Чужак

Одним из вечеров Чанёль сидит на сваленных в кучу брёвнах, которые ещё не успели порубить. На небольшой площади неподалёку горит костёр, чуть влажные дрова шипят и дают неяркий свет, но волки, кажется, ничуть не обеспокоены этим. В полумраке Чанёль следит за тенью Бэкхёна, который дергает тень Исина за рубаху; за Юнджэ, который смешит кого-то импровизированной сценкой одного актёра; за Чунмёном, который следит, чтобы Сехун не оттяпал себе пальцы, вырезая что-то из дерева. Детей в этот вечер выпустили на свежий воздух, и они носятся друг за другом вокруг костра, падают в снег, измазываются в грязи. Вонтэк затевает игру в салки, а Хвитэк настаивает на «ручейке». Мальчики звонко кричат, ссорятся. А Чанёль беззвучно посмеивается над ними. — А вы неплохо освоились тут, — звучит малознакомый голос, и волк вздрагивает. Перед ним стоит Чондэ. Ворот его верхней кофты высоко поднят и почти скрывает нижнюю часть лица — эмоции не видно. Понимая, что это будущий вожак пантер, Чанёль приветствует его кивком головы, но не встаёт. Чондэ опирается о ствол дерева спиной. — Где мой брат сейчас? Чанёль смотрит с подозрением. Его раздражает тон, манера держать себя, даже взгляд, поэтому волк из вредности ведёт плечом: — Почему я должен говорить тебе? — Вот как? — пантера вскидывает бровь, заводясь так же быстро. — Уже решил, что он принадлежит вашей стае? — Он- — ... и тебе? Вот теперь Чанёль порывисто вскакивает. Чондэ старше, он более уравновешенный, крепкий, уже давно не мальчишка. Но Пак не обращает на это внимания, готовый отстоять каждого из своей семьи. А семья у него теперь большая. Однако Чондэ чувствует то же: он снова в состоянии защитить свою семью — Кёнсу — и готов сделать это. Чанёль рычит, пантера смотрит пронзительно. — Каждая шавка из вашей стаи говорит мне одно и то же, — волк шагает вперёд и волосы на затылке у него встают дыбом. — Но почему-то ни один из вас не задумался о том, где Кёнсу, раньше. Теперь уже глаза Чондэ загораются гневом: Чанёль его носом тычет в то, за что пантере и так стыдно. Волк замечает это и давит на рану сильнее. — Почему ты не спросил «где мой брат», когда его отдавали в мужья чужаку? — Если бы он не остановил меня тогда, я бы пошёл на вашу деревню, — вдруг приподнятые уголки губ дергаются в ухмылке. — А я слышал, вас было мало уже тогда. Вас и сейчас ничтожно мало. Мой брат спас чужака. — Теперь не я ему чужак, а ты. Чанёль почти рявкает, а Чондэ бросается навстречу, впервые выдавая эмоции вскриком. От волка слишком пахнет его братом, этот запах хочется если не стереть, то выбить, залить воняющей собачьей кровью. Чанёль нагло привёл своих, пользуется добротой, собирает пантер, чтобы идти против врагов своей стаи. Нет, этому Вожаку не должно быть так просто. — Хватит! Кёнсу снова приходится останавливать драку, ссору, напряжение. Он устало подбегает к альфам и оттягивает Чанёля в сторону. — Чанёрра, прекрати сейчас же. Чондэ замечает, как его брат кладёт раскрытую ладонь на рвано вздымающуюся грудь Чанёля. Его успокаивает это, а Чондэ только больше распаляет. Волк подчинил себе Кёнсу, сделал своим — даже пахнет от омеги теперь иначе, не так приятно. Но больше задевает Чондэ собственное бессилие, поэтому он бросает: — Да как у тебя рука поднялась, чтобы тронуть его? — Он мой муж. Тебе ли не знать, лучший в мире братишка, — чёрные глаза Чанёля блестят. — Чанёль, хватит, — Кёнсу толкает альфу обратно на брёвна и командует сидеть. Волк