───── ◉ ─────
Дело в том, что Йен, блядь, сделал бы всё для Микки. Без шуток. Он готов был в лепёшку расшибиться, чтобы дать Микки всё, чего бы тот ни попросил. Оставаться эмоционально отстранённым, даже если это разорвало его изнутри? Сделано. Притворяться, что вечная дистанция между ними не беспокоит его, что он не жаждет ощущать тело Микки рядом с собой каждую ночь перед сном? Что угодно, чтобы Микки остался в его жизни, какой бы формат их общения Микки ни выбрал. Решение спать с другими людьми было полностью осознанным. Микки продолжал отталкивать его после почти года валяния дурака, и Йен устал. Устал ходить вокруг Микки на цыпочках, боясь, что малейший намёк на что-то большее — и Микки как ветром сдует. Иногда Йену приходило в голову, что Микки может испытывает к нему чувства, в те редкие моменты, когда лицо Микки было открытым и читаемым. Но это выражение исчезало в мгновение ока — так быстро, что казалось, ему это померещилось. Каждый раз, когда Йен думал, что они продвигаются вперёд, Микки всегда саботировал это, закрываясь от Йена. Так что после Рождества Йен решил отвлечься. Он не мог заставить себя положить этому конец, будучи в точке, где не представлял себе мир без Микки в его жизни. Йен, блядь, слишком увяз. Нет, он просто трахался с разными случайными парнями, общался с Микки чуть меньше, чтобы не было так больно. Ему нужно было чем-то себя занять. Это был единственный шанс выбраться из этой передряги по большей части целым и невредимым, когда Микки решил бы с ним покончить. Это отчасти сработало. Йен не был постоянно привязан к телефону, ожидая сообщения от Микки. Он не позволял себе так сильно беспокоиться о том, что делает Микки и с кем. Его чувства притупились ровно настолько, чтобы пережить январь, февраль. Но весь прогресс, которого он добился, вся эмоциональная дистанция, которую Йен сумел выстроить между ними, вылетела в трубу, как только наступил март. Вскоре им предстояло играть друг против друга. В прошлый раз Йену это так понравилось. Во время игры он как можно чаще касался Микки, а после они трахались, как животные. Но это был не просто трах, это было весело. Йен охуенно любил находиться рядом с Микки. Микки бросал ему вызов так, как никто другой. С Микки Йен был постоянно в тонусе, ожидая его следующего шага, готовый соответствовать ему или дать отпор. Таким образом они хорошо сработались. Когда Микки, наконец, постучал в его дверь в первый раз, Йен не смог сдержаться. Он обвился вокруг Микки, сжав его словно в тисках, будто пытаясь поглотить или удержать навсегда. Микки позволил ему, и это был один из тех моментов, когда Йен читал между строк. Позже Йен трахнул Микки на кухонной стойке, целуя его всё время, заставляя их дышать друг другу в рот. Когда они закончили, Йен был так счастлив, что едва мог осознать это. Он не мог не думать о том, что так должно быть всегда. Что они предназначены друг другу или что-то в этом роде. Это были глупые мысли. Теперь Йену это ясно. Он не должен был думать, что влюблённость в Микки Милковича принесёт ему что-нибудь, кроме душевной боли.───── ◉ ─────
Йен звонит Фионе сразу после выписки, усевшись в такси и собравшись с силами. — Самое время, — обвиняет она, когда отвечает. — Знаю, — говорит ей Йен, — мне очень жаль. Я был не в своей тарелке, когда говорил с тобой вчера вечером. — Он немного поболтал с ней после того, как поступил в больницу, но ему было трудно сосредоточиться на деталях, и примерно через две минуты он сказал ей, что должен идти. — Я в порядке, правда. Не первое сотрясение мозга. Йен может представить себе Фиону так же ясно, как если бы он стоял рядом с ней: одной рукой она прижимает телефон к уху, а другая — упирается в бедро, брови сдвинуты в тревоге. — Впервые за долгое время, — отвечает она. — Что, чёрт возьми, случилось? Кто это сделал? Йен сглатывает и крепко зажмуривается от признания, которое собирается