A Sickness With No Remedy

      Датчу надоело сидеть на одном месте и морозить задницу. Хотелось комфорта и тепла, и с ним были согласны все. Поэтому, собрав лагерь, чтобы двинуться вперед, Ван дер Линде приказал двум своим сыновьям отправиться вперед на разведку, чтобы караван ехал позади них без сюрпризов впереди.       Джон был и не против развеяться, а то сидеть на одном месте, пусть оно и переезжало с места на место — надоело. Хозия по привычке отдал ему своего коня, чтобы тот не шел пешком, а уж сесть в седло для Джона было сродни празднику и с таким раскладом дел он готов был скакать за сотни миль, если надо. Только Артур не блистал энтузиазмом. Он вообще ничем не блистал. Если раньше он искал повода не ехать куда-то с Джоном, то тут не выказал ни единой эмоции. Даже звука не издал и бровью не повел. Словно он вообще ничего не услышал. И такое поведение в очередной раз поставило Джона в тупик.       Правда последнее время все поведение Артура было легче игнорировать, чем искать какое-то объяснение.       У Марстона было время, чтобы проанализировать прочитанное и это не дало ему ровным счетом ничего. Либо он был идиотом, либо за этим не стояло никакого скрытого смысла и ответов. Вряд ли сам Артур пытался что-то там скрыть, так как мужчина был прямолинеен всегда и везде и загадками говорить попросту не умел. Это скорее к Хозии, который ни одного парня так и не смог научить увиливать от ответов и скрывать что-то важное.       Устав искать ответы, Джон решил для себя, что Артур какого-то черта сильно скучает по нему и ничего не делает, чтобы это исправить. Ненавидит себя непонятно за что и скучает по всем, кто когда-то был для него дорог. Было в этом что-то жалкое и неприятное, но сделать с этим Джон ничего не мог, поэтому старался лишний раз не думать о тяготящих теперь его мыслях. Наверное, легче забыть написанное и послать Моргана к черту. Наверное.       Только вот ничего не забывалось. И каждый взгляд, который Джон изредка ловил, напоминал о том, что он увидел в дневнике. И хотелось временами подойти к нему и, схватив за воротник, вытрясти все, что тот утаивает. Но Джон устал, поэтому живет одним днем и искренне пытается удавить в себе любые эмоции по отношению к мужчине. А их становилось все больше и больше, и парень так же искренне не понимал, откуда они берутся.       Так или иначе, через несколько дней они вдвоем выбрались на разведку. В тишине и покое. Никто никого не трогал, никто не пытался завести разговор. Все понимали в какой ситуации они были и ничего не хотели с этим делать. То есть, может и хотели, но никто не знал, как. И никто не старался понять, как все исправить, так как начали привыкать к тому раскладу дел, который был у них сейчас. Даже Джон, который души не чаял в мужчине, начал потихоньку успокаиваться, понимая, что есть недосягаемые вещи и надежды, за которыми просто надо перестать тянуться. Тратить на них силы, нервы, возможности. Да, он все еще любит Артура, все еще моментами пытается, пусть и в мыслях, но добиться чего-то. Но с каждым днем все больше понимает, что надо просто сказать себе «стоп».       Когда Купер осознал, что путь будет долгим, то свернул обратно к лагерю и оставил двух всадников наедине друг с другом, и Артур, который ехал впереди, решил ускорить темп и тронул Боудикку рысью. Джон, проводив пса взглядом, поехал следом за ним, подгоняя коня Хозии каблуками сапог. Путь будет тяжелым, долгим и довольно одиноким. Наедине со своими мыслями, а не в давно забытых разговорах и скачках между ними.       Рано или поздно все должно наладиться. Не могут же они вечно друг друга избегать? Обязательно Джон вновь остынет и все наладится. Надо только подождать и не облажаться, чтобы еще сильнее все не испортить. Правда, Артур для того, чтобы Джон облажался, просто ближе его к себе не подпустит.       Поехать они решили налегке, чтобы не нагружать и так быстро устающих из-за снега лошадей. Взяли только необходимое: еда, оружие и боеприпасы, карты, бинокль, спальник с палаткой и что-то теплое, чем можно укрыться. Джон был согласен на это, все аккуратно уложил, проверил, но ночью, когда приходило время спать, он не мог заснуть из-за холода. Приходилось вылезать из палатки греться, завернувшись в шкуру у костра, и идти обратно, чтобы поспать минут двадцать и опять проснуться от мороза. Зато Артур, когда он вылезал, храпел, как медведь. И Джон ему искренне завидовал. Он ненавидел зиму. Некомфортно, холодно, мокро, одним словом, ужасно. И он всегда всей душой ждал наконец-то весну. А еще лучше лето. Лучше, если мошкара будет липнуть, чем он будет умирать от холода.       