действительно не двигается с места. Их нужно разводить по разным углам и омега, схватив брата за руку, уводит его в темноту переулка. Они уходят прочь долго. Кёнсу ни слова не говорит, и только в этой тишине Чондэ становится стыдно. Если бы До начал кричать и говорить, насколько глупо они себя ведут, альфа лишь доказывал бы свою правоту, но... Но он неправ. Кёнсу отпускает руку Чондэ, только когда дорожка между амбарами переходит в жилую улицу: они проходят через ворота основной части города. — Я говорил с отцом о том вопросе, по которому вы с... волком приходили, — начинает Чондэ. — С Чанёлем, — поправляет его Кёнсу, но без вызова в голосе, как-то буднично. — Он дал ответ? — Нет, не может. Какое-то время они идут молча — проходят мимо небольшого храма, прислушиваясь к тихому, убаюкивающему стуку деревянных пластин с желаниями, которые подвешивают по праздникам. — Многие всё ещё против того, чтобы волки жили у нас, — произносит Чондэ, распрямляя спину. — Они не говорят это Донуку, но считают, что он раз за разом принимает неправильные решения. — Власть отца ослабевает, — догадывается Кёнсу. — Да. Сейчас во дворце шаткая обстановка. Если Донук пойдёт против членов совета, то они могут организовать протест и поставить под сомнение его право на власть. Навстречу братьям бежит мальчишка в ярком ханбоке и с горячим свёртком в руках. Он перекидывает его из руки в руку, чтобы не обжечься и принюхивается к запаху, уже сгорая от нетерпения. Кёнсу и Чондэ расступаются, чтобы пропустить маленького добытчика. Они идут в возникшей тишине ещё какое-то время, пока не останавливаются около ворот. Омега нарушает безмолвие первым: — Но, хён, всё действительно очень серьезно. Эти Белые... — Я знаю. Чондэ поднимает голову и смотрит на высокие врата. Когда-то он вернулся через них из первой в его жизни стычки с волками. Альфа почти не помнит её — он был ещё подростком — но помнит резкий запах, грязь и разруху, которые она после себя оставила. Кёнсу смотрит в другую сторону — на ступеньки, по которым они тогда бежали с Чонином, чтобы скорее увидеть героев. А встретили разбитых, израненных, изуродованных людей. — Кёнсу, — Чондэ дожидается, когда младший поднимет на него взгляд. — Я на вашей стороне. Больше Кёнсу не может держать себя на месте: он порывисто утыкается брату в грудь и жмурит глаза. У Чондэ в руках тепло и пахнет прошлым (уже не домом, но всё ещё приятно). Альфа чуть сжимает Кёнсу в объятиях и кладёт голову ему на макушку. — Дайте мне время, Кёнсу, — говорит старший, не отпуская брата. — Я хочу помочь вам, но я не могу разрушить нашу стаю. Я добьюсь того, чтобы другие тоже оказались на нашей стороне. — Спасибо, — Кёнсу благодарно поджимает губы и сильнее стискивает ткань чужого ханбока в кулаках. — Но, Чондэ... — Что? — Пожалуйста, не поступай с ним так, — омега просит тихо, искренне, и такого Чондэ от него ещё не слышал никогда. — Ему сейчас очень тяжело. Все винят его, все смотрят на него так, будто он лично украл меня, будто он издевался надо мной. — А ты?.. — А я люблю его. По движению Чондэ, омега понимает, что старший улыбается. Тогда он вспоминает лицо Чонина, его поднятые брови и таинственную улыбку, и тихо смеётся. Никто не ожидал такого признания от своенравного Кёнсу, холоднее которого разве что вечная мерзлота. Отстранившись, Чондэ смотрит брату в глаза. — Он тебя не обижал? — Уж скорее я его. — О, я могу в это поверить, — Чондэ заливисто смеётся, подняв голову. А какой-то