───── ◉ ─────
От утреннего света, заливающего спальню, когда он просыпается следующим утром, у Микки щиплет в глазах. Он хмурится, зарываясь под одеяло, прежде чем понимает, что странно просыпаться в одиночестве на этот раз. Он выбирается из постели и оглядывается по сторонам, пока не замечает дверь, ведущую в ванную. Микки встаёт и бросается к ней, испуская стон облегчения, когда наконец, освобождает мочевой пузырь, который всю ночь выдерживал на себе девяностокилограммового гигантского рыжего засранца. Когда Микки моет руки, запах еды заставляет его голову резко повернуться в сторону кухни. В частности, он чувствует аромат бекона, к которому его тянет, как магнитом. По пути Микки бегло осматривает квартиру Йена. До сих пор он почти ничего не видел, но, судя по тому, что видит сейчас, место приятное. Тут совершенно точно просторно, повсюду удобная на вид мебель и многочисленные рамки, как предполагает Микки, с семейными фотографиями. Зачем Йену несколько персидских ковров, Микки даже не пытается понять. Впрочем, декор довольно быстро перестаёт быть ему интересен. Войдя на кухню, Микки видит Йена, одетого в майку и шорты для бега, доходящие только до середины бедра, переворачивающего блинчики и, мать его, насвистывающего. Микки никогда не видел Йена таким бодрым. — Эй, ты встал, — приветствует Йен, более высоким тоном, чем обычно. — Прости, что отрубился на тебе прошлой ночью. Но я готовлю блинчики с беконом в качестве извинения. — Он делает паузу, чтобы перевернуть ломтик бекона. — Ты хочешь ещё и яичницу? Я могу приготовить. — Господи, — бормочет Микки, потирая глаза. — Блинчиков с беконом достаточно. Моя одежда здесь? Йен улыбается, оглядывая тело Микки, когда понимает, что тот всё ещё полностью голый. — М-м-м, я сложил её и оставил на столе. — Он кивает в сторону стола прямо за кухней. Микки быстро натягивает вещи, но Йен успевает принести еду ещё до того, как он застёгивает штаны. — Садись, — говорит ему Йен, а сам возвращается на кухню. Микки некоторое время смотрит ему вслед, прежде чем отодвинуть стул и сесть за огромный стол на восемь персон. Его желудок громко урчит, когда он смотрит на еду перед собой. Блинчики, кажется, с шоколадной крошкой, и у Микки уже текут слюнки. Йен возвращается с серебряными приборами, бутылкой сиропа, взбитыми сливками, сахаром и двумя тарелками, быстро расставляет всё по местам, прежде чем вернуться на кухню и принести две чашки кофе, сливки и сахар. — Чё-ё-ё-рт, Бетти Крокер¹, — тянет Микки, и Йен слегка закатывает глаза, прежде чем сесть рядом с ним. Когда Микки берёт вилку, Йен странно смотрит на него, приоткрыв рот, словно собираясь что-то сказать. — Что? — спрашивает Микки, нахмурившись. — У меня что-то на лице? — Нет, извини, — отвечает Йен, качая головой, и наливает сливки в кофе, помешивая, прежде чем добавить немного сахара. Микки подозрительно смотрит на Йена, но вскоре теряет интерес в пользу поливания блинов сиропом. Первый кусочек нежный и липкий — просто шоколадный рай, — и Микки издаёт довольный стон. — Чёрт, — бормочет он, потому что, если когда-нибудь и был влюблён во что-то, так это в эти чёртовы блинчики. — Может, тебе придётся чаще отрубаться на мне, если после я буду получать блинчики, — небрежно говорит он, быстро переводя взгляд на Йена. Йен смотрит не на Микки, а в свою тарелку, прикусывая губу, чтобы сдержать улыбку, пока режет блины. По мнению Микки, эта улыбка того стоит.───── ◉ ─────
