не выглядеть идиотом, что кто-то узнает, что он волнуется о подонке. Они же с Артуром вроде как на ножах из-за Элизы?       Привязав лошадь, Джон сказал Хозии, что он как бы внутрь пойдет, на что мужчина кивнул и пошел следом. Лучше бы он и Датч, если он еще там, ушли и оставили его одного. Джон зайдет тогда, быть может, осмотрит парня, убедится, что все хорошо, скажет что-то наподобие: «ну ты это, поправляйся» и уйдет. И все будут довольны.       Кое-как по памяти добравшись до того места, где они вчера оставили Артура, Джон вошел внутрь и быстро кинул загнанный взгляд на парня на койке. Датч сидел рядом, добродушно улыбался, глядя на одного из своих подопечных, а затем, когда увидел еще и второго, заулыбался шире. — Джон, рад что ты с нами все-таки. — А… — замялся Джон, — да, конечно. — и почесал затылок, неловко переминаясь с ноги на ногу на месте и отчаянно избегая взгляда Артура, который повернулся к новому гостю.       И так и стоял рядом, пока мужчины разговаривали с Артуром, будто бы Джон и не приходил вообще. Парень осматривал комнату, инструменты, кружку рядом, нетронутую уже остывшую еду и краем глаза следил за каждым движением старшего, который лежал на кушетке и теребил край простыни на себе, отчего-то избегая взгляда Датча, когда он задал вопрос. Темы Джон не слышал, зато теперь был заинтересован в происходящем. — Ты бы лучше лекарства купил, — напомнил ему внезапно Артур, проигнорировав вопрос. — Сдохну тут от боли. — Не сдохнешь, — сразу нахмурился Датч. — Никто тебе не позволит так быстро умереть. — Однако, какая быстрая смерть — умирать от боли.       Датч нахмурился еще сильнее и встал с койки. Кивнул Хозии, хлопнул Артура по плечу и, кинув быстрый взгляд на Джона, вышел из комнаты, оставляя парней наедине.       Чувство, что Джон не должен был здесь находиться — становилось лишь сильнее с каждой секундой в звенящей между ними тишиной. Артур прочистил горло, удобнее устроился на своем ложе и легко вздохнул. Джон же так и продолжал стоять на месте, изредка кидая на него один-другой взгляд, словно пытался понять, что у того на уме. — Ну э-э-э, — начал прежде, чем обдумал, что вообще хочется сказать. И следом прочистил горло, словно он заболел и не мог больше говорить. — Красноречиво, — прыснул со смеху Артур, но быстро взял себя в руки.       Джон нахмурился. Ему тут не место. Артур цел, его выдуманный брат может идти. — Присядь, что ли, не стой столбом, — следом сказал Артур и рукой подвинул в сторону Джона табуретку, что стояла рядом, этим действием вынуждая парня двигаться, выходя из оцепенения и забывая о желании уйти отсюда.       Когда Артур провел ладонями по простыне на своей груди, Джон вспомнил, что эти самые ладони вчера обнимали его, лежа на спине, и резко как-то перехотелось куда-то уходить. Неловкость от происходящего сменилась странной тяжестью на груди, а мысли, как летящие на свет мотыльки, начали заполнять его голову, пока он вспоминал, как защищенно себя чувствовал впервые в своей жизни в этих руках. И как потом человек, что подарил ему это чувство, мог исчезнуть из его жизни.       В очередной раз почесав шею, Джон начал необдуманно говорить, словно из его рта наконец-то вынули кляп. — Как себя чувствуешь? — прохрипел он внезапно севшим голосом и в какой раз глупо прочистил горло. — Дерьмово, — пожал плечами Артур и небрежно фыркнул. — С дырой в бочине вряд ли будешь чувствовать себя хорошо, Джон. — О, заткнись, — закатил он глаза. — Хочешь, чтобы я тебя пожалел? — уже усмехнулся он, встретив наглый взгляд Артура, что смотрел на него с легкой улыбкой на губах. — А зачем ты тогда пришел ко мне, неблагодарный сученыш? — усмехнулся он.       Скрыть собственную улыбку Джон уже не смог. Все было… обычно. Его тон, взгляд, манера общения, словно Артур не был зол на Джона за его поведение. Не было ощущения, что что-то пошло не так. Этого противного промежутка времени, когда они почти не общались. Джон даже почти убедил себя, что все снова в порядке.       