старичок недовольно выглядывает из окна и грозит проказникам кулаком. Братья спешат уйти, чтобы их не узнали. Они идут обратно уже другим путём — через маленькие улочки и небольшие сады. Летом здесь разрастается пышная листва и удобно играть в прятки. Кёнсу улыбается этим воспоминаниям и весело перепрыгивает через чей-то таз, лежащий на дороге. Чондэ посмеивается над ним, ведь знает, что брат редко бывает беззаботным. — Хён, — Кёнсу хитро оборачивается к старшему, — как твоя замужняя жизнь? Мы с Чонином поспорили, что ты взвоешь уже через полгода. Прикрыв длинным рукавом рот, Чондэ смеётся — ему бы стоило отчитать младшего брата за такие споры, но если никто не видит... — И на чьей стороне был ты? — Конечно, на твоей. Я ставил на месяц. — Авэ-э! Вот, значит, как ты в меня веришь? Кёнсу наигранно задирает нос и делает надменный знак. Конечно, никакого спора не было, и, конечно, младший бы не стал так недооценивать брата. Но разговор наконец становится шуточным, почти домашним. — Мне птичка принесла, что вы с Минсоком ждёте Чондэ-младшего, — продолжает Кёнсу, вспоминая их с Чонином разговор. — Кхм, ну, — Чондэ неожиданно тушуется, — мы дождались в прошлом месяце. — Так он родился в год огненного петуха? — Наш оракул сказал, что его энергия, как огонь, потянет нас ввысь. Улыбаясь, Кёнсу вглядывается в лицо брата, который смотрит на звёздное небо, лишь кое-где застланное облаками. Старший выглядит счастливым, вдохновлённым, а сам Кёнсу понимает: так и должно быть. Чондэ сделает многое, он уже сделал многое; будет тянуться ввысь, чтобы раз за разом становиться лучше. — Поздравляю. — Кёнсу, я счастлив, — Чондэ по-кошачьи улыбается и его глаза точно так же, как у Кёнсу, вытягиваются в полумесяцы. Но вдруг старший останавливается и вглядывается вперёд, что-то рассматривая. Кёнсу не сразу понимает, что тот увидел, но через несколько шагов тоже удивлено открывает рот. Они как раз подходят к территории, которую отдали волкам, и омега замечает, что перед костром, выросшим за это время, сидят знакомые фигуры пантер. — Идите сюда, — кричит заметивший их Чонин. Братья переглядываются. Но Кёнсу замечает ушастую голову, выглядывающую из-за фигуры Бэкхёна, и торопится к своим. Чонин действительно здесь — До не обознался — подложив под себя шелковую подушку, он сидит с остальными на брёвнах. Кроме него, Кёнсу замечает ещё нескольких пантер. Они держатся менее непринуждённо и стараются придвинуться ближе друг к другу, но приветливо улыбаются. То, насколько эта картина необычная и нелепая, заставляет Кёнсу шумно вдохнуть. Запахи костра и камелии смешиваются. — Чанёль позвал меня, — объясняет Чонин. — И мы принесли сладости. Кёнсу садится на свободное место между стаями и не знает, кого ему рассматривать. Ким тут же наклоняется к нему и шепчет на ухо: — Но они боятся пробовать и давать младшим. Может, съешь? После того, как Кёнсу принимает рисовый хлебец на пару, за угощением тянется и Чанёль. Остальные пока не торопятся — следят за тем, когда отрава возьмёт добровольцев, и готовятся к распрям за освободившийся трон. Этим мыслям Кёнсу хмыкает и шёпотом рассказывает о них альфе. Чанёль смеётся. Разговор не клеится долго — им не о чем говорить. Тэмин, который и на шаг не отходит от Чонина, о чём-то ему шепчет на ухо. Костёр между стаями мирно потрескивает. Но когда Бэкхён подбрасывает в огонь уже высохшие дрова, Чонин вдруг говорит, глядя на Кёнсу: — Я вот смотрю на вас и вспоминаю легенду