Чужак

Кёнсу ещё во сне чувствует, как щёки краснеют и подушка под лицом становится почти горячей. Перевернув ее другим боком, омега ощущает приятную прохладу, но не долго. Его снова окутывает нездоровый жар, как при лихорадке, и Кёнсу проваливается в тяжёлый липкий сон. Омега просыпается от духоты. Его мышцы неприятно тянет — не как после бега или занятий танцами, а словно перед болезнью. Из горла невольно вырывается низкое урчание, и во рту собирается вязкая слюна. Резко распахнув глаза, Кёнсу испуганно осматривает себя. Его ноги разведены, коленки подрагивают, рубаха прилипла к груди и животу, а простыни все влажные и пропахшие ярким запахом. Омега стонет и закатывает глаза, закрывая лицо руками. Только этого сейчас не хватало. В новой стае. В стае волков. С альфой, которому уже дали распробовать запах Кёнсу, подпустили к себе. Он идиот. Полнейший идиот До Кёнсу. Нужно было держать Чанёля на расстоянии, но теперь выхода у него нет. С трудом поднявшись на нетвердые ноги, Кёнсу быстро захлопывает окна и задергивает шторы. От собственного запаха кружится голова и потеют ладони. Кёнсу не маленький, он прекрасно знает, почему это происходит. Но ему так нужен Чанёль, так, черт возьми, сильно нужен. Не член в заднице (хотя и это тоже — поясница стреляет болью практически не прекращая), а его руки, большие, крепкие, так приятно ложащиеся на спину. Его запах, свежий, ненавязчивый. Его волосы, в которые можно зарыться пальцами, что сейчас мёрзнут от сильного возбуждения. Кёнсу злится на самого себя: с остервенением растрепывает волосы и кусает себя за губы. Но желание оказаться рядом с альфой накатывает новой волной, и До заваливается обратно в кровать. Это нужно перетерпеть. Это не будет длиться долго. Снова провалившись в беспокойный сон, Кёнсу извивается на кровати и поднимает подрагивающие бёдра, его руки трясутся и невольно скользят по животу. Как будто альфа здесь, как будто он берёт на руки и защищает от всех проблем, избавляет от боли. В голове только одно: Чанёль. Омега стонет, урчит и просыпается. От головной боли гудит все тело, До жмурится и мычит, неосознанно пытаясь найти руками альфу. Своего альфу. Кёнсу не хочет этого делать, отчаянно останавливает себя, но ничего не выходит. Он укутывается в простыню, пропахшую ягодами и мелиссой так, что даже стыдно, и выходит из комнаты. Босые ноги касаются шершавого пола, и омега дрожит то ли от холода, то ли от возбуждения. Это стыдно. Это унизительно. Поэтому Кёнсу жмурит глаза, перед тем как толкнуть дверь в комнату Чанёля. Но омега разочарованно выдыхает, когда понимает, что она пуста. На охоте, у друзей, у отца, у другого омеги — где угодно, но не там, где так нужно сейчас Кёнсу. От эмоций и гормонов, с жаром бьющих в голову, До шмыгает носом и с силой колотит кулаком по изголовью чанёлевой кровати. Здесь пахнет альфой — пахнет так сильно, что Кёнсу едва держится на ногах. Он беззастенчиво забирается на кровать, ложится на живот и зарывается носом в простыни. Чанёль словно обнимает его руками, гладит длинными пальцами по спине, проходясь по позвоночнику, скользя ниже. Не сдержав очередной стон, Кёнсу выгибается в пояснице и поднимает ягодицы. Это слишком. До не хочет знать, насколько ужасно это выглядит со стороны. Нужно как-то помочь себе, попытаться решить проблему. Дотянувшись до подушки, на которую Чанёль каждый вечер опускает свою лохматую голову, Кёнсу прижимает ее к груди и тепло улыбается. Его альфа ещё такой подросток, упрямый, бестолковый, несобранный. Но Кёнсу мягко обнимает его подушку, прячет в неё лицо и вдруг хочет оберегать Чанёля всегда. Всю их грёбанную жизнь. Поднявшись на колени, Кёнсу сгребает под себя жесткое одеяло Пака и судорожно выдыхает. Бедра сами начинают двигаться, быстро, резко и размашисто проходясь пульсирующим членом и ягодицами по свёрнутому одеялу. Руки до скрипа гречихи сжимают подушку, спина болит от не прекращающихся движений, но Кёнсу буквально трясёт от удовольствия. Потому что он чувствует запах хвои и коры, потому что Чанёль как будто бы рядом. — Ну же... пожалуйста. Пододеяльник быстро намокает, но Кёнсу никак не может довести себя до разрядки. Он стискивает зубы и снова падает на кровать, устало потягиваясь и накрывая пах подушкой. Все тело гудит и будто выворачивает наизнанку. А затем