Где-то посреди юга Франции / Mitan, Midi

      Рей просто стоит посреди гостиной: у нее вспотели ладони, скрутился в узел желудок, и всё потому, что она не может найти хоть одну причину с чего бы Рену просто взять и… не свалить.       Она пытается отмахнуться от переживаний, ожидая, когда он вернется в дом, и отчаянно желая узнать насколько сильно все испортила.       Спокойно стоять не выходит, а потому, не в состоянии сосредоточиться хоть на чем-нибудь, Рей морщится и плюхается на диван, поджав под себя ноги.       Когда раздается звук шагов, сердце начинает биться громко даже для собственных ушей, и, замерев, она ждет когда же Рен зайдет в стеклянные двери.       Однако когда он входит, Рей даже не смеет поднять на него глаз.       Но стоит ему направиться в сторону кухни, она все же это делает и видит в его руке контейнер.       Кажется, все, как обычно. Он не смотрит на нее и ничего не говорит, но стоит ему добраться до мусорки и молча выбросить торт, Рей видит его прикушенную щеку.       Она теребит подол платья и старается не морщиться от боли в груди. Однако Рен не устраивает сцен — просто спокойно избавляется от остатков торта, будто случайно его уронил.       Рей понимает, что он не пытается задеть её, лишь делает необходимое, и после Рен встает у раковины и начинает отмывать контейнер.       Почему-то легче от этого не становится. Только хуже.       На кухонном столе лежит оставленная Реном открытая книга. Закончив, он молча садится и снова спокойно принимается за чтение, но опускает голову чуть ниже обычного. И взгляд его скользит по строчкам, как ни в чем не бывало.       Рей смотрит на него и не может понять, хотелось бы ей, чтобы он заговорил. Хоть она и не болтушка, но молчание между ними угнетает. Эта тишина совершенно не такая теплая и успокаивающая, какая обычно царит между ними.       В уверенности, что несколько часов сна помогут, она ложится на диван и сворачивается калачиком. Но когда проходит время, а Рен начинает готовить ужин, она вынуждена признаться, что ничего не изменилось.       Вместе с горячим бульканьем скороварки, комнату наполняют запахи базилика и майорана.       Они не могли общаться, как нормальные люди, но все равно контактировали, по крайней мере, Рей. И Рен раньше всегда реагировал на ее жесты или слова.       Но сейчас ее горло слишком зажато, чтобы выдавить хотя бы слово. Рей даже не осмеливается присоединиться к нему на кухне, хотя всегда делала так раньше, пока он готовил.       Впрочем, Рен невозмутимо продолжает заниматься своими делами и накрывать на стол.       А Рей так и не может расслабиться.       Она с беспокойством ждет той секунды, когда придется встать, пойти на кухню и сесть напротив. Ощущения совершенно нелепые, но она чувствует, как неожиданно много стоит на кону. ей нужно просто… вести себя так, будто все в порядке и ничего не случилось.       Заметив, что Рен ставит тарелки, она неловко поднимается на ватных ногах и медленно направляется из темного угла комнаты к оранжевому свету кухни, чтобы сесть за стол.       Она всматривается в лицо Рена и пытается хоть что-то там найти, но он не смотрит на нее, пока накладывает порции.       Рататуй.       Рей нервно сцепляет под столом пальцы и вздыхает, стоит ему закончить.       — Спасибо…       И сразу все внутри сжимается, потому что ответа нет слишком долго. Раньше он всегда отвечал на благодарность, и обычно проходило не более одной-двух секунд до его небрежного ответа. В этот раз Рей уверена, что он ничего не скажет. Определенно, Рен ее ненавидит. И прежде чем ей удается сдержаться, она вздрагивает.       Однако в полной тишине, настолько неслышно, что она легко могла бы не заметить, до нее доносится немного обиженное:       — Не за что.       Она пытается сглотнуть пустоту, ведь во рту сильно пересохло.       Рен начинает есть, и Рей пытается поступить также.       Время от времени она поглядывает на него и пытается понять, посмотрит ли он на неё в ответ. Но Рен старается не поднимать глаз от тарелки, избегая любого зрительного контакта.       Вся эта ситуация вынуждает чувствовать себя отвратительно.       Рей откусывает кусочек, потом другой и жует неестественно долго. Для кого-то это, может быть, нормально, но не для неё.       В конце концов, она медленно откладывает вилку.       — Прости, я… — бормочет Рей, — я не смогу доесть.       И на этот раз он вообще никак не реагирует. Только бросает быстрый взгляд на ее тарелку, потом снова смотрит на свою и продолжает неторопливо есть.       Его левая рука медленно сжимается в кулак рядом с блюдом.       Однако вместо того, чтобы несмотря на все желание выйти из-за стола, Рей решает остаться, пока он не закончит. Она сама толком не знает почему. Просто не может закончить это так.       Рей ждет, что найдется нечто, способное все исправить. Поэтому она остается сидеть, пока Рен доедает.       Но все остается по-прежнему. Ожидаемо.       Когда Рен заканчивает, то молча встает и уносит тарелку в раковину. Затем забирает ее тарелку и аккуратно складывает остатки еды в пластмассовый контейнер.       Рей просто не в состоянии заставить себя встать и уйти, хотя сейчас действительно пришла пора.       Ей нужно закругляться.       Но вместо этого она пялится на Рена, вернее, его спину, когда он приступает к мытью посуды.       А когда глаза щиплет уже слишком сильно, и нижняя губа дрожит, Рей наконец встает.       Кровать — ее последнее убежище. Она похоронит себя там и никогда не вернется.       Посреди темной гостиной Рей останавливается. Она нерешительно поворачивается, а затем молча идет обратно на кухню.       Встав возле холодильника, она чувствует, как сердце почти выпрыгивает из груди.       Ее вопрос звучит так тихо, что Рей сама едва слышит собственный голос:       — Bon nuit?*       Ей так отчаянно хочется, чтобы он ответил, а потому она делает очень плохую попытку поговорить по-французски.       Вода продолжает течь. Рен не отвечает, не оборачивается.       Она едва сдерживает рвущийся из глубины горла звук и часто моргает, чтобы прогнать подступившие слезы.       — Рен? — снова пробует она.       Он поворачивает голову в сторону, потом смотрит вниз и закрывает кран, будто желая лучше расслышать.       Она сглатывает и повторяет:       — Bon nuit?       На этот раз он отвечает сразу.       — Bonne nuit.       Это гораздо лучше молчания. И все же совсем непохоже на то, как он обычно с ней разговаривает.       Через мгновение Рен снова открывает кран и возвращается к своим делам.       А Рей продолжает стоять.