сделать. — Эм. Микки, — отвечает он. Фиона долго молчит. — Йен, — говорит она полным жалости голосом. — Да знаю я, — выпаливает Йен — Я знаю, хорошо? Вы с Липом были правы всё это время. Мне следовало самому догадаться. Фиона была согласна с Липом по поводу Микки: от него будут одни неприятности. К чести Фионы, она занимала такую позицию по отношению ко всем бойфрендам Йена, но, возможно, дело было больше во вкусе Йена в мужчинах, чем в чём-либо ещё. Она и Лип, но особенно Лип, как правило, защищали Йена больше, чем требовалось. — Послушай, нет. Я не это хотела сказать, — бормочет Фиона. — Мне очень жаль, Йен. Я знаю, что ты к нему чувствовал. Йен стискивает зубы. — Чувствую, — поправляет он. — И ты понятия не имеешь. Тихо вздохнув, Фиона соглашается: — Чувствуешь. Конечно. — Она замолкает на мгновение, и Йен слышит, как на её конце провода что-то гремит. — Тебе нужно позвонить Липу. Мне пришлось уговорить его не садиться в машину и не гнать всю ночь до Филадельфии. Йен тихо фыркает. — Из Аризоны? Он не добрался бы сюда до сегодняшнего вечера. — Именно это я ему и сказала, — весело откликается она. — Но ты же знаешь, какой он. Я обещала, что заставлю тебя позвонить ему сразу после разговора с тобой. Так что набери его.───── ◉ ─────
— Микки Милкович? Ты вообще себя сейчас слышишь? — спросил Лип много лет назад. На губах Йена заиграла улыбка. Конечно, он трахал Кэша, но ему было пятнадцать, и у него были глаза. И эти глаза в тот день прекрасно разглядели Микки, когда он подстригал то, что осталось от газона, на дворе Милковичей. Без рубашки, весь потный, с открытым ртом, лишённый той дерзкой ухмылки, которую постоянно носил в городе. — Мэнди сказала мне, что он не так уж плох. Лип посмотрел на Йена с отвращением. — Можно подумать, сраного Кэша недостаточно, Йен, господи боже. — Брат провёл рукой по волосам. — Он, блядь, убьёт тебя, — заявил Лип более громким тоном, как всегда, когда пытался заставить Йена его послушать. — По-настоящему. Мертвее, сука, некуда. И я вроде как буду скучать по тебе, если тебя не станет. Брось эту идею. Бормоча что-то невнятное, Йен отмахнулся, как будто вовсе не думал о возможных способах соблазнить Микки. — Думаешь, я идиот? Естественно, я бы не стал ничего пробовать. Просто говорю, что он горячий, — заявил Йен. Фыркнув, Лип быстро оглядел Йена. — Угу, конечно, — соглашается он, — если тебя заводят парни, не принимающие душ по две недели подряд. Йен слегка сверкнул глазами и толкнул Липа в плечо, что закончилось тем, что они боролись в коридоре и Фиона прикрикнула на них, чтобы они перенесли разборки на улицу. Тема Микки вскоре была забыта Липом, но Йен не мог не задерживать взгляд на Микки всякий раз, когда тот мелькал в школе. Однако, как только Микки перестал появляться в школе, а Йен переехал в Филадельфию, влюблённость быстро прошла. Он не вспоминал о Микки много лет к тому моменту, когда его взгляд зацепился за знакомое лицо на льду. Йену потребовалось несколько долгих взглядов, чтобы убедиться: это был Микки. Повзрослел, стал чище, но в основном выглядел так же. Йен старался изо всех сил, чтобы привлечь его внимание, сбить с ног и заставить заметить себя. Даже после игры Йен был зациклен, его детская влюблённость всплыла на поверхности быстрее, чем Йен мог себе представить. Он отправился в «Сказку» после их второй игры, надеясь на быстрый трах, чтобы отвлечься от того, как жарко выглядел Микки в тот вечер, только чтобы найти там самого Микки. Он склонился над стойкой бара и осматривал место. Йен всегда верил в знаки, и это должен был быть один из них: огромный мигающий неоновый знак, который говорил Йену преследовать Микки на полной скорости. Именно так он и сделал.───── ◉ ─────