После того как они заканчивают свои тренировки на сегодня, Микки принимает душ в отеле и возвращается в квартиру Йена. Йен заказывает им лучшие стейки с сыром, которые Микки когда-либо пробовал в жизни, будь прокляты их дурацкие хоккейные диеты. Они сидят на одном из странных ковров Йена, который пахнет немного как дом тёти Микки, пьют и разговаривают. Микки начинает только второе пиво, когда заявляет: — У всей Лиги стояк на тебя, чувак. Йен поднимает брови, явно забавляясь. — С чего ты так решил? Микки пожимает плечами и теребит этикетку на бутылке. — Они любят говорить о тебе. Считают тебя спасением «Флайерз» или типа того. Из-за твоей идеальной техники и всё такое. — Моя техника совершенна, придурок, — насмешливо отвечает Йен, — а наш Фенвик² поднялся на процент благодаря мне. Микки усмехается, глядя, как Йен выпятил грудь. — Как скажешь, крутой парень, — комментирует он, опершись на локти. Вскоре они оба расслабляются, будучи немного навеселе, продолжая обсуждать всякую хрень. Йен немного более пьян, чем Микки, но Микки чувствует приятное покалывание на кончиках пальцев и смеётся дольше, чем нужно. Йен тоже хохочет, Микки не помнит почему, но он словно, блядь, светится или ещё какое дерьмо, излучая какое-то сияние, о котором Микки даже не подозревал. Йен вырывает Микки из тумана, закричав: — Музыка! Микки не сразу врубается, о чём это он, а когда наконец спрашивает: «Какая музыка?» — Йен снова начинает смеяться. — Включу что-нибудь и устроим вечеринку, дубина, — говорит Йен, его улыбка такая широкая, а морщинки в уголках глаз такие милые, что Микки, вероятно, сейчас расплавится под его прикосновениями. Йен встаёт, подходит к стереосистеме, стоящей в углу, и подключает телефон. Начинает играть какая-то песня Поппи³, Микки знаком припев, но не более того. Однако Йену песня хорошо знакома, и он начинает смешно танцевать под неё, подняв руки, немного покачивая бёдрами в такт, смеясь и подпевая. — Это что ещё за хуйня? — требует Микки, сидя на полу, и на лице Йена появляется злобное выражение, на что член Микки мгновенно угрожает отозваться по стойке смирно. Йен идёт сменить песню на что-то более электронное с тяжелыми нижними басами, низкими и настойчивыми в ушах Микки. Микки беспомощно наблюдает, как Йен начинает медленно вращать бёдрами и облизывает уголок рта. Взгляд Йена скользит с лица Микки на пол, губы слегка приоткрываются, когда он начинает всерьёз двигаться под музыку, толкая бёдра в такт, проводя руками от них до груди. Футболка Йена при этом приподнимается, обнажая участок бледной кожи, и Микки чувствует, что медленно плавится на ковре. — Господи, — выдыхает он. — Я же говорил, что раньше был танцором, — смеётся Йен, раскачиваясь всем телом и медленно поднимая руки над головой. — Давай, потанцуй со мной. — Отвали, — бормочет Микки, потому что Микки никогда в жизни не танцевал и не собирается начинать сейчас. Никто не заставит его делать то, чего он не хочет. Йен смотрит на Микки сверху вниз, глаза впиваются в него, заставляя задыхаться. Йен хватает футболку за горловину сзади и стягивает её, говоря: — Поднимайся сюда. — Микки поднимается прежде, чем осознаёт это. Он стоит перед Йеном, не зная, должен ли попытаться танцевать или просто стоять и смотреть на пресс Йена всю ночь, когда Йен обхватывает руками бёдра Микки. — Ты должен двигать ими, — напоминает Йен, слишком самодовольный для его же блага, подталкивая бёдра Микки то в одну, то в другую сторону. — Ага, ну, не все же мы профессионалы, да? — бормочет Микки, глядя, как бёдра Йена легко двигаются под музыку. Микки пытается повторить за Йеном, стараясь попасть в ритм. Он думает, что у него неплохо получается, пока Йен не останавливается и не начинает хохотать. Лицо Микки мгновенно вспыхивает. — Пошёл ты, мужик, — огрызается он, отступая назад, чтобы отстраниться. В одно движение Йен быстро притягивает Микки обратно и разворачивает так, что Микки прижимается спиной к голой груди Йена. — Прекрати, — приказывает Йен. — Просто, бля, перестань... — Он замолкает прежде, чем успевает закончить, и притягивает Микки ближе. Микки сглатывает и снова сдаётся на милость тела Йена. Движения бёдер Йена побуждают Микки двигаться вместе с ним, и вскоре их ритм становится вполне приличен. Тело Йена, кажется, расслабляется, когда он выдыхает: — Да, это... это хорошо. Просто двигай бёдрами, а не всем