Неужели Артур и не был на него обижен за все поведение и просто ждал, пока того отпустит или он повзрослеет? От того, как Артур беззаботно вновь общается с ним, даже стало стыдно за все, что было. Эта ревность, обида — как же по-детски наивно.       Но что еще мог делать Джон, когда Артур медленными шажками отдалялся от него, будучи как раз тем, кто медленно отпихивает его от себя?       Когда Артур пошутил над тем, как выглядел Джон, когда его подстрелили, Марстон понял, как он скучал по тому, что было. Глупые шутки, подколы, его наглая ухмылка и кулак, который толкнул парня в плечо, стоило ему нахмуриться на шутку и уже начать обдумывать ответ.       И они говорили, как успокоились с шуткой над тем, как испугался Джон и как дерьмово выглядит Артур. Говорили обо всем. Смеялись, хмурились, улыбались. Вспоминали, придумывали и планировали. Джон выбегал за едой для Артура, так как ему дали что-то несъедобное. Забегал за едой себе, купил пива. Ждал, пока немного поспит Артур после принесенных Датчем лекарств. После небольшого отдыха приходили женщины. Охали, ахали, говорили замолчать, когда парни начинали смеяться над их реакцией.       Джон замечал, как с каждой пробежкой к ближайшему салуну темнеет на улице. Как зажигают свет, становится все безлюднее. Как утихает Артур, все чаще прикрывая глаза. Молчит, слушая, и смотрит куда-то перед собой, словно был совершенно не в этой комнате. Зевал, прикрывая рукой рот, еле заметно ухмылялся на что-то тупое от Марстона, щурился, засыпал.       Джон понимал, что парень устал, что пора бы уже идти обратно, оставить его одного, напоследок пожелав спокойной ночи. Но уходить не хотелось.       Тоска по общению с этим человеком была сильнее, чем небольшое уважение к его самочувствию. Даже когда Артур заснул. Не выдерживая слабости ото дня и от усталости собственной беспомощности, Джон хотел его окликнуть. Потрясти, вырвать еще пару минут разговора, чувствуя, как в неловкости поджимаются губы и ухает в груди сердце. Глупые порывы, глупые мысли и желание, которое все ярче разгоралось внутри него.       После такого перерыва в их необщительном поведении, этот день был сошедшей лавиной для Джона.       Он улыбался больше, чем должен был.       Смеялся и был счастливым в те моменты больше, чем должен был.       Смотрел на Артура дольше, чем должен был.       И понимал, что моментов, когда он желал продлить с ним разговор, было больше, чем когда-либо. Что приносило неприятный дискомфорт, застывший на губах с фразой: «мне пора идти».       Правда сейчас Артур, казалось, окончательно заснул, чтобы продолжать разговор и надеяться на то, что он еще будет бодрствовать сегодня. Но вместо того, чтобы уходить, Джон продолжал сидеть на табуретке рядом с ним, цедить остатки пива и бездумно пялиться перед собой, слушая убаюкивающее сопение друга. Было хорошо, приятно на душе, что все в этом дне обернулось именно так. Артур сделал вид, что ничего не было, простил дурака и начал вновь по-старому общаться с ним. И Джон был безмерно благодарен, потому что сам не представлял, что может так скучать по одному человеку в своей жизни. И то насколько он был ему на самом деле дорог, Джону не нравилось, ведь он не зависим от кого-либо. И теперь все казалось иначе.       С этой тоской, беспокойством, что все вернется, как было, что Артур не пойдет на поправку. Что он лишится этого человека.       «Каков дурак», — подумал про себя Джон и устало провел ладонью по лицу. На улице уже давно стемнело, на его карманных часах стрелка показывала десять часов вечера, и пора бы было уже двигаться обратно, навестить Датча и Хозию, но при всей правильности, что надо уйти, он не хотел этого делать. Пусть Артур спал, разговор был давно окончен, но комфорт, который остался после этого дня, все еще витал в комнате, чтобы так просто отсюда уходить. Грел слабую улыбку на губах Джона, подогревал его взгляд, который тот то и дело кидал в сторону старшего, убаюкивал и заставлял вслушиваться в приятную тишину и еле заметное, тихое дыхание Моргана рядом.       