— Ну, — говорит Лип после рассказа Йена о случившемся. Йен как раз подъезжает к квартире, расплачивается с таксистом и вылезает из машины. — Давай, я знаю, как тебе не терпится, — отвечает Йен. — Ни за что не доставлю тебе такого удовольствия, даже если ты прав насчет того, что я прав. Думал, ты меня знаешь, — упрекает Лип. Йен закатывает глаза и входит в здание. — Знаешь, ты заёбываешь на совершенно новом уровне. — Девушки мне так и говорят, — со смехом отвечает Лип. — Ладно, ладно, я практически слышу, как ты подбородок выпячиваешь. Хочешь, я за тебя всё дерьмо из Милковича выбью? Он может за себя постоять, но думаю, что смогу с ним справиться. Мне не впервой давать в челюсть твоим парням. Входя в лифт и поднимаясь к себе, Йен вспоминает, как Лип кричит: «Что, чёрт возьми, ты с ним сделал?!» — затем заикание и глухой звук удара кулаком по плоти. — Всё ещё не смешно, — напоминает Йен. — И Микки надрал бы тебе задницу. — Не знаю даже, — хмыкает Лип. — Я был бы на адреналине, брат. Как те мамочки, которые ворочают автомобили, когда их младенцы в опасности и всё такое. Это даст мне суперсилу. — Ты, блядь, под кайфом, да? — Прошлой ночью я до смерти перепугался, — говорит Лип Йену, — думаю, что заслужил немного покурить, проснувшись. Йен вздыхает. — Извини, ладно? Не хотел, чтобы так получилось. — Знаю. Просто, блядь, береги себя, слышишь? Я серьёзно. Медленно выходя из лифта, Йен бормочет: — Так и сделаю. Обязательно. — Он ощущает себя виноватым, как всегда, когда случается что-то, что заставляет его семью волноваться. Он вдруг чувствует себя семнадцатилетним, вынужденным столкнуться с последствиями возвращения в Филадельфию после побега в Чикаго на три месяца. Он вспоминает, каково это — не вставать с постели, не есть и не делать ничего большего, чем спать или моргать. О попытках семьи вытащить его из этого состояния. Безуспешно. О том, как он отворачивался от их обеспокоенных взглядов, потому что не мог этого вынести. — Я позвоню тебе завтра, — обещает Лип, когда Йен вставляет ключ в замок и открывает дверь. — Хорошо, — соглашается Йен. — Поговорим позже. — До связи. Йен со вздохом вешает трубку и проводит рукой по волосам. Он всё ещё чертовски напряжён и знает, что ему, вероятно, стоит вздремнуть или что-то в этом роде, но простые мысли о том, чтобы поспать, нервируют его. Он идёт в комнату переодеться; на нём одежда, в которой он был вчера на стадионе, и она кажется грязной и странно ощущается на коже. Йен останавливается, вспомнив, что, когда в последний раз находился в этой постели, Микки был рядом с ним. Он проснулся, обнимая Микки за талию, а Микки нежно смотрел на него с лёгкой улыбкой на губах, которой Йен так и не смог насладиться. Воспоминания заставляют его с трудом сглотнуть. Становится только хуже, когда он видит на полу футболку, которая совершенно точно принадлежит не ему. Она серая, с чёрным черепом, ткань тонкая, должно быть, от многолетнего ношения. Но она мягкая, и Йен прижимает её к лицу на мгновение, запах Микки сбивает его, как чёртов товарняк. В этот маленький момент он словно переносится в квартиру Микки, окружённый этими вещами, его простынями и его телом, обёрнутым вокруг Йена, руки и ноги у Микки короче, но сильные, когда он цепляется ими за Йена. Йен роняет футболку, будто она обжигает его, и принимает мгновенное решение устроить генеральную уборку в спальне. Он срывает простыни с кровати и наволочки с подушек и загружает их в стирку, убеждается, что смазка и презервативы убраны, прежде чем вытереть прикроватные столики. Он даже стирает пыль с вентилятора, чего, вероятно, не делал с тех пор, как в последний раз был маниакальным. Он пылесосит, стараясь достать до всех углов под кроватью. Он обходит футболку и оставляет её там, где бросил, пока до неё не дойдёт очередь. Он решает перейти в ванную, убедиться, что туалет безупречно чист. Он начинает оттирать душ так усердно, что руки сводит судорога и от него начинает пахнуть отбеливателем. Напряжение в груди не ослабевает. Ни на сколько. Поэтому он трёт пол и перебирает всё на стойке, потому что не знает, чем ещё себя занять. После всего он добирается до футболки Микки, бросая её поглубже в шкаф. Он разберется с этим позже. Когда-нибудь. Когда сама мысль о ней не вызовет у Йена желания выползти из кожи.───── ◉ ─────