телом. Вот так, — подсказывает Йен тоном более мягким, чем раньше. Он убирает руки с бёдер Микки и обнимает его за талию. — Отлично, — шепчет он Микки на ухо. Микки не противится комплименту, просто закрывает глаза и впитывает Йена, слегка откидывая голову и потираясь о мужчину позади себя. Микки тянется назад и хватает Йена за бедро, удерживая его на месте. Низкий звук голоса Йена у уха Микки заставляет его глаза распахнуться. — Если бы мы пошли в клуб, ты бы потанцевал со мной вот так? — спрашивает Йен, покачивая бёдрами у задницы Микки. Микки представляет их с Йеном на публике, тела в свете неоновых огней, а вокруг гремит музыка. Он думает о людях, наблюдающих, как Йен полностью овладевает им, наблюдающих, как сильно Микки этого хочет, и у него кружится голова. — Думаю, нет, — бормочет Йен более горько, чем ожидал Микки. — Ты мой, только когда мы здесь одни. Не твой, — хочет возразить Микки, хотя знает, что это неправда. Однако он сдерживается, поворачивается в объятиях Йена и крепко целует его. Йен подходит к той точке, которой пытается избежать Микки, к точке, в которой они говорят о том, кто они друг другу и что это значит. Микки просто... он не готов к этому разговору. Поэтому он позволяет Йену трахать его, перегнув через спинку дивана, а затем снова в постели Йена и пытается предоставить своему телу говорить за себя. На следующее утро Микки просыпается с рукой, обнимающей его за талию и приятным теплом, прижатым к его спине. Это не сбивает с толку; есть только один знакомый ему человек с таким количеством веснушек на руках. Микки переворачивается, чтобы посмотреть на Йена, который лежит на боку с едва приоткрытыми губами, грудь поднимается и опускается. Его волосы торчат во все стороны в беспорядке, но в остальном он как из грёбаного фильма, весь залитый светом, заполняющим спальню. Микки обдумывает возможность разбудить Йена минетом, когда тот, наконец, шевелится и сонно моргает. — Самое время, — приветствует Микки, даже не потрудившись притвориться, что не наблюдает, как спит Йен. Йен издаёт непонятный звук и переворачивается на спину. — Чёрт, который час? — спрашивает он сонным голосом. Микки смотрит на часы на своей стороне кровати. — Уже почти одиннадцать, — отвечает он, выжидающе глядя на Йена. Встрепенувшись, Йен подрывается с кровати прежде, чем Микки успевает моргнуть. Он тихо чертыхается, проходит в ванную и громко захлопывает за собой дверь. Микки моргает ему вслед, гадая, что, чёрт возьми, только что произошло. — Ну и ладно, — бормочет Микки себе под нос, стараясь не беспокоиться. Оглядевшись, он находит пару боксеров, которые можно надеть, чтобы пойти на кухню. Микки очень нравится кухня Йена; суперсовременная, будто чтобы компенсировать старинные ковры и безделушки повсюду. По сути, всё из нержавеющей стали, за исключением чёрной мраморной столешницы. Той самой, на которой Микки трахнули две ночи назад, вспоминает он с теплотой. Воспоминание прерывает Йен, который плетётся мимо кухни в гостиную. Он быстро сворачивается калачиком на диване и кутается в одеяло, ничего не говоря Микки. — Хочешь, я сделаю кофе? — зовёт Микки. Йен что-то бормочет в ответ, но Микки его не слышит, потому что одеяло закрывает ему рот. — Неважно, бормотун, я всё равно приготовлю, — отвечает Микки, бросая взгляд на навороченную кофемашину Йена. К счастью, он довольно быстро разбирается, что к чему, и вскоре наливает кофе в две чашки. Он готовит Йену так, как видел, как тот делал вчера: с большим количеством сливок и только одной чайной ложкой сахара. Микки быстро делает кофе себе, прежде чем схватить обе кружки и отнести в гостиную. Он садится на диван рядом с Йеном и протягивает ему кружку. — Вот, ваше высочество, — говорит он. Йен не встречается с ним взглядом, но слегка откидывает одеяло, чтобы прохрипеть: — Нет, спасибо. Микки хмурится, смотрит на кофе в своих руках и снова на Йена. — Да ладно тебе. Я сделал