Дотла

Только с тобой и только когда не разглядеть — день или ночь… Там, за окном кончился дождь, кончился мир… Посиди со мной.

Юра никогда не думал, что решение пропустить день отборочных дастся ему так легко. И не ради тренировки ведь даже, а ради экскурсии на Великую Китайскую стену. Впрочем, если бы он знал, чем эта экскурсия обернётся, то сидел бы на жопе ровно и не рыпался. Может, сходил бы за попкорном для себя и Отабека. Но не устраивал бы сцену, не сбегал бы, не садился бы в треклятый автобус, не забирался бы на стену и уж точно никогда, никогда не позволил бы Отабеку защитить его от пули. Глупость какая. Это всё ещё не укладывалось в голове. Они ведь не в боевике каком-то были, чтобы вот так вот среди бела дня — и пуля. Ещё и Отабек, натуральный засранец, стоял и молчал, терпел сквозь сжатые зубы. И кому оно, спрашивается, надо было? Юра, если бы схлопотал пулю (ещё и чужую к тому же), молчать бы точно не стал: орал бы резаным поросёнком, крыл бы матом на всю округу, требовал бы карету-мне-карету в лучших традициях русской классики, которую Лилия Григорьевна заставила прочитать, несмотря на пятёрки по всем предметам — их Юре исправно рисовали с начальной школы за красивые глазки и заслуги перед Родиной. А Отабек строил из себя то ли мученика, то ли героя, и это выводило Юру из себя. Даже после гневной тирады, которую казаху пришлось стойко вытерпеть, он сказал лишь: — Тише, Юр. Я слушаю. Юра сначала не понял: что за этими глухими стенами вообще можно услышать? Дыхание его, что ли… От этой мысли к щекам прилило теплом и краской — благо темнота надёжно защищала от конфуза. Неожиданно их заточение потеряло своё клаустрофобное очарование и приобрело оттенок интимного ужаса. А потом до Юры дошло. Отабек слушал не его дыхание, не его сердцебиение (боже упаси), нет. Отабек изнутри слушал стену. Камни. Отабек ждал, когда настанет то самое «безопасно». Из этого Юра вынес ровно две вещи. Первое: каким долбоёбом надо было быть, чтобы подумать, что Бек слушает его дыхание?! Второе: он, оказывается, и не представлял, насколько искусным бендером был его новый друг. Юра, конечно, слышал, что умелые маги земли способны чувствовать вибрации, считывать шаги на расстоянии и даже улавливать формы предметов, безошибочно указывать на закопанные в почве останки или угадывать направления тоннелей и подземных рек. Потому команды археологов нанимали магов земли за огромные суммы, а власти привлекали опытных бендеров к международным программам контроля сейсмической активности. Но Юра всегда считал это чем-то «из ряда вон», чем-то вроде историй про откопанного гуру, который медитировал больше сотни лет, или «домашней» экстрасенсорики… Поверить было трудно, но Юра был уверен, что Отабек ему не лгал. Если сказал, что слушает, значит, слушает. И Юра честно старался ему не мешать. Он терпел минуту, или две, или три — сложно было сказать. Время тут измерялось иначе, не в минутах. В каплях крови, разбивающихся о камни с тихим «кап». Юра насчитал девять и решил, что будет ловить флешбеки при каждой протечке крана. Вскоре молчать стало невыносимо. — Пиздецки больно? — спросил он шёпотом. — И хуже бывало. — А вот это вообще нихуя не утешает, бля! — цыкнул Юра и попытался развернуться так, чтобы стоять к Отабеку лицом, но их родненькая могилка была для этого слишком тесной. Юра ёрзал, пихался, пыхтел и ворочался, но в итоге добился лишь того, что Бек лишь сильнее прижал его к себе и сказал: — Ты не Юра, ты — юла. — Юмор у тебя какой-то старческий… — буркнул Юра. — Да реально. Шутка в духе моего деда. — Это комплимент? Юра понял, что его загнали в тупик. Сказать: «Да» означало сдаться с позорным белым флагом и красными щеками, а ляпнуть: «Нет» было равносильно чистосердечному признанию в оскорблении дедушки. А деда Юра любил и уважал. — Ты ебаклан, — ответил в итоге он. Мялся, мялся и всё же спросил, сам удивляясь тому, как несмело звучал его голос: — Слышь, а ты точно не вырубишься сейчас и… ничего такого? О том, что входило в это «ничего такого», Юра предпочитал не думать. Страшно это было. — Юр, меня совсем немного задело. В руку. Я траекторию успел поменять, но на таких скоростях выходит с погрешностями. Даже кость не поцарапало. Не беспокойся за меня. «Не беспокойся