Йен любит бегать с подросткового возраста. Это помогает поддерживать здоровье, оставаться сосредоточенным и даёт ему большую выносливость, но, что более важно, это держит его эмоционально стабильным. Ощущения в его ногах, сильно и быстро ударяющихся о тротуар, напоминают Йену, что он жив. Что он несколько раз выползал из ада и обратно, но всё ещё дышит. Он жив и здоров. У него всё под контролем. Он тот, кто определяет, насколько быстро он бежит или не бежит, преодолеет ли он пять миль или шесть. Это одна из немногих вещей в его жизни, которые он может контролировать, и это чёртово благословение. Бросив футболку Микки в заднюю часть шкафа, Йен решает проигнорировать приказ доктора воздержаться от физической активности и отправляется на пробежку достаточно интенсивную, чтобы лёгкие словно горели огнём. Он пытается сосредоточиться на движениях, не отвлекаться. Его руки согнуты и раскачиваются при каждом шаге, а ноги ударяются о тротуар в идеальном ритме. Обычно он находит утешение в звуке, который издают стопы, шлёпающие по бетону, но сегодня ему приходится заставить себя не обращать внимания, поскольку всё, что он слышит каждый раз, когда нога касается земли — Микки. Микки Микки Микки Микки Микки. Йен пробегает всего три четверти мили, прежде чем у него начинает кружиться голова и его рвёт в сточную канаву. Он злится, потому что теперь даже не контролирует ситуацию. Он ненавидит это чувство всеми фибрами. Он хочет заставить себя пробежать больше, чтобы избавиться от разочарования. И в течение нескольких минут он пытается снова, пока не чувствует такое головокружение, что ему приходится присесть на бордюр, пока мир не перестанет вращаться под ногами. Просто, блядь, береги себя, сказал ему Лип. Йен подталкивает себя в вертикальное положение и, сопротивляясь разуму, который всё ещё велит ему бежать, ловит такси. Лип и Фиона явятся лично и надерут ему задницу, если им позвонят сообщить, что он отключился в грёбаном переулке примерно через двенадцать часов после того, как потерял сознание в середине матча. Он возвращается домой и сворачивается калачиком на диване, потому что на кровати до сих пор нет простыней, да он и не думает, что смог бы добраться до спальни, даже если бы попытался. За одной из угловых подушек обнаруживается пара штанов, и Йен швыряет их на пол, чтобы устроиться поудобнее, аккуратно подложив под голову подушку. Глаза закрываются сами собой. Учитывая, что он практически не спал в течение последних двадцати четырёх часов, ему ещё повезло, что он не отрубился раньше.───── ◉ ─────
Найти, с кем потрахаться, для Йена не проблема; никогда не было. У него отличное тело и симпатичное лицо, и он никогда не слышал никаких жалоб о размере своего члена. Это заставляет людей задерживаться дольше, чем Йену было нужно. Ладно, он встречался с несколькими парнями после Кэша, но, как только всё становилось серьёзнее, общение иссякало. Может, это его вина, может, ему трудно подпускать людей слишком близко, потому что внутри него есть нечто, говорящее ему не позволять людям знать правду о том, какой он. Но, кажется, никто не интересуется дерьмовыми вещами — теми гранями его личности, которых он сам избегает касаться. Его стратегия совладания в основном состоит в том, чтобы просто отмахнуться от этого, считая несущественным, пока не произойдёт взрыв. Это нездоровый подход, он знает. Но это его вторая натура. Так что не удивительно, что Микки хотел Йена только для секса. Йен с пятнадцати лет привык к тому, что его сексуальность ценится превыше всего. Однако это не помешало Йену желать большего, его сердце сжималось так сильно каждый раз, когда они целовались после разлуки, что он не мог дышать. От взгляда на место рядом на кровати и настолько ясного представления лежащего там Микки, что иногда он даже протягивал руку, но ощущал лишь холодные простыни. Йен не так уж умён, когда дело доходит до любви. Он это знает. Но он так давно не был влюблён, что казалось, будто это в первый раз.───── ◉ ─────