так, как тебе нравится, — говорит он, протягивая кружку Йена немного ближе к нему. Повернув голову, Йен смотрит на Микки и моргает, прежде чем уголки его рта приподнимаются. Он протягивает руку, чтобы взять кружку у Микки. Микки хмурится, когда замечает, что рука Йена сильно дрожит, но Йен так быстро убирает её под одеяло, что Микки задаётся вопросом, видел ли он её вообще. Йен отшатывается от него, ничего не говоря. Микки не понимает, что происходит, но Йен ведёт себя странно, поэтому он пробует другую тактику. Он ставит кружки на кофейный столик и говорит: — Может, хочешь позавтракать? Я могу приготовить яичницу или что-нибудь ещё… — Почему ты вдруг стал таким заботливым и внимательным в тот единственный день, когда я не могу с этим справиться? — рявкает Йен. Он остаётся завёрнутым в одеяло и вообще не смотрит на Микки. Микки слышит, как кровь стучит у него в ушах, и резко сглатывает, прежде чем заговорить. — Да что с тобой такое, мать твою? — требует он. Йен крепко зажмуривается, как будто если будет стараться, то исчезнет. — Я должен был принять таблетки утром, но проспал, — тихо объясняет он, качая головой. — Я принимаю их так долго, что всегда просыпаюсь в шесть утра для этого, даже если не ставлю будильник. — Он делает паузу, чтобы перевести дыхание. — Я охуенно ступил. Думал, раз вчера мне всё сошло с рук, то я буду в порядке. Видимо, сбил свой режим сна. — Что за… что за чёртовы таблетки? — спрашивает Микки, слыша, как его тон срывается на бешеный, но ничего с этим не делая. — На чём ты, блядь, сидишь, что тебя так трусит? — На чём я не сижу, — с горечью бормочет Йен. — Я на куче всякого дерьма, потому что у меня... — он замолкает, на мгновение теряя самообладание, — у меня биполярное расстройство, — наконец шепчет он, — поэтому мне нужно принимать разное дерьмо, чтобы сбалансировать меня. Микки пялится на Йена с отвисшей челюстью, быстро проводя языком по губам. — Би-что? Я не знаю, что это за хуйня, — признаётся он. — О, — отвечает Йен. — Хм, химия моего мозга отличается от химии мозга большинства людей. Я прохожу через что-то вроде циклов. Без таблеток я либо думаю, что я грёбаный Супермен, либо не могу встать с постели две недели, потому что я до хуя подавлен. Микки не уверен, когда он перестал дышать, но всё равно вынужден глубоко вдохнуть. Он помнит, как Йен, кажется, целую жизнь назад, принимал таблетки из контейнера, выдавая их за добавки. — Значит, в том контейнере не добавки были, — говорит он, глядя на свои руки. Проходит несколько мгновений, прежде чем Йен отвечает. — Нет, — признаётся он, — не добавки. — Почему ты просто... — начинает Микки, прежде чем прочистить горло, но комок, который там образовался, отказывается исчезать. — Ты мог бы просто сказать. Йен издаёт явно вымученный смешок. — Честно говоря, не думал, что тебе будет не насрать, — обвиняет он, и Микки отворачивается. Дело в том, что за последний год Микки узнал столько глупостей о Йене. Он знает, что первую и единственную золотую рыбку Йена звали Роджер, как и по совпадению первого парня, которого трахал Йен. Он знает, что Йен трахал своего женатого босса в течение трёх лет. Знает, что он боится щекотки на ногах и что его улыбка начинается с одной стороны лица и постепенно переходит на другую, как восходящее и заходящее солнце. Он знает, что Йен не может есть яичницу без неприличного количества кетчупа и что он выпячивает подбородок, когда злится или расстраивается. Он знает, как выглядит Йен, когда собирается заснуть, когда он в двух секундах от оргазма или когда слишком старается выглядеть круто. Он понятия не имеет, что означает тот факт, что он цеплялся за всю эту информацию, припрятав её, но не думает, что это значит, что ему насрать. Микки ничего из этого не говорит Йену, не подтверждая и не опровергая сказанное, а лишь бормочет: — Нет смысла лгать друг другу, вот и всё. Йен молчит пару секунд, глядя на свои