Чужак

Утром Кёнсу просыпается рано, он чувствует, как под Чанёлем, раскинувшим все свои конечности в разные стороны, затекла рука и нога. До торопится подняться и быстро одевается, словно боясь, что его заметят с альфой. Только завязывая пояс на рубахе, пантера замечает, как Чанёль сонно потягивается и с очаровательной улыбкой утыкается в подушку Кёнсу. Волк лохматый и большой, он лежит по диагонали, но пятки все равно свисают с кровати; его темные волосы спутались и растрепались по подушке. Заёрзав, Чанёль довольно вдыхает окружающий запах и что-то бормочет во сне. А Кёнсу одергивает себя, заставляет отвернуться и сбегает. К завтраку Чанёль не выходит, и, вернувшись в комнату, Кёнсу не обнаруживает его в кровати, все ещё расстеленной и помятой. Омега не позволяет себе разочарованно вздохнуть — только достаёт из ящика деревянную заготовку для каягыма. Несколько недель назад Кёнсу взялся за изготовку этого музыкального инструмента из родной стаи. Благодаря Бэкхёну, ему удалось раздобыть небольшой кусок дерева нужной породы и тесак. Теперь оставалось только покрыть каягым узорами и закрепить на нём шелковые струны. От осознания этого Кёнсу каждый раз сильно стискивал в руках деревянный корпус и несколько секунд восстанавливал дыхание — совсем скоро у него появится здесь ещё что-то знакомое. — Доброе утро, кошечка моя! Бэкхён появляется, как по часам, когда Кёнсу выходит из хаты и садится на лавку рядом с Княжной. Молоденькая козочка щипает травку и только гордо ведёт головой в сторону гостя. Ее хозяин тоже не уделяет его появлению излишнего внимания. — Доброе. — Как твоя прогулка с той пантерой? — альфа облизывается и, как обычно, плюхается на лавку рядом с До. — Очевидно же, — Кёнсу безэмоционально окунает кисть в краску. — Рассказал ему все ваши грязные секреты, включая то, что вы понятия не имеете о том, что можно готовить вкусно. — Какой ужас! — Бэкхён смеётся и долгим взглядом окидывает омегу. Кёнсу сегодня выглядит особенно. На его плечи накинута свободная мягкая рубаха, кончики тонких пальцев испачканы в краске, волосы слегка растрёпанны. Но все это — только то, что бросается в глаза. И Бэкхён озадачено хмурится, чувствуя ещё что-то — Кёнсу как будто не здесь. Откашлявшись альфа закидывает ногу на ногу и запрокидывает голову, глядя в безоблачное небо. — Чанёль так переживал, когда отпустил тебя. Я думал, он с ума сойдёт. — Я почувствовал. Бэкхён резко оборачивается и щурится то ли от яркого солнца, то ли от слов Кёнсу, сказанных мимолётом. — Ходил несколько часов взад-вперёд — я думал, он дыру к центру земли протопчет. Но ему, судя по всему, ответственный муженёк попался, — альфа выжидающе-хитро смотрит на До, но тот только безразлично пожимает плечами. — А тебе он что сказал, когда вернулся? — Ничего. Бён скрипит зубами, а Кёнсу проводит ещё одну линию: по темному дереву разрастаются золотые цветы с тонкими лепестками и витиеватыми стеблями. За этим можно наблюдать долгие часы, и то, как распускается новый золотой бутон под руками Кёнсу, завораживает, даже гипнотизирует. Однако Бэкхён вспыхивает и уже не может наслаждаться ни небом, ни росписью. — Как всё удачно идёт, — беззвучно рычит он и уже бодро добавляет, — пахнет от тебя сегодня чудесно! Теперь наступает очередь Кёнсу удивлённо обернуться и сощуриться. Но не успевает он и слово сказать (а сказать хочется — это видно по буре, плещущейся в строгом взгляде), как раздаётся голос Чанёля: — Кёнсу! — его бас наигранно жизнерадостный. — Смотри, кого я тебе раздобыл. Кёнсу поднимает голову и видит, как рядом с Паком, подпрыгивая, бежит Вонтэк. Гнев, вызванный наглостью Бэкхёна, рушится при виде мальчишки, живого и здорового, с растущим передним зубом. Вонтэк неистово машет рукой. — Перестань! Она так открутится у тебя, — ворчит Кёнсу, но откладывает своё занятие и поднимается навстречу. Чанёль, довольный собой, улыбается. — Только прибежал, и сразу завопил: «Как там моя Княжна?» — Неправда! — мальчик ускоряет бег и уже через несколько секунд врезается в Кёнсу. — Сначала я поел папиного супа. Как тут Княжна? — Сам посмотри, — Кёнсу не понимает, почему чувствует себя настолько счастливым, приобнимая волчонка и убеждаясь, что он цел и счастлив. Подняв голову, омега благодарно кивает Чанёлю, но тот неловко отводит взгляд. Он не подходит слишком близко, как и Бэкхён, который даже не думает двигаться с места. Волки упираются друг в друга взглядами, пока Кёнсу объясняет Вонтэку, какая трава делает молоко коз вкуснее. — А правда, что