Когда тётя Кэрол неожиданно приехала в Чикаго, такая улыбчивая и радушная, какой Йен её никогда не помнил, он сразу заподозрил неладное. Никто в их семье никогда не был добр без причины. Возможно, у Кэрол были свои мотивы. Оглядываясь назад, вероятно, именно смерть мужа заставила её пригласить стайку детей Галлагер жить к себе, но тем не менее это был благородный жест. Кэрол с трудом убедила Фиону. Старшая сестра ненавидела принимать помощь от кого угодно, включая никогда не появляющихся родственников. Особенно от никогда не появляющихся родственников. Но она устала и изо всех сил пыталась удержаться на плаву. Йен просто помнит, что та зима была одной из самых холодных на его памяти, потому что отопление у них не работало. Однако после того, как Джимми уехал в Коста-Рику, Фиона наконец уступила. С работой, на которую её пыталась устроить Жасмин, ничего не выгорело, и Фиона не могла придумать ни одной годной причины, по которой они должны были остаться, когда их тётя предлагала бесплатное проживание и питание в большом доме в Филадельфии. Там уж точно не могло быть хуже, чем в Чикаго. Йен не соглашался. Он упорствовал, говоря, что не хочет уходить из хоккейной команды. Что «Флайерз», блядь, отстой, и он не хочет застрять в городе с кучкой дебилов. Однако это были лишь отговорки. Хоккейная команда, в которой он играл, была дерьмовой, и Йен знал, что в другом месте ему будет лучше. «Флайерз» были не так уж плохи, Йен мог бы вписаться в команду. Настоящая причина заключалась в том, что он не хотел разлучаться с Кэшем. Да, тот был его боссом и вдобавок вдвое старше. Но он уделял Йену внимание, которого Йен жаждал: слушал его, покупал ему хорошее хоккейное снаряжение и подбадривал. Йен любил Кэша, во всяком случае так, как пятнадцатилетний мальчишка представляет себе любовь. Поэтому он не хотел уезжать. Сначала он противился, но, взглянув в усталые глаза Фионы, согласился. Она играла роль матери с шести лет и очень устала. Она не испытала радостей жизни простого подростка, ничего не делала для себя лично, и Йен больше не мог заставить себя быть эгоистом. — Мы будем поддерживать связь, — заверил Йена Кэш за день до того, как Галлагеры должны были собраться и уехать из Чикаго навсегда. — Иногда ты сможешь приезжать на поезде. Мы справимся. Йен ему поверил. Несмотря на то, что их отношения продолжались, больше ориентируясь на идею, чем на реальность, Йен твёрдо верил в то, что когда-нибудь они смогут быть вместе по-настоящему. Йену это было свойственно. Крепко держаться за мечты, у которых было мало шансов на то, чтобы воплотиться в жизнь. Йен думал, что перерос это. Теперь он полагает, что не может этого утверждать.───── ◉ ─────
Йен просыпается через десять часов, тело онемело и ноет. Он, наконец, осознаёт всё дерьмо, случившееся перед окончательным нарастанием конфликта с Микки. Он проверяет свой телефон и видит пропущенные от Фионы и Липа, поэтому он быстро перезванивает им и уверяет, что да, с ним всё в порядке и он просто спал. Голова не беспокоит. Да, он собирается принять их сейчас. Я тоже тебя люблю. (Микки не писал, не звонил, и это ранит. Каждый раз, смотря на телефон, Йену хочет швырнуть его об стену, поэтому в конечном итоге он прячет его в штанах, чтобы забыть об этом.) Он мочится, принимает лекарства и идёт поесть. Аппетит такой, будто он голодал несколько дней, и он продолжает есть, прежде чем решает оглядеться. Уже полночь, и у него пальцы чешутся чем-то заняться. Или, может, просто отправиться на пробежку теперь, когда ему лучше. Йен пробегает три мили, возвращаясь домой в раздражении, поскольку лучше ему от этого не стало. Нелепость. Он по-прежнему напряжён, нервничает и беспокоен в целом и думает, что не должен чувствовать себя подобным образом. Даже со всей случившейся ебаторией. Он решает назначить встречу с психотерапевтом на завтра. Он не хочет, но блядь. Он должен. Ему нужно разобраться в том, что происходит, пока не стало хуже.───── ◉ ─────
