Где-то посреди юга Франции / Mitan, Midi

      Рей, ну, вот совсем непроницательная. Раньше была, но уже давно не такая. Она постоянно забывает имена людей, забывает, как они выглядят и путает, забывает зачем вошла в комнату. И едва ли обращает внимание на очевидные зацепки вокруг себя.       На работе она целый год называла Эрика Эриком, прежде чем Сабина с резким вздохом сообщила ей, что его зовут Марк.       Марк? Как так?       Когда она спросила Эри… Марка, почему же он не поправил, тот ответил, что, вообще-то, пытался в первый месяц, раз пять, а потом просто сдался.       Рей не сильна во всей этой культурности, но даже она может признать: пять это реально много.       Когда Роуз рассказала о смерти бабушки, Рей лишь неловко похлопала по плечу.       Она… закрыта. От других — и от себя самой. Но все еще слишком чувствительна к вещам, которые того не стоят. Однажды она проплакала целых сорок пять минут, потому что не смогла найти батарейки для пульта от телевизора.       Что правда, то правда — если уж она что-то чувствует, то невероятно глубоко. Обычно такие эмоции влекут за собой преимущества: им положено делать прозорливее, интуитивно-проницательней. Они направляют действия людей и позволяют верно среагировать на определенные события.       Только не у нее. Эмоции Рей обычно выплескиваются непонятно откуда и совершенно сбивают с толку.       Со временем и набираясь опыта, взрослые люди учатся управляться с эмоциями, могут лучше их осознать. А вот Рей бо́льшую часть времени не понимает, как она к чему-то относится или почему испытывает что-то конкретное.       Не стоит и говорить, как трудно бывает распознать реакцию других людей даже в самых простых ситуациях. Так что можно только представить, насколько нынешние обстоятельства — одна, в чужой стране, в присутствии вошедшего в ее дом без приглашения незнакомца — сбивают с толку.       Даже потрать она часы на попытки все разложить по полочкам, это ни к чему не приведет.       Тон его голоса мягкий. Но он сломал телефон. На нем костюм, но он весь в грязи.       В короткой паузе после фразы «Pas de police», ее тело напрягается, и широко распахнутые глаза медленно возвращаются к его лицу. Она замечает прерывистое дыхание и расширенные зрачки в покрасневших, полузакрытых глазах.       Как будто ему приходится быть начеку, вопреки полному отсутствию сил.       И в этот момент сердце начинает колотиться в груди, словно собственное тело, наплевав на не въехавший в происходящее разум, решило отреагировать.       Пауза между ними растягивается уже дольше пяти секунд.       «Пять секунд, в течение которых он не делает ни единой попытки навредить мне», — отмечает Рей. — «Но он совсем близко и весит килограмм девяносто, если не больше».       Рей — женщина. Она двадцать восемь лет прожила на этой земле женщиной. И конечно же, поднимала трубку бесчисленное количество раз.       Одна. Ночью. Мужчины и раньше преследовали её. Мужчины угрожали ей. Шарили по телу и пытались схватить.       Депрессия или нет, по ее мнению некоторые привычки никогда не умирают. Независимо от обстоятельств.       Неожиданно Рей начинает медленно широко открывать рот и высовывает до конца язык, наблюдая, как мужчина слегка хмурится. А затем она издает звук — нечто среднее между полосканием горла и стоном. Выпячивает вперед челюсть, нижними зубами прикусывая верхнюю губу, трется ухом о плечо, хрюкает, пускает слюни. И после дергается всем телом из стороны в сторону, словно в конвульсиях, рыча по-собачьи и закатывая глаза.       Это длится около пятнадцати секунд. Роуз гордилась бы ею.       Когда Рей останавливается, слегка задыхаясь, то замечает, что незнакомец пятится к дивану и встаёт рядом с ним. Он напряженно хмурится, и Рей едва слышит его бормотание себе под нос:       — Тarée*…       Она удовлетворенно кивает. Так лучше. Прочистив горло, Рей убирает с лица волосы, заправляя за ухо.       