Он не высыпался. Он не мог нормально соображать и вести себя. Все время хотелось спать, а из-за того, что хотелось спать, он постоянно мерз, даже когда лошади двигались быстрым темпом. Вечерами, когда они разбредались по своим делам, Джон просто сидел у костра и спал до той поры, пока не заваливался на землю или не слышал на кромке сна, как хрустит снег под тяжелым весом Артура, который возвращался с хворостом. Джон ничего не делал из того, что должен был делать, но, к его удивлению, Артур молчал. Не ворчал, не кричал и ничего не говорил. Беззвучно сваливал ветки рядом с костром, ставил палатки, устраивал на ночь лошадей и подогревал еду, краем глаза следя за тем, как рядом с ним то и дело засыпает парень, завернувшись в куртку.       И так продолжалось дня четыре, пока Джон не начал засыпать прямо в седле. Лихорадка кое-как согревала его и заставляла спать. Но когда она поднималась, он становился похож на кучу размазанного по ступеньке дерьма. И когда Артур в очередной раз вернулся к костру и увидел сопливого, замерзшего, больного Джона, он наконец-то открыл рот. — Ты хоть к чему-нибудь приспособлен? — заворчал он, скидывая хворост рядом с костром. Джон поднял на него заспанный взгляд и в очередной раз шмыгнул носом.       Горло болело, мышцы болели, веки были неподъемными, и он даже смутно понимал, что-только что сказал Артур. — Ни к работе, ни к погоде. Как ты вообще дожил до своего возраста, черт возьми, — все бурчал он, наполовину засунув себя в палатку. — Ни пользы, ничего. Присосался, как пиявка.       Джон наблюдал за ним сквозь пламя костра и усердно держал себя в сознании. Тот все ворчал что-то себе под нос, оттопырив пятую точку кверху. Палатка шаталась в стороны, пока он там что-то искал, вот-вот упадет. Но длилось это недолго. Замолчав, Артур наконец-то вылез и следом за собой вытащил шкуру, под которой спал. Протянул ее Джону и тяжело, устало вздохнул.       Джон посмотрел на него неверящими глазами и не сразу принял этот подарок, который легко спасет его ночью. И только потом, когда Артур открыл было рот, чтобы, наверное, возразить что-то, Джон подцепил шкуру пальцами и прижал к себе. — А ты? — немного испуганно спросил он, сомневаясь в реальности происходящего и сомневаясь в том, что Артур еще что-то ответит ему. — В пальто посплю, — рыкнул мужчина в ответ и вернулся к делам, пока Джон укрывался шкурой и все пытался не отрубиться в ту же минуту.       Морган все кружился перед его глазами и время от времени что-то ворчал себе под нос. Костер поддерживал, делал его жарче для Марстона, лошадей найденным сеном протирал, готовил их ко сну, еду разогревал на двоих и после, когда разогрел приоткрытую банку, протянул фасоль Марстону, чтобы тот поел и точно не сдох посреди пути. — Ешь, — сказал он приказным тоном, и Джон аккуратно принял почти горячую банку в руки, все еще не веря в происходящее. Он за этот вечер услышал слов больше, чем за последние месяцы с того самого дня, как признался Артуру в том, что чувствует по отношению к нему. Обязательно что-то должно было это испортить. Джон ждал. В мутном сознании, но ждал и понимал, что он будет тем, кто все испортит. В этот же час. И все, Артур опять закроется, и пройдут недели прежде, чем тот опять расслабится хоть чуть-чуть, чтобы обратить внимание на парня рядом. Пиявку, как он выразился.       Джон следом принял ложку и начал лениво скоблить по рифленым стенкам банки, через силу жуя жесткую фасоль, хотя все, что он хотел сделать, это наконец-то спокойно выспаться под двумя шкурами. В тепле и покое. Только это тепло и покой посреди ночи все равно превратятся в ад, потому что он заболел и прекрасно это чувствует. Еще вчера он мучился от этого паршивого ощущения, словно тебя размазало по земле и тело пытается сжечь себя изнутри, и понятия не имел, как выживет все эти дни, которые остались до города, где он сможет снять комнату и нормально отдохнуть. Был бы рядом Хозия или Сьюзан, он бы не был так одинок и убит. Но он с Артуром, черт возьми. С человеком, который ненавидит его всей своей душой и в то же время отчего-то сильно скучает.       Мэттьюз в лагере бы обязательно приготовил отвар из трав, Сьюзан бы кудахтала рядом. Датч бы проверял, как его золотой мальчик. Сейчас он только с Морганом и лошадьми. Ворчливым Артуром, который все еще что-то бурчит себе под нос и который максимум, что может сделать, это… ворчать.       «Марстон, тебе двадцать лет, может, тебя еще убаюкать», — подумал он и тихо хмыкнул, отбрасывая пустую банку в сторону. — Спасибо, — почти прошептал он Артуру, и тот в ответ хрюкнул что-то неразборчивое. — Спи иди, еще сдохнешь мне тут, а тебе землю промерзшую копай. Так тебя брошу, обойдешься.       И Джон не смог сдержать слабой улыбки, которая растянула его губы. Был бы он в другом состоянии, может, и ответил бы что-нибудь или сделал, но все, на что его хватает, это на то, чтобы встать и переползти в палатку. А, может, и к лучшему, что он больше ничего не может. Обязательно бы все испортил. А завтра посмотрят, во что это выльется и не закроется ли опять Артур. Даже смутным болезненным сознанием Джон надеялся, чтобы этого не было.       Рухнув на спальник, он сильнее укутался в шкуры и быстро отрубился, чувствуя, как они приятно его согревают, и как медленно начинает подниматься температура, еще сильнее вгоняя в сон.       Проснулся он, когда еще было темно. И непонятно было утро на улице или ночь. Или он проспал всего минут двадцать и все еще вечер?       В темноте отыскав сумку, он вытащил часы и кое-как в сумраке разглядел время. И время было за полночь.       Сев на спальнике, он сладко зевнул, потянулся и тяжело вздохнул, вдыхая в себя прохладный зимний воздух. Шкуры хорошо его спасли, он и не ощущал никакого холода и чувствовал себя хоть немного, но отдохнувшим, пусть и небольшая температура все еще жгла его изнутри. Вряд ли он еще заснет, когда тело ведет себя так. Остается лишь лежать и ждать того момента, когда опять захочется спать. Слушать храп лошадей, Моргана и треск догорающих веток в костре. Который, к слову, все еще довольно сильно горел.       Перевернувшись головой к выходу из палатки, Джон высунул из нее голову и следом вылез сам, оставаясь лишь в одной шкуре. Шкуре Моргана, которую тот ему дал, так как она на самом деле была довольно теплой. И Джон понять не мог, чья она.       Артур сидел возле костра и грел ладони, смотря в пламя и только туда. Но, услышав шорох, поднял взгляд к Джону. — Ты чего не спишь? — спросил парень хриплым голосом и полностью вылез из палатки, кутаясь в теплую одежду.       Артур подумал немного, потом задумчиво хмыкнул себе под нос и убрал руки от костра. — Холодно, — промычал он и лукаво посмотрел на Джона, который моментально почувствовал укол совести за то, что тот отдал ему свою теплую вещь. — Я… ты… — начал он бормотать, проходя к мужчине, и потом заткнул свой рот, чтобы из него не вылетело чего-нибудь паршивого или жалкого. Вздохнув, он просто стянул с плеч шкуру и протянул ее Артуру, который лишь закачал головой. — Оставь себе пока, — ответил он и слабо улыбнулся.       Джон закутался обратно и сел рядом на расстеленный спальник Артура, который тот какого-то черта вынес на улицу. Морган вел себя странно. Сейчас, на более менее отдохнувший мозг Джон это понимал лучше. Он наконец-то начал разговаривать, не оскорблять, не избегать, а даже улыбаться. И как бы ни было Марстону боязно за это, он был безмерно рад слышать голос мужчины, который был обращен к самому парню. Сердце волнительно билось в груди, и Джон изо всех сил держал язык за зубами, а улыбку за поджатыми губами. Рано радоваться, что все налаживается. Надо прожить еще день, чтобы делать выводы. Надо быть хладнокровным, как все те дни, когда он решил сдаться и просто жить. Как взрослый человек, без детских желаний и глупых ожиданий. С такими сладкими мечтами. — Ты-то чего не спишь? — спросил он в ответ и посмотрел на Джона, который устроился рядом и поджал колени к груди, кладя на них подбородок. Привычная для парня поза: поджать одну-две ноги под себя. Согнуть в колене, подмять под себя или прижать к груди обе, словно тот не мог сидеть, как нормальный человек с выпрямленными ногами. Хотя сам Артур сидел, поджав к груди одно колено, чтобы было куда положить локоть.       Джон пожал плечами, не зная, что конкретно ответить. Выспался? Это не так. Холодно? Благодаря Артуру — нет. Наверное, самочувствие у него дерьмовое, но так просто он об этом Артуру не скажет, а то тот опять начнет ворчать или, не дай Бог, принижать парня за его беспомощность. Тот любит это дело.       И открыв было рот, чтобы сказать, что все нормально и он скоро опять пойдет спать, Джон закрыл его обратно, проглатывая за резким вдохом все слова, когда холодная ладонь легла на его лоб. И он отпрянул, словно она его обожгла.       