Это всё ещё в нём, глубоко укоренившееся: Галлагеры не ходят на терапию. Это всё ещё трудно для него, но уже получается лучше. Честно говоря, у него не было выбора, но в настоящем ему это даётся легче. Но не в этот раз. Он раздражается с того момента, как входит в дверь. Он не хочет говорить; за последние пару дней он только и делал, что говорил. Его терапевта зовут доктор Мэтьюс. Йен никогда не питал к нему особой любви, хотя скорее это связано с его профессией, чем с чем-либо ещё. Но, как бы Йен ни хотел это признавать, Мэтьюс помогает ему оставаться стабильным. Он довольно хорошо замечает перемены в настроении Йена и соответствующим образом корректирует его рецепты. Йен должен быть благодарен хотя бы за это. Йен не хочет тратить время впустую, поэтому начинает рассказ о последних днях, хотя ему кажется, что язык прилипает к нёбу, а горло пересохло, как наждачная бумага. Тем не менее он преодолевает это и пытается показать как можно меньше эмоций, чтобы справиться со всем этим. Йен решает, что не чувствует себя особо щедрым, поэтому заставляет Мэтьюса потрудиться сегодня. Он всё равно разглядит его насквозь, всегда так было. Это работа Мэтьюса — читать между строк. Жалость — то, что он получает. Йен видит это по рукам Мэтьюса, крепко сжатым в замок на его коленях. Он видит это по его сжатым губам, явно удерживающим правду за стиснутыми зубами, словно желчь грозит выплеснуться наружу. Йен знает, что Мэтьюсу его жаль, и это нормально. Это не в первый раз. Пока Мэтьюс держит свою кислую жалость при себе, Йену всё равно. — Он не пытался связаться со мной, — заканчивает Йен, его слова тяжелы от их окончательности. Он перебирает руками, лежащими на коленях, не глядя на Мэтьюса. Мэтьюс смотрит на Йена, прежде чем медленно заговорить: — Чего ты хочешь? От ваших отношений с Микки. Чтобы он перестал меня бояться, думает Йен. Чтобы он наконец позволил мне стать ближе. Я знаю, что у него есть демоны, но и у меня тоже. — Это не имеет значения, — бормочет Йен сдавленным от разочарования голосом. — Он ясно выразил свои чувства ко мне, когда решил отмолчаться. Мэтьюс слегка наклоняется вперёд, руки сами собой отрываются от его колен и хватают блокнот. — То, чего ты хочешь, имеет значение, Йен, — заявляет он, строча на бумаге. — Мы это уже обсуждали. Йен пожимает плечами. Да, обсуждали. И не один раз. Но это не значит, что у Йена до сих пор нет проблем с отстаиванием своих потребностей, когда это имеет значение. — Откуда ты знаешь, что он не хочет с тобой разговаривать? — продолжает Мэтьюс. — Полагаю, ты тоже не пытался с ним связаться. — Может, я устал, — огрызается Йен, впиваясь пальцами в собственные бёдра. — Вы когда-нибудь думали об этом? Я просто чертовски устал делать все первые шаги. Я хочу, чтобы он хоть раз проявил интерес. — Он замолкает, качая головой. — Я просто хочу, чтобы он встретил меня на полпути, но сейчас он, наверное, считает меня чокнутым. Мэтьюс немного смягчается, и Йен покачивает ногой в предвкушении. — Микки не Кэш, — напоминает он Йену. — Я знаю, что тебе было трудно двигаться дальше после него, но просто помни об этом. Йен хмурится и смотрит на свои дрожащие пальцы. Он не хочет говорить о Кэше. Он не хочет подтверждать, что его парень, с которым они были в отношениях три года, бросил его во время первого депрессивного эпизода, спихнув на Липа, словно так и надо. Йен не хочет вспоминать, как он винил себя во всём этом. За то, что облажался. За то, что был похож на Монику. Боже, от одного её имени Йена затошнило. До