A Sickness With No Remedy

      Джон не мог заснуть до самого утра, пока Артур спокойно сопел позади него. Все то время, пока Морган спал сном мертвеца, Джон не мог сдвинуться ни на дюйм, проклиная мужчину за его способность спать где угодно и как угодно, быстро засыпать и не двигаться во время сна, в какой бы неудобной позе он ни спал. А Джон боялся двигаться, боялся разбудить мужчину и что-нибудь натворить. Разозлить его, наверное, он боялся больше всего. Джон не знал, что это было, зачем он это сделал и что за этим стоит, поэтому он боялся гнева по утру, если тот вдруг сделал это спросонья или во сне. Что будет, что он сделает и как будет вести себя дальше.       Артур был прав, спать вместе намного теплее, чем поодиночке. Джону было даже жарко по утру от того, как топило тело Моргана и от его горячего дыхания, которое грело его затылок. А еще у него затекла рука, ныл бок и шея от одного положения лежа. Хотелось встать и заснуть одновременно. Чтобы по утру все оказалось сном. С одной стороны, приятным, а с другой — кошмарным. И все из-за того, что Джон понятия, блять, не имел, что все-таки происходит с Артуром и в его голове. И как это будет касаться Джона. А за свою шкуру он боялся.       Джон начал засыпать, когда солнце уже светило сквозь ткань палатки. Наконец-то его веки сдались под напором усталости и сна. Наконец-то рука, которая все еще лежала на его груди перестала душить и давить на нее. И даже когда он начал засыпать, он позволил себе расслабиться и почувствовать, как это приятно, засыпать вот так: с Артуром позади него. И стоило ему расслабиться, Артур наконец-то зашевелился, а если он зашевелился, то это значило только одно — он начал просыпаться. И от этого осознания веки Марстона опять распахнулись, а его сердце забилось вновь в волнительном глубоком темпе. И Артур, чья рука немного сжалась в кулак, должен был это почувствовать. Но Джон, ради своей безопасности, приказал себе успокоиться и притвориться спящим.       Артур поерзал немного, вздохнул что-то неразборчивое и опять замер. Джон молился, чтобы он не прижался еще ближе. Чтобы не заорал и не перерезал его глотку. Молился всем богам, которых знал. И его, кажется, услышали. Артур молчал. Замер, замолчал, чуть отодвинулся назад. Хоть и руки своей пока не убирал. Лежал так долго, Джон даже думал, что тот заснул опять, молчал, не шевелился, а потом, вздохнув, лег как прежде: придвинулся, ткнулся носом в его плечо и тяжело вздохнул, едва заметно поглаживая грудь Марстона пальцами сквозь рубашку. А Джон все приказывал себе дышать ровно и без сбоев. И игнорировать всякие действия со стороны Артура. Но долго терпеть это не пришлось. После нескольких минут непонятных действий Артур наконец-то убрал руку и сел на спальнике. Все делал молча, осторожно, будто боялся разбудить парня.       Джон ждал. Ждал терпеливо и боязно, наконец-то дав волю чувствам. Дышал прерывисто, нервно и сжал кулаки, впиваясь отросшими ногтями в ладонь. Стоило мужчине уйти и стало прохладно. Он чувствовал, как спину лизнул прохладный воздух и даже неохотно поежился. А Морган будто понял, что не так и поспешно накинул на него шкуру, чтобы тот не мерз.       Быстро собрался и вылез из палатки, плотно захлопывая ее края после себя.       И когда тот наконец-то вышел, Джон позволил себе шумно вздохнуть, прогоняя свежий воздух по горящим легким.       Голова кружилась, грудь все еще была спертой и не давала хозяину дышать свободно. Руки дрожали, в голове полный кавардак. И надо было что-то надумать, что-то понять, решить наконец-то, но, когда мужчина ушел, парень позволил себе закрыть глаза и наконец-то заснуть, будучи полностью вымотавшимся после этой ночи. И когда он начал засыпать, то отчего-то ярко почувствовал, что это все не по-настоящему.       