Кёнсу слышит шаги Чанёля — определяет их сразу и облизывается от тянущего предвкушения. На входе в хату волк ускоряется, начинает волноваться, чует запах и спешит, не понимая, что его вызвало. Дверь распахивается ровно в тот момент, когда сердце Кёнсу готово простучать дырку в груди и выпрыгнуть. Омега поднимает затуманенный взгляд и видит своего юного перепуганного альфу. Тот стоит на пороге и смотрит так, что эмоцию определить невозможно: он растерян, возбуждён, неуверен и, черт, очень влюблён. Кёнсу знает: альф в таком состоянии подпускать к себе нельзя; и он с трудом отворачивает голову, слабо произнося: — Чанёль, нет, — омега слышит, как Чанёль сладко, низко рычит, и буквально расплывается от этого звука, но все же... — Чанёль, уходи. Пожалуйста. Это удивляет, но волк слушается. Кёнсу чувствует его запах, ощущает возбуждение, но Чанёль выходит и запирает-захлопывает дверь. Он выскакивает на улицу, громко, рвано дышит, оглядываясь по сторонам. И весь оставшийся день зверем ходит вокруг дома, отгоняя всех прочь. В этот раз пора длится дольше обычного. И все время Кёнсу, закутавшись в одеяло Чанёля и пытаясь спрятаться в нём от всего мира, слышит, как альфа ходит во дворе. Кто-то подходит, пытается заговорить, но волк только рявкает и, судя по быстро удаляющимся шагам, выглядит совсем не добродушно. Шерсть на холке стоит дыбом, плечи подняты, голова угрожающе низко опущено. Кёнсу вздрагивает и укрывается с головой. Даже когда омега через несколько дней выходит во двор, чтобы развесить выстиранные простыни и пододеяльники, Чанёль ещё сидит на дорожке, ведущей к хате. Подтянув колени и скрепив руки в замок, этот мальчишка смотрит в сторону других домов и о чём-то задумчиво бормочет. Кёнсу встряхивает бельё и разглаживает его на верёвках, все поглядывая в сторону волка, но тот не оборачивается. Тогда, закончив со своим занятием, пантера подходит к альфе и опускается рядом на землю. — Извини, что... — начинает было он, но усталый взгляд Чанёля останавливает на полуслове. — Я же говорил, что разрешаю тебе всё, — альфа коротко улыбается. — Нет, Чанёль, — Кёнсу кладёт руку на широкое плечо волка, — я виноват, я не должен был допускать подобное, приходить к тебе в комнату, дразнить. — Я доверяю тебе. — Там же теперь очень пахнет, неверное... — О да, — но Чанёль смеётся, поглядывая на окна. Ничего, переживёт. Всё переживёт, если Кёнсу скажет. У соседнего дома мальчики играют в «петушков» — скачут на одной ноге, борются, пытаясь друг друга уронить, а потом все в пыли и синяках кукарекают. Пак наблюдает за ними, и, похоже, этот волк с большим удовольствием попрыгал бы за компанию, но положение не позволяет. И Кёнсу замечает, как Чанёль беззвучно смеётся и стучит себя ладонью по коленке, когда один из мальчишек уже в третий раз улетает в крапиву. Только пятки сверкают и слышится визг. — Кёнсу, ты любишь детей? — альфа искоса взглядывает на пантеру. Омега вздрагивает. — Почему нет? — Ну, есть причины, — Чанёль подпирает подбородок ладонью. — Они шумные, неуклюжие, постоянно что-то ломают, кричат, требуют внимания. Кёнсу загибает пальцы, пока волк перечисляет все недостатки волчат: то, какие они своенравные, вездесущие и упрямые. В последний раз они гурьбой задразнили даже Вожака. В конце концов пантера может сделать только один вывод: — Ты сейчас себя описываешь? Большой ребёнок. Чанёль сначала дико смотрит на него, подняв брови, но всё-таки начинает смеяться, чуть не опрокидываясь на землю и не задевая невозмутимо сидящего Кёнсу. Когда-нибудь Кёнсу привыкнет к тому, что эмоции физически не помещаются даже в таком большом Чанёле, и бурно выплёскиваются. Когда-нибудь. А сейчас пантера хлопает его по ляжке и приводит в чувство. — Но сейчас не время для детей. — Я знаю, знаю, — выдыхает волк. — Но когда-нибудь я бы хотел. — Эй, Чанёль! — Бэкхён возникает, словно отозвавшись на хохот (конечно, не может же он пропустить веселье). — Дозор закончен? Доброе утро, кошечка. Бён доброжелательно машет рукой обоим, но пантера всё равно опускает глаза, понимая, сколько у окружающих было проблем в последние дни. Однако Чанёль как ни в чем не бывало вскакивает на ноги и бежит к другу, о чём-то крича на ходу. Альфы болтают и буйно обсуждают новость, с которой и пришёл Бэкхён. А затем дружно оборачиваются к