за меня». Ага, конечно. Легко сказать. Прям вот так взял и перестал. — А это… быстро пройдёт, да? Отабек понял его верно и усмехнулся: — До следующего этапа заживёт. — А до свадьбы? — ляпнул Юра. — До свадьбы и новая рука отрасти успеет. Юра удовлетворённо кивнул: он никогда не простил бы себе, если бы Отабеку пришлось сняться с турнира из-за этой раны. На душе стало спокойнее. Бек не собирался ни умирать, ни драматично терять сознание, ни проёбывать шанс всей жизни. «Был бы тут Виктор, — подумалось вдруг, — он бы прям на месте Беку подлечил». Виктор не был силён в целительной магии воды, но азы знал и кое-что всё же умел. По крайней мере, он мог остановить кровь и облегчить боль. А Юра… Ну, Юра мог только бесцельно жечь их ограниченный кислород. Впрочем, если он не мог помочь как маг, он всё ещё мог помочь как обычный человек: вызвать скорую, например. Но план потерпел фиаско с самого начала — телефона не было. «Оставил наверху. Ну всё, накрылся телефон медной пиздой», — понял Юра как-то обречённо и безразлично. Всё волнение и испуг он уже растратил на более важные вещи. На всякий случай пошарился по карманам. — Твой мобильник под ногами у нас, — как всегда, верно расценив его суетливость, сказал Отабек. «И кто вообще ещё называет телефон мобильником?..» — подумал Юра. — Как ты… А, чувствуешь, да? Магией своей ебучей? Отабек кивнул, и Юра ощутил этот кивок своим телом. Щекой, плечом, немного виском. Это было странное новое чувство: быть с кем-то настолько близко. Пытаться поднять телефон не имело смысла — пространства было явно недостаточно для манёвра. — А ты можешь чутка проебашить нам дыру побольше? Двухместную хотя бы. Я, конечно, не жалуюсь, ты заебатый строитель, прям талантище нехуёвое, но… — Могу, — прервал его Отабек. Рука его словно нехотя отлипла от Юриного живота и упёрлась в стену напротив. Послышался грохот, от которого захотелось зажать уши, сильно затрясло, как при турбуленции, поднялась пыль, Юра снова чихнул и чуть не рухнул. Отабек удержал его, а как только грохотать перестало, отстранился. Спину, к которой только что прижимался парень, обдало противным холодом. Стало неуютно. Юра развернулся, размял плечи и зажёг на ладони небольшой огонёк, заставивший их обоих на пару секунд зажмуриться с непривычки. Когда он открыл глаза, перед ним было лицо Отабека — слишком бледное и напряжённое. Юра наклонился за телефоном, лишь бы не смотреть сейчас ему в глаза. Он вдруг понял: Бек ведь мог расширить их укрытие в любой момент. Мог, но не хотел. Ждал, пока Юра попросит, или просто не счёл нужным? Или, может быть (маленькое такое сюрреалистичное может быть), он хотел быть к Юре максимально близко? Хотел прикрыться необходимостью, чтобы оправдать эти объятия? Может, они были ему нужны. Может, Отабеку тоже было страшно. А Юра всё испортил. — А какой номер у китайской скорой? — спросил он, комкая в руках свой огонёк, чтобы светить уже экраном телефона. — Один, два, ноль. Юра даже не удивился. Разве что самую малость возмутился для галочки: — Ебать ты Википедия. Пионер, ёпта, всегда готов. Ответили быстро, затараторили на китайском. — Инглиш, — попросил Юра, но в ответ получил ещё больше всяких «цзинев», «чхуёв» и «шоушангов». — Бля, я говорю, э-э-э… Биг чайниз волл! Мэн уиз э-э-э… Ган! Сирьос инджури. Хелп, короче. На другом конце аж замолчали, переваривая. — Юр, дай трубку, — попросил Отабек и, получив телефон, заговорил на красивом правильном английском, разбавляя свою речь редкими вкраплениями китайских слов, которые вспоминал на ходу. Юра подумал, что Леонардо да Винчи, может, и «универсальный человек», а Беку в подмётки всё равно не годится. И нихуя у него не успеет ни отрасти, ни зажить такими темпами до свадьбы: невесты за ним табунами ходить будут, как только всё прознают. А Отабеку, наверное, нравятся табуны — потомственно, так сказать, генетически. Когда Отабек сам себе вызвал скорую, Юра познал новые глубины собственной бесполезности, но было даже как-то плевать (с самой Китайской стены). Главное, что помощь уже была в пути, Беку быстренько подлатают, и они завалятся в номер справляться с ПТСР. Конечно же, средства лучше, чем совместный просмотр записи отборочных и прослушивания жутковатой музыки, нет. Главное, поскорее отделаться