***

      В ванной Рей замечает, как по раскрасневшемуся лицу молча начинают течь первые горячие слезы, пока она чистит зубы. И ей приходится задержаться там подольше, так как она не может перестать реветь, чтобы выйти.       Но в конце концов, она все же толкает ногой кроссовок, который удерживает дверь с тех пор, как Рен сломал ее. Тусклый свет из ванной позволяет увидеть гостиную и понять, что Рен уже отправился спать.       Он лежит на диване, к ней спиной. В комнате абсолютно темно.       Практически не дыша, Рей пробирается во мраке в сторону спальни.       Очень тихо закрыв дверь, она бросается к кровати и прямо в платье падает на живот. Руки тянутся к глазам, откуда вытекает новая порция слез.       Рей судорожно выдыхает влажный воздух, а лицо искажается от усилия не проронить ни звука.       От спящего на диване Рена ее отделяет лишь стена. И меньше всего ей хочется, чтобы он услышал ее всхлипывания.       Но слезы не прекращаются, грудь тяжело вздымается, и Рей прикусывает изнутри щеку.       По ночам она часто сбрасывает с кровати одеяло, и сейчас нет никакого желания забирать его обратно. Вместо этого Рей накидывает на плечи брошенную на краю кровати толстовку, даже не попытавшись ее надеть.       Хочется перезагрузить этот чертов день.       Между ребер горит; в горле, носу, глазах тоже.       Рей удается сдержать рыдания, но она все равно часто всхлипывает и тяжело дышит через рот.       Она вытирает нос рукавом толстовки, когда слышит скрип дивана. Ночью Рен постоянно ворочается, поэтому она не обращает внимания на этот уже знакомый звук.       То, что заставляет ее задержать дыхание, вовсе иное.       Это тихие шаги, которые следуют после.       Понимая, что они приближаются, Рей быстро ложится на бок и сворачивается калачиком, натягивая толстовку на голову и полностью под ней скрываясь.       Затем она перестает дышать и моргает, пытаясь избавиться от мутности перед глазами.       Он ни разу не останавливается по пути, и Рей не слышит ни малейшего колебания, когда открывается дверь.       Рен не торопится. Возникает чувство, что он делает это без всякой задней мысли. Будто это в порядке вещей… Будто войти в ее комнату посреди ночи — обычное дело. Но на самом деле все не так, потому что он никогда не делал этого раньше. Рей понятия не имеет, чего он хочет, хотя вообще едва ли способна думать в этот момент.       Она просто не двигается.       Как только дверь открывается, то раздается щелчок. Сквозь ткань толстовки становится понятно, что он включил свет.       Ее тело застывает, пока она пытается тихонько всхлипнуть.       Как только зажигается свет, шаги становятся ближе, и Рен обходит кровать, подходя к ней.       Сердце Рей просто выпрыгивает из груди.       Не резко, но и не слишком нежно, он стягивает с нее толстовку.       В ту же секунду, как толстовка срывается с головы, Рей сворачивается клубочком, чтобы спрятаться, и закрывает лицо руками, шмыгнув носом.       Она слышит, как Рен делает шаг или два, а затем какое-то ворчание. После он подходит ближе, и Рей чувствует, как сверху на нее опускается поднятое с пола одеяло.       На глаза снова наворачиваются слезы, и Рей задерживает дыхание, чтобы не разрыдаться. Но в груди словно трещит.       Она чувствует натяжение одеяла, и становится ясно, что Рен заправляет то под матрас с краю кровати.       Рей позволяет себе тихо выдохнуть, когда он отходит к двери.       Он останавливается, и слышится щелчок. Все снова погружается во тьму.       У нее нет ни секунды, чтобы предугадать следующие события.       Шаги снова приближаются с другой стороны кровати, позади Рей. И тело слегка подскакивает, когда матрас прогибается под весом Рена.       Рей гасит рвущийся из горла сдавленный звук, стоит одеялу приподняться…       …и чувствует обхватившую талию руку, которой Рен притягивает ее к своей груди.       В его движениях нет ничего осторожного, как обычно бывает у людей в первый раз.       Скорее, он ведет себя так, будто это его обязанность — обнимать ее, когда она плачет. Будто это вообще единственная причина, по которой он в этом доме.       Рей шмыгает носом, когда рука обнимает ее крепче, а губы касаются волос на макушке. Это длится до тех пор, пока из Рей не вырывается приглушенный собственными ладонями дрожащий скулеж.       Тогда Рен убирает от лица ее руки, и Рей громко всхлипывает, прежде чем чувствует, как немного грубо он вытирает ей глаза, щеки, нос и откидывает волосы с глаз. Он прижимается к ее спине, почти не давая возможности двигаться.       Сердце Рей все еще колотится, она по-прежнему плачет, но чувствует, как расслабляется сведенная напряжением шея.       Ее мокрые руки судорожно сжимают предплечье Рена, вероятно причиняя боль, но он ничего не говорит, только крепче обнимает в ответ. И теплое дыхание касается ее виска.       Рей не уверена, что когда-либо чувствовала себя настолько счастливой.