Чужак

Сложив руки на груди, Кёнсу смотрит на волчьего мальчишку, который теперь его муж. У Чанёля ужасное похмелье, он затравленно мычит и даже не поднимает взгляд на вошедшего уже пять минут назад омегу. Они снова встречаются на кухне. И снова утром. Кёнсу физически ощущает, насколько плохо парнишке, когда тот хмурится от солнечного луча, проскальзывающего между занавесок и падающего на лицо. И омега вздыхает. Да, волк заслужил и головную боль, и даже что-нибудь похуже, но смотреть на это невыносимо, поэтому До отворачивается к печи и старается не греметь посудой. Только через десять минут Чанёль замечает его присутствие и жалуется, но жалуется с каким-то вызовом (даже в своём положении): — Во рту как будто кошки нассали. — Я никуда не ссал, — не успев подумать, отмахивается Кёнсу и с удивлением слышит смешок. Это кажется странным — то, что волк умеет смеяться. Омега даже оборачивается, но к тому моменту Чанёль роняет голову на руки и снова стонет. Не понятно, как он все ещё держится в почти вертикальном положении. Железная выдержка. — В первый раз пьёшь что ли? — без особого интереса спрашивает Кёнсу, пока ухватом достаёт глиняный горшок из печи. Со стороны Чанёля доносится недовольное шуршание. — Нет, — ворчит он, скорее из упрямства и вредности придумывая детали, — я часто пью. — Значит, пьяница? — Нет! — альфа вскидывает голову и трясёт ею так, что через секунду уже морщится. — Стараешься показаться крутым? — усмехается Кёнсу, и Чанёль рычит. Достав из расшитого полотенца (удивительно, что такое вообще нашлось в этом месте) вчерашний хлеб, Кёнсу отрезает кусок и кладёт его перед альфой, тут же ставя рядом ещё и горшок. Из горячей посудины валит душистый пар, и на кухне сразу начинает пахнуть варёным мясом и специями. Пак удивлённо облизывается и смотрит на Кёнсу непонимающе. — Это мне? — Я не желаю тебе голодной смерти, — фыркает омега, — и уж тем более смерти от похмелья. Это суп. Ешь. Но вопреки ожиданиям, Чанёль не принимается за еду: он с большим трудом поднимается и находит небольшую посудинку. Кёнсу замечает на её объемных боках роспись, неаккуратную, сделанную детской рукой, но очень старательно. — Что ты делаешь? Но альфа не отвечает. Он быстро переливает в эту тарелку несколько ложек супа и крошит кусок хлеба. Это вызывает у Кёнсу неподдельное удивление, он наблюдает за тем, как Чанёль аккуратно, чтобы не расплескать, ставит посудинку в угол на небольшую полочку над головой. Затем он снимает оттуда такую же расписанную тарелку, полную хлебных крошек, и отставляет ее к остальной грязной посуде. Чанёль объясняет: — Домовому. Вернувшись на своё место, альфа берет ложку и начинает есть — с таким аппетитом, будто не питался уже несколько суток. У Кёнсу не хватает злобы высмеять языческий, бестолковый обряд, совершенный на его глазах, поэтому омега берет несколько приготовленных заранее мешочков и выходит из дома. Несмотря на практически непреодолимое желание никуда не выходить в ближайшую всю жизнь, весь прошедший день Кёнсу искал, где можно набрать воды, где взять инструменты и садовые принадлежности, а где семена. Из нужного он нашёл только колодец, ведро, лопату и веник. Поэтому сначала принял решение прибрать дом, за чем его и «застукал» наречённый муженёк. Однако в новый день До намеревается заняться огородом, пусть и не находит ничего похожего рядом с другими домами в поселении. Не найдя коромысло, Кёнсу подбирает длинную крепкую палку и подвешивает на ее концы два ведра. Неровности больно впиваются в кожу, а ведра оказываются слишком тяжелыми, но омега распрямляется и медленно идёт к дому от колодца. В этот момент его догоняет кто-то из волков. Сначала Кёнсу даже удивляется, ведь все остальные волки и на десять шагов к нему не подходят, только брезгливо косясь в его сторону. Но, услышав голос, До вспоминает, что именно этот альфа вёл его в стаю и стоял позади на церемонии. Кажется, он уже догадался, что Кёнсу не заразный. — Доброе утро, кошечка, — лукаво говорит альфа, словно он из рода самых рыжих в округе лисиц. Кёнсу лишь воинственно оборачивается на него, но тут же идёт дальше, снова погружаясь в заботу о ведрах. — Как тебе у нас? — не сдаётся волк, с наигранной вежливостью подходя со свободного бока, но даже не стараясь помочь. — Дивное местечко, не находишь? Кстати, я Бэкхён. — Кёнсу. — Кёнсу, — Бэкхён словно перекатывает имя омеги на языке, то мягко, почти нежно прижимая его к нёбу, то звонко ударяя о зубы. — У вас очень красивые имена. Представить страшно, как по-разному твоё может звучать. В разных обстоятельствах. Ещё раз взглянув в сторону волка, Кёнсу с недоверием хмурится и всматривается в его лицо. Бэкхён, кажется, трактует это по-своему и обаятельно улыбается. Его глаза от этого