конца сеанса Йен не может сидеть спокойно. Мэтьюс это видит, Йен знает. Он хотел бы удивиться, когда Мэтьюс предлагает немного изменить дозировку лекарств в конце сеанса. Он знал, что это накапливалось в нём неделями, даже до того, как произошла вся эта поебень с Микки, но это всё ещё заставляет его чувствовать себя дерьмово. Каждый раз, когда его лекарства нужно скорректировать, Йен снова ощущает себя неудачником. Он знает, что это не его вина, что он не делает ничего плохого, но всё равно это преследует его каждый раз. Йен набирает тренеру после, даёт знать, что пропустит следующую игру. Чтобы собраться с духом и позвонить, ему требуется десять минут. Это не потому, что его тренер неадекватен; он в курсе ситуации и дал понять Йену, что его здоровье является приоритетом. Просто необходимость признавать свои проблемы вслух — это то, к чему Йен так и не привык и не уверен, что когда-нибудь привыкнет. — Ничего страшного, — уверяет он Йена. — Надеюсь, тебе станет лучше. Просто позвони мне и дай знать, если будешь готов к следующему матчу. Этого достаточно, но Йен всё ещё чувствует, будто его ударили в живот.───── ◉ ─────
В первую ночь по новому рецепту Йен как пришибленный. Он пытается лечь спать пораньше, забираясь в постель и устраиваясь поудобнее. Как бы ни устало тело, его разум борется с этим. Он думает о Микки. Он надеется, что с Микки всё в порядке. Йен задаётся вопросом, как долго Микки будет отстранён, и чувствует неописуемую вину. Йен так сильно скучает по Микки, что это причиняет боль. Он скучает по тихим смешкам Микки во время телефонных разговоров и тому, как они могли просто поговорить. Как будто были друзьями. Во всяком случае, в понимании Йена, они определённо ими были. Микки быстро стал его лучшим другом сразу после Липа, и Йен не может не чувствовать себя неполным без Микки. В минуты отчаяния Йен почти звонит Микки раз сто. Мне всё равно, если я для тебя ничего не значу, — говорил Йен, когда Микки брал трубку. Ты просто нужен мне в моей жизни. Прости, что назвал тебя трусом. Забудь, что я слетел с катушек. Забудь, что я трахался с другими парнями. Они ничего не значили. Прости, что слишком многого хочу. Я готов быть рядом на любых условиях. Давай начнём с того, на чём мы остановились. Единственная причина, по которой Йен не звонит, потому что не всё в этом правда. Он всегда будет хотеть от Микки больше, чем сейчас. Он не может смириться с тем, что его могут оттолкнуть в любой момент или сказать, что между ними почти ничего нет. Чёрт, ему нужно больше. И пока Микки не решит дать это Йену, Йен не видит, как они могут двигаться дальше. Все эти мысли удерживают Йена на грани сна в течение нескольких часов, пока он наконец не падает, проваливаясь в сон, лишённый сновидений. Йен благодарен. Даже когда он просыпается вялым, с непослушными руками и ногами, Йену повезло, что он получает эти драгоценные несколько часов сна.───── ◉ ─────
Йен смотрит игру, в которой не принимает участия, потому что он явно мазохист. В начале упоминают о нём и Микки, от чего Йена тошнит, но он продолжает просмотр. Он жаждет быть там со своей командой, петлять между соперниками на льду и забивать голы. Он хорош в хоккее, чертовски хорош. Он много лет надрывал зад, чтобы иметь те навыки, что у него есть, и это то, чем он всегда будет гордиться. Будь он там прямо сейчас, это избавило бы его от чувства бесполезности, проникающего в него до самых костей. «Флайерз» на два очка обходят «Акул»¹, и Йен гордится командой. Он наблюдает, как они празднуют, прыгая и ухмыляясь. Как бы он ни завидовал им, он рад, что они хорошо проводят время. Вскоре после этого ему звонит Робертс, один из парней, близких ему в команде. Чувак настоящий гигант — два метра ростом, сплошные мускулы, — и он чертовски хороший защитник. — Привет, Галлагер! Ты как, нормально? — спрашивает он. — Да, приятель. Я в порядке, — отвечает Йен, слегка