Конское ржание, которое его разбудило, не пугало так, как детстве. Сейчас, наоборот, оно уже было чем-то родным. Кто-то просыпался под кудахтанье кур, кто-то под стук наковальни, а Джон чаще всего просыпался именно из-за оглушающего ржания лошадей. Раньше он вскакивал и сразу оглядывался по сторонам, сам не понимая почему. Большие животные пугали его. Одни их морды чего стоили, а ведь его впервые укусили тогда, когда эта морда была почти размером с его тело. Здоровые, злые и, если захотят, одним ударом копыта убьют тебя. А если захотят, то и зубами. Сейчас, продирая глаза под ржание и фырчанье лошадей, он понимал, что в общем-то, животные добрые и довольно чуткие. Без желания проломить тебе череп, без желания убить тебя. Скорее, как собаки, будут ходить за тобой хвостом и попрошайничать.       Он их любил. Тупых иногда и упрямых, но любил. И улыбка быстро наползла на его лицо. Жаль только его кобылу убили.       Он вздохнул, потянулся и наконец-то открыл глаза. Со страхом понимая, что солнце начало садиться, а это значило, что спал он всю часть светлого дня. Артур убьет его.       Он вскочил, привел себя в порядок и застегнул куртку и только потом понял, что Артур его и так и так убьет. И было уже как-то все равно на то, что он проспал столько времени. Были проблемы посерьезнее. И положив руку на грудь, Джон начал судорожно соображать, что делать в такой ситуации. А если он соображал судорожно, то идеи всегда были тупыми.       Но ведь с утра Артур не кричал и не убежал. Даже наоборот, продлил минуты нахождения с Джоном.       Парень окончательно запутался и в какой раз приказал себе успокоиться. Это у него последнее время получалось все лучше. Взрослеет, черт бы его побрал. А взрослые мужчины умеют прятать эмоции за маской безразличия. Как Артур.       Через пару вздохов Джон отогнул края и вылез на улицу. Холод был, кажется, сильнее, чем вчера. А все из-за чертового солнца. Джон знает, что когда светит солнце, то на улице всегда мороз.       Артур сидел возле костра и строчил что-то в своем дневнике, совершенно не замечая ничего вокруг. Ни как того, как костер гаснет, ни того, как приближается к нему Марстон, делая маленькие неосторожные шажки в сторону пламени. Лошади не поделили что-то и пытались разобраться друг с другом, и даже их разбирательств мужчина не слышал. — Собирайся, мы уезжаем, — сказал внезапно Морган и захлопнул дневник.       Джон замер на месте, не сделав последние пару шагов в костру. Артур все всегда видит и все всегда слышит и глупо было со стороны Джона думать иначе.       Джон в тишине пошел к жеребцу Хозии и так же молча начал седлать его, не собираясь спорить с Артуром и о чем-то с ним говорить. Он вообще будет как мышь. Тихим и незаметным. Возможно, лучше будет молчать и ничего не обсуждать. Не сказать, что он думал об этом…       Он молча седлал лошадей, молча собирал свою палатку и молча думал и боялся, боясь того, что Артур все равно его услышит.       А тот вел себя так, словно ничего и не было. Нового ничего не было, это было привычным, и Джон даже не особо сосредотачивался на том, что тот опять игнорирует его, но он, блять, начал это все. Он пригласил его спать вместе, он после недолгого сна, решил обнять его и сказал заткнуться. Он сделал то, о чем сам боялся подумать. Сделал это. Не сказал об этом, а именно сделал, и это ставило Джона в тупик. О чем он думал. Он что, напился с двух глотков?       