Средневековые рассказы. 1 - Ведьма

***

Весна, как водится, пришла внезапно. Выглянуло однажды солнышко да по-весеннему взглянуло на землю, да от теплого его взгляда побежали ручьи повсюду, вскрылась с грохотом река на быстрине и понеслась ломать лед о берега, унося с собой целые островки вырванного камыша да деревянные крестьянские мостки. На проплешинах холма уж начинала пробиваться смешная мелкая травка, яркая, мягкая и нежная. Выбеленная церковь, сверкающая и улыбающаяся навстречу солнцу, не устояла перед влажностью тающего снега и пустила мох и плесень на выбеленную поверхность своих стен. Стоило это Роману многих забот. Сколотил он несколько длинных лестниц да подмостей, и нужен был лишь другой человек, дабы присмотреть, чтобы не подвели они да он, Роман, не свалился на твердый пол иль землю. Дьячок был уж слишком стар и слаб, чтобы помочь, а к мужикам священник робел обращаться. Ну, а как они откажут? То-то посмешище с него сделают, дурака немощного. Не мог он и ведьму попросить, да и разве можно было решиться посмотреть ей в глаза после той заснеженной равнины? Хотя она, ведьма, могла бы. Как же она сильна! Помощник в нелегком деле нашелся неожиданно. Одним утром, когда Роман заканчивал пристраивать мостки к стене церкви, к нему подошел Хорь. — Слышь-ко, священник, ты церковку перестраивать собрался, што ли? - спросил он, по-своему недобро усмехаясь. — Да пребудет с вами милосердие Божие. Видишь ли, как зазеленело всё с этих вешних вод? Надобно бы поотчистить да, как подсохнет, заново выбелить, дабы не касалась хворь священных стен. — Ой ли, священник, да сдюжишь ли один? Оскользнется али поедет с холма лесенка, и все, собирать тебя потом Элине по частям снова. Может, подсобить тебе? Пока распутица не сойдет, все равно делать мне нече. — С Божьей помощью бы и сам управился, да все же прав ты, неловкое это дело, ежели в одних руках, - рассудительно отвечал Роман. Не признаваться же, правда, в своей слабости? Впрочем, Хорь - человек не тот, он любого другого насквозь видит. Эк как усмехается обидно, все-то он уже понял да отгадал. Специально, небось, из деревни Романа увидел да подошел, чтобы поехидничать. — Да ты нос не задирай, не задирай, священник, - хмыкнул бывший разбойник. - Полно, вижу же, что одному тяжко будет, а я - свободные руки, вот и пришел подмогнуть. Гордость ни к чему твоя, погубить тебя однажды может, ежли не сдюжишь. — То не гордость, а смиренное помощи принятие во славу Господу нашему, - возразил Роман, оставляя мостки. - С умелыми руками и работа быстрее заспорится, а работа - дело богоугодное. — Ты речи свои брось, не к селу они здесь. Скажи лучше, что делать надо, - поводя жилистыми плечами, проворчал Хорь. В один день покончили они оттирать наружнюю побелку и уж в сумерках затаскивали лестницы и подмости в длинный узкий коридор в задней части церкви. Роман не знал, как и благодарить внезапного своего помощника. И тут закралась одна мысль в его голову. — Хорь, как зовут тебя? Разбойник, прилаживавший к стенке длинную доску, выпрямился и повернулся к священнику. Сощуренные глаза его словно изучали Романа, оценивали, стоит ли отвечать ему. — Тимуром звать меня, - наконец сказал он. - Мать моя была то ли татарского, то ли еще какого схожего народу, да и дала мне имя, какое было у них в почете, означало сильного да крепкого мужа. Знать, больно хотела, чтоб я выжил, ведь родила она меня в неволе, да из неволи в разбойничью шайку отдала, решила, видимо, что там мне и то, слышь-ко, лучше будет, чем с нею. — Некрещеное твое имя. — Что же, и крестить меня было некому, - усмехнулся Хорь. - Любимая моя, та крещена была, Марией, как и многие, а в миру совсем другое имя имела и любила его боле, чем церковное. — Как же звали ее? — Баваль, с ее языка значило это - ветерок. Весела она была и своевольна, а любопытна - страсть. Бывало, вечером, после тяжкой работы, выбежит за калитку да пляшет, да смеется, да цветочку какому удивляется, и откуда силы взялись, - взгляд Хоря затуманился, как произносил он эти слова, и словно сам он весь переменился - исчезли и горечь, и озлобленность, и сам он из Хоря превратился в Тимура, который когда-то тепло умел улыбаться, собирая две заметные добродушные морщины дугой у уголков сухих губ. С удивлением наблюдал Роман за такой переменой. Кажется, вот то, о чем говорил Господь в книгах своих, чему учил он людей - той самой любви, способной превратить жестокого разбойника в ласкового мужа, любви, спустя столько лет, сквозь все страдания и горечь, заставляющей улыбаться с такой неподдельной нежностью. Любви, способной причинить такую боль. Любви как дара и наказания Господня. — Хоть и не благословляется такое, да я поставлю за вас обоих свечку, да молебен отслужу, чтобы Бог простил вас да на небесах свел после Страшного суда. — Не стоит, священник, - сухо, с прежней горечью отозвался Хорь и, развернувшись и помахивая на прощанье рукой, вышел из церкви. Роман чуть задержался, обескураженный безысходностью, веявшей от его ответа, а затем вышел тоже и долго стоял, глядя, как Тимур медленно, ссутулившись, бредет вниз по склону к деревне.