Чужак

После праздника и вечера во дворце события летят так, будто какой-то мальчишка запустил их из рогатки. Спустя некоторое Сехун и Бэкхён уходят на территорию волков за точными сведениями о Белых. Снова встретившись с Чондэ, а затем и с Донуком, Чанёль собирает совет и вместе с ещё несколькими послами из двух стай уходит в другие селения. Кёнсу практически не удаётся поговорить с Вожаком о его планах, потому что всё это время омега договаривается с торговцами и учителями пантер. Детей нужно чем-то занимать, запасы, принесённые из сгоревшей деревни, заканчиваются, а отсутсвие занятий постепенно ведёт к панике. Однако волки — как старшие, так и младшие — оказываются трудолюбивыми и способными, остаётся только убедить в этом пантер. Кёнсу лично договаривается со швеями, кузнецами и столярами, чтобы те взяли себе подмастерьев и помощников. Он заботится о том, чтобы продавать и обменивать товары волков и наладит отношения между стаями. Именно поэтому он совсем не успевает следить за Чанёлем. Только когда Чондэ приходит его проведать, Кёнсу отвлекается от своих занятий. К тому времени проходит уже несколько недель. — Внутренними переговорами этой стаи, значит, занимаешься ты? Шутливый тон Чондэ, как обычно, заставляет покачать головой и закатить глаза. Кёнсу поднимается, оправляя одежду и приглаживая растрёпанные волосы. — А ты предложил бы нам сидеть сложа руки, как бедные родственники? — Конечно, нет. Ты слишком гордый для этого, — Чондэ посмеивается и, приобняв брата за плечо, выходит с ним на улицу. — Такой же, как и эти ребята. Кёнсу кивает Вонтэку и Хвитэку, которые отрываются от изготовления досок и машут ему рукой. Мальчики занимаются этим всего неделю, но уже так приловчились, что скоро смогли бы открыть свою мастерскую. — Они молодцы, — кивает Чондэ. — Да. — Ну, хорошо, к делу, — старший прочищает горло, — утром от Чанёля прибежал наш посыльный. Они уже были в племени лисиц и семье медведей, сейчас двигаются к рысям и тиграм. Если так будет дальше... Но Кёнсу жестом останавливает его и задумчиво хмурится. — Расскажи подробнее о том, чего Чанёль хочет. Не уверен, что я понимаю. — Донук и Чанёль заключили договор с советом: если у твоего Вожака выйдет убедить другие стаи встать на его сторону, то мы дадим ему в распоряжение все свои силы. — Пойдёте против Белых? — Да, всем составом и с условием полного освобождения земель волков, либо нашего истребления. Глаза Кёнсу расширяются, он цепляет брата за руку и всматривается в его по-кошачьи хитрое, как и всегда, лицо. — Ты это устроил? — Не совсем, — Чондэ смеётся и треплет чёлку брата. — Но я принимал участие. Я это к тому, что если у тебя есть какое-то послание для Чанёля, то сейчас самое время — посыльный скоро отправляется обратно. Старший подмигивает. — О, мне есть, что ему рассказать. Например, как мы пилим доски и плетём корзины. — Я бы на его месте умер от счастья, получив от тебя хоть слово, — Чондэ смеётся, — Даже если оно про доски. По привычке Кёнсу принимает строгое выражение лица и скрещивает руки на груди, всем видом показывая, что шутку он не оценил. Только щёки у него розовеют. — Тогда точно не стоит. Это очень глупая смерть. — Не думаю, — альфа пожимает плечами и смотрит через плечо Кёнсу. — Мне пора. К тому же, тебя там поджидают. Откланявшись, Чондэ уходит, а внимание Кёнсу переключает на Исина, который действительно ждал окончания разговора. С волком праздно погулять уже не получается: Исин приносит корзины, которые делали младшие и которые нужно кое-где исправить. — Они стали делать лучше, но всё равно. Твой брат сказал, что наши всерьёз решили идти против Двуногих? — Да. Похоже, у них получается собрать достаточно людей. Кёнсу кивает и берётся за первую корзину. Какое-то время они работают молча, но за