Где-то посреди юга Франции / Mitan, Midi

      Он идиот.       Бен частенько себя так ощущает, а большинство знакомых ещё и не задумываясь подтвердили бы сей факт.       Он постоянно то что-то упускает, то пытается наверстать.       Самый бездарный ученик. Ребенок, который в десять лет еще не умел читать. Бросивший школу парень.       Он родился во Франции, вырос во Франции, однако, сверстники постоянно называли его «америкашкой». Мать, Лея, была послом и пять лет до развода жила с ними в Авиньоне.       Потом она вернулась в США и поначалу навещала Бена, суммарно раз в месяц за год, потом все реже, потом через год, а потом… К тому времени, как ему исполнилось пятнадцать, Лея перестала приезжать вообще.       Зато хоть английский, по сравнению с одноклассниками, был у него на достойном уровне. Так что Бен полагал, все не так уж плохо.       Его отец, Ян, работал механиком. Но Бен не собирался идти по его стопам. Он хотел поскорее окончить школу и, конечно же, даже не думал как остальные идиоты прикидываться, что ему нужен диплом и поступать в университет.       Поэтому в шестнадцать лет Бен уехал из Авиньона.       В Тулузе он работал доставщиком пиццы и намеревался остаться — тепло, к тому же рядом Испания.       Бен был еще мальчишкой, его потребности и амбиции казались еще весьма примитивными.       Однако через полгода он потерял работу и вынужденно переехал в Монпелье, где благодаря какому-то приятелю отца два месяца собирал и упаковывал вишню.       Так что, Бен понятия не имел, как проведет следующие пятнадцать лет своей жизни.       К тридцать одному году он никогда не задерживался ни на одной из работ больше десяти месяцев, не оставался в одном городе дольше года и брался за все, что не требовало высокой квалификации, обучения или чего-то подобного.       Работал охранником в Лилле, вышибалой в Сан-Тропе, телохранителем в Бордо. Доставлял суши в Париж на велосипеде, овощи в Марсель на грузовике, кровь и органы на мотоцикле в больницы Лиона. Был водителем автобуса, сборщиком мусора, почтальоном. Помощником официанта, официантом, поваром.       Но в основном он был идиотом. Смотрел искоса, высокомерно разговаривал и считал себя незаменимым. Никогда не знал, где окажется в следующем году и не откладывал деньги — жил одним днем.       Полтора года назад он устроился барменом бистро в Гренобле. Бен никогда там не бывал, и теперь находился в предвкушении. И хотя хозяин Мариус оказался типичным хамом, резким и суровым человеком, но был честен и, учитывая все обстоятельства, относился к нему с уважением. Единственная озвученная просьба была — приходить вовремя и выполнять работу.       Так что жизнь в течение шести месяцев казалась тихой и спокойной, какой не была никогда. Однако через полгода владелец поменялся.       А спустя год Бен ворвался в дом посреди гребаной пустоши.       Потому что он гребаный идиот.       В этот момент он думает именно об этом. Бен знает, что Рей прекрасно расслышала его с первого раза, но повторяет, когда она просит. В наступившей тишине Рей замирает, и Бен решает молчать, пока она не заговорит.       Ну. Дело сделано.       «Не спеши, Бенджамин», — советовал ему отец.       Только вот Рей не произносит ни слова. По крайней мере, не сразу. Молчание затягивается, и, возможно, она ждет, что он скажет еще что-то, но Бен не уверен.       Единственное, что он знал точно, так это бессчетное число попыток предугадать ее реакцию, которые все заканчивались одинаково.       Когда Рей встает и уходит, Бен наконец-то выдыхает. Затем тоже встает, надевает трусы, шорты и следует за ней.       Едва войдя в кухню, она оборачивается.       — Надень футболку.       Они познакомились больше двух недель назад, но Бен впервые слышит от неё такой тон. Холодный, сухой и резкий. Даже вчера, когда испеченный для нее торт отправился на землю, она не говорила так, как сейчас. Но прямо сейчас он не собирается с ней спорить.       Бен оборачивается, быстро оглядывается по сторонам и замечает футболку. Та лежит на полу около коридора, в нескольких метрах позади.       Он надевает ее и, вернувшись на кухню, останавливается, как только видит выражение ее лица.       Рей ошеломленно пялится на него, и он не понимает причину, пока… оу.       Ну, точно. Она просто велела ему что-то сделать.       … и он сделал.       Да, она к такому не привыкла.       Надо действовать осторожно.       Бен сглатывает и замирает рядом с холодильником.       