Чужак

Стая волков входит в ворота, через которые Кёнсу бегал тысячи раз, чтобы искупаться в озере и залезть на старый дуб. Они идут по нешироким улицам, по которым Кёнсу ходил в детстве вместе с друзьями. Они проходят мимо рынка, где под цветущим деревом Кёнсу впервые поцеловался с альфой. И на них смотрят — смотрят с гневом и отвращением, неприкрытым презрением. Каждый шаг каждого волка провожается жадными взглядами пантер. В этом родном, знакомом до последнего бревенчатого дома месте Кёнсу чувствует себя так, будто его ведут на убой. И он не хочет даже представлять, что ощущают волки. В первом ряду Кёнсу замечает Чонина; тот тяжело дышит после бега и бросается было навстречу, но До одним взглядом останавливает его. Он не хочет вмешивать в этот позор ещё и своего друга. Тёмные эмоции пантер липнут к коже. Добравшись до центра города, Кёнсу понимает, куда их ведут, и от злости стискивает зубы. Волков размещают на окраине в старых амбарах, где уже не хранят даже зерно. До с ненавистью оборачивается к страже, но сказать ничего не может — стаю всё-таки пустили на территорию. Тогда Кёнсу только бормочет Чанёлю: — Прости. Но Волк лишь кивает. Времени на разговоры нет. Исин, заметив, какими взглядами на них смотрят пантеры, собирает детей и заводит их в полумрак амбара. Здесь сыро и холодно, воют сквозняки и наверняка бегают крысы, но омега опускается перед мальчишками на корточки. — Вы не должны выходить отсюда, — понизив голосом, обьясняет Исин. — Не разговаривайте с теми, кто не из нашей стаи, и лучше не смотрите на них. Мальчики кивают, а Кёнсу больно смотреть на это и знать, что в его родной стае детям говорят то же самое в этот момент. Это глупо, не имеет никакого смысла — продолжать вражду. Но Чанёль прав: стая не может забыть так же просто, как один человек. Альфа, заносящий в амбар мешки с уцелевшими вещами, вдруг окрикивает Кёнсу, и тот выходит из оцепенения. — Там тебя просят. Выйди — похоже, стража. — Да. После я помогу. Но Кёнсу рад сбежать из мрака волков, от этого бедственного зрелища. Его ждут статные альфы в длинных синих ханбоках, расшитых золотыми нитями; на их плечи накинуты тёплые накидки, а из-под них видны белоснежные воротники. Пантеры свежие, чистые, их щёки яркие от морозца. Словно по команде, военные кланяются. — Ваше Высочество, вам приготовили ваши покои и чистую одежду. Кёнсу смешно. — И где они? Альфы удивлённо переглядываются, и один из них с недоверием смотрит на вышедшего следом за Кёнсу волка. Это Сехун, мрачно вставший позади омеги. — Ваши покои во дворце, где всегда и были. Их никто не занимал всё это время, — пантера доволен своими словами: он ловко их подобрал. Но Кёнсу почти презрительно хмыкает. — Стало быть, там тепло, — он не без труда переходит к той речи, которой пользуются во дворце. — Кто распорядился? — Его Величество Донук. — Передайте ему мой нижайший поклон и глубочайшие извинения. Однако я собираюсь остаться со своей стаей там, где ей нашлось место. До вежливо кланяется и повернувшись, возвращается к остальным. Сехун следит за тем, чтобы пантеры тоже ушли и не смотрели вслед Кёнсу, и только тогда догоняет омегу. — Спасибо. Мы благодарны тебе. Вся стая. — Тогда мы квиты, — отвечает До. Но эти слова придают ему уверенности. Первая ночь оказывается тяжёлой: Кёнсу не может спать из-за того, как оглушающе воет ветер и как гуляют сквозняки. Ему холодно. Дети кашляют. И омега постоянно прислушивается: дышит ли Исин, лежащий рядом, посапывает ли Вонтэк, бормочет ли во сне Реони. Это не даёт заснуть. Однако Реони — это первый, кто очень живо запрыгивает на Кёнсу утром. Руки у