Чужак

Через несколько дней надежда найти остальных волков теряется. В густых зарослях незнакомых территорий Кёнсу чувствует себя слепым, он не ощущает привычных запахов и теряет ориентиры. Мальчики, уставшие и растерянные невозможностью найти родителей, — тяжёлые, практически неподъемные. Даже Вонтэк несколько раз за эти дни жалобно хнычет, а потом разъярённо кричит. У Кёнсу постепенно опускаются руки. Приличную еду найти не удаётся, от постоянного холода руки и ноги немеют, приходится всю тёплую одежду отдать младшим. А ветер становится только сильнее с каждым днём. Кёнсу поднимается с волчатами на очередную вершину, перебирается через новую реку, обходит горное озеро. И кажется, это будет продолжаться ещё дни, недели. Но Вонтэк вдруг вытягивает голову и прислушивается. Кёнсу тоже слышит: это похоже на волчий вой или плач. Но он кажется знакомым — это кто-то из стаи. Схватив детей за руки, Кёнсу тащит их за собой. Сил на разговоры у него не остаётся, но волчата сами всё понимают. На спутанные волосы наконец-то падает снег. Выскочив на лесную дорогу, пантера буквально наталкивается на Бэкхёна. — Кёнсу! Альфа моргает, не верит своим глазам, цепляется за омегу руками и слегка встряхивает его. Его лихорадочный взгляд бегает по детям, по лицу каждого, пока они, дрожа от холода и болезненной радости, не набрасываются на него. — Вы живы, — бормочет Бэкхён, опускаясь на колени и обнимая каждого. — Спаслись. Нашли нас. Они живы, Великий Всеотец! — Это Кёнсу нас спас, — волчонок покрывает лицо Бёна поцелуями и не выпускает из своих маленьких рук. — Я хочу к папе. Я соскучился. — Тут так холодно. Они наперебой лепечут это волку на ухо, не давая ему подняться. А глаза Бэкхёна становятся как будто стеклянными. — Все так за вас переживают, — негромко отвечает он каждому. — Мы молились все это время. Голос Бэкхёна дрожит так непривычно, что даже Кёнсу, изнеможённый, растерянный и уставший, вздрагивает. Это не тот уверенный в себе волк, который упрямо звал его кошечкой и ворковал глупости сладким голосом. Этот волк не спал несколько дней, измотал себя мыслями, забыл о своём состоянии и был как будто оторван от окружающего его мира. — Бэкхён, ты знаешь, где остальные? Подняв на руки волчонка, альфа кивает. Идя в сторону чащи и оставляя позади дорогу, Бэкхён хромает, а его дыхание нездорово хрипит, словно сажа сожжённой деревни осталась в легких. Кёнсу плетётся следом, помогая идти Минсу. Через минут сорок он поднимает голову и зовёт альфу, но тот молчит и смотрит в одну точку — идёт, словно во сне. — Вы все убежали? — негромко спрашивает пантера. Ему кажется, что все дети думают о своих родителях и мучаются, живы ли они. Бэкхён молчит. И это оказывается достаточно красноречивым ответом — Минсу впивается ногтями в руку Кёнсу. — Здесь недалёко, — всё-таки подаёт голос альфа. Но они идут ещё минут двадцать, пока вдалеке не начинают собираться какие-то звуки и огни. Кёнсу различает свет факелов, и все без слов ускоряют шаг. Ему хочется скорее оказаться в тепле, надеть сухую одежду, умыться. Он очень хочет умыться. Но, переступив черту света, омега останавливается, как вкопанный. Волки разбиты, как огромное дерево, в которое ударила молния в разгар бури. Его ветви уже не величественно раскинуты в стороны — они скребут серое от дымки небо. Мощный когда-то ствол весь обуглен и с него вместе с ветром ссыпается пепел. Это призрак дерева, ужасный, тёмный и безжизненный. К ним подбегают какие-то волки — это родители. Они зовут остальных и бросаются к своим детям. Но радостный писк волчат дерёт уши, и голова от него раскалывается. Словно оглушённый, Кёнсу оглядывается по сторонам, сам не зная, что он хочет найти. Кто-то касается его плеча и становится перед ним на колени, что-то говоря, говоря. Но До может лишь растерянно вздрогнуть и поднять этого альфу на ноги. — Спасибо вам. Спасибо. Вы действительно... Но Кёнсу качает головой и как-то странно смотрит, даже пугая этим. — Они очень голодны. Позаботьтесь о