про чёрта-жениха. — У вас есть легенды? — вдруг удивлённо переспрашивает Чунмён. Чонин смущается и поджимает губы. Неужели волки такого плохого мнения о пантерах? — Конечно, — вместо друга отвечает Кёнсу. — Чонин-а, расскажи? Все, не сговариваясь, подсаживаются ближе — волков легко заинтересовать сказками. Кёнсу незаметно кладёт ладонь на колено Чанёля и слегка сжимает, а Чонин начинает рассказывать. — Однажды домашний демон Ёндон поселился в доме у очень чистоплотного омеги. Омега так хорошо выметал пыль из углов, что Ёндон влюбился в него и превратился в человека, — Чонин таинственно понижает голос, — такого красивого, изящного... — Высокого и широкоплечего? — шутливо уточняет Бэкхён, а Чонин так же в шутку морщится на эти волчьи стандарты красоты. — ... в такого невозможно было не влюбиться. Омега и Ёндон сыграли свадьбу и зажили счастливо. Не было в их доме бед, пока однажды ночью омега не зажег свечу и не увидел в тени своего суженного Демона Ёндона! Волки вдруг начинают посмеиваться с этой истории, а Чонин вопросительно хлопает глазами. Ущипнув Бэкхёна за щёку, Исин объясняет веселье стаи: — А мораль простая: иногда принцы-альфы оказываются теми ещё чертями после замужества. — Омегам нужно быть бдительнее! — подхватывает его мысль Чунмён. Удивительно, но такой вывод приходится по вкусу и пантерам: они смеются в ответ и переглядываются, заметно расслабляясь. Чонин, улыбаясь бросает взгляд в сторону Тэмина, а тот обиженно дует губы. Кёнсу передаёт сладости Исину и Чунмёну. — У нас есть похожая легенда, — говорит последний, за обе щеки уплетая рисовый пирожок. — Неужели сердцеед Ёндон добрался и до вас? — смеётся Чонин. — В этой легенде Бог Любви влюбился в прекрасного юношу и приходил к нему каждую ночь, — тихим голосом говорит Чунмён, — чтобы говорить о своей любви и рассказывать сказания. — Он умалчивает все интересные интимные детали! — возмущается Бён, и Тэмин поддерживает его смехом. — Бэкхён, цыц. У этого Бога было лишь одно условие — юноша не должен был видеть его лица, ведь Бог был невероятно красив, но хотел, чтобы его любили за душу и слова. Однако однажды... однажды прекрасный юноша зажёг свечу и увидел лицо своего возлюбленного. Юноша был так поражён, что не удержал свечу и обжёг Бога воском. Тот проснулся и бросился прочь! Пантеры заслушавшись, открывают рты и увлечённо кивают. А Кёнсу, видя это, подмигивает Чанёлю. Стаи о чём-то говорят, выясняют, какое продолжение у этой истории, прав или нет юноша. И всё это — крошечный шаг, но они его сделали. Вдруг позади раздаются шаги и, обернувшись, Кёнсу замечает Сехуна, который идёт к ним. Альфа оглядывает собравшихся, ни единым мускулом не выдав своего удивления. Он только находит взглядом Чунмёна и, не привлекая внимания, подходит к нему, чтобы укрыть плечи меховой накидкой и тихо отчитать старшего. — Хён, холодно. Детей ругаешь за то, что бегают в рубахах, а сам забываешь одеться. — Спасибо, — бормочет Чунмён и кутается в меховую накидку Сехуна. Альфа довольно улыбается краешком губ и поворачивается к другим. — Нужно нарубить дров на ночь. — Айгу, Сехун, ты чертовски вовремя, — стонет Бён. За этими разговорами волки совсем забывают о своём положении. Но теперь Бэкхёну приходится выскользнуть из-под головы Исина, а Чанёлю — оставить коробочку со сладостями. Когда альфы уходят, пантеры переглядываются, а кто-то даже мечтательно вздыхает. — Он выглядит таким молоденьким, — замечает Тао, впервые за вечер подавая