Шорох заставил Джона выйти из задумчивого состояния, в которое он попал, и обернуться к Артуру, который перевернулся на бок, щерясь от боли. — Ты че еще тут делаешь? — спросил он, шипя от боли и вновь переворачиваясь на бок. Джон сам заерзал на стуле, смотря на лицо парня рядом, представляя, насколько может быть больно от саднящей раны, которую потревожили. — Сижу, — ответил Джон. Артур бегло закатил глаза от ответа и тяжело вздохнул, наверное, от того, что боль отступила. — Вали лучше. Посиди с остальными, выспись, я на сегодня кончился с разговорами, — выдохнул он и в конце сухо усмехнулся. — И на обратном пути позови дока, пусть принесет жаропонижающего.       Джон поднялся с табуретки, которую ему придвинул Артур и встал рядом с койкой, смотря на друга сверху-вниз. На его уставшее лицо, еле заметную гримасу боли, поджатые губы и растрепанные на подушке волосы. — Завтра приходить? — не выдержал и все же спросил Джон, после чего тяжело сглотнул, чувствуя, как его собственное стеснение становится все заметнее для него самого. Хотелось бы держать свой язык за зубами и прекратить говорить непонятную и смущающую себя же ерунду. Но, казалось, он был неподвластен парню, как и мозг, который отказывался слушаться и думать так, как хотел того Марстон.       Артур мягко улыбнулся и поднял взгляд к парню. — Был бы ты всегда таким. Послушным, спокойным и сговорчивым, — улыбнулся он и закрыл глаза.       И Джону впервые захотелось быть таким, каким хотел бы его видеть Артур. И стараться захотелось изо всех сил, что до глубины души удивило его самого. — Окей, Артур, — все, что смог ответить парень, чувствуя, как в комнате становится все жарче и жарче. От мыслей и желаний, которые окатили его волной несколько секунд назад, хотелось сбежать.       Артур опять усмехнулся, и Джону отчего-то резко захотелось уйти. Он вел себя как идиот, и прекрасно это чувствовал. Видимо, Артур тоже это видел, вот и не убирал глупой ухмылки со своих губ. — Ладно, я пошел. Ты это… выздоравливай.       Мысленно ударил себя по лбу за нелепицу и вышел за дверь, все ярче чувствуя, как нагревается изнутри его тело.       Кинул сестре, что бежала из другого конца здания куда-то, чтобы она дала одному из пациентов что-нибудь от лихорадки, и еще быстрее пошел на прохладную вечернюю улицу, чтобы немного остыть.       И выйдя под ночное небо, он сразу ощутил контраст по сравнению с тем, что было в здании и с тем, что было на улице. Особенно с прохладным ветерком с океана, который принес запах соли, песка и сухой травы. Хотелось по-глупому улыбаться от этого дня, от того, что сегодня было, как он наладил общение с другом, а с другой стороны что-то некомфортное притупляло это счастье, словно все же пошло что-то не так. Парень не понимал этого счастья, желания измениться и находиться рядом с парнем чуть больше обычного. И, наверное, просто запрещал себе наслаждаться этим.       Хлопнув свою кобылу по шее, он запрыгнул в седло и медленной рысцой поехал к отелю, всю дорогу до него наслаждаясь звездным небом над головой и приятной вечерней прохладой.       С каким-то мутным от собственных мыслей и легкости сознанием, он кое-как добрался до конюшни, где все оставили лошадей. Почистил в сумраке от керосиновой лампы кобылу и дал угощение Боудикке, что сразу высунула из денника голову, когда услышала знакомые шаги и голос. С радостью приняла вкусности из рук парня, вылизала ему ладонь с остатками крошек и потом уставилась на человека перед собой, словно ждала от него чего-то еще. — Болеет твой папка, — шепнул он ей и провел ладонью по огромной морде. — Благо на нем все заживает, как на собаке, — шепнул он уже себе и потупил взгляд вниз.       Одна пуля, небольшая рана, и даже не на самом Джоне, а на каком-то Артуре. А он расклеился, как чертова баба, словно тот умирает. Это было странным, как и то, что он все еще хотел меняться, слушаться парня и больше не быть тем подонком. Говорить с ним, проводить больше времени. В конце концов, хотелось сделать что-нибудь, чтобы порадовать того. Словно в извинение за все произошедшее.       