Всего лишь смерть

Виктор тихо напевал «Аквариум»: — Рок-н-ролл мертв, а я еще нет… Он вел машину, впервые после длительного перерыва. Своей тачки у него не было, поэтому он взял в прокате, чтобы свозить Юру к дедушке в Москву. Вышеупомянутый Юра лежал на заднем сидении и копался в телефоне. Плейлистом сегодня руководил он, это он включил «Аквариум», а Виктор не был против, русский рок он слушал в молодости. Сейчас он был уже не молод. На лице с каждым годом прибавлялось морщинок, и это его печалило. Он часто в последнее время думал о возрасте, о старости. Окажется ли любовь Юры настолько прочной, чтобы и в старости они были вместе? А может, Юра с ним только пока не набрался опыта, пока не познал настоящей жизни. Виктор не хотел быть старым и одиноким. Да и просто старым или одиноким не хотел. Хотел быть вечно молодым. Вернуться в свое тринадцатилетие, когда все еще впереди, все треволнения и открытия, радостные и печальные, но делающие живым. Виктор боялся с годами умереть в душе. Юра включил «Рок-н-ролл мертв» на повтор. Виктор бросил взгляд на него через зеркало заднего вида. Юра, которого он полюбил. Но в любви он так ему и не признался. Может, сделать это сейчас? — Юр, мы можем поговорить? — Валяй. — Отложи телефон, это важно. — Только не говори мне, что ты собираешься меня бросить, — испуганно выпалил Юра, суя телефон в карман. — Нет, как раз наоборот. Я хотел сказать, что… Виктор не успел произнести «Я люблю тебя». Не успел, потому что почувствовал резкий удар — а потом его поглотила темнота. *** Это он был во всем виноват. Он, больше никто. Это он закомандовал отвезти его к дедушке в Москву. И он не сел рядом на переднее сидение. Они могли умереть вместе, но Юре вздумалось полежать, и он сел на заднее. Они могли бы умереть вместе, но… Умер только Витя. Юра остался один. Живой, но один. — Привет, Юрец! — В палату влетела не в меру радостная Мила. Принесла апельсины и какой-то веник. Хризантемы, что ли? Похую. Юра поднял руки, чтобы вытереть глаза. Он плакал четвертый день подряд, абсолютно не скрываясь. Потому что ему было чертовски больно, окружающие должны были это понять. Юра сел на больничной койке и вяло помахал Миле рукой. — Привет. Чего такая радостная? — Хотела настроение тебе поднять. — Не пытайся. — Очень плохо, да? — Просто хуево. Мила ничего не сказала, зато обняла его и погладила по спине. — Какие новости на катке? — Да никаких. Разучиваю тройной флип, а он, падла, не получается. — Ты сможешь, ты сильная. — И ты сильный, Юр. — Я слабый, — прошептал Юра, снова заливаясь слезами. — А, я же забыла. За дверью тебя ждет сюрприз. — Удиви меня. — Отабек! В палату вошел Отабек Алтын собственной персоной. Его самый лучший друг! — Привет. Как ты? — Ты что, из Казахстана ко мне прилетел? — Прилетел. — Нафига? У тебя же тренировки и клуб. — Хотел тебя поддержать. Мы же друзья. И он тоже обнял его. Слезы все лились и лились. К слезам горя добавилось несколько капель облегчения от того, что друг рядом. — Ты как, остановился в отеле? — Нет, я с аэропорта — сразу сюда. Только сейчас Юра рассмотрел за Отабеком чемодан на колесиках. — Поживешь у меня? Меня через дня три отсюда выпишут. Ты вообще надолго? — Пока тебе не станет лучше. — Тогда тебе придется долго со мной повозиться. — Ничего. — Отабек улыбнулся. Такой теплой улыбкой, которую он очень редко показывал. — Ты правда останешься со мной? — Правда. — Спасибо. — Юра выдавил из себя улыбку. Ему нужна была эта поддержка. Мила и Гоша с Яковом — это, конечно, хорошо, но близкий друг — гораздо, гораздо лучше. *** В квартире все напоминало о Вите. На столе так и осталась стоять его кружка с остатками кофе. В гостиной на диване лежал его свитер, который он сначала хотел надеть, а потом передумал и взял другой. На журнальном столике — открытая книга обложкой кверху. Юра ничего из этого убирать не стал. Просто руки не поднимались. На душе было отвратительно. Он считал себя виноватым в случившемся. Он считал себя виноватым в том, что не умер тоже. Он рассказал о том, что на душе, Отабеку, и тот сказал: — Ты не виноват, но ты долго так будешь себя чувствовать. Но постепенно боль пройдет, и ты сможешь жить дальше. Отабек ему никогда не врал, даже сейчас. За это Юра был ему благодарен. Он попросил Отабека лечь спать в его спальне. Сначала он спал там сам, потом, когда Юру выписали, — с ним. Юра не хотел, чтобы он спал на диване Вити. Да и спокойнее было спать вместе. Когда Юра метался в кошмарах, он мог разбудить и успокоить. А кошмары снились ему часто. Снилась авария и изуродованный труп Вити. Сам он отделался незначительными травмами, потому что был на заднем сидении, когда удар пришелся по лобовому стеклу. Его и в больнице-то продержали недолго — каких-то семь дней. Сказали, что кататься можно. Поэтому Юра много времени проводил на катке: надо же как-то отвлекаться. Отабека временно тренировал Яков. Дедушке об аварии он решил не говорить. *** — Не хочу домой, — однажды после тренировки сказал Юра. Ему не хотелось возвращаться в квартиру, где он жил с Витей. Но сменить квартиру сил пока не было. — Куда ты хочешь? — Давай в кафе, что ли. Отабек кивнул, и они направились в кафешку, где можно было дешево и вкусно поесть. Сначала сели друг напротив друга, однако позже Юра почувствовал, что ему не хватает человеческого тепла, и пересел на диванчик к Отабеку, прихватив свой «Цезарь». — Спасибо, — сказал Юра, наверное, в миллионный раз за последние дни. — Спасибо, что приехал. — Я не мог не приехать. Я буду с тобой, пока тебе не станет лучше, — произнес Отабек и поцеловал его в голову. Юра улыбнулся с набитым ртом. Понемногу он начинал улыбаться, хотя и плакать стал не меньше. По вечерам, стоя под струями воды в ванной, он давал себе волю и плакал навзрыд. Иногда плакал при Отабеке, как сегодня утром, когда он все-таки решился вымыть кружку Виктора, стоящую на столе. При Отабеке плакать было не стыдно, он же — лучший друг. Да и вообще разве стыдно плакать, когда умирает любимый человек?