Они выехали молча, путь продолжили дальше молча. Артур ехал впереди, Джон привычно позади. Губы кусал, повод в пальцах перебирал, в седле то и дело ежился, словно на иголках сидел. И так до тех пор, пока Артур не остановился и не спешился, чтобы опять устроиться на ночлег. Проехали они немного, но упертый баран все равно решил двинуться в путь, чтобы проехать пусть и несколько, но миль.       Морган спешился, бросил повод и сразу пошел разводить костер. Замерз, наверное, впрочем, как и Джон. Руки околели, ноги околели, ушей он не чувствовал уже несколько часов. Он бы и сам был не прочь у костра посидеть, но, если им занялся Артур, то ему придется заниматься лошадьми. В холоде привязывать их к дереву окоченевшими пальцами и, наверное, расседлывать. Оставит поверх только шерстяные потники на ночь.       Похлопал каждую по шее, погрел о них руки и, когда пламя уже освещало ближайшие деревья, пошел к костру. Артур как раз начал подогревать ужин, а у Джона в животе урчало от голода, так как с утра он ничего поесть не успел.       Артур в пламя смотрел, щетину чесал и прорывал лунку в снегу пяткой сапога, чтобы удобнее было устроить ногу. Джона игнорировал, даже взгляд не поднял в его сторону. Но он определенно видел, как тот прошел мимо и сел неподалеку. Так же взгляд на костер опустил, замолчал и начал думать, стараясь никак не задевать мыслями Артура. И это получалось. Сложно из-за холода и голода, но получалось. Вспоминал Аннабель, вспоминал отца, вспоминал тот день, когда его из петли спасли. И несмотря на то, что произошло и происходит сейчас, все же считал, что ему крупно повезло. С этой свободной жизнью, с людьми, которые его любят и ценят. В том, что он повидал большую часть Америки, в том, что еще вся жизнь впереди, и он не умер ребенком на улицах с остальными беглецами из приюта.       Не повезло ему лишь в том, что сердце не выбрало красивую девчушку из мест, которые они посещают. Что не те шлюхи, которых он трахает, ему нравятся. И не от их красивых тел он кончает. И не на красивые картинки обнаженных тел в журналах по ночам. А просто на один образ человека, который спал в нескольких метрах от него. И к его огромному сожалению, то была не девушка.       Артур пнул банку в его сторону и выпустил ворох искр в морозное ночное небо, вырывая Джона из глубоких и, в некоторой степени, печальных размышлений. Достал сигарету, закурил, быстро глянул на Джона, и Марстон увидел, как блеснули в цвете костра его глаза.       Теплая еда была как раз тем, что нужно было всему его телу. Согреться, голод утолить, отвлечься от холода и дурных мыслей. Правда надолго тоже не получилось. Стоило банке закончиться, как внимание вновь вернулось к некомфортной погоде, снегу под ногами и мыслям о том, что сейчас надо как-то разбить себе палатку, чтобы залезть туда и уйти от взгляда Артура. Себе-то он поставил, теперь Джону мучиться со своей. А он уверен, если будет ставить палатку, то обязательно завладеет вниманием Моргана, мысли которого обязательно вернутся к прошлой ночи и сегодняшнему утру. Может, сейчас разозлится? Будет очень кстати.       Он прошел к седлу, отвязал палатку дрожащими от холода и нервов руками и пошел к притоптанному снегу, чтобы поставить там палатку и уложить спальник. И он чувствовал затылком, как на него смотрит Артур и боялся обернуться. Неважно зачем. — Не дури, — раздалось позади низким голосом, и Джон неосознанно и резко обернулся, сразу встречаясь взглядом с Артуром.       «Не дури?» — повторил в уме Джон и нахмурился. Он, вроде, ничего сейчас не делал. Может, Артур не то имел ввиду? Так или иначе, он вернулся к своей палатке, думая о том, что Артур говорит сам с собой. — Я сказал, не дури, — уже прокряхтел Артур, и Джон опять обернулся.       Артур встал и, пошебуршив ветки в костре, полез в палатку, перед тем, как полностью исчезнуть там, кивнув внутрь Джону.       