можно завести несколько коз в деревне? — Ну, если духи разрешат, то их можно даже разводить и выращивать здесь, — Кёнсу проводит ладонью по светлой шерсти. — Тогда не придётся красть их из леса каждый раз. — Ого, — Вонтэк кусает кончик большого пальца. — И у нас постоянно будет молоко? — Ты очень смышлёный скотовод. Да. — Когда я был на горе, я видел стадо лунных овец. — Почему лунных? Волчонок открывает рот, чтобы объяснить, но не находит, что сказать. Тогда в разговор вступает Чанёль, он запускает пальцы в волосы и глубоко вдыхает, от чего его грудь поднимается. А Кёнсу невольно усмехается старанию волка. — Потому что они пасутся по ночам, и окраска у них из-за этого серебристая, — со знанием дела говорит альфа. — Вот как, — тянет Кёнсу, глядя на Пака. — Значит, они водятся неподалёку и их можно привести в деревню? — Конечно. Я могу поймать их, как Княжну. — Было бы хорошо. Мне всего парочку. Чанёль оживляется и активно кивает, по-мальчишечьи радуясь своему успеху: — Я хоть всё стадо переловить могу! Вонтэк переводит взгляд с одного старшего на другого и поднимает бровь, глядя на Бэкхёна. Тот саркастично фыркает и скрещивает руки на груди. По его мнению, Чанёль где-то потерял свою голову этой ночью. Не узнав ответа на свой немой вопрос, Вонтэк включается: — А если я уговорю папу, можно мне забрать одну овечку? — он складывает ладони вместе. — Я буду за ней ухаживать. — Конечно, — хором отвечают Чанёль и Кёнсу. Мальчик радостно восклицает, подпрыгивает, целует флегматично жующую Княжну и скачет по дороге домой. Ему не терпится выпросить у папы первое домашнее животное. И Вонтэк полностью уверен: родители не смогут долго держать оборону, ведь он уже взрослый и даже прошёл инициацию. Кёнсу же мельком взглядывает на Чанёля, который, растеряв всю свою смелость, неловко чешет затылок и хмурится, разглядывая землю перед собой. Он все ещё выдерживает расстояние и даже немного горбится, смотря исподлобья. А Кёнсу не видит причин для таких скачков настроения волка и слегка раздражённо возвращается к работе. Что опять нашло на него? — Так и будешь стоять? — фыркает Кёнсу, злясь скорее на самого себя. Чанёль медленно переводит взгляд на Бэкхёна, и в его глазах вспыхивает что-то юношеское, острое и яркое. Он морщится. — Здесь посижу. Отойдя к изгороди, альфа обрушивается на землю и облокачивается на забор спиной, вытягивая свои длинные ноги с явным чувством превосходства. Чанёль красуется. Не определить это нельзя. Поэтому Кёнсу из вредности демонстративно погружается в работу. Все это время Бэкхён следит за волком, буквально изучает его, как куропатку на разделочной доске, и настроение у него мгновенно меняется. Наклонившись над деревянным корпусом будущего музыкального инструмента, Бён проводит языком по губам и пальцами показывает на один из золотых цветков. — Ты рисуешь их по памяти? — Отчасти. — Очень изящно. Похоже, у тебя настоящий талант, — альфа посмеивается. А Кёнсу замечает, как Чанёль под изгородью напрягается. Омега чувствует, что волк хочет напустить на себя грозность и непоколебимость, но карие глаза округляются, а брови забавно подскакивают вверх. Для Кёнсу этот волчонок больше не выглядит грозно. Но. Но До отодвигает руку Бэкхёна и недовольно ворчит: — Не трогай. Ещё не высохло. Бён улыбается, а Чанёль не слышит слов омеги и начинает взволнованно ёрзать. Одни боги знают, что происходит в этой лохматой голове. — Я вообще-то все детство раскрашивал тарелки, — возмущается Бэкхён, когда его снова отстраняют от каягыма. — И сколько ты испортил? Скрывая смешок, альфа опускает голову и качает ею. А взгляд Кёнсу снова скользит к фигуре Чанёля; тот хмуро ломает ветку, и мыслительный процесс, происходящий в его голове, слишком очевиден, чтобы Кёнсу не усмехнулся про себя. — Возможно, парочку, — прикидывает Бён, постукивая себя указательным пальцам по губам. — Может, пару троек. — Эй, — Чанёль всё-таки не выдерживает. — О чём вы там воркуете? Бэкхён меняется, становится серьёзнее и, облизываясь, закидывает ногу на ногу. Ответной реакции Чанёля не приходится долго ждать: он весь загорается и так резко поднимается, что в глазах темнеет. Ему потребовалось бы всего несколько прыжков до драки, но Кёнсу вдруг откладывает кисточку. — Бэкхён. Поздно уже — ты засиделся. Иди, — и голос До такой ледяной, что даже Бэкхёну в голову не приходит спорить. — Был рад провести время, — альфа улыбается, поднимаясь. — Заглядывай, Чанёль. Но Чанёль молчит и, только дождавшись, когда Бэкхён скроется за