трясущиеся руки, словно принимая решение. — Я спал с другими, — говорит он громко и торопливо. Микки долго не отвечает, но остаётся совершенно спокойным. — И? — спрашивает он, встречаясь взглядом с Йеном. — И? Вот как? — Йен делает паузу, изучая лицо Микки, и его лицо искажается болью. — Тебе всё равно? — тихо спрашивает он. Мягкость голоса Йена заставляет Микки огрызнуться. — Какого хрена меня должно волновать, куда ты суёшь свой член? — Он больше не может смотреть на Йена, потому что, если посмотрит, потеряет самообладание. — Не делай из этого больше, чем есть. Йен застывает. Он прищуривается и выпячивает подбородок, прежде чем заговорить. — Вот именно, — чётко отвечает он, — так что, чёрт возьми, прости меня за то, что я не поделился интимными подробностями моего психического заболевания с междугородним приятелем по ебле. Микки вздрагивает. — Ладно. — Это всё, что ему удается сказать, потому что Йен прав. Личная жизнь Йена его не касается. Он встаёт. — Я просто собираюсь… — Микки неопределённо жестикулирует, берёт сумку, которую бросил у двери накануне вечером, и уходит. Йен не делает ничего, чтобы остановить его.───── ◉ ─────
Микки возвращается в свой гостиничный номер и бьёт кулаком по стене. Быстро опухающие костяшки пальцев никак не отвлекают от бури, формирующейся в голове. Грёбаный Галлагер. Грёбаный Йен. Микки должен быть счастлив — фантастически, блядь, счастлив, — что Йен переспал с кем-то другим. Он должен быть в восторге от того, что Йен не делился с Микки большей частью своей личной жизни. Это значит, что они просто приятели для траха. Но он, мать его, не счастлив. Он зол на себя за то, что был идиотом и последние несколько месяцев не трахался ни с кем, кроме Йена. Он, мать его, вне себя, что стал мягкотелым, что впустил Йена, даже если совсем немного. В ярости, что пытался, но этого было недостаточно. Он никогда не делал достаточно. Блядь. Микки проводит руками по волосам, глядя на кровать. У него перехватывает дыхание от понимания, что, хотя он и пробыл в городе две ночи, ещё ни разу не спал в ней. Чтобы уничтожить все нетронутые складки и швырнуть одеяла и подушки на пол, много времени не требуется. В итоге, стоя в море слишком белых простыней, он тяжело дышит, и его зрение затуманено. Микки прижимает ладони к глазам и вытирает их насухо. Он садится на кровать, когда зрение снова затуманивается, и позволяет слезам пролиться. Ему не верится, что он думал, что Йен, возможно… На самом деле не имеет значения, что думал Микки. Он ошибался. Это не вина Йена, что Микки перестали устраивать их границы, в то время как Йен, наконец, освоился с ними. Микки снова вытирает глаза и идёт в душ, надеясь, что к тому времени, как он выйдет, боль в груди исчезнет.───── ◉ ─────
Микки боится игры. Он устал и не хочет провести два часа перед Йеном, не хочет иметь дело с ходами, которые Йен собирается использовать против него. Но у него нет выбора. Это его работа. Он просто должен пройти через это сегодня вечером, и ему, вероятно, не придётся играть против Йена до конца года. Когда все занимают свои места, Микки не может не посмотреть туда, где стоит Йен. Назовите это болезненным любопытством или мазохизмом, но он должен увидеть. Но, как только их взгляды встречаются, Микки вздрагивает. Обычный жар в глазах Йена полностью исчез, его взгляд лишён каких-либо эмоций. Он холодный — такой, какой Микки никогда раньше не видел, и это пугает до чёртиков. Первый хит⁴ в игре ослепляет Микки. Он изо всех сил старается не смотреть на Йена, чтобы избежать его ледяного взгляда, когда тот появляется из ниоткуда и толкает Микки в бедро так сильно, что он тут же падает. Когда Микки поднимает глаза, Йена уже нет, он откатился к штрафной, даже не взглянув на него. Ясно, что старательно избегать смотреть на Йена — не вариант. Микки принимает вертикальное положение, сжимает клюшку всё ещё пульсирующей рукой и говорит себе