Средневековые рассказы. 1 - Ведьма

***

Зима обернулась мучительным временем для Романа, ведь до самых первых оттепелей жил он в той маленькой сумрачной комнатке в доме ведьмы. Благодаря ее стараниям, раны его затягивались, сломанные и раздробленные кости срастались, а мышцы постепенно обретали былую силу. Но вовсе не телесные страдания мучили Романа. Его душу раздирали сомнения. Ведьма словно и позабыла и о том, как ее приводили в церковь, и о том, что произошло на заснеженной равнине. Она была все также внимательна к нему. Ее глаза горели все тем же ровным, спокойным, теплым светом, а руки аккуратно и нежно наносили мази на его тело, разминали мышцы, помогали выбраться из постели, чтобы пройти и размять ноги. Голос ее, все такой же ласковый, рассказывал Роману последние новости деревни, рассказывал, зачем нужны травы, висящие под потолком; рассказывал старинные легенды и сказания, что запомнила ведьма за годы своей жизни и странствий, негромко пел песни и шептал ласковые слова, помогая перетерпеть боль. Она рассказывала ему о своих путешествиях. Когда-то давно, когда прошла всего пара десятков лет с тех пор, как ведьма родилась в далекой солнечной стране у моря, она отправилась странствовать по свету, набираясь новых премудростей да собирая семена иных лечебных трав. Где только ни удалось ей побывать. Помнила она и морские берега, и восточных людей со странными обычаями, и жутковатых чернокожих людей с берегов южнее, чем ее родной край. Бывала она и на севере, видела и северных ведьм, тех самых, что встречал и Роман в своих странствиях с епископом-миссионером. А много лет назад полюбился ей этот край, и решила она тут задержаться. Выстроила домик, развела огород с садиком и установила доброе соседство с крестьянами. Она заботилась не только о нем. Однажды, спустя многие дни после того, как Роман очнулся, она привела его в кухоньку, усадила пить лечебный чай, а сама взяла бережно рассохшийся переплет его библии и высохшие обрывки страниц, достала странную, желтоватую вязкую жидкость, которую назвала клеем, и принялась чинить книгу. Порой ей приходилось использовать прозрачные полоски тончайшей ткани, чтобы собрать страницы воедино. Краски и чернила расплылись, и нельзя было прочитать ни слова; многие мелкие кусочки были утеряны. Но книга снова становилась книгой, потрепанной, нечитаемой, но все той же книгой, все той же библией, что однажды вручил Роману миссионер перед отъездом в самое большое их северное путешествие, обещая, что книга эта священна и защитит его от любой напасти. Не защитила. От волков – не защитила. Или это потому, что ослабла его вера, что сомнения поглотили его душу? Спокойное, ласковое, понимающее, заботливое поведение ведьмы только больше растравливало его рану. Ее близость, когда она лечила его, помогала со всеми людскими нуждами, порождала отвратительное желание близости иного толка, близости духовной и телесной. Отвратительное желание отказаться от любви Божьей, променяв ее на ведьмину любовь. Роман гнал от себя эти мысли. Он мучительно пытался удержать себя от греха, и чем дальше, тем сложнее ему приходилось. Нет, ведьма ни коим случаем не пыталась завлечь его – она выполняла работу, обычную для врачевателя. А он скрывал свои страдания, стараясь как можно меньше пользоваться ее помощью. Единственное, о чем он мечтал – поскорее выздороветь и снова уединиться в церкви. Единственное, на что он надеялся – что ему станет легче от того, что он перестанет ее видеть. Где-то в глубине души он понимал, что обманывает себя, и легче ему не станет, но он гнал эти мысли прочь. А еще он старался не думать об инквизиции, что должна была вскоре прибыть весной, иначе чувства вины и собственного ничтожества становились абсолютно невыносимыми.