работой До замечает чужое волнение. — Ты хотел о чём-то поговорить? — Да, — Исин опускает глаза, — я долго думал кое над чем. Сначала Кёнсу тихо ждёт ответа, но волк молчит. Он только взволнованно перебирает пальцами прутья корзины и несколько раз случайно роняет её, тут же поднимает, неловко отряхивает и возвращает себе на колени. Исин редко бывает настолько несобранным. — Ты волнуешься из-за альф? — осторожно начинает Кёнсу. — Да. Ты ведь волнуешься за Чанёля? — Конечно, и за Чанёля, и за остальных. Я к вам ко всем привязался. — Да, — Исин прикусывает губу, будто ему неудобно и стыдно говорить то, что крутится в мыслях. — Да-да, я тоже переживаю за всех. Но извини, что я говорю такое... просто с Бэкхёном я дружу с самого детства и... — Погоди, ты волнуешься за Бэкхёна? Исин кивает, и в голове у Кёнсу что-то щёлкает. Он вдруг понимает, что именно беспокоит волка, который очень любит родную стаю, поэтому стыдится своих эмоций, когда переживает больше за одного человека. — Это нормально, Исин, — Кёнсу подсаживается ближе и хлопает волка по спине. — Он ведь тебе нравится? — Нравится, но это не так важно, — Исин долго обдумывает свои слова. — Я дружу с Бэкхёном с самого детства — сколько себя помню, если быть точнее. И я знаю, что он иногда вспыльчивый и несамостоятельный... А ещё мы никогда не расставались дольше, чем на несколько недель. Я очень привык к этому, понимаешь? — Понимаю. — Я привык знать, что с ним, как он и где он. Я хочу пойти с ним. Почему-то Кёнсу не удивляется этому. Он как будто ждал таких слов Исина все время, которое его знал; и фраза волка оказывается лишь логическим завершением того, что Кёнсу и так видел в его характере и поступках. — Мне кажется, ты должен пойти. — Я, на самом деле, много думал об этом, — Исин начинает оправдываться, не ожидая согласия. — Я буду полезнее им, чем вам здесь. Я разбираюсь в травах и ранах, к тому же я не хилый, а очень даже... — Ты прав. Кёнсу снова хлопает Исина по спине, и тот наконец поднимает взгляд. Они переглядываются и кивают друг другу, а с этого разговора Исин начинает в тайне от других собираться. Пытается, по крайней мере, делать это тайно. Ещё через несколько недель докладывают о возвращении Вожака с послами; говорят, что они привели много стай: пять или даже семь. Кёнсу чувствует, как от этой новости в воздухе растворяется какой-то привкус победы, словно волки уже одолели Двуногих, словно всё уже решено и осталось только дождаться результата. Общее воодушевление разносится по улицам вместе со словами о том, как же Их много. Вместе с Чонином, Исином и ещё несколькими волчатами Кёнсу поднимается на стену. Он чувствует почти детский восторг, когда взлетает по ступенькам и выглядывает за ограду, вставая на носочки и стараясь быть выше, чтобы лучше разглядеть. — Вон они! — Вонтэк, за зимние месяцы вытянувшийся в угловатого подростка, показывает пальцем на ещё серые заросли. — Действительно много. Кёнсу шумно выдыхает, когда замечает во главе стай нескольких высоких альф и вместе с ними Чанёля. Омеге вспоминается тот мальчишка, которым он впервые увидел Пака, прижимающего к себе хлеб и дико сверкающего глазами. Кажется, что это совсем другой человек. Возможно, так и есть. Он вырос. — Пойдём вниз, — Исин тянет их за собой, пока народ пересекает поляну перед стеной, — скорее. Но, спустившись, они встречают только суматоху. В толкотне и суете сложно найти кого-то. Тем более, вожаков. Кёнсу понимает, что, скорее всего, их уже забрали на совет во дворец. Или куда-нибудь ещё. Однако До всё никак не может заставить себя успокоиться. Первым им попадается Бэкхён, который, вопреки ожиданиям, выглядит совсем не радостным. Даже не обратив внимания на Кёнсу, стоящего рядом, альфа подходит к Исину и окидывает его острым взглядом с головы