улыбаясь такому знаку внимания. — Отличная игра сегодня! Хотел бы я быть там. — Мы скучали по тебе, — заявляет Робертс, и Йен даже по телефону понимает, что он говорит серьёзно. — Эй, а ну-ка все сказали: «Привет!» Громкий хор «Привет» согревает Йена. — Спасибо, ребята, — улыбается он. — Итак, когда ты вернёшься? Йен трёт глаза. Мэтьюс посоветовал ему взять перерыв по крайней мере на две игры, чтобы акклиматизироваться, так что так он и собирается сделать. — Думаю, пропущу ещё одну игру. Не лезьте без меня в неприятности, придурки. — Даже не думал, — обещает Робертс. Йен слышит улыбку в его голосе. — Береги себя, парень. — Ты тоже, — отвечает Йен, уже не так расстраиваясь, что он не с командой. Пока у него есть эти парни, держащие оборону, у них всё будет в порядке.───── ◉ ─────
На следующий день Йен ещё не приходит в себя. По крайней мере, ему удаётся нормально выспаться в течение дня, несмотря на то что он зол, что его график сна развалился к чертям. Он не слишком загружает голову; уже настолько устал, что не может думать ни о чём, кроме еды и отслеживания времени приёма лекарств. На самом деле это облегчение — что его мозг на время успокоился. Звонок раздаётся, когда Йен заливает молоком хлопья на ужин. Он думает, что это Фиона, потому что ещё не разговаривал с ней сегодня, но вместо этого видит на экране фотографию Микки: нахмурившегося со средним пальцем, скрывающим большую часть лица. Йену требуется несколько секунд, чтобы ответить. — Алло? — спрашивает он в замешательстве. — Эм, — начинает Микки тихим и осторожным тоном. — Привет. Слышать голос Микки — сладкое облегчение. Хотя за ним быстро следует боль, когда Йен вспоминает, как сильно скучал по Микки и каким долгим ощущается период, в течение которого они не разговаривали. Сердце Йена уже ноет, когда он отвечает: — Привет. — Ты... — Микки замолкает, прочищая горло через мгновение. — Ты в порядке? Прикусив губу на секунду, Йен отвечает: — В основном. Я в порядке. Не спрашивай его, тебе всё равно… — А ты? Голос Микки напряжён, когда он наконец отвечает, как будто он... Как будто он плакал. — Конечно, чувак. Я в порядке. Почему ты так долго ждал, чтобы позвонить мне? — хочет спросить Йен. Ты чувствуешь себя виноватым или я тебе небезразличен? Почему ты так боишься меня? Ты страдаешь так же, как и я? — Слушай... мне очень жаль, — заявляет Микки, — мне чертовски жаль. Я даже не могу... — Йен слышит, как Микки вздыхает. — Я всё испортил. — Ага, — тихо соглашается Йен. — Я пойму, если ты не простишь меня, — говорит Микки. — Но я просто... я думал узнать, хочешь ли ты всё ещё. Ну, знаешь… — Что, — начинает Йен, давление внутри него грозит вырваться наружу, — хочу ли я продолжать трахаться? — Это не то, что я собирался сказать, — устало отвечает Микки. — Тогда в чём же дело? — настаивает Йен, сжимая руку, лежащую на столешнице, в кулак. Микки молчит несколько мгновений. — Не заставляй меня говорить это, — умоляет он. — Что, скучаешь по мне? — Йен получает в ответ только молчание и воспринимает это как подтверждение. — Почему ты не можешь просто сказать это? — умоляет он. — Блядь, — бормочет Микки ему в ухо, а Йен просто хочет встряхнуть его. — Понятия не имею. Йен зажмуривается. — Я не могу продолжать, Микки. Я не могу продолжать надеяться, что ты когда-нибудь придёшь в себя. Я тоже облажался, но господи... — Ты не облажался, — настаивает Микки. Йен глухо усмехается. — Ты понятия не имеешь. Микки молчит. Йен тяжело сглатывает, принимая решение. — Прости, Микки. Мне нужно больше. — Ладно. — Несколько мгновений Микки молчит, но Йен слышит его дыхание. Затишье почти заставляет Йена забрать свои слова назад. Почти. — Береги себя. За последние несколько дней Йену столько раз повторяли одну и ту же фразу, но никогда она не звучала так прерывисто. Так побеждённо. — Ты тоже, — говорит Йен, и глаза у него щиплет. — Пока. — Пока, Йен. Вот так всё кончено.