мальчишки ледяные, но он улыбается и прыгает на омеге очень бодро. До даже ворчит и пытается стряхнуть с себя ребёнка, но безуспешно. — Там старшие... — почти пищит Реони, — старшие собираются печь строить. Говорят, будем кушать горячее! — Вот как, — сонно бормочет Кёнсу. — Ага! Печь. Настоящую. У меня вон как руки замёрзли. — Все уже встали? — Неа, но Вожак Чанёль перебудил многих. Он на меня чуть не наступил! Кёнсу поднимается, ёжась от холода, и идёт вслед за Реони. Мальчик на выходе из амбара останавливается и только поднимается на носочки, чтобы посмотреть, что происходит снаружи, но дальше не идёт. А Кёнсу видит, что от вчерашнего настроения почти ничего не осталось. Волки работают так, как привыкли работать. Слышится стук топора и звон вёдер с водой, удары молотка и скрежет дерева, а где-то — даже смех. Закатав рукава до самых локтей, Чанёль вместе с Бэкхёном носят массивные камни. Один чёрт знает, где они их нашли. — Вы мостовую разобрали что ли? — кричит им Кёнсу. — Мостовая не греет, а печь будет, — смеётся в ответ Бён. Чанёль оборачивается и машет пантере большой ладонью. Кругом лежит истоптанный снег, но альфы пышут жаром и стирают со лба пот, пока выдалась минута. Кёнсу подходит ближе. — Судя по масштабам, вы город собрались отстроить. — А нам меньше и нельзя, — Чанёль убирает волосы со лба. Но руки у него грязные, и До морщится этому жесту. — Нагнись-ка. Волк послушно наклоняется, а омега завязывает ему волосы на макушке, чтобы они не лезли в глаза. И во взгляде Чанёля столько благодарности, что Кёнсу против привычки краснеет. Сехун был прав вчера: стая оказывается спасена. Пусть пока это и не очевидно. — Кому нужна моя помощь? — спрашивает Кёнсу, чуть отойдя. — Уж точно не с камнями. Пойди к Чунмёну и Исину. Пока часть стаи на скорую руку обустраивает амбары: латает дыры и возводит каменную печь, другая её часть готовит еду и зашивает одежду. Сбежав от темноты на поляну, они дрожат от холода, держат иглы и ножи красными, неслушающимися руками и поют. Поют о Солнце и Месяце, поют о старых легендах, о Прародителе и о грядущих поколениях. У Исина голос звонкий, и Кёнсу искренне наслаждается им. А Чунмён почти мурлыкает, хотя, казалось бы, волки не умеют. — Если бы не эти Белые, — вдруг посмеивается один из старших омег, — мой бы никогда ремонт не сделал. Смешного в этом ничего нет, но волки искренне хохочут. — А я всё у своего последние два года выпрашивал: «Спой мне под окном, как в юности, а то совсем без романтики оставил», — мужчина отрубает кончик морковки, — а он мне вчера: «Так-то и проблема решилась. Окон здесь нет». — Он у тебя всегда отговорку найдёт. — Я вот, что думаю, — после долгого молчания говорит старший. — Нам обязательно нужно провести Имболк. Сначала волки задумчиво занимаются своей работой, молчат и, кажется, даже дышать начинают тише. Но вдруг Чунмён кивает (скорее самому себе) и его жест подхватывают другие. Нагнувшись к Исину, Кёнсу едва слышно спрашивает: — Что это такое? — Это праздник Пика зимы, в этот день возрождается богиня Бригита. Кёнсу кивает, видя, что решение было важным для волков и далось непросто. Но почти сразу Исин воодушевленно кивает и, откашлявшись, объявляет: — Тогда нам нужно закончить все дела до праздника. Луна не успеет родиться заново, как он наступит. — Нужно где-то достать масло, — подхватывает его Чунмён. — Залатать рубахи. — Я нашёл у себя бисер. Нельзя пропустить свадебные гадания. Волки продолжают бурно обсуждать планы, и Кёнсу умилённо смотрит на них: исхудалых, с красными носами от простуды и холода, в грязной после долгих дней в лесу одежде. Кто-то