до пят. — Чунмён сказал правду? Бэкхён рычит, явно с трудом сдерживая накатывающий гнев. И даже Кёнсу ёжится, ведь привык к вальяжному поведению волка, но Исин только поднимает бровь и опускает руки, понимая, о чем речь, и готовясь к реакции Бёна. — Да. Бэкхён бледнеет. — Нет, ты не пойдёшь, — отрезает он и уже разворачивается, чтобы уйти, но Исин хватает его за плечо, останавливая. Он решался на это слишком долго. — Я пойду, я уже решил, Бэкхён. Я пригожусь, я разбираюсь в лечении, да и лишняя пара рук вам не- — Это не прогулка по лесу и не охота, — альфа повышает голос, и уж было вцепляется Исину в плечи, но не успевает Кёнсу дернуться на помощь, как Бэкхён одёргивает руки. — Ты не понимаешь этого? Это опасно. — Я всё прекрасно понимаю, поэтому и иду, — омега сжимает, но тут же расслабляет кулаки. — Ты ничем там не сможешь помочь. Капля реку не сделает, поэтому ты останешься. — Но река состоит из капель. И я уже озвучил своё решение. Кёнсу замечает, как Бэкхёна начинает трясти: его аргументы и терпение заканчиваются, а Исин выглядит даже спокойнее и увереннее, чем сначала. Альфа рявкает, раздосадовано клацает зубами и рычит. — Я верёвками тебя привяжу, Исин! — Привязывай! — он вскрикивает, но тут же кладёт красные от холода ладони Бёну на шею и говорит уже тише. — Я с ума здесь сойду, если не буду со своей стаей. Тут без меня, но с Кёнсу справятся, а там... Чанёль, Сехун, Джичхоль, ты. Не запрещай мне, потому что я всё равно пойду. — Это эгоистично. Бэкхён опускает глаза, а Исин кивает. — Да, я знаю. Но это в первый раз, когда я думаю только о себе. И Кёнсу, и Бэкхён слышат в этой фразе отчаянное «возможно, и в последний», поэтому вся оборона альфы рушится. Ему хочется сказать, что-то важное, вертящееся на языке, но из-за шума и окружающей суеты, он забывает что. — Ты мог хотя бы поговорить об этом со мной, — только бормочет Бён. — Прости. Кёнсу делает несколько шагов назад и осматривает площадь. Она буквально кипит, бурлит, по ней катятся волны гомона и смеха. Всюду пантера видит незнакомые лица, украшения из перьев, одежду из неизвестных тканей; он слышит чужие наречия и непонятные слова. Среди народа: волков, пантер, лисиц, рысей, даже косуль — Кёнсу замечает Чанёля. Он говорит с какими-то альфами, высокими, одетыми в странные наряды, с необычными головными уборами. Это вожаки и короли других стай. Но Кёнсу распрямляет плечи и пробирается к ним через площадь. Он знает, что сейчас не время, знает, что не должен служить помехой, должен дать Чанёлю делать своё дело — спасать их. Но Кёнсу плевать на это хотел. Ему нужно попрощаться со своим волком. — Кёнсу! — Пак замечает его ещё в толпе и вытягивает голову. — Ваше Вожачество, — До в шутку морщит нос, не понимая, откуда в нем взялось столько волнения и стараясь его спрятать, — уделите хоть секунду мне. Лишь пару слов. Волк поворачивается к альфам и что-то говорит, а Кёнсу терпеливо ждёт его, готовя речь. «Я буду ждать тебя», «нет, даже не думай говорить, что ты не вернёшься», «не беспокойся обо мне». Но он ни слова не успевает произнести, когда Чанёль вдруг оказывается рядом, потому что волк хватает его за руку и бежит к воротам, теперь широко открытым. — Чанёль? — Я собираюсь сбежать с тобой на край Света! И совсем не на секунду. Ты разве не скучал? В ответ Кёнсу только крепче хватается за руку волка, чувствуя, какая она ещё горячая и живая. Выскочив за ворота так, будто кто-то выстрелил ими, Чанёль широко прыгает и касается земли уже волчьими лапами. Ему не нужно говорить, чтобы Кёнсу понял. И, как когда-то в прошлом году или в предыдущей жизни, две фигуры бегут между старых, мшистых деревьев: одна, крупная, угловатая, взрывает землю когтистыми лапами, вторая, легкая, пружинистая, несётся за первой, словно выпущенная