Ей нравится эта иллюзия контроля, даже несмотря на то, что тип под два метра находится все еще слишком близко и бесполезно ждать немедленной помощи хоть от кого-то.       Во всяком случае она убедилась, что нападать он не собирался. По крайней мере, на нее.       Этого вполне достаточно сердцу, чтобы немного успокоиться.       Мужчина тихо фыркает и выпрямляется, не сводя с нее глаз. Шаркая ногами, он начинает осторожно пробираться на кухню через гостиную, не поворачиваясь к ней спиной. Рей не сводит с него глаз и едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть, когда он проходит мимо.       На кухне он обходит стол, чтобы добраться до стойки возле раковины, и тянется к гейзерной кофеварке.       Рей хмурится, сузив глаза. Что, черт возьми, он творит?       Незнакомец осторожно отвинчивает верхушку кофеварки и снимает. Оглянувшись по сторонам, он смотрит вверх и подходит к полкам возле холодильника. Нерешительно отодвигая упаковку с мукой, он берет банку с кофе.       А Рей просто пялится на него, безвольно опустив руки и в замешательстве наблюдая, как он открывает ящик, потом второй, третий. Наконец находит ложку, которую искал.       Что за херня?       Затем он разворачивается:       — Où… où sont les tasses? **       Она моргает, уставившись на него. Что?       — Я не говорю по-французски, чувак.       Но стоило Рей это произнести, как он указывает на гейзерную кофеварку, изображая, что пьёт: подносит руку ко рту, словно держит стакан, соединяя вместе кончики пальцев, за исключением торчащего в воздухе мизинца. И это сразу производит нужный эффект.             Чашки.       Она неосознанно подходит ближе. И теперь начинает по-настоящему злиться. Тем не менее, машинально произносит:       —  В шкафу, справа от тебя.       Он пристально смотрит на нее.       Ну да, точно. Она подавляет вздох, плотно поджав губы, и указывает на шкаф.       Он поворачивается направо и открывает указанный шкафчик. Чашки стоят на третьей полке.       Но он тянется за двумя маленькими стаканами на первой.       По неизвестной причине, Рей входит в кухню:       — Нет… здесь есть чашки, — начинает предложение, прежде чем остановиться. Что, черт возьми, она несёт?       — Я имею в виду, — она качает головой и поворачивается к нему, — я имею в виду: покинь мой дом.       Но он не обращает на нее внимания и наливает воду из крана в резервуар кофеварки.       Он оглядывается, когда замечает состояние ее раковины: грязные тарелки, застывшая на дне жирная вода. Он не говорит вслух, но Рей тут же чувствует его осуждение.       Ну, охуеть теперь.       — Что? — выплевывает она, стараясь вложить в вопрос как можно больше раздражения.       Проигнорировав вопрос, он ставит кофеварку на плиту.       Рей выглядывает в окно на подъездную дорожку. «Где его машина?» — спрашивает она себя, будто ей делать больше нечего.       Она оглядывается как раз в тот момент, когда он собирается сесть за стол и поставить чашки, но останавливается и морщится.       Ну, а сейчас-то что?       Рей медленно открывает рот, не веря своим глазам, когда он проводит подушечкой пальца по пластиковой скатерти и морщится еще больше от обнаруженного слоя жира. Ну и наглость.             — Прошу прощения, — язвит она, — недостаточно чисто для тебя? Может, наведаешься в соседний дом и проверишь — соответствует ли там твоим стандартам гигиена?       Он игнорирует — снова — и идет прямо к раковине, протягивая руку за губкой. Схватив ту, он немедленно отшвыривает ее обратно.       Губка, как и все остальное, просто отвратительна. Там едва можно угадать задуманный производством оттенок. И Рей чувствует, как горят щеки.       — Dégueulasse***, — бормочет незнакомец.       Она стискивает зубы и пристыжено смотрит в сторону.       Ебать, как так? Она не должна себя так чувствовать. Чертов мудак.       Рей скрещивает руки на груди и пытается прожечь его взглядом, но он по-прежнему не смотрит на нее. Вместо этого садится на корточки перед шкафчиком под раковиной и открывает створки. Там он находит совершенно новую губку.       — Это ебучие глюки, — говорит она себе вслух.       Он встает и смотрит на Рей, несколько секунд изучая ее лицо, а потом смачивает губку и щедро брызгает на поверхность жидкостью для мытья посуды.        Ее дискомфорт не смущает мужчину, он не выказывает ни малейшего раздражения по поводу явного недовольства Рей. Он старательно бесстрастен.       Проводя губкой по скатерти, он замирает. Явно ошеломленный тем, что видит. Как и она сама.       Оттертый от жира подсолнечник оказался ярко-желтого цвета, и всем видно насколько серые на его фоне остальные.       Срань господня. Скатерть не выглядела такой грязной.       Это реально задевает. Рей сглатывает:       — Я приехала… три дня назад, — лжет она, несмотря на то, что он ничего не понимает. — Дом уже нуждался в уборке…       Оправдания?! Ее реально глючит.       Рей фыркает, еще сильнее скрестив руки на груди.       Незнакомец смотрит так, будто пытается понять, но шипение гейзерной кофеварки отвлекает его.       Он переводит взгляд на скатерть, оценивая ситуацию. Потом снимает ту со стола и, пожав плечами, кидает на пол.       Вернувшись после к кофеварке, он выключает газ и берет металлическую баночку на второй полке рядом с холодильником. Открыв ее, наглец удовлетворенно кивает, обнаружив там кубики сахара.       Через десять секунд две чашки кофе сервируются ложками и металлической баночкой между ними. Он садится и глубоко вздыхает, потирая лицо. Он измучен, это очевидно.       Может быть, ему просто нужно выпить кофе перед тем, как отправиться дальше?       Она неохотно садится напротив, затем переводит на него взгляд, медленно помешивая напиток.       Рей с радостью отказалась бы, не скучай она по кофе так сильно. Она не пила его с тех пор, как переехала сюда.       Какое-то время Рей молчит, наблюдая, как он пьет и время от времени трет глаза.       Из окна за спиной льется свет, и в его лучах рубашка незнакомца кажется белее, чем на самом деле, каким-то образом расширяя его плечи… заставляя их выделяться.       Стол и, особенно, стул, на котором он сидит, слишком малы, из-за чего мужчина кажется еще огромнее, хотя, куда больше.       Так что, все это очень мило, но ей по-прежнему не по себе.       — Ты выпьешь кофе, а потом уйдешь, верно?       Рей знает, что он не понимает вопроса, но все равно привлекает его внимание. Он смотрит полуприкрыв глаза.       — Ты пьешь свой кофе, — повторяет она медленнее, указывая на его чашку, а затем указательным и средним пальцами изображает уходящего человечка, — а потом проваливаешь. Про-ва-ли-ва-ешь… Хорошо?       Он переводит взгляд на ее лицо, потом на руку, потом снова на лицо.       Проходят две очень тихие секунды, прежде чем незнакомец весьма нерешительно поднимает вверх большой палец.       Она прищуривается, глядя на него, и обреченно спрашивает:       — Ты же ничего не понял, верно?       Его лицо медленно становится непроницаемым, пока он снова изучает Рей.       Затем, все еще очень нерешительно, он кивает.       Рей стонет, пощипывая переносицу, в то время как он снова подносит кофе к губам.       Она встает, вздыхая.       — Я иду в туалет, мне нужно пописать, — бормочет она. В пустоту.       Рей уходит и возвращается меньше чем через три минуты. Она останавливается перед входом в кухню, слегка приоткрыв рот.        В обтягивающей белой майке он стоит около раковины, сливает воду и на его руках пара розовых резиновых перчаток, которые явно слишком для него малы. Рубашка аккуратно повешена на спинку стула.       Рей переводит взгляд на кухонную стойку. Около пятнадцати чистящих средств вытащено из шкафов и собрано там вместе с несколькими тряпками.       Без сомнений, этот тип прекрасно услышал ее возвращение, однако, по-прежнему полон невозмутимого игнорирования.       Без дальнейших колебаний, он принимается начищать стойку.