хромает, у кого-то пугающе свистят лёгкие, кто-то потерял близких. Но ни один не упускает возможность подать свою идею к празднику Пика зимы. Вдруг Кёнсу слышит шум и громкий, неразборчивый разговор, Исин тоже оборачивается на звуки и хмурится. — Я схожу, — говорит пантера и, отложив работу, идёт к месту, где недавно оставил Чанёля и Бэкхёна. Те могли и подраться, и навлечь на себя беду в виде разгневанной стражи. Однако происходит ни то, ни другое. Кёнсу издалека замечает изящного альфу, путь которому преграждает Чанёль. Волк выше почти на голову, и у омеги от этого почему-то разбегаются мурашки по телу. Но он быстро одёргивает себя и решительно подходит к мужчинам. — Тэмин? Оба оборачиваются. Чанёль послушно отходит в сторону, хоть и продолжает пристально наблюдать за непрошенным гостем, а Кёнсу замечает у ног пантеры объёмный сверток и вопросительно поднимает бровь. — Не думал, что вам можно приходить сюда. — Чонин настоял. Вы ведь знаете, принц, что его не остановить, — альфа уважительно наклоняет голову. — Чонин? — глаза Кёнсу вспыхивают, пусть он держится с некоторой осторожностью. Не осторожен только Чонин — он выскакивает из-за угла здания, несётся через поляну и почти наскакивает на друга. Ким не теряет ни секунды и выливается на Кёнсу целым водопадом эмоций. Он грациозный, нежный, ласковый. Мягкими движениями Чонин кладёт ладони то на щёки друга, то на шею; очерчивает руками его плечи, и в конце концов прижимает к себе. — Я очень скучал, хён, — Чонин целует щеку Кёнсу своими мягкими, лёгкими губами. Кёнсу не сдерживается. — Я тоже скучал, Чонин-а. Движения До совсем не похожи на ласки друга: он хлопает того по лопатке и гладит по волосам. Однако Чанёлю, привыкшему к Кёнсу, совершенно очевидно, насколько тянется До к незнакомому омеге, подставляется его рукам и поцелуям. Под языком начинает колоть, ведь... ведь волк даже не знает, кто это. — Ты был таким красивым, когда шёл вчера через город, — шепчет Чонин, прижимая к своему плечу голову Кёнсу. — Мужественным, смелым, уверенным. — Брось, ты... — Я подумал: неужели это мой друг? Мой Кёнсу? Чанёль почти рычит. Пусть от Чонина пахнет омегой, пусть Тэмин смотрит на двух друзей спокойно, пусть все ведут себя так, как должны, Пак хочет забрать Кёнсу. И это чувство впервые такое сильное. Он не упускает из виду ни одного действия Кима, взглядом выжигает. — Но пахнет от тебя всё равно... Вдруг глаза омеги округляются и он слегка отстраняется. А Кёнсу слышит довольное грудное урчание альфы за своей спиной. Чанёль делает законный шаг к нему, а Чонин отходит к свёртку. Он, конечно, не меняется — всё так же ясно улыбается и воркует что-то. Но начинает не нравиться волку чуть меньше. — Ты же не думал, что мы оставим вас? — шутливо спрашивает Чонин. — Они принесли пледы, — объясняет Чанёль, пока омега из другой стаи развязывает узел. — Я не был уверен, что можно доверять, но раз вы... — Всё в порядке, — Кёнсу кивает и опускается к Чонину, помогая ему. В свёртке действительно оказываются пледы и кое-какое бельё — все, что Киму удалось раздобыть и утащить. Но даже этого хватает, чтобы приободрить стаю. Волки сначала принимают помощь неохотно — они гордые, они не забыли вражду, они помнят, что пантеры убивали их когда-то. Но им также легко понять, что положение не то, чтобы отказываться. Чонин располагает к себе, и Кёнсу смотрит на него, как на друга, — это волки не могут не учуять. Поэтому они медленно, но доверяются. Помощь нужна им. Раздавая пледы, Кёнсу вдруг по-мальчишески наклоняется к Чонину и толкает его в бок. — Значит, ты всё-таки попробовал с Тэ? Омега краснеет, но озорно