от полиции, тренеров, журналистов и… Ох. — Зажги ещё, — вдруг прервал его нелёгкие думы Отабек, и Юра непонимающе включил экран телефона. — Да нет же, — Бек мягко забрал у него мобильник. — Огонь зажги. — А, бля, так бы сразу… — забормотал Юра путано и без всяких усилий выполнил просьбу. Огонёк расцвёл на его ладони послушно и быстро, но оттого не утратил изящества, которого так упорно добивалась от него Лилия. Она всегда говорила: «Пусть Фельцман учит тебя силе и технике, а я научу красоте». И она учила. Огонь распускался цветком и форму имел приятную, без «ершистости», как называла это Барановская. Правильный такой, словно искусственный огонёк. Идеально оранжевый, с тёмной сердцевиной и кисточкой наверху, на вид такой ласковый, будто погладить можно. — Красиво, — тихо произнёс Отабек. — Но на тебя совсем не похоже. Огонь на руке вздрогнул, заметался, задрожал, но быстро успокоился. Он был покладистым, его огонёк. «Потому что это не я, — подумал Юра с невесёлой серьёзностью. — И всё-то ты подмечаешь, казах ебучий». — Он идеален, вообще-то, — заступился за своё детище Юра. — Видишь, контур до пизды ровный? И не пляшет совсем, не хуебесится… — Но ты-то не идеальный. Когда ты на арене слишком сильно увлекаешься выступлением, когда магия струится сквозь тебя сплошным потоком, когда ты забываешь про технику, про изящество, про рамки… Ты совсем не идеален. — Ну, спасибо, бля. «Зато ты пиздец какой идеальный», — подумал он, почувствовав почему-то гордость, а не досаду и зависть. — В хорошем смысле. Никто не идеален, но каждый в своей неидеальности по-своему особенен. А ты… Ты, Юр, особеннее всех, кого я знаю. Что-то рухнуло. Не Великая Китайская стена, не камни над ними, не небо в недосягаемой высоте. Что-то куда менее осязаемое и куда более важное. Что-то внутри, сжавшееся тугим комком, болезненно рухнуло вниз. Пламя на секунду вспыхнуло синевой и стало вдруг маленьким-маленьким, спичечным. — Бля, Бека, ты как спизданёшь что… — выдавил Юра, обвиняя огонь на раскрытой ладони в том, как кольнуло жаром щёки. Какого хера этот молчаливый истукан, из которого прессе больше двух слов вытащить никогда и не удавалось, умел иногда говорить так красиво и ладно?.. — И вообще, никто не идеален, да? А как же Никифоров? Ладно, тут Юра перегнул: кому как не ему было знать обо всех многочисленных пороках Витька — от алкоголизма до пиздоболизма. Отабек воспринял вопрос всерьёз и даже честно задумался, предоставив Юре возможность беспалевно осмотреть его: сведённые брови, дрожащие от огня тени на коже и испарина на лбу. От жара ли, от боли?.. Рука так и зачесалась прикоснуться, убрать волосы, стереть пот, но Юра не успел решиться. — Юр, ты в него влюблён? Вопрос застал Юру врасплох. Сначала захотелось переспросить, не послышалось ли ему. Потом — проверить температуру Отабека: ну явно же бредит пацан, жар, лихорадка — бедняга, в общем. Третьим порывом было окрыситься: «Я чё, на гомоёба тебе похож?!» Но почему-то куда большее возмущение вызывало не то, что Бека счёл его пидорком (ну, спасибо), а то, что он предположил, что из всех мужиков в мире Юра втрескался именно в Никифорова. Ну фу, блять. Какого хуя, Бек? — Ты совсем долбоклюй, а? Лилия Григорьевна всегда говорила: нет мозгов — считай, калека. Так вот ты тот ещё инваляжка, бля! — Юра в сердцах смял в кулаке свой огненный шар, напоследок окрасившийся в опасный синий, размазал по другой ладони. Ну правда, кем нужно быть, чтобы подумать такое?! — Прости, Юр, — примирительно сказал Отабек, светя экраном телефона. — Просто ты так расстроился из-за его слов, а теперь говоришь, что он идеален. — Как бендер, блять! — рявкнул Юра, но спокойствие Беки охлаждало лучше пиздюлей от Якова. — Я вообще не из этой катки, — добавил он, но в конце голос почему-то дрогнул, слившись в позорную неуверенность. Но Отабек лишь кивнул и зачем-то выключил экран телефона — и от чего, спрашивается, прятался?.. Они молчали. Было не то чтобы неловко, но чётко ощущалась некая недосказанность. «А что, если Отабек сам… того. Ну, пид… гей», — вдруг подумал Юра, и осознание прошлось по позвоночнику мурашками ужаса: не потому, что Бек мужиков мог любить, а потому что Юра так пренебрежительно об этом отозвался. Но вся тяжесть стыда от собственной тупости