И Джон не только дар речи потерял, но и все мысли, которые в страхе ползали в его голове. Последнее, что он успел уловить это: какого черта. Он замер с палаткой в руке и просто уставился на снег под своим ногами, пытаясь хоть одну мысль выцепить. Мыслей не было, а сердце так горячо билось в его груди, что он глоткой чувствовал и кончиками пальцев. И ни то от страха это было, ни то надежды, которая вспышкой ослепила его изнутри. Холод быстро превратился в зной.       Он не уверен, сколько именно он простоял так, смотря на свои пальцы и ткань в них. Сколько времени пытался понять, что именно он хочет и что именно чувствует: страх или странное желание послушаться мужчину, который сам хрен знает, чего хотел больше. — Джон, — донеслось до него, и парень дернулся, оборачиваясь в сторону палатки и выпуская из рук ткань.       Спать с Артуром, потому что тот сам этого хочет. Спать в одной палатке, когда он вновь, наверное, решит обнять его и всю ночь, не двигаясь, спать в такой позе, мешая спать нормально Джону. У него гудели кончики пальцев и горело в груди и, вопреки своему страху, он пошел к Моргану, отгоняя всякую мысль о том, что это что-то значит.       Он недолго постоял перед палаткой, все еще отчего-то разыскивая здравый смысл у себя в голове и потом, на выдохе, наклонился и залез в палатку, стараясь не смотреть на мужчину дольше положенного. Он видел, как тот лежит на спине, видел шкуру, которая укрывала его от холода. И когда он сел на шкуру рядом, то стало как-то жутко неловко от того, что происходит.       Но он лег. Повернулся к мужчине спиной и сразу почувствовал, как на него упала теплая шкура. И сразу стало так тепло и уютно, что веки начали непроизвольно закрываться. И пока он чувствовал, как подкатывает сон, то изо всех сил старался его не отогнать, чтобы потом не пришлось засыпать полночи. Особенно, если Артур решит опять пойти на какие-то действия. Но все его старания всегда шли насмарку, если рядом был этот мужчина. И стоило уже начать подергивать ногой от того, как быстро он впал в глубокий сон, Артур позади него переместился и полностью отогнал вообще весь сон, который у него был.       Подвинулся ближе, сильнее укутал их в шкуру и опять прижался к Джону, словно ему было холодно и страшно в футе от него. И сердце Джона вновь подскочило к его горлу, перекрывая доступ к кислороду. Мужчина был таким же теплым, как и вчера и таким же настырным, словно это ничего не значило. Особенно для Джона, который до крови исчесал себя, пока мучился в незнании того, что происходит вокруг них. Или тот шутит так? Через пару таких ночей рассмеется и скажет, что Джон сам себе все надумал, больной дурак.       Может, стоит повернуться к нему? И если тот посмотрит на него, то что изменится? Он испугается, одумается. И стоило ему задвигаться, чтобы переместить себя, Артур обхватил его за плечо и заставил остаться на месте. — Не оборачивайся, — рыкнул Морган и сильнее сжал плечо парня, почти причиняя ему боль. — И сними куртку, тут и так тепло. — Что ты… — Снимай, блять.       Джон сглотнул. Громко и довольно тяжело для здорового человека. Его знобило и ему не хватало воздуха. И он не хотел, чтобы между ним и Артуром было меньше одежды. Ему было неудобно и наконец-то страшно. Все еще страшно и непонятно.       Но куртку он снял. Кое-как, путаясь в рукавах, но снял и откинул ее в ноги, сразу чувствуя прохладу еще не согретого их дыханием воздуха. И когда парень начал укладываться обратно, Артур накинул на него край шкуры, прижался сам, и Джону вновь стало тепло. Даже слишком для морозного вечера. По-летнему тепло и по-домашнему уютно. Правда, откуда ему знать про домашний уют, если дома никогда и не было. Постоянного и с крышей над головой. — А теперь спи, — прошептал Артур и, ткнувшись лбом в плечо Джона, наконец-то угомонился и перестал ерзать.       