Кёнсу. — Идём играть! Это звучит так задорно и по-детски, что пантера и не сразу верит, что к нему обращаются два взрослых альфы. Но, похоже, у Кёнсу нет выбора, потому что оба буквально светятся от этой идеи. Омега соглашается. Переругиваясь и толкаясь, альфы идут впереди, громко споря о правилах. — А что за игра? — спрашивает Кёнсу. — «Утка и селезень», — отвечает Чанёль и замечает замешательство омеги. — У вас такой нет что ли? — Нет. — Найдёшь себе кавалера, — играет бровями Бён. Но Чанёль тут же подскакивает к пантере и фыркает в сторону друга: — Вот чего! Бэкхён посмеивается над другом, но относится с пониманием: Чанёль ещё не самый запущенный случай. На площади, где собирается народ для игры (а Кёнсу сразу отмечает, что, в основном, все участники взрослые), их встречает Исин и Чунмён. Они как-то тепло приветствуют Кёнсу, словно признали его, словно он с ними всю жизнь и только на несколько дней пропадал. От Исина пантера сразу же получает какое-то украшение: нанизанные на нить речные жемчужины и увесистый камень с рисунком. Судя по довольным взглядам Чанёля, это красиво. — Спасибо, — бормочет До. — А какие здесь правила? — Сам увидишь. Исин берёт Кёнсу за руку и тянет в круг к остальным. По другую сторону Чанёль и Бэкхён с шутками вытаскивают из толпы Сехуна. Парень не сопротивляется, но всем своим видом выказывает, насколько ему нет дела до этой человеческой возни — он птица высокого полёта. Кто-то смеётся, кто-то подбадривает, а сбоку альфа даже под шумок щипает своего соседа за бок. Кёнсу начинает привыкать к таким забавам волков. — Чунмён, иди, — шепчет Исин своему соседу. — Наш Сехун же ни за кем другим не побежит и будет скучно. — Может, кто-то другой хочет. — Бегом! — командует Исин, и Чунмён послушно выскакивает в центр круга. Может, это и не заметно, но Кёнсу видит, как оживляется насильный участник сего действа. Сехун занимает своё место вне круга и наигранно разминает ноги, как будто готовится к успешной охоте — красоваться у волков в крови. Едва Чанёль и Бэкхён возвращаются в круг и он замыкается, все начинают движение, подстегивая себя быстрой песней, которую даже Кёнсу подхватывает на втором круге. — Селезень утку догонял, Селезень серу догонял. Беги, утица, домой, Беги, серая, домой, — поют со всех сторон, кружась вокруг «утки». Пока Чунмён дразнит альфу, перебегая с из стороны в сторону, ныряя под руки волков и смеясь с неудачных попыток младшего пробраться следом, Кёнсу искренне хохочет, поглядывая на такого же весёлого Чанёля. А Сехун уже красный, запыхавшийся и даже раздражённый, но руки в кругу не пускают его за бетой. Тот в последний момент убегает у альфы из-под носа, заставляет спотыкаться, оборачиваться, чуть не падать. — У тя семеро детей, Один — селезень, — снова поют волки, кружась уже в другую сторону. — А девятая сама, Поцелуй разок меня! И Кёнсу поднимает руку прямо перед Сехуном; он прорывается сквозь преграду и хватает не успевшего среагировать Чунмёна. Теперь уже крепко хватает — волк же. Все тут же едва не падают от хохота. А Сехун и пойманный Чунмён, стараясь отдышаться, разворачиваются друг к другу спинами. — Раз, два, три! И поворачивают головы — оба вправо. Самодовольно обернувшись Сехун под улюлюканье волков тянется за поцелуем, но в последний момент получает только щёку и в шутку щёлкает зубами. А игра продолжается: Исин выталкивает в центр Кёнсу, а за круг выскакивает Чанёль. И снова начинается песня: — Селезень утку догонял, Селезень серу догонял... У Кёнсу колотится сердце, когда Чанёль срывается с места и пытается проскользнуть в круг. Омега выбегает и, задыхаясь от волнения, то несётся вокруг, то прячется в центре, то мелькает между волками. — Кёнсу! — рычит взлохмаченный Чанёль. — Покусаю! — Страшный серый волк, утки не кусаются, — и с вскриком омега выскакивает почти из самых рук альфы. — Зато щипаются! Кто-то не удерживает ладони, и Чанёль быстро хватает пантеру — тот аж подскакивает и брыкается, но под смех со всех сторон смиряется со своей участью. А волк, прежде чем отпустить, сжимает крепче и вдыхает запах пантеры у самого уха. — Поймал. Он разворачиваются друг к другу спинами, и на счёт «три» поворачивают головы: Чанёль — влево, Кёнсу — вправо. И пантера смеётся с разочарованного вздоха волка, а тот легко толкает его в бок за это.