не успела обрушиться на него с полной силой: Отабек включил фонарик и начал говорить с обычным своим спокойствием. — Никифоров близок к идеалу. Как маг. Но, мне кажется, чем он ближе, тем скучнее ему становится. Его техника недосягаема, движения отточены до автоматизма, он открыл новые горизонты водной магии и покорил каждый из них. Не спорю. Но меня он совсем не вдохновляет, в отличие от тебя. — Меня? — тупо переспросил Юра, потому что это звучало, как насмешка. Ещё ни разу и ни в чём он не превосходил Никифорова. — Виновен, — Отабек выдавил из себя вымученную улыбку и отвёл взгляд. — Каюсь, я твой фанат. «Фанат? Господи, блять, боже, да за какие такие заслуги ты, весь из себя такой охуенный, по мне зафанател?!» — изумлённо подумал Юра, выпадая если не в осадок, то в однозначный ахуй. — Ты поэтому так пялился на арене, да? — Я… не пялился, — растерялся Отабек, и Юра возликовал: ага, засмущался! Ну что за ебанашка?.. Так и сердце того и гляди не выдержит — не каменное ведь, а юное, полыхающее, пламенное. — Да ты прям в душу смотрел! — засмеялся Юра, и огонь в его руке затрясся, словно похихикивая вместе с хозяином. — Чуть зырилки не вывернул! На Отабека было больно смотреть. — Да я… Ничего такого… Разве так уж жутко было? — До усрачки жутко, — подтвердил Юра с довольной улыбкой. Почему-то казалось, что выводить Отабека из состояния равновесия станет его новым любимым хобби. — Сойдёмся на «загадочно и романтично», — кивнул Алтын, снова делая рожу кирпичом, и только уголки губ и отражение пляшущего огня в глазах выдавали в нём ту внутреннюю улыбку, на которую Юра уже настроился, как на любимую радиочастоту. — Ой, бля, нашёлся романтик хуев, — прыснул он, почему-то чувствуя себя в этом каменном гробу до неправильности уютно. И если бы не рана Бека, о которой напоминало время от времени то капанье, то мелькающая в мимике парня боль, Юра бы согласился на то, чтобы их не торопились спасать. — Нашёлся, — просто подтвердил Отабек, откидываясь спиной на камни. Юра забеспокоился, внутри всё тревожно сжалось от этого усталого жеста. «Это ведь не царапина блядская. Это пуля. Больно, наверное, так, что ебануться», — подумал он и подался вперёд, подсвечивая тщательно сдерживаемым огнём руку парня. В кожанке чуть выше локтя зияла дыра, в которую Юра заглядывать побоялся. Зато от залитой кровью ладони оторвать взгляд было невозможно. Это как на аварию смотреть: и хочется и колется. Очень колется там, в груди. Никогда ещё так не кололось. С пальцев Отабека периодически срывалась капля-другая крови, сами они чуть подрагивали, и Юра, сглотнув, осторожно взял их в свои — нагретые пламенем, тёплые. Кровь Бека тоже была тёплой, но ладонь под ней пугала льдом. Юра бережно сжал её. — Испачкаешься же, — вяло запротестовал Отабек. — А, да? Ну, тогда нахуй иди, конечно, — саркастично отозвался Юра, но скользких от крови пальцев не разжал. — Может, перебинтовать какой хуйнёй? — Что, майку свою порвёшь на бинты, как в фильмах? — улыбнулся Бек одним уголком рта, и в груди Юры сердце взволнованно ёкнуло, ударившись о рёбра. — Может, и порву, — заупрямился он. — Не надо, Юр. Скорая уже едет. — Ты типа слышишь чуйкой? — Чую слышкой, — кивнул Бек и вдруг одним резким, уверенным движением снёс часть стены, отгораживающей их от внешнего мира. В глаза ударил свет, в уши — звук приближающейся сирены, их уединение лопнуло и распалось, а сами они, пыльные, как шахтёры, выползли наружу. И тут Юра понял: ну и пиздец же его ждёт от Фельцмана… Они же станут ебучей сенсацией. Весть о покушении на Юрочку Плисецкого и героизме казахского рыцаря ещё долго не сойдёт с экранов, таблоидов и кликбейтных реклам. Их заволокло суетой. Люди, вспышки, микрофоны, камеры — всё слилось в непонятную пёструю массу, и Юра неосознанно попытался отгородить Отабека, заслонить от вездесущих журналюг, от любопытных зевак и объективов, но столкнулся с ним плечом — парень сделал шаг вперёд одновременно с ним, видимо, со схожими мотивами. Они растерянно переглянулись и вдруг совершенно по-идиотски заржали — звонко, нервно, запрокинув головы и подставляя лица начинающемуся дождю. Юра уже видел завтрашние заголовки: «Психованные бендеры из России и Казахстана не оставили камня на камне от Великой Китайской стены».