А Джон бы с радостью взял и заснул. Как и Артур, что начал сопеть уже через несколько минут.       Закрыть глаза он мог, но расслабиться — нет, это было выше его сил, пока рука Артура приобнимала его и все еще прижимала к себе. Но уже к полуночи он не выдержал усталости и все же провалился в сон.       Опять молчание по утру, опять Артур уходит, перед этим слишком заботливо убирая прядь с его лица, пока Джон притворяется спящим, слишком заботливо накрывает его шкурой и уходит. Молчание за завтраком, молчание весь путь до нового привала. И молчание на ужине, словно ничего не происходит, что, наверное, стоило бы обсудить и даже прекратить. Словно все нормально, они просто прячутся от холода, ничего более даже в глазах Моргана. Джон терялся в догадках, но к вечеру уже устал думать и, вздохнув, просто позволил случиться тому, чего, скорее всего, просто не избежать. Будь что будет, сказал он себе и вновь пошел в палатку к Моргану, когда он кивнул внутрь. Подбросив веток в костер, кинул взгляд на лошадей и нагнулся, чтобы залезть внутрь.       Привычный вес шкуры на плечах, привычная ладонь, что комкает его рубашку на груди и привычное уже за две ночи дыхание на его затылке. Уже не было так страшно, как день назад, не было такого потока мыслей, от которого он не мог заснуть. Рука Артура уже не жгла неприятным теплом сквозь слои одежды, дыхание не раздражало кожу. Джон был спокойнее и собранее. И наконец-то позволил себе расслабиться и закрыть глаза сразу же, как Артур придвинулся ближе, чтобы заснуть.       Наверное, что-то в этом было, что-то правильное и наконец-то не лишенное смысла.       Объятия Артура, пусть неуклюжие и неловкие. Темнота вокруг вместе с языками пламени за тканью палатки. Время и дни, в которые Артур решился на… все еще непонятно для Джона, на что именно, но решился. И наконец-то момент, когда Джон смог расслабиться и пустить все на самотек. Позволить мыслям плясать так, как хочется им, думать о том, что сбылись мечты и перестать загоняться по ерунде.       Жизнь одна. И каждый риск будет оправдан, если он в конечном итоге сможет принести тебе немного счастья. Какая разница как сильно ты сплошаешь в глазах других, если ты все-таки попробовал сделать себя счастливым?       Выдохнув теплый воздух из легких, Джон медленно и осторожно повернулся на другой бок лицом к Артуру и быстро поймал в темноте его глаза, чьи белки блеснули от приглушенного света костра. Тот не спал и во все глаза смотрел на парня, и Марстон чуть ли не опешил, но быстро взял себя в руки и взгляд не отвел. Ладонь Артура быстро вцепилась в его воротник, и мужчина замер. — Джон, — выдохнул он и тяжело сглотнул.       Джон не понимал, что тот хочет, и ничего предпринимать не стал, чтобы выяснить. Просто продолжил лежать и смотреть в ответ, думая, что хочет сейчас сделать или сказать он сам, и что вообще хочет мужчина. — Артур? — шепнул он в ответ, чувствуя, как пересохло в горле, и придвинулся еще чуть ближе, чувствуя, как от нескольких дюймов меж их телами ему стало холодно.       Не успев подумать ни о чем, чтобы сделать какое-либо действие, как Артур рывком придвинулся ближе и неуклюже, порывисто, нашел в темноте его губы. Это произошло так быстро и болезненно от силы напора, что поначалу Джон испугался, но все же в ответ вцепился в рубашку Артура, не собираясь отпускать его от себя, каким бы напряженным он ни был сам.       