смотрит на друга. — А ты всё-таки изменился, — передразнивает его Ким, вспоминая их разговор перед свадьбой Чондэ. — Возможно, — Кёнсу пожимает плечами. Всё словно возвращается на свои места, хоть, как прежде, уже не будет. Витать в облаках ему не даёт Чанёль, который вдруг подзывает к себе и отходит от народа. Он выглядит решительно и так же решительно просит: — Попросишь для меня встречи с Донуком? — Как пожелаешь. Кёнсу мягко улыбается этому порыву. Конечно, он просит, и через несколько дней ему дают положительный ответ: король пантер зовёт вожака волков на трапезу. На следующий день Кёнсу ведёт Чанёля за собой: они проходят сквозь расписные ворота, по саду, засыпанному снегом, поднимаются во дворец и идут по длинному коридору. Волк оглядывается по сторонам: сквозь полупрозрачные двери из легкой материи он видит, как то там, то здесь ходят придворные, какие-то люди, дети. Однако во дворце тихо. Чанёль замечает рисунки бамбука и изогнутых веток, птиц и ярких драконов, которые извиваются под самым потолком. Это не похоже на их деревню. Здесь слишком изыскано, возвышенно, почти вычурно. Пак боится сделать лишний шаг, чтобы не порвать тонкую материю внутренних стен, почти не поднимает глаз, чтобы не увидеть лишнего. Однако это место принадлежит Кёнсу. Только сейчас Чанёль замечает его прямую спину, поднятый подбородок, целеустремлённый взгляд. Это то место, в котором он выглядит гармонично. На пантере грубые штаны и тёплая шкура, как на каждом волке, но он не выглядит здесь чужим, как Чанёль. — Это твой дом? — тихо спрашивает Пак, смотря в ровные спины пантерам, которые ведут их. Кёнсу и бровью не ведёт. — Да, я жил в западном крыле. — Здесь красиво, — Чанёль старательно распрямляет плечи, но в узком коридоре ему тесно и душно. Сначала Кёнсу этого не замечает, он вспыхивает каким-то восторгом, который волк никогда в нем не видел. Глаза-полумесяцы начинают блестеть, словно блики на ночном озере, а сам До как будто не сдерживается, говоря: — Когда там цветёт слива, весь сад похож на пахнущий снегопад. Можно открыть створки и не закрывать их даже на ночь, чтобы весь пол был в лепестках. А летом там стоит такое гудение шмелей, что... Но Кёнсу вдруг хмурится и переводит на Чанёля взгляд, полный сомнения. До понимает, как это может звучать, как это выглядит со стороны волка, и он уже видит, что Чанёлю хочется сказать, что альфе хочется всё исправить — оставить пантеру в его родном доме. Поэтому Кёнсу становится строже. И двери перед ними раздвигаются в этот момент. — Вожак стаи волков Пак Чанёль и его муж До Кёнсу, — громким голосом объявляет бета, сидящий на коленях у дверей. Чанёль вздрагивает. — Повторяй за мной, — шепчет омега, поднявшись к большому уху альфы. Легкого касания бока хватает для того, чтобы Чанёль выдохнул. Кёнсу проходит в просторное помещение с длинными столами и мягким тёплым полом. Альфа тенью следует за ним. Кенсу низко кланяется, и Чанёль тоже опускается на колени. Он чувствует на себе пристальный взгляд, но нехотя всё-таки склоняет голову. Их приветствуют и просят подняться. — Ты первый садишься, — подсказывает альфе Кёнсу и указывает ему на нужное место. — Но стул?.. Пантера едва заметно качает головой, и Пак обращает внимание на то, что все сидят на полу, подогнув под себя колени. Чанёль шумный: он опускается на пол и задевает стол, с трудом убирает ноги под него, вызывая звон медной посуды, и морщится, когда металлические палочки скатываются на пол. Чанёль выглядит нелепо, ему плохо находиться здесь, когда буквально все взгляды, наполненные презрением, липким любопытством и мерзкой