собраться, блядь. Это просто хоккей, ради бога. Это не должно быть трудно. Но он имеет дело не с хоккеем. А с Йеном. Микки не спускает глаз с Йена, но в основном избегает его, прикасаясь к нему, только когда вынужден. Хотя после того, как Йен сбивает его с ног в третий раз в какой-то момент во втором периоде, Микки сыт им по горло и, наконец, решает дать отпор. С него хватит, он, блядь, покончил с Йеном и с каждым чувством, которое тот сумел из него вытянуть. Все эти эмоции внутри, о наличии которых Микки даже не подозревал, были найдены и вырваны из его груди, оставляя Микки истекать кровью. Он впечатывает Йена в борт плечом так сильно, что ушибаются оба. Его команда забивает сразу после этого, но у Микки нет ощущения, что он что-либо выиграл.───── ◉ ─────
С этого момента игра идёт грязно. Микки дважды толкает Йена плечом в бок, а Йен подставляет ему по крайней мере три подножки. Оба оказываются на скамейке запасных, но этого недостаточно, чтобы удержать их от физического контакта друг с другом. Микки практически кипит, когда возвращается на лёд после того, как опрокинул Йена. Микки просто хочет оказаться в пространстве Йена, пихнуть его, начать драку, которая даст ему повод накричать на Йена. Чем больше Йен толкает Микки, тем больше он злится. Это только вопрос времени, когда он выйдет из-под контроля. Последней каплей становится момент, когда Йен таранит его плечом в бок, заставляя Микки споткнуться и врезаться спиной в Рамиреса. Рамирес толкает Микки обратно, чтобы он выпрямился, давая импульс, который нужен Микки, чтобы атаковать Йена, держа клюшку горизонтально в обеих руках и используя её, чтобы впечатать этого верзилу в ограждение. Йен так сильно врезается в оргстекло, что оно трясётся, звук эхом разносится по всему стадиону. — Это всё, на что ты способен, здоровяк?! — Йен отбрасывает клюшку и грубо толкает Микки так, что тот отшатывается. Микки уже собирается отступить, когда Йен кричит: — Давай, грёбаный трус! Микки совершенно не замечает отчаяния в голосе Йена, потому что всё, что он слышит, — трус. Микки роняет свою клюшку, чтобы броситься вперёд, сильно упираясь руками в грудь Йена и толкая его ещё раз. Он толкает так сильно, что голова Йена слегка откидывается назад. Достаточно для того, чтобы в следующее мгновение Йен рухнул на каток: метр восемьдесят мёртвого груза с глухим стуком ударяется о лёд. Микки перестаёт дышат. Он не двигается, ничего не делает, только беспомощно смотрит на пустое лицо Йена. Кажется, что проходит целая жизнь, но, вероятно, всего пара секунд, прежде чем Коэн оттаскивает его. Микки знает, что его тренер кричит на него, как и большинство его товарищей по команде и ребят из команды Йена. Микки догадывается, что ему повезло, что никто из команды Йена не успел добраться до него до того, как Коэн уволок его на скамейку запасных, но ему бы хотелось, чтобы они, блядь, успели. Тренер Микки толкает его на скамейку и начинает кричать, что он исключён из игры, разглагольствуя о дисквалификации и слушаниях, но Микки может только смотреть туда, где парамедики окружили Йена. Несколько долгих мгновений он пристально смотрит на Йена, ожидая, когда тот встанет. Микки должен был остаться там, должен был попытаться заставить Йена очнуться. Возможно, Йен был бы настолько взбешён, что звука голоса Микки было бы достаточно, чтобы тот пришёл в себя. Кажется, что проходят годы, целая жизнь, прежде чем Йен наконец шевелит ногами. Прерывистое дыхание вырывается изо рта Микки, когда Йен начинает садиться, и на этот короткий миг Микки чувствует такое облегчение, что его тело болит от этого. Толпа ликует, когда санитары, наконец, поднимают Йена и сопровождают его со льда. И только тогда Микки опускает взгляд в пол. Он не поднимает глаз до конца игры. «Ястребы» побеждают, но Микки не в состоянии заставить себя притвориться, что ему не по барабану, когда он чувствует, что только что потерял всё.