Выдохнув через ноздри тепло, которое вновь начинало греть его изнутри, Джон вышел из конюшни, оставляя скучающую Боудикку в темноте конюшни, и тихое ржание кобылы не заставило его обернуться. Хотелось побыть одному, уйти в номер, зажечь свет, открыть книгу впервые за пару месяцев и забыться в чтении и другом мире. Не думать об Артуре, который сейчас спал или мучился от температуры, ни о том, как хотелось вновь оказаться рядом, пусть и в тишине. И не о том, как все равно, несмотря на это, по-детски счастливым себя чувствовал Джон.       И слава Богу, что написанная история помогла забыться ему до того момента, пока он с открытой же книгой не заснул на кровати.       Утром его привычно разбудил стук в дверь. А затем раздался знакомый голос Датча, который спрашивал, не поедет ли он к Артуру сегодня. И Джон на сонную голову не сразу сообразил, что происходит. Выронил книгу из ослабленной руки, уставился на солнце за окном, сощурившись до такой степени, что сам перестал что-либо видеть вкруг. А затем ответил громко: «ага». И лишь потом, когда соизволил встать и сладко потянуться, понял, что сегодня опять, возможно, проболтает весь день с парнем.       И, когда все позавтракали в салуне, они двинулись к парню, который, чему удивился Джон, стоял снаружи и ждал их. — Это что за дела? — спросил Датч, когда подъехал ближе к крыльцу больницы. — Меня отпустили, говорят, дырка маленькая, у них пациенты важнее, — усмехнулся он, придерживая больной бок. — Недавно резня была в центре города. — Но ты еще не выздоровел до конца! — возмутился Ван дер Линде, слезая с коня. — Сейчас я им устрою, — рыкнул он и пошел в сторону двери, но Артур схватил его за предплечье, останавливая от дальнейших действий. — Я даже рад, Датч. Я больше не могу лежать. В номере отваляюсь. Хорошо, что у меня есть хорошая компания, верно? — улыбнулся он и обвел взглядом всех присутствующих. Джон, когда взгляд остановился на нем, крепче сжал повод в руке и бока кобылы, словно лошадь могла в любой миг сорваться с места. — У тебя есть деньги? — спросил Хозия и бегло осмотрел своего сына. Артур задумчиво кивнул. — Сегодня в нашем номере сыграем в покер. У нас как раз большой стол есть. — Иди ты, Хозия, — закатил глаза Датч. — Ты последнее время единственный выигрываешь, здесь что-то нечисто. — Думаю, с Артуром будет иначе, он у нас главный жулик, — подмигнул самый старший Моргану, и тот улыбнулся в ответ. — Готовь деньги, Датч, — кинул он брюнету и, придерживая больной бок, медленно стал спускаться с крыльца вниз.       Ван дер Линде промолчал, но обреченно вздохнул, рукой придерживая кошель на боку.       Все, кроме Джона, спешились со своих лошадей и просто шли рядом с настолько медленной из-за Моргана скоростью, что лошадь Джона даже умудрилась задремать на ходу и постоянно останавливалась, чтобы не задавить кого-нибудь перед ней. Джон же сверлил спину то одного, то другого мужчины, но чаще всего задерживал свой взгляд на Артуре, который шел посередине, чуть согнувшись из-за боли при каждом шаге.       Что они только не обсуждали. Драку в салуне, покер, лошадей, Кольма с его братом, вывески, мимо которых проходили и бродячих собак, что лежали в тени домов и спали. Джон бы тоже подключился, если бы шел пешком, только вот отчего-то не хотелось. Идти сзади, слушать и смотреть, как сгибается от боли Артур — было намного приятнее. Чувствовать, как бок прошивает неприятная судорога, стоит задуматься о ране, слышать смешки парня, следить за его походкой. И понимать, что тут что-то не так. Но он, видимо, слишком глуп для того, чтобы понять, что именно. Но Артура было последние пару дней слишком уж как-то много в его голове.       Он, конечно, скучал, сильно скучал, но… — Ты что-то слишком молчалив сегодня, Джонни, — обратился к нему Артур, и Джон опустил взгляд на него. Видать, они остановились, чтобы дать Артуру передохнуть, так как рядом была лавка, дерево с тенью под собой, и мужчины уже привязывали своих лошадей к коновязи. — Не выспался? — Выспался, — ответил он и тоже спешился. — Просто больше слушал.       