них. Рядом он замечает, как омега, которого зовут, кажется, Юнджэ, обнимает маленького Реони. Братья что-то говорят друг другу, и волчонок всхлипывает, пытаясь рассказать сразу всё, что он пережил. А Юнджэ не устаёт вытирать ему слёзы и улыбаться — очень счастливо. Эта улыбка выделяется на общем фоне. Как у него хватает сил улыбаться? Наконец, в голову Кёнсу приходит мысль — первая за последние минуты. Но к тому моменту единственный знакомый человек — Бэкхён — исчезает из поля зрения. И До перехватывает руку другого волка, обращая на себя его внимание. — Ты ведь Юнджэ? Тот дико смотрит на Кёнсу несколько секунд и думает о чём-то так громко, что голова разрывается. Но всё-таки Юнджэ опускается на колени перед До и склоняет голову. — Я обязан за жизнь моего брата. Кёнсу злится и цокает. Он поднимает и этого волка и качает головой, тот реагирует странно, непонятно. Юнджэ словно борется с самим собой, когда пантера прямо просит его: — Отведи меня к Чанёлю. Волка передёргивает, он как-то судорожно отстраняется и ёжится, напрягаясь всем телом и будто намереваясь вцепиться в жертву. Но Кёнсу видит не это, а то, как Юнджэ больно, словно давят на его едва зажившую рану, а омеге от этого хочется зло закричать. И До холодеет от страха. Что-то не так. — Он жив? Чанёль здесь? Юнджэ словно просыпается и беспокойно кивает. — Жив. — Тогда отведёшь меня? Лицо волка проясняется, словно он разглядел что-то своё в Кёнсу. Он даже делает несколько шагов в сторону, но вдруг останавливается и прикусывает губу, озадачено хмурясь. Повернувшись обратно к До, омега оглядывает его. — Ты выглядишь очень слабым. Я могу сначала накормить тебя. — Нет, пожалуйста, — изнеможенному Кёнсу кажется, что Юнджэ тянет время специально, скрывает от него что-то. — Его сильно ранили? Он в сознании? — Да, в сознании, — снова к волку приходит осознание и теперь он торопится. — Конечно. Он в порядке. Идём. Но вопреки собственным словам Юнджэ ведёт Кёнсу к шатру, где лежат раненые. Отсюда тяжело пахнет травами и кровью, и пантера издалека слышит тихие стоны. На секунду перед глазами темнеет и Кёнсу сомневается, что у него хватит сил, но он быстро собирается и снова зовёт своего провожатого. — Он ведь... — Он там с Вожаком. Юнджэ отводит ткань, которая защищает навес от ветра и кивает, пропуская внутрь. Почти бессознательно Кёнсу задерживает дыхание, но это не помогает. Он проходит мимо людей, лежащих на земле и сидящих то под стволом дерева, то рядом с ранеными, то на тропе. Их много — места хватает не всем. И Кёнсу озирается вокруг, но никак не может никого узнать, пока Чанёль сам к нему не подходит. Он поднимается от одного из лежащих волков и останавливается перед омегой, виновато опустив голову. Он не жив и не мёртв, только потому что продолжает дышать — всё остальное в нём потухло. — Ты вывел их, Чанёль. Волк кивает, но не соглашается и ничего не отвечает. Тогда Кёнсу смотрит через его плечо и действительно видит на земле Вожака. Он укутан в тёплую шкуру, но трясётся, как продрогший щенок. Заметив взгляд омеги, Чанёль резко дёргается и хватает его за руки. — Ты замёрз, — торопливо произносит волк. — Иди к остальным — тебя накормят и оденут лучше. Там Исин — попроси у него. — Это твой отец? — Он ранен. — Тогда я останусь здесь, — и не дав возможности себя остановить, Кёнсу отодвигает альфу в сторону и опускается на колени перед Вожаком. Мужчина бледный, практически бесцветный. Хватает одного беглого взгляда на его изорванный бок и плечо, чтобы понять волнение Чанёля. Ведь Кёнсу уже видел, как оружие Двуногого раскололо молодое дерево пополам. Однако старого волка сломать не так просто: его глаза раскрыты и блестят, словно мужчина вовсе не собирается умирать. — А ты всё-таки милый мальчик. Бэкхён сразу прибежал и рассказал, как ты вернул нам ребят, — Пак улыбается, и в уголках глаз у него собираются мелкие морщины. Кёнсу замечает, как Чанёль тянется за рукой отца и сжимает ее в ладонях, всё так же не поднимая головы. Но старший не