снисходительностью, направлены на него. Волк с ужасом чувствует, как краснеют его щеки и уши. Но он не жалуется и держит спину прямо. Кёнсу, наверное, ещё больше стыдно за него. Донук подхватывает со стола низкую чашку с прозрачной жидкостью и, пока придворные омеги наливают остальным гостям, громогласно объявляет: — Сегодняшнее собрание организовано по просьбе нашего друга из стаи волков. Я хочу, чтобы вы все выслушали его, — речь Донука кажется настолько неестественной, что Кёнсу рядом едва ли не шипит — Чанёль чувствует это. — Но для начала насладимся трапезой. Донук берет в руки палочки и стучит ими по столу, выравнивая, и его движения повторяют остальные. Даже Кёнсу ловко и умело подхватывает длинные приборы, будто и не было прошедшего года вдали от этого места. Только у Чанёля скользкие палочки валятся из рук. Он в отчаянии наблюдает за тем, как орудуют ими другие, и пытается приловчиться. Но грубые пальцы, совсем не похожие на пантерьи, раз за разом роняют приборы. И самое ужасное — это видят все. И все следят за этим с почти нескрываемым удовольствием. — Отец, — вдруг говорит Кёнсу, привлекая к себе внимание. Он откладывает свои палочки и берет в руки ложку. — Ваше Высочество, мы благодарны, что Вы так радушно согласились принять нас. Чанёль с благодарностью смотрит на омегу и тоже берет в руки ложку. Между отцом и сыном начинается напряжённый разговор о делах стаи. Кёнсу не смотрит на Пака, но практически с точностью копирует его движения, кладёт ему в тарелку некоторые закуски из бесчисленных блюд и периодически наливает в его чашу вино. Пока Донук занят беседой, Чанёль прислушивается к остальным. — Кто тогда мог подумать, что этот ход будет настолько неверным? — говорит кто-то. — Мало того, что брак оказался невыгодным, так ещё и пришлось взять на себя ответственность за них. — Сложно представить, каково с ними было Кёнсу. — Теперь он вернулся, по крайней мере. Второй мужчина, намереваясь оценить масштаб трагедии, переводит взгляд на Кёнсу, но вместо этого сталкивается с чёрными глазами Чанёля. Волк смотрит пристально и стискивает челюсти. Это заставляет его решиться. Отодвинув тарелку, он откашливается и, не зная, как обратиться к вожаку пантер, говорит просто: — Я и моя стая благодарны за приём. Донук снисходительно улыбается и складывает руки в замок перед собой. — Мы не будем стеснять вас долго, — Чанёль на мгновение переводит взгляд на пантер, разговор которых подслушал. — Но я считаю, что необходимо рассказать о тех, кто поставил нас в такое положение. — Я ждал этого, продолжай. — Мы имеем дело с этим народом уже несколько лет и изучили их достаточно. Белые, как мы их называем, не принимают животную форму и используют оружие, которое называют огнестрельным. Раны от него опаснее, чем от когтей и зубов. Наша стая потеряла больше половины волков за эти годы, — Чанёль открывает эту информацию смело и громко, не обращая внимания на шёпот вокруг. — Тогда мы не дали им отпор, а теперь не можем. — К чему ты ведёшь? — Я веду к тому, что им нужны лес, водоёмы, территория — горы. Они хотят остаться единственными здесь. И если мы ничего не предпримем, они сделают это. Уничтожат все стаи по одной. Донук с каждой минутой становится серьёзнее и мрачнее. Когда Чанёль останавливается, в просторном помещении становится тихо, как в склепе, и так же холодно. — Я хочу просить помощи у всех стай, я хочу объединить их, собрать много людей и пойти против народа Белых, а не трусливо отступать, как раньше. У меня есть план, я готов взять на себя ответственность, — волк смотрит королю пантер в глаза. — И первые, у кого я прошу помощи, — вы.