стрела. Ощущая, как тянутся мышцы в очередном прыжке и как лапы отталкиваются от земли, Кёнсу чувствует свободу и знает наверняка, что это чувство у них с Чанёлем одно на двоих. Волк останавливается, как-то радостно скачет вокруг пантеры, высовывает язык и широко облизывается. Довольный, счастливый — это видно. «Боже мой, какой мальчишка, ещё совсем щенок», — вдруг думает Кёнсу и толкает альфу плечом в бок. Волк клацает зубами и, взобравшись повыше, вытягивает шею и громко, весело воет. Он знает, что Кёнсу рассмешило это, даже если чёрный леопард рядом с ним только фыркает. Они бегут дальше. В этот раз обгоняют заходящее солнце и взбираются на самый верх, туда, где над головой не склоны, а только небо, а под ногами — бесконечные спины гор, покрытые туманом. — Чанёль, я люблю тебя. Кёнсу наскакивает на Чанёля, и в необъяснимом порыве удержать его, хватает волка за ворот накидки. Он словно боится свалиться с этой вершины. А Чанёль дышит сбивчиво, неровно, но так заразительно смеётся в этот момент, что Кёнсу никуда бы не отпускал его. — Это край света, — говорит альфа, держа пантеру, потому что тот, кажется, действительно сейчас упадёт. — Разве? — Да, — Чанёль улыбается, и омега уже скучает по этой улыбке. — С одной стороны — твой мир, с другой — мой, пусть сейчас и захваченный. Мы с тобой на краю света. Темные, багровые и рыжие от заката глаза Кёнсу округляются. Он не понимает этого волка, снова его не понимает. Почему Чанёль опять становится загадкой? Почему не может сказать прямо то, что так нужно услышать сейчас? У Кёнсу хватило бы сил и терпения, чтобы это выяснить. Но теперь у него нет времени. Солнце сядет, и Чанёль уйдёт. Может быть, навсегда. Поэтому Кёнсу ударяет его по груди, раз и ещё раз, стараясь выбить нужные слова. — Просто скажи, что любишь меня! Сейчас же, глупый волк! — Если я не скажу это сейчас, то я обязан буду вернуться. — Но если ты не скажешь этого сейчас, то можешь никогда... — Кёнсу вдруг спотыкается о собственные слова и хватается за Чанёля крепче. Вот, откуда это волнение, которые не даёт покоя уже несколько недель. Кёнсу сильный, они не раз это доказывал всем, но совсем не всесильный. Чанёль держит сейчас крепко — омега чувствует, как руки волка напряжены, как натянуты его мышцы и сжимаются его пальцы. Пак тоже не хочет отпускать. — Послушай, Кёнсу, мы не прощаемся. Я не собираюсь прощаться. — А что ты делаешь? Чанёль пожимает плечами и улыбается. — Показываю тебе что-то новое, — он расслабляет одну руку, давая Кёнсу повернуться. — Мы ведь с самого начала так делаем: открываем друг для друга то, чего до этого не знали. — То есть это обычная... прогулка? — Да. Посмотришь вокруг? Кёнсу кивает, и Чанёль отпускает его, тут же прижимаясь к спине и снова заключая в объятия. Они стоят на вершине длинного горного хребта, который высвечивают последние лучи рыжего солнца. Справа пологий склон спускается к селению пантер, где сейчас бурлят сборы; слева — земля круто обрывается и падает куда-то в бывшие владения волков. Горы похожи на извилистое устье реки, по которой ветер гонит волны облаков и тумана. Неспешно — так, что Кёнсу едва видит их движение. Значит, это «край света». — Красиво. Чанёль кладёт подбородок омеге на плечо. — Мне кажется, это итог моей философии, — бормочет волк в шею Кёнсу. — В каком смысле? — Помнишь, я рассказывал тебе о мельчайших частицах, которые были рассеяны в природе многие тысячелетия, а потом стали мной? — За что я тебя ещё язычником назвал? — Кёнсу тихо смеётся и морщится, а Чанёль сильнее стискивает руки, заставляя вскрикнуть. Этот возглас и смех эхом разносятся между гор и рассеиваются где-то в тумане. Солнце продолжает медленно катиться по привычному небесному пути. — Что тебе говорят твои «частицы»? — Что все они жили в этих горах: я, мои