голос. На его слова несколько пантер загадочно кивают, смотря вслед ушедшему Сехуну. Чанёль и Бэкхён, бегущие за ним, переругиваются и толкаются, как дети. Проследив за ними заботливым взглядом, Чунмён растерянно кивает, а Исин пожимает плечами: — Но иногда мне кажется, что Сехун — единственный, у кого есть голова на плечах. Молчание продолжается недолго; Чонин вдруг отрывает подбородок от своих ладоней и, сверкая от любопытства, спрашивает: — И давно вы вместе? Бета давится воздухом и поднимает голову, глядя на пантеру. — Что? — Ты и этот юноша, — Чонин слегка смущается, но не отступает, ведь аджосси-сваха в нём уже проснулся. — Как давно у вас отношения? Кёнсу лишь вздыхает, явно не удивлённый подобным расспросам. Чонин любит секретничать, подмечает взгляды, движения, даже влюблённые вздохи от него не скрыть. Однако Чунмён этого не знает и невольно кутается сильнее в чужую накидку, нахмурив брови. — Это забота, не больше. Мы друзья с детства, я знаю Сехуна с рождения, — бета заставляет себя немного расслабиться и улыбнуться, но пальцами продолжает беспокойно перебирать складки на штанах. — Наши родители дружили, поэтому часто просили меня приглядеть за младшим. Он буквально донашивал мои вещи, пока не... вымахал так. Чунмён внезапно замолкает и поджимает губы, чувствуя, как во рту пересохло. Теперь в происходящее включаются уже все пантеры с их врождённой любовью к подобным вещам. Тао даже придвигается ближе, забыв про свою осторожность с волками, и блестящими глазами смотрит на Чунмёна. — Так ты не видишь! — Что не вижу? — по округлённым глазам Чунмёна становится понятно, что он окончательно запутался, поэтому Кёнсу с поддержкой касается его бедра. — Его ухаживания! – Начинают перечислять омеги. — Его влюблённые глаза! Тут можно было поспорить: Кёнсу и Исин наверняка знают, что Сехун редко даёт волю эмоциям, но с проницательными пантерами лучше не спорить. И оба всё-таки кивают. — Его осторожные движения. — А этот бархатистый голос разве случайно? — То, что за Сехуном толпы омег бегали, а он и бровью не повёл, — внезапно подаёт голос Юнджэ, совсем тихо. Все переводят взгляд на него и кивают — это всё доказывает. Как можно не понять? Пропустить мимо? И только Тао хочет привести очередной аргумент, как Чунмён качает головой — беззлобно, но уверенно. — Нет, дело не в том, — он смотрит на свои коленки, словно сам себя в этом убеждает. — Я бета, а он молодой альфа, такому только позавидовать. Да и разница в возрасте у нас большая. — И что? — Чонин непонимающе смотрит, явно не принимая эти сомнительные аргументы. Чунмён тушуется, не зная, как объяснить пантерам ситуацию, и за него говорит нужные слова Исин. — Мён считает, что такому альфе, как Сехун, больше подходит компания молодого крепкого омеги. Он всегда думает о создании семьи, у нас так заведено, особенно в такое время, как сейчас. — Он так считает, но у Сехуна не спрашивает, — вновь тихо произносит Юнджэ. Когда Кёнсу удивлённо поднимает на омегу взгляд, тот опускает голову на колени и отворачивается к огню, будто старается согреться. В повисшей тишине До замечает, как Тао дёргает Чонина за рукав. Разговор заканчивается, и теперь своей откровенностью и лёгкостью он поражает обе стаи. — Уже поздно, — говорит Тао, а Тэмин помогает Чонину подняться. — Мы пойдём, иначе на улицах будет совсем темно. Кёнсу по привычке кланяется пантерам на прощание, а волки — машут руками и даже улыбаются. Это не последняя их встреча.