Артур сразу поджал губы и убрал ладонь. — Жар, — сказал он, скорее себе, чем Джону и хмыкнул. — Мог бы так и сказать. Ты и выглядишь дерьмово, чтобы говорить иначе. — Я… нормально все, — все же выдохнул Джон и закрыл на этом тему.       Артур больше не стал в это вмешиваться. Он все равно помочь ему ничем не мог.       И чем больше сидел Джон, тем больше понимал, что эта ночь холоднее предыдущих. После теплых шкур, двух, и теплого ужина, все казалось иначе, и Артур, который сидел рядом, правда мог не спать из-за холода. — Так чего ты не спишь? — спросил опять Джон и краем глаза посмотрел на Артура. Попытка не пытка, так ведь? — Думаю, — ответил тот и опустил взгляд на костер.       Настала очередь Джона хмыкать. Тот выглядел спокойным. Расслабленным и… мягким, чего не было уже долгое время. Взгляд его был мягок, голос и выражение лица, словно он был открыт для многого. Но, стоило ему сильнее задуматься над собственным ответом, как меж его бровей пролегла небольшая морщина. И Джон, который поклялся себе остыть в чувствах к мужчине, против своей воли почувствовал, как ухнуло в груди сердце в давно знакомом чувстве любви. Кажется, это ничто не сможет исправить, пока тот рядом и относится к Джону… так, а не отбрасывает парня назад и молча ненавидит.       Вопрос, о чем думает Артур — застрял где-то на полпути, и Джон посчитал умным проглотить его и не лезть дальше положенного. Не испытывать удачу и просто радоваться тому, что он имеет.       А холод, который забирал все тепло парня, начал все сильнее завладевать его телом, и он поежился на месте. — Иди спать, — сказал задумчиво Артур. И на этот раз его голос был холоднее, и Джон не понял, где и на чем случилась перемена его настроения? Он что, понял, что все же не стоит ничего налаживать с парнем? — Шкуру забери, — сказал Джон и стянул ее с плеч, чтобы отдать Артуру. Пусть тот противится сколько влезет, но Джон отдаст ее Артуру. Ну или свою на крайний случай, потому что ночь холодная, а он вообще остался без всего. Палатка, да спальник. Так дела не пойдут. — Или мою забери. — Я в порядке. За костром слежу, тут тепло.       Заботиться о нем так откровенно как-то не особо хотелось. Лезть с ней к нему, настаивать. То же самое, что с тарелкой мяса лезть в пещеру к горным львам, которым эта тарелка никак не сдалась и все, что они сделают, это загрызут тебя. Особенно, если ты не уйдешь с первым их рычанием или шипением. Вот это был Артур. Одно слово и понял, не понял — это уже твоя проблема. Джон давно урок усвоил, поэтому наставить не стал. По крайней мере, не словами. Он просто быстро пошел к себе, забрал свою шкуру и вылез обратно. Пусть Артур делает с ней, что захочет. Он все же человек из плоти и крови, и ему холодно, как и другим живым существам, без теплой волчьей шкуры. Да сейчас и волку может быть холодно, что говорить о Моргане, у которого лишь теплое пальто. Его гора мышц и дерьмовый характер от холода вряд ли спасут.       Не предлагать же в конце концов ночевать в одной палатке, чтобы сохранить то немногое тепло, что у них есть.       Артур скривился, когда увидел шкуру в руке Джона. — Замерзнешь же, — буркнул он, но вещь принял.       И Джон вздернул бровь в искреннем удивлении.       Да с какого все же перепугу тот так резко изменил свое отношение к их общению? Что, наконец-то решил помириться и сделать шаг навстречу? Тогда причем тут эта навязчивая забота и переживание? Тот Артур, которого знал Джон никогда бы так не сделал. Максимум одно слово, да пожаловаться другим, чтобы они что-нибудь предприняли, потому что он не знал, как, либо по-простому стеснялся показать ту небольшую слабость, что у него есть — переживание за других. А тут, за один вечер, он словно наизнанку вывернул себя.       Вмиг внутри все кипеть стало от негодования. И как Джон знал, что он все испортит, так и сделал. Ведь по-другому он не умеет. По крайней мере, держать язык за зубами. Говорить то, что его волнует и то, что у него на уме — это он умел отлично. Да он легче гнев просто сдержит, чем будет жить с испепеляющими голову мыслями, что, если он откроет рот, что все изменится и он узнает тайны, которые не дают ему спать. Правда, вспомнив дневник, он поймал себя на мысли, что не все тайны помогают уснуть. — Что случилось? — усмехнулся он. — За один вечер ты… Да тебя подменили будто бы. Только вчера ты ненавидел меня, а тут... — Я не ненавидел тебя, Джон, — покачал головой Артур, и Марстон опять вздернул бровь, совершенно не понимая, что происходит. А что это тогда было?       