поворотом, разжимает кулаки. Он все ещё напряжён, когда усаживается на лавку на приличном расстоянии от Кёнсу. А омега готов поклясться, что более смущённого альфы он никогда ещё не видел. Спустя несколько минут созерцания природы Кёнсу возвращается к росписи. И теперь его рука двигается свободнее, спокойнее, линии выходят ровнее — мысли больше не мешают. Они испаряются все до единой. И как бы сильно Кёнсу их не звал, не собираются возвращаться. Зато Чанёль погружается в них, и так глубоко, что их шелест может слышать даже Кёнсу. Волк искусывает губы, мнёт руки и несколько раз открывает рот, явно намереваясь что-то сказать. У краснеющего Пака это выходит только спустя пару попыток: — Утром... — голос Чанёля так взволнованно хрипит, что Кёнсу холодеет от собственных ощущений, какого-то приятного трепета. — Утром я даже немного испугался, что ты... убежал от... нас. — Я готовил завтрак, — буднично отвечает омега, тратя на это слишком много сил. — А, — волк опускает взгляд. — Было непривычно проснуться не у себя. — У вас тут всегда так холодно по ночам, но тебя запросто можно использовать, как печку. — Можешь использовать меня! На ровный тон Кёнсу, альфа отвечает практически с восторгом: он может быть полезен. А До отворачивается, чтобы скрыть улыбку, и уже через секунду снова невозмутимо повернуться с каменным выражением лица. Это кажется ему забавным. — То есть спать с тобой? — Да! Можешь спать со мной. Кёнсу считает до трёх: ровно тогда Чанёль заливается краской, и его уши так отчаянно горят, что тоже могут послужить неплохим обогревателем. Поджав губы, волк снова возвращается к изучению своих рук. Ему это пока не кажется забавным, он смущён. Альфе даже ответить на это нечем. В свою очередь, Кёнсу возвращается к работе, неспешно водя кистью по деревянной поверхности. — Значит, теперь ты разрешаешь мне всё? Чанёль не колеблется: — Да, я доверяю тебе. И от этого рука Кёнсу вздрагивает, а кончик кисточки мажет золотой краской не по контуру. Это похоже на какое-то волчье признание — так оно сказано. И теперь уже пантера не может поднять голову. — Красиво получается, — бормочет альфа, уставившись на его работу. — Можно посмотреть? — Смотри. Чанёль пересаживается ближе и заглядывает Кёнсу через руку. Альфа немного мешает, но Кёнсу не отгоняет его — боится спугнуть. В остальном Пак молча наблюдает, как кисточка выводит новые блестящие линии, и его это успокаивает. Он сидит, практически не шевелясь, пока на деревню не набегают сумерки. К этому времени Кёнсу заканчивает расписывать каягым и достаёт из небольшой сумки свёрток нитей. — Подержишь? — Угу. Чанёль изо всех сил, что у него есть, старается помогать омеге аккуратно. Он забирает шёлковые нити из рук Кёнсу и подаёт небольшие отрезки, помогая наматывать их. Пантера ловко завязывает узлы, натягивает струны, прислушивается, как они гудят. И уже это выглядит волшебнее, чем любые духи в лесу, а ведь Кёнсу даже не начал играть. Чанёль зависает. — Почти готово, — оповещает его Кёнсу. — Ты умеешь играть на чём-нибудь? — Ну, — альфа растерянно запинается, — немного. Да, вообще-то на некоторых инструментах играю неплохо, — его уверенность крепчает. — Конечно. Многие говорят, что у меня талант: могу за полдня научиться играть на любом инструменте. — Посмотрим. Кёнсу заканчивает со струнами и, придвинувшись ближе, перекладывает каягым на колени Чанёля. Волк преображается: распрямляется и увлечённо смотрит на инструмент. Он пробует провести по струнам пальцами, но Кёнсу качает головой и мягко останавливает его руки. — Это щипковый инструмент. Смотри, как на нём играют. Оперевшись одной рукой на лавку позади Чанёля, пантера дёргает струну повыше и прислушивается. Он не глядя задевает ещё несколько едва блестящих в полумраке нитей и наблюдает за реакцией альфы. Это оказывается интересно: Чанёль быстро увлекается, полностью погружаясь в те звуки, которые будит Кёнсу. Он завороженно наблюдает, как быстро и легко бегают чужие пальцы, как дрожат под ними струны. — Можно? — волк не отводит глаз от инструмента. — Хочу попробовать. — Только не дёргай очень сильно. Но Чанёлю не приходится ничего объяснять: он так неторопливо и нежно перебирает пальцами, что каягым начинает играть совершенно по-другому в его руках. Длинные, кажущиеся неловкими пальцы волка гладят струны, перебегают по ним, едва задевая и заставляя то тихо гудеть, то звенеть и дрожать. Кёнсу, кажется, чувствовал то же самое все это время, но он понятия не имеет, как Чанёль это делает снова.