становятся ещё более узкими и игриво поблескивают из-под тёмных ресниц на солнце. Такие люди вызывают доверие, и таким людям доверять нельзя. Кёнсу отворачивается. — Уже освоился? — продолжает альфа, тонкими длинными пальцами ощутимо касаясь напряжённой руки омеги. — Могу показать, что тут где. Колодец уже нашёл, но есть ведь места поинтереснее... — Слушай, — Кёнсу резко останавливается. — Хочешь помочь — возьми ведро и донеси до хижины. Иначе не лезь. От резкой фразы и уверенного голоса омеги глаза Бэкхёна готовы полезть на лоб, и это можно заметить, пусть волк очень старается скрыть удивление. Он галантно улыбается, наклоняет корпус в поклоне и забирает одно ведро. Потеряв вторую точку опоры другое ведро тут же летит на землю. Переворачивается и крупными брызгами орошает траву вокруг. Кёнсу медленно переводит взгляд на Бэкхёна. Бэкхён клацает зубами и виновато пожимает плечами. — Идиот, — комментирует До. Подобрав пустое ведро, Кёнсу возвращается к колодцу, таща за собой и альфу с поклажей, а затем начинает путь заново. Если в первые несколько минут Бэкхён помалкивает, только разглядывая чуть сгорбленную спину омеги, то на обратном пути он словно забывает о случившемся. И тогда от болтовни приятным, бархатистым голосом (не без труда Бэкхёна) пощады нет. — Готов поспорить, что наш Чанёль не показал тебе ещё ничего, — вид у альфы при этом такой, словно он говорит об изысканной порнографии, а не о местности (Кёнсу даже начинает сомневаться). — Я прав ведь, Кёнсу-я? — Не показал. — О, тогда я буду рад заняться этим, — он снова улыбается и неспешно облизывает губы, прежде чем начать. — Здесь дорога сворачивает направо и ведёт прямо к главным воротам. Там же найдёшь площадь, на которой проходят все праздники — на ней ты уже был. Они проходят через небольшой перекрёсток и пропускают тележку, которую толкают несколько альф. Кёнсу пытается не кривиться от того, что замечает в ней трупы животных, а Бэкхён невозмутимо продолжает. — Слева. Нет-нет, чуть правее, — альфа перехватывает ручку ведра в другую руку и пальцами касается щеки Кёнсу, любезно направляя его голову в нужную сторону. — Видишь высокий дом? До вздрагивает и резко отстраняется, но всё-таки смотрит туда, куда указывает Бэкхён. Полезно узнать немного о поселении. — Видишь? — Да, — омега кивает. — Там живёт местный чудак. Страшный тип — говорят, он ворует сердца молоденьких омежек, хотя сам уродливый, мерзкий старик. Так многих погубил. — Больше похоже на публичный дом, — выносит вердикт Кёнсу, а Бэкхён хихикает, рассматривая его внимательнее. — В общем, если захочешь разведать, обязательно зови меня. В альфу тут же впивается строгий взгляд чёрных глаз, но Бэкхён не теряется и невинно смотрит на верхушки деревьев вдалеке. — В новом месте всегда лучше иметь провожатого, а я рад помочь такой очаровательной кошечке. Кёнсу цокает языком и закатывает глаза. Так дёшево к нему ещё никто не приставал. С другой стороны, что взять с волков? Они неотесанные, безграмотные и дикие. Однако у Бэкхёна хватает ума ничего больше не говорить и не нервировать Кёнсу до самой хаты. Показав место, куда можно поставить ведро, До уже собирается открыть дверь и зайти в дом, но из неё выскакивает Чанёль. Не заметить румянец на его щеках и решительное выражение лица очень сложно. Но Кёнсу безразлично, куда альфа несётся сломя голову. — Кстати о краденых сердцах, — заводит свою шарманку Бэкхён, едва Чанёль скрывается из виду. Бёна словно раздражает поведение другого альфы, и он идёт в наступление. — Ты очень вкусно пахнешь. Не выдержав, Кёнсу снисходительно вздыхает и поворачивается к альфе. — Бэкхён, слушай. Твои подкаты выглядят хуже, чем у петуха — ты ещё кудахтать начни. Если у вас принято считать пантер беспринципными интриганами, то спешу разочаровать. Ты можешь даже не пытаться, — Кёнсу с секунду размышляет, чем мотивировано внимание к нему. — Если ты хочешь унизить своего вожака, подмяв под себя омегу его сына, то план очень слабенький. Бэкхён моргает. Кёнсу возвращается к своим делам. — Айгу-у, я вовсе не об этом, — альфа прикусывает губу и поправляет прическу, подходя ближе и опускаясь на скамью перед домом. — Я говорю, что от тебя пахнет вкусно, но не пахнет альфой. — А должно? Приподняв бровь, Бэкхён опирается спиной о стену хаты. — Значит, ты берёг свою невинность ради одного альфы и тебя не оторвали от возлюбленного, как нашего волчонка? — Не берёг, но и не оторвали. Бэкхён хмыкает и ведёт плечом, буквально разваливаясь на скамье, как какое-нибудь божество в своём троне. Возможно, со стороны это и выглядит привлекательно, но Кёнсу уже занимается вскапыванием земли перед домом. — А наш берёг, и его оторвали. Несправедливо, — альфа усмехается и зажимает между губ травинку.