Не целовав никогда никого в губы, Джон не мог понять, что именно делать. Поцелуй был болезненным и до ужаса неуклюжим, чтобы он начал предпринимать хоть что-то. И пусть он боялся, но от понимания того, что происходит, его голова начала медленно отключаться, чтобы его вообще что-то продолжило волновать. Мужчина напротив и так был слишком настойчив и жаден, чтобы что-то прекращать, потому что он сам вряд ли бы это позволил. Прижал ближе, прихватил зубами губу Джона и вклинил колено меж его ног, и так выбивая скудный запас воздуха из парня.       Мысли плыли не только от жары, которая начала раскаляться в палатке, но и от того, что Артур вытягивал из него все больше и больше воздуха, просто не позволяя вдохнуть глубже и больше.       Поцелуй был жарким и слишком мокрым. С неприятной смесью вкуса алкоголя и табака. С запахом мороза и пота, и у Джона плыло перед глазами от сочетания всего, что он мог почувствовать любой частью своего тела. И когда и так в лежачем положении у него закружилась голова, он закрыл глаза, от чего все чувства обострились еще сильнее.       Он дурел и уже сам смутно понимал, что делает, особенно, когда начал отвечать Артуру, пытаясь глупо следовать за его действиями и перенимать его поведение. Поцеловал в ответ, промазав по губам и почти лизнув его щеку, попытался еще раз, столкнувшись с ним губами и почти заскулил, когда горячие ладони мужчины по-собственнически залезли под слои его одежды. Шершавые от работы подушечки пальцев скребнули по ребрам, ладонь обхватила талию и сильнее сжалась, наконец-то выуживая из парня тихий стон. От колена, что все еще находилось меж его ног, было чересчур жарко и он просто не мог не податься тазом пару раз навстречу упругому бедру, прислоняясь ко лбу мужчины, пока тот без остановки все целовал его. Словно не мог остановиться.       Джон смутно соображал, что происходит и что он сам делает. Целовал в ответ, в ответ пролез под одежду Моргана, пьянея от ощущения теплой кожи под своей ладонью. Пьянея от вседозволенности и реальности происходящего. Хотя от того, как туманно он соображал, словно в одиночку выпил пару бутылок крепкого пойла, можно было бы и поспорить о реальности. Но пока это под его ладонями и губами, он будет цепляться за действительность всеми доступными методами.       Морган был живым. Настоящим и жадным до синяков на теле Марстона от того, как сильно он прижимал его к себе, удерживая на месте. Он был горячим, как полено из костра и ненасытным, как голодный волк. Губы жгло от долгих поцелуев, возбуждение уже было неприятным от своей силы, пальцы ломило от того, как долго и алчно они исследовали тело мужчины. Джон притерся о него пахом, ощутил, как с закрытыми глазами у него потемнело перед ними, и до боли закусил собственную губу, чтобы хоть на секунду взять себя в руки и немного протрезветь. Состояние Моргана было не лучше и не хуже, чем у Джона, о чем сказал его выбитый вздох от одного простого движения парня. Пальцы вцепились в его плечо, удерживая на месте, а все тело напротив Джона напряглось до предела, словно сам Морган был на грани.       У него давно снесло крышу. Парень не знал, сколько это длится, как далеко они зайдут, и сколько это еще будет длиться, но он чувствовал, как начал уставать от сильного и быстрого выброса адреналина. Как начали слипаться глаза, и как начали уставать его руки, чтобы не отпускать от себя Моргана. Как все медленнее и медленнее он отвечал на поцелуй. Ощущал, как устали и уже болели его губы. Ощущал, как тупой болью пульсирует синяк на шее от жадного поцелуя Артура, как спадает возбуждение, и как необратимо накатывает на него сон. Но от нежелания отпускать этот момент, все равно мелко целовал губы мужчины и слабо держал его за ворот, пока не отключился окончательно, уткнувшись носом в чужую грудь, с крепкими и сильными руками вокруг своих плеч.       