Рей стоит у плиты и смотрит на сковороду, где лежит приготовленный с зеленым и красным болгарским перцем коричневый рис.       Она совсем не шевелится. По-видимому, пытается переварить ситуацию или решить, что делать дальше.       И Бен оказался прав, что не смог предсказать реакцию Рей, ибо, черт возьми, она слишком необычная девушка.       Не имея ни малейшего представления, что происходит, он хмурится, когда Рей задирает платье до талии, наплевав на то, что оказывается обнажена. Однако важно другое.       Согнув ладони, она аккуратно соскребает с себя всю сперму, вытирается насухо пальцами, а после засовывает руки в сковородку, где неторопливо смешивает семя с теплым коричневым рисом, загребая щедрые пригоршни и терпеливо перебирая все содержимое. Это продолжается до тех пор, пока она не убеждается, что небольшое количество спермы теперь тщательно смешалось с едой, которая планировалась стать обедом.       Чаще всего эта девушка выражает агрессию через расточительство пищи. И если порча еды для нее столь значимое оскорбление, раз она решает мстить подобным способом, Бен задумывается, не значит ли это, что в прошлом Рей редко ела нормально.       Рей делает свое дело размеренно и весьма тщательно.       А Бен судорожно сглатывает. Снова.       — Ты ожидал другую реакцию? — спрашивает она, все еще держа руки в сковородке.       Ее голос очень спокойный — не похоже, что она пытается напугать.       Пока что.       — Нет, — просто отвечает он.       — Да ну?       — Я ожидал, что будет хуже.       Она вытаскивает руки из сковородки и смотрит на него. Словно пытается разобраться в их ситуации. В нем самом.       И если Рей трудно понять, как ему удавалось скрывать тайну в течение более двух недель, то она не одинока. Потому что Бен, на самом-то деле, хреновый лжец.       Более того, он ненавидит ложь. Ненавидит обманывать. Слишком плох в этом и не любит прибегать к таким методам.       Когда он был ребенком, его всегда ловили на попытке что-то скрыть, а когда не ловили — сам признавался в содеянном, даже если взрослые понятия не имели о его провинности.       И это еще одна причина, почему прошедший год показался адом.       Чтобы не врать, он обычно молчит. Или уходит от ответа.       В любом случае, он старается никогда не лгать. Люди говорили ему, что он обескураживающе честен. И это не комплимент.       — Ты ожидал, что будет хуже? — рассеянно повторяет она. — Насколько хуже?       — Я думал, ты попросишь меня уйти.       — Не боишься подавать мне такие идеи?       Он стискивает зубы.       Надо действовать осторожно.       — Какие у тебя сейчас ощущения? — снова спрашивает она, и на этот раз ей нужен ответ.       Голос ее на удивление тих. Рей, вероятно, хочет знать, как он оценивает свое поведение и всю ситуацию в целом, проверяя, способен ли Бен испытывать чувство вины или просто псих. Но его натура мешает сказать то, что она хочет услышать. Бен чувствует, что обязан сказать правду.       — Легче.       Ее брови взлетают вверх.       — Правда?       — Да. Приятно разговаривать. С тобой.       Ее правый кулак сжимается, но затем голос снова становится обманчиво спокойным.       — Мне кажется… Я тебя совсем не знаю.       — Пять минут назад ты не знала меня так же, как и сейчас.       — Я понятия не имела, что ты лжешь.       Короткая пауза, после которой Бен бормочет:        — Технически, я не лгал тебе ни разу, — но даже он слышит, как оборонительно звучит его голос.       — Ты специально не говорил по-английски.       — Я… игнорировал тебя.       Она делает паузу, вероятно, чтобы сделать акцент на своих выводах:       — … и заставил поверить, что не шаришь в английском.       — Да… избегал вопросов.       Рей делает глубокий вдох.       — Как долго ты планировал, — она цитирует его последние слова, — избегать вопросов? Месяц? Два месяца?       — Нет, я никогда не планировал заходить так далеко.       — Да ну? И как далеко ты планировал заходить?       — День, самое большее два, не знаю.       — День или два, прежде чем проинформировать меня о владении английским?       — День или два, прежде чем уйти.       Последовавшая за этим тишина и то, как Рей постоянно сглатывала, говорили сами за себя. Бен понимает, что до сегодняшнего дня они были на одной волне.       Он не желал уходить, и Рей не хотела этого так же. Об этом Бен догадывался и сам.       Хотя сейчас он оказался не в состоянии представить ее следующие слова, несмотря на очевидный страх Рей перед ответом.       — Как