обращает на него никакого внимания — он только с задором вглядывается в лицо пантеры. — Придётся тебе помочь ещё одному волчонку. Вожак шутливо пожимает плечами, но тут же морщится от боли и переводит сбившееся дыхание. — Думаю, с этим не возникнет проблем, — в той же манере отвечает ему Кёнсу. По крайней мере, старается. — О, ты его ещё плохо знаешь. Этот дурила винит себя в том, что не смог защитить всех. И — уж Один-то знает — я бы надрал ему задницу за такие мысли, но как видишь... Мужчина хочет откашляться, но резкая боль не даёт ему это сделать, и из лёгких вырывается только хрип. От этого звука Чанёль вздрагивает и загнанно ёжится, но Вожак тут же чуть не вскрикивает: — Поднимайся, молодой человек, и дай мужчинам поговорить, — он отнимает свою руку. — Иди прогуляйся. Когда Чанёль покорно уходит, Вожак ворчливо что-то бубнит и морщит нос. — Сидит здесь уже вторые сутки — так сам к Хель отправится раньше, чем я. — Ему больно, — мягко напоминает Кёнсу. — Рад, что ты это понимаешь. Надеюсь, ты понимаешь ещё и то, что ему придётся вытаскивать стаю отсюда. Помолчав, До всё-таки кивает, а Вожак на это хмыкает. — Позаботишься о нём? — Да. Кёнсу отвечает незамедлительно, ведь давно принял это решение — ещё до того, как нашёл волков. И заметив это в его взгляде, Вожак снова улыбается, очень широко — так могут только Паки. — Передай Донуку, что я благодарен ему. И позови моего балбеса. Чанёль не отходит от отца ещё сутки, он почти не спит, но убеждает Кёнсу переодеться и поесть, а Исин заставляет пантеру ещё и вздремнуть. Когда До приходит на следующее утро под навес, Вожак совсем плох. Он уже не просыпается, и только по непроизвольно дергающимся на лице мышцам можно понять, что он ещё жив. — Кёнсу, мне страшно, — шепчет Чанёль, сидя напротив и неизменно держа отца за руку. — Я не знаю, как... — Ты справишься. — Нет, я, — альфа запинается и ищет взгляду место, — я боюсь. — Ты им нужен. Но ты не один. Все будут на твоей стороне. Протянув руку к волку, Кёнсу кладёт её на крепкое плечо и несильно сжимает. Чанёль напрягается — из последних сил. Он кивает, он справится. У него нет выбора. Вожак умирает через несколько часов — просто перестаёт дышать, и больше в нём ничего не меняется. Но Чанёль понимает это сразу, он как будто перестаёт чувствовать его своим волчьим чутьём. А Кёнсу ещё какое-то время задумчиво сидит, пока его альфа не поднимается на ноги. До вздрагивает, когда Чанёль накрывает отца полотном и разворачивается к омеге. — Прежде чем я выйду к остальным, — в голосе волка уже нет слабости, ни единой её нотки. — Ты можешь идти, Кёнсу. — Что? — Шансов, что стая переживёт зиму без домов, одежды и запасов пищи, нет. Но ты можешь вернуться к себе домой, я уверен, что тебя примут, если ты всё расскажешь им, — на секунду Чанёль мнётся и кусает губу. — Я благодарен тебе. Волк склоняет голову. Он большой, высокий, здоровый; у него широкие плечи и крепкие руки; такие переживут любую зиму. Но Кёнсу теперь понимает, о чём говорил Старый Вожак. Волк, даже самый сильный, один не справится. — Спасибо, — Кёнсу тоже наклоняет голову. — А теперь иди к стае. Чанёль кивает и выходит из-под навеса, и его появления ожидает вся стая: они занимаются своими делами, но всё их внимание сосредоточено только на шатре. Поэтому, как по щелчку, десятки волков оказываются перед сыном вожака и вытягивают шеи. Они напуганы. А Кёнсу, выйдя следом, замечает, как дрожат у Пака руки. Чанёль молчит. И Кёнсу кладёт руку ему на бок. Чуть сжимает. Тогда альфа громко объявляет: — Вожак умер. Омега чувствует, как дрожь заражает всё тело волка, но надавливает пальцами на его спину и мнёт кожу. Это резко обрывает весь страх Чанёля. А волки наклоняют головы и опускаются на колени. Осознание потери прокатывается по стае волной, а за ней — принятие нового вожака, и оно уже полно надежды. Кёнсу замечает это, улавливает в воздухе и снова чувствует, как стая становится одним организмом, который отвечает: — Приветствуем нового Вожака.