И все слова, которые хотелось сказать, как-то быстро потерялись. Он был рад этому вечеру и в то же время негодовал. И от этих двух противоречивых чувств он не знал, что именно думать и чувствовать.       Поэтому Джон просто пожал плечами. — Иди спать, Джон. Завтра поговорим, — отмахнулся Артур и продолжил дальше смотреть на пламя костра, погружаясь в свои мысли.       И Марстон в очередной раз пытался понять, что происходит. И о чем это завтра хочет поговорить Морган. И с какого перепугу он вообще захотел о чем-то там поговорить. Было и любопытно, и страшно от того, что мог предложить парню мужчина. Если воспоминать последние их недели общения, то выбор был невелик. Поэтому, укладываясь спать, Джон больше боялся, чем ждал этого разговора, чтобы он прекратил все их распри.       Из-за взвинченного и болезненного состояния спал он плохо. То просыпаясь, то засыпая вновь и каждый раз, стоило заснуть, видел кошмар.       И на утро, когда он наконец-то заснул без кошмаров, его разбудил Артур, мягко тряся за плечо. Марстон бормотал что-то себе под нос и еле-еле открывал глаза, очень надеясь, что это сон и сейчас он продолжит спать, так как этого хотелось неимоверно сильно. Но чем больше он сопротивлялся, тем сильнее его начинали растряхивать. — Проснись уже, черт возьми! Сколько спать можно? Время за полдень! — рыкнул он, и Джон резко распахнул глаза. Сердце долбило, как бешеное, и он наконец-то понял, что происходит. — Что? — прохрипел он и ошарашенным взглядом посмотрел на такого же, как и он, заспанного Артура. — Вставай, — шепнул Артур и, убрав руку с его плеча, вышел из палатки.       Джон медленно приходил в себя и все пытался отогнать такой настырный сон куда подальше. И чем больше времени проходило, тем сильнее он вспоминал, что вообще произошло и все сильнее казалось, что все это простая шутка. И когда сон отошел наконец-то на задний план, Джон решил, что не будет ничего загадывать и просто поплывет по течению, которое подхватит его, стоит ему выйти из палатки.       Откинув с себя шкуру, которую ему дал Артур, он с улыбкой пригладил взъерошенные волосы и вылез на морозный воздух, сразу щурясь от солнца, лучи которого резанули по его глазам.       Артур разводил костер и грел замерзшие ладони, пока пламя только начинало захватывать первые ветки, и Джон понял, что тот сам только проснулся, но какого-то черта начал орать на Марстона, что тот сам спит до обеда. Но выяснять отношения он не хотел, так как вспомнил, что мужчина сам не спал ночью и, судя по тому, как тот сидел у костра, сам мерз всю ночь. И стало как-то совестно за то, что Джон такой мерзлявый и вообще бесполезный, если что-то касается самообеспечения. В группе — да, в одиночку — определенно нет. — Утро, — буркнул Джон и подсел ближе к костру, чтобы не отпускать такое приятное тепло после сна, которое он не чувствовал уже столько дней. — Выспался? — спросил Артур и пошебуршил ветки в костре. — Мгм…       И пошло-поехало. Джон только проснулся, а все вокруг завертелось, стоило Артуру подняться с колена и занялся делами. Марстон все сидел у костра, пытался понять, за что взяться и что съесть, что вообще происходит и что с Артуром происходит, пока сам Артур бегал туда-сюда и то лошадей седлал, то палатки собирал, то консервы в огонь подкинул, чтобы позавтракать. И делал все молча, вновь не трогая Джона, чтобы тот тоже что-то сделал. И чем больше времени проходило в безмолвии и ничего неделании, тем больше Джону становилось некомфортно. Не от того, что он ничего не делает, а от того, что все выглядит ирреальным. И как только Артур встал перед ним, Джон начал ждать подвоха. Каких-нибудь неприятных слов, удара или еще чего-нибудь. Но никак не тоника, который тот протянул ему, со словами «пей». — Спасибо, — все, что сказал он, принимая из его рук прохладный пузырек с тоником.       День был как в тумане, стоило им сесть в седло.       Артур, который еще ночью сказал, что завтра они поговорят, на самом деле говорил. Как в старые добрые времена они не умолкали, пока ехали. Какие-то старые воспоминания, байки, предложения. И то, как легко они вновь нашли общий язык, никого не смущало, и Джон даже забыл на все это время, что вообще что-то было между ними не так. Что были какие-то проблемы, что Артур его недолюбливал. Все это отошло на задний план, и он просто наслаждался общением со старым другом и братом.       Артура тоже ничего не смущало. Он сам начал разговор, стоило им отъехать от ночной стоянки и немного ускорить темп, чтобы разогреть замерзших от ночи лошадей. Вспомнил рыбалку, когда Джон чуть не утонул, упав с мостика, и его уже нельзя было остановить. Смеялся над непутевым другом, смеялся над его неумением постоять за себя в некритичных ситуациях. Издевался шутливо над неумением плавать, над тем, что тот мерзнет, стоит ветру подуть и еще много над тем, что Джона бы раздражало скорее, но в итоге тот лишь ехал рядом и недовольно улыбался.       И день пролетел со скоростью пули во всех этих разговорах, подколах и старых воспоминаниях. Когда сумерки начали спускаться на лес, Артур решил остановится. Поставил последнюю зарубку на дереве, обвязал красную тряпочку вокруг ветки для остальных, чтобы они знали, куда ехать и где безопасно, и свернул глубже от ветра и чужих глаз. Лошади устали, всадники замерзли и устали, и пришло самое время, чтобы сделать привал и отдохнуть.       Артур начал разводить костер, а Джон, чтобы какой вечер не сидеть без дела, стал расседлывать лошадей и готовить их к ночи. Ну и Артура не нервировать лишний раз. А то мало ли, сегодня именно он выйдет из себя и будет обидно после дня, если все разрушится. Джон только общий язык нашел с ним. Возможно, не обрел опять друга в его лице, но хоть что-то. Хоть один большой шаг. И после него делать два назад ну никакого желания не было. — Держи, — сказал Артур, толкнув Джона в плечо, держа в руке бутылку рома, когда тот сел перед костром. — Спать лучше будешь и заснешь быстрее. Как себя чувствуешь? — все говорил он, когда парень принял бутылку. А Джон и не знал, что ответить. — Нормально, — вырвалось само, без особых мыслей. — У меня еще есть тоник, если… — Нормально, Артур. — Ладно, — пожал он плечами и притих.       И воцарилась такая теперь непривычная после дня тишина, прерываемая лишь стуком мерзлых веток и треском костра. Джон медленно пил предоставленный Артуром ром и изредка предлагал его самому мужчине, который тоже пил его маленькими глотками. И все в тишине. — Я скучал по этому, — внезапно сказал Артур, разрезая тишину подобно раскату грома. — По тебе, по… по этой ерунде.       Джон, поднеся горло бутылки к губам, сразу ее опустил, чтобы не подавиться, не дай Бог. Мир на пару секунд вокруг него остановился, словно сделал паузу перед тем, как закрутиться с новой силой. — И я, — прохрипел он против своей воли, опуская бутылку на притоптанный снег. Руки начали мелко дрожать, и он не доверял держать им что-либо, чтобы не уронить. Как и не доверял своему сердцу, которое отчаянно пыталось пробить его грудную клетку. Что делать дальше? И что говорить? Радости было столько же, сколько и страха. — Я… — Ничего не говори, — отрезал Артур и взял бутылку рядом с ногами парня. И Марстон был рад, что мужчина решил за него, что стоит лучше молчать, чтобы ничего не испортить.       А Джону отчего-то захотело сказать, что он рад, что тот наконец-то сделал шаг навстречу и вытащил голову из задницы. А еще, что Джон знает, что он скучал, но отчего-то очень долго тянул с первым шагом. Только потом он понял, что если бы он сказал подобное, то это было бы катастрофой. — Холодно, — сказал Морган после и посмотрел на небо, кутаясь в пальто. — Сегодня весь день так, — добавил Джон, чтобы немного отвлечься от происходящего.       Наверное, надо просто ни о чем не думать и радоваться, что все налаживается. — Да. Так просто теперь не согреешься, — все говорил мужчина. — У нас есть это, — усмехнулся Джон и отобрал у мужчины бутылку, чтобы покрутить ей перед его носом и сделать глоток. — Этим всю ночь не будешь согрет, — улыбнулся он в ответ. — Ну, можно меняться шкурами, — все предлагал Джон. — Ага, отличный вариант. — Других нет. Можно с лошадьми спать. В палатку их запихнуть и с ними накрыться. Будут вместо печки. — Под гривой всегда тепло, — задумчиво промычал Артур и оглядел их палатки. — Можно… вместе. Думаю, в моей палатке мы вдвоем поместимся.       И пока Джон задумался, как вообще на это реагировать, Артур все продолжал говорить, наверное, успокаивая болтовней самого себя. — Помнится, один раз, пока ты еще мелким был, мы так делали. Вспомни, как было тепло под утро, когда в палатке было не продохнуть. — От пердежа твоего, — хрюкнул от смеха Джон. — Потому что кое-кто съел слишком много яиц тем вечером. — О, заткнись. Вот кто пердит бесконтрольно, так это ты и Дядюшка. — Ну самое время решить, кто пердит больше. — Сам завел эту тему. — Какой же ты идиот, — застонал Артур. — Со старших пример беру. — Ты будешь спать или нет? — С тобой? — спросил он и обернулся к мужчине, чтобы увидеть нерешительность на его лице. И вопрос с ответом сразу отпали. — Артур… я не думаю, что это… — Не начинай, Джон. Это единственный сейчас выход нормально выспаться. Если Датч увидит тебя больным, он мне башку оторвет. — Так ты за свою шею боишься?       Артур вздохнул, отводя взгляд от парня. Глупый разговор. И предложение это глупое. Сам мужчина должен это понимать. — Да. И за твою бесполезную задницу. Так что не заставляй меня жалеть о предложенном. Пока я выпил, лучше соглашайся. — Чтобы на утро, когда ты будешь трезв, ты врезал мне, обозвал членососом и все. Опять все по-новой?       И очередной тяжелый вздох. — Я не назову тебя так. Обещаю.       А Джон не верил и искренне не понимал, что происходит. Еще и градус подогревал кровь. — Что с тобой стало за эти дни? Что так сильно повлияло на тебя, что вместо игнорирования, ты даже приглашаешь меня в свою палатку на ночь? — О, иди к черту, Джон, — отмахнулся Артур и, встав с насиженного места, полез к себе в палатку. — Хоть сдохни, мне насрать. — Узнаю старого Артура! — крикнул он ему и еще пару раз тихо хихикнул.       Только через десять минут ему уже не было так весело, потому что стало не на шутку холодно даже от костра и алкоголя. А еще Артур пошел спать налегке и ночью определенно замерзнет, так как все, что было у них теплого, он отдал Джону, чтобы тот не разболелся слишком сильно. Совесть у него всегда начинала просыпаться в самые неудобные для этого моменты.       Идея переночевать холодную ночь вместе не была абсурдной. Это была логичная мысль, чтобы не замерзнуть насмерть. Обычные ковбои скорее с лошадьми переспят, но они не обычные ковбои и делали все для выживания, и сон в палатке вдвоем не был чем-то абсурдным или неправильным. Все так делали в лагере зимой. Делили, что могли, чтобы не замерзнуть, пусть и делали это женщины с мужчинами, когда у всех были пары. Только вот теперь, несмотря на давние годы, положение у них было другое. И Джон, который все ломался из-за предложения Артура, понимал, что это действие с их стороны может многое испортить. Особенно, если он оступится. А он оступится, потому что быть так близко к Артуру он вряд ли сможет нормально.       Чем больше проходило времени, тем больше Джон понимал, что дальше так сидеть не сможет и надо что-то принимать. Какое-нибудь решение и желательно правильное. Оказаться рядом с Артуром хотелось большего всего, но он боялся, и этот страх приковывал его к одному месту, не давая принять решение.       С рыком поднявшись, Джон полез в свою палатку, чтобы забрать спальник, шкуру и пойти к Моргану. Тот замерзнет один, а этого парень позволить не может, потому что вина будет стоять за ним. — Двигай свою вредную задницу, — сказал Джон, когда сунул голову в палатку к Моргану.       Мужчина лениво отодвинулся чуть в сторону и повернулся к парню спиной, не собираясь мешать ему устраиваться на ночь. Джон быстро кинул спальник, расправил его и, выйдя, чтобы подпитать пламя, залез обратно и быстро устроился под шкурой, начиная бездумно пялиться в потолок палатки. Повернул голову к спине Артура и, не думая долго, накинул на него половину шкуры — она все равно довольно широкая, чтобы можно было вдвоем укрыться. Неудобно будет, кто-то ночью явно лишится этой половины, но для начала надо сделать хоть что-то для общего комфорта.       Давно он не был к мужчине так близко. Он буквально мог высунуть руку и коснуться его. Могло показаться даже, что это он тепло источает, а не шкура, которая начинала греть. Джон слышал, как он дышит, видел, как тот ерзает, пытаясь устроиться удобнее. И он мечтал, чтобы тот повернулся к нему и просто заснул, чтобы парень мог дальше изучать его. Но не спину, а лицо. Изучать и понимать, что он в шаге от пропасти, в которую может упасть.       Вздохнув, Джон повернулся спиной к мужчине и закрыл глаза. И стоило ему почувствовать, как накатывает сон, как Артур сзади заворочался, то ли пытаясь устроиться удобнее, то ли накрыться. И только когда он угомонился и наконец-то удобно лег, Джон почувствовал на затылке щекочущее теплое дыхание, от которого армия мурашек пробежалась прямиком по позвоночнику. Артуру бы отвернуться от него, как он лежал прежде, или Джон за себя не отвечает. Как минимум, за свой член это точно. Мужчина слишком близко, а мечты, которые абы как становятся явью, просто так не проигнорируешь.       Поэтому, чтобы успокоиться и абстрагироваться от этой ситуации, парень закрыл глаза, собираясь просто спать, чтобы не думать ни о чем и особенно ничего не чувствовать. Но чем дольше он отчаянно пытался заснуть, тем больше чувствовал, как греет его тепло от мужчины, который, кажется, заснул, так как засопел. Как более глубокое дыхание ворошило волосы на его затылке. И как же все-таки чертовски близко он был. Он мог бы на миллиметр сдвинуться назад и притереться о мужчину задницей. Но вместо этого он, как оцепеневший лежал и не мог вообще никак пошевелиться.       Артур всегда быстро вырубался. Спал чутко, но засыпал быстро, и Джон ему завидовал в том, что тот так быстро мог заснуть. Это… дар, что ли. Что-то не нравится — сон. Волнуешься — сон. Сейчас бы Джон многое отдал, чтобы заснуть и не разгонять и так бешеные мысли еще сильнее. Как бы долго он ни лежал с закрытыми глазами — сон все не шел, и он уже думал, что заснуть так не сможет, как наконец-то через часа два-три, по его ощущениям, он начал медленно, но верно отключаться.       И когда Джон уже начал терять связь с реальностью, Артур позади него опять заворочался, и сон как рукой сняло.       Мужчина ворчал, пыхтел, опять пытался устроиться удобно, а потом наконец-то замер, и Джон опять закрыл глаза. И лежал так до тех пор, пока Артур не придвинулся еще ближе. И уже то, насколько близко он был, что парень спиной чувствовал его тело — уже было перебором. Артур наверняка спал, определенно не понимал, насколько близко он к парню, но от этого Джону было никак не легче. Его тело реагировало на эту близость точно не сном. Хотелось уйти. Перемерзнуть эту ночь, окончательно заболеть, но не делать глупостей и не мучиться.       И когда эта мысль в голове наконец-то проела дыру, он принял решение уйти. У костра посидит ночь, ничего с ним не случится. Заболеет — ну и ладно. Главное не так, это выше его сил.       И стоило приложить все усилия для того, чтобы встать, как на его плечо упала ладонь, и парень опять замер, даже забыв, как дышать. Артур проснулся, и он знает, что Джон сейчас уйдет, другого не надо. И он не отпустит его, потому что там холодно и тот замерзнет, а потом Датч задаст ему трепки из-за того, что Морган не присмотрел за братом. Пропали все планы Джона для того, чтобы смыться оттуда.       И пока он думал, что делать и говорить, ладонь аккуратно переползла с его плеча на грудь, и Артур позади него, осторожно, будто боясь разбудить, придвинулся ближе, утыкаясь носом в плечо парня. Тихо и тяжело вздохнул, смял воротник Джона и придвинулся еще ближе, словно пытался забрать все тепло, что есть между ними. И Джон уже не мог держать себя в руках. Сердце вырывалось из груди, а дышать нормально он не мог. — Артур, я не сплю, — выдавил он из себя, думая, что это единственное, что сейчас надо сказать. Чтобы не было недопонимания с утра, когда они проснутся в этой позе. И особенно обвинений. Говорить этого не хотелось, но и другого выхода Джон не видел.       Он готов был заныть от того, как приятны были объятия и тепло мужчины. — Я знаю, — прохрипел позади него мужчина и не сдвинулся ни на дюйм, чтобы отпустить Марстона. — Просто молчи.       И подвинувшись чуть выше, уткнулся губами в затылок парня, с шумом вдыхая ноздрями воздух возле его уха. — Артур, — выдохнул порывисто Джон, подавляя приятную дрожь в теле. — Просто заткнись, Джон, — уже более нетерпеливо говорил он, скребя обветренными губами по нежной коже, — Заткнись и ничего не говори. — Артур, — все пытался сказать он что-то, что сам не совсем понимал. Предупредить, одернуть мужчину, сделать что-то, чтобы тот протрезвел и прекратил делать то, что пугало, наверное, его самого.       И Артур, вместо того, чтобы дать договорить Джону, прижал его ближе к себе. — Последний раз предупреждаю, — зарычал он прямо на ухо парню, — заткнись. — Что ты…       Ногти Артура, который подлез под ворот Джона, скребнули по голой коже, и Марстон ощерился от слабой, но неприятной боли. Все, что было приятного от этого долгожданного контакта уступило место страху.       Стоило парню успокоиться, перестать двигаться и говорить, расслабился и Артур позади него. Вытащил руку из-под рубашки, чуть скомкал ворот и засопел.       А Джон не мог заснуть до самого утра, съедая себя страхом и мыслями, что все-таки происходит вокруг него и что он умудрился упустить, когда то, о чем он так давно мечтал, превратилось в страх.