Отпустил кобылу, вместо того, чтобы привязать и прошел к стволу дерева, чтобы усесться под ним, а не на скамейку, как все порядочные люди. Он же шпана, в конце-то концов. Достал из сумки книгу, которую читал вечером и вновь приступил к изучению написанной истории. И прекрасно услышал краем уха, как хмыкнул задумчиво Артур. Со стоном опустился рядом, садясь под тенью дерева, зашипел что-то нечленораздельное, и Джон уже не выдержал этого шума. — Лавка специально для тебя тут, — рыкнул он, косясь в сторону парня. — Прям специально для меня? — Ты понял, о чем я, не будь идиотом. — Лавка для Датча. Он слишком интеллигентен, чтобы свои брюки о пыльную траву пачкать, — фыркнул Артур. — Но намек понят.       Опять стон, шипение, ругань, и парень идет к двум мужчинам на лавке. А Джон тихо застонал, захлопнул книгу и почувствовал, как неприятно потянуло под ребрами от всей этой ситуации.       Идиот.       Все было каким-то неправильным и ирреальным в этом дне. В слабости Джона, в его состоянии, мыслях, словно человека, что был три дня назад, подменили. Успокоили, усмирили, пусть и остались нотки грубости. Но как же их стало мало, чему удивился Джон. Особенно в сторону Артура, чтобы было в новинку, кажется, не только для Джона, но и для остальных, кто обменивался взглядами, когда он отвечал парню нормально и без издевок. Либо что-то изменилось внутри него, либо он, правда, решил измениться в глазах парня. А, может, и то, и другое.       Вечером, когда все сели играть в покер, Джон сто раз пожалел о том, что решил присоединиться, так как денег было мало, а он и так безбожно проигрывал. Пришлось даже взять немного у Артура, чтобы хоть как-нибудь отыграться. Но даже эти деньги он проиграл. Оставался последний шанс на отыгрыш, и, судя по картам у него в руке, он опять облажался. — Марстон, у тебя на лице все написано, — подшутил Артур и кинул быстрый взгляд на парня, который сразу насупился. — Ты мне ахереть сколько должен уже. — Без тебя знаю, — буркнул он и еще более сосредоточено уставился на карты, словно они могут измениться в его руке. — Ну не расстраивайся ты так, сможешь отработать не возвращая, — рассмеялся тот, а Джон и рассердиться не смог от этого.       И то, что он не мог даже рассердиться, а наоборот, таял и слабел от одного смеха, уже начинало пугать. — Не сомневаюсь, — шепнул он скорее себе, чем остальным и тяжело сглотнул, стараясь ровным дыханием успокоить глубоко бьющееся сердце и мысли, которые рвали плотину бешеным потоком в его голове. — Дать еще денег? — предложил Артур. — Ты что, банк? — спросил Джон, не отнимая взгляда от своих карт. — Я просто сегодня добрый.       Джон поверх карт кинул на него взгляд и залип, скользя блуждающим взглядом по его наглой ухмылке, горящим азартом глазам и растрепанным волосам, чувствуя, как тает и горит изнутри в простом желании быть рядом и не спускать с него взгляда. Простой уют и теплота. Комфорт и ощущение защиты. Близкий и любимый человек.       Вытолкнув весь воздух из легких, Джон испуганно опустил взгляд на карты и замер, чувствуя, как выжигает грудную клетку изнутри. Такое простое и понятное чувство, как влюбленность, дошло до него не сразу. Зато, когда дошло, то вдохнуть он больше не смог, как и поднять взгляд обратно на Артура из-за собственного неумолимо сильного страха и стыда. — Я спать, — сказал он сдавленно, когда воздуха перестало хватать, и встал из-за стола.       «Джон?», — раздалось почти синхронно, когда его карты упали на стол. Но он проигнорировал их всех. Кроме одного голоса, который раздался после. — Без тебя будет скучновато…       И с этой фразой, звучащей эхом в его голове, он вышел из номера, только вместо номера, он пошел на улицу. Глубоко вдохнул прохладный воздух, пропитанный пылью и деревом, и рвано выдохнул, чувствуя, как весь дрожит. Страх и слабость от приятной неги из-за простого чувства не позволяли мысль трезво, поэтому Джон жил только чувствами, которые с каждой секундой, как прилив, захватывали все больше и больше нетронутой суши.       Что делать и думать он не знал. Поэтому просто стоял снаружи отеля, глядел на звезды и мелко дрожал, чувствуя, как от страха слабеют колени.