Утром он до последнего отказывался открывать глаза и вставать. Лежал минуту, десять, полчаса и усердно пытался заснуть вновь, пока тело не начало болеть от жесткой земли и неудобного спальника. Открыл глаза, уперся взглядом в стенку палатки тяжело вдохнул, все еще отказываясь выбираться из-под теплой шкуры и согретой от ночи палатки. Сознание все еще пребывало в дреме, он смутно соображал сколько времени, что происходит вокруг и что надо делать, кроме как сесть на спальнике и потянуться, чтобы немного прийти в себя. Но когда оно резко проснулось от одного воспоминания, Джон принял вертикальное положение. И сделал это так резко, что потемнело перед глазами.       Если это не сон, что он целовал Моргана, тогда он в тупике. Без малейшего понятия, что это было, как они к этому пришли и что теперь делать дальше. С долей страха от того, что будет дальше и с долей радости от того, что это все же произошло. Он будто бы был в пьяном бреду и сейчас половины не помнил, но даже той доли воспоминаний хватало для того, чтобы его сердце захлебывалось в той радости и волнении, что Джон испытывал.       Он приказал себе взять себя в руки и начать мыслить рационально, как подобает взрослому человеку. Мужчине. А не дамочке, что наконец-то получила своей первый поцелуй от любви всей своей жизни.       И Джон опять слабо улыбнулся, с глупой неловкостью понимая, что он и получил свой первый поцелуй. Губы были обветренными, синяк на шее неприятно саднил, и это как ничто другое говорило о том, что все это реально. И как бы ни хотелось думать о том, почему Артур пошел на этот шаг и как будет вести себя теперь, Джон все же с трудом и тут приказал себе сохранять хладнокровие. Особенно, когда он выйдет на улицу. Артур его улыбку явно не поймет. Джон не хотел говорить об этом — не знал, что конкретно говорить. А Артур и подавно.       Еще раз скромно улыбнувшись, как влюбленный дурак, он все же потянулся, запахнул куртку и кое-как выполз на улицу.       Костер горит, лошади топчут снег рядом с Артуром, а мужчина привычно сидит на пне и листает своей дневник, мечтательно бегая по строчкам и рисункам глазами. Встретившись с парнем взглядами, он не стал его ни отводить, ни хмурить. Выдержал, кивнул на костер и банку бобов рядом и опять опустил глаза к дневнику. Джон сделал, как ему показали — сел и стал есть, не проронив ни слова. Хотя изнутри он парил и готов был взорваться от счастья.       Молча поседлали лошадей, собрали лагерь и поехали дальше. В молчании и абсолютно не напряженной тишине. Артур в дороге протянул ему плитку шоколада, сказал, что он всегда был падок на сладкое и проворчал еще что-то невнятное. И даже с этим Джон отчего-то расслабился и понял, что все в порядке и пока что нервничать не надо. То, что произошло Артур не собирается ненавидеть и ненавидеть от этого парня рядом. Возможно, он сам этого хотел давно и все было не так внезапно и необдуманно, как думал об этом Марстон.       Сколько бы вопросов ни крутилось, на которые он хотел узнать ответы, но все еще держал язык за зубами. И будет держать его там. На некоторые вопросы ответов никогда не будет, и он хочет думать, что на эти — тоже.       Город Джон увидел, когда они свернули из леса на проселочную дорогу, которая была кое-как протоптана и изъезжена телегами и лошадьми. Довольно улыбнулся, когда увидел много домов в низине, конюшню с загоном для лошадей. Много ферм вдалеке, много дыма из труб и путников вдали. — Кто первый — того и ванная! — крикнул он Артуру и, пришпорив лошадь Хозии, помчал к городу, отчетливо услышав, как Артур буркнул позади, что он мелкий говнюк.