предки, их предки — все эти частицы жили здесь. Это мой дом. Но не только я живу в нём, но и он живёт во мне. Ты меня понимаешь? Кёнсу поворачивается, и теперь смотрит не на горы, а в глаза Чанёля, точно такие же темные, как дальние склоны. — Да, я тебя понимаю, — он гордо улыбается. — Есть в тебе что-то родное этим местам. — Думаешь? — Свобода, загадочность, — Кёнсу качает головой. — Дух. Кёнсу мог бы объяснить это тем, что Чанёль вырос в горах, закалился непростыми условиями, привык бороться за жизнь, научился жить по правилам природы. Он знал, где искать стада овец, умел узнавать время по солнцу и понимал, как ориентироваться в лесу. Навыки, знания, смекалка, инстинкты. Но ведь это не то. Чанёль впитал дух этих мест — вот, что правда. — Ты — дитя этих гор. — Кёнсу, — Чанёль двумя пальцами поднимает голову Кёнсу за подбородок, — помнишь? Я всегда был частью этого леса и навсегда ею останусь. — Я помню. Ты говорил, что даже после смерти будешь существовать. — Теперь веришь? — Верю. — Тогда я сейчас счастлив. Улыбаясь ярче, чем это вообще возможно, по мнению Кёнсу, Чанёль наклоняется и касается губами его лба, неожиданно холодного. Он невесомо целует, а затем утыкается в него своим лбом. Пока солнце не садится, они даже не шевелятся. Но как только вокруг просыпается ночь, Чанёль отстраняется и со смехом бежит прочь. — Я всё ещё очень зол за «язычника»! И тебе, брюзгливому кошаку, лучше бы догнать меня, — волк ныряет в полумрак зарослей. — Что за дурацкие догонялки ты опять устроил? Кёнсу бросается следом. Только спустя час или два, уже перед воротами Чанёль снова берет Кёнсу за руки и, глядя перед собой, просит: — Позаботься о стае. Пантера кивает, а уже на следующее утро Чанёль с остальными уходит из города. Но До не идёт провожать их и смотреть вслед — не хочет увидеть, как спины скрываются за деревьями. Несмотря на то, что заметно улицы пустеют, жизнь на них не прекращается ни на секунду. Уже в то же утро мальчишка разливает кувшин молока, поскользнувшись на замёрзшей луже; кто-то договаривается о встрече, спешит на занятие пения; аджосси тащит мешки с редькой на рыночную площадь. Солнце поднимается над верхушками деревьев, и опускается в море где-то за границей гор. Снова и снова. — Юнджэ, — Кёнсу опускается рядом с юношей, который плетёт корзину. — Я подумал о том, что нам можно заняться восстановлением деревни. Волк удивлённо поворачивается, но и секунды не проходит, как он кивает с воодушевлением. — Я тоже думал об этом, — Юнджэ бросает взгляд на волчат, играющих в салки неподалёку. — Если мы начнём сейчас, то к... к лету уже сможем построить несколько домов. — Да, я тоже хочу, чтобы Они вернулись домой, а не в эти амбары. На несколько мгновений оба оборачиваются к их временному дому в стае пантер. — Но где? — Юнджэ хмурится, — То место, где раньше была наша деревня, сейчас сгорело, там мало целых деревьев. — Можем обосноваться ближе к границе с пантерами. Словно услышав то, что хотел, Юнджэ улыбается. Это вселяет в него надежду, заставляет думать не о том, что где-то его стая погибает, а о том, что она будет жить на новом месте. Юнджэ загорается, а Кёнсу вдруг бледнеет. За горой волки подходят к кромке леса, мелькают между стволами вековых сосен. Волков много, за их спинами другие стаи. Но по другую сторону — люди, Белые. Щёлкают мушкеты, и дерёт уши незнакомая речь, крики, команды. Их больше. Когда ветер поднимает вихри снежной пыли, Чанёль замечает, как Бэкхён кивает ему, и бросается вперёд. Он выскакивает на открытое поле и ведёт за собой остальных. Волки первыми ныряют в толпу чужаков, и их рык заглушается звуками выстрелов. Кёнсу поднимает голову и чувствует, как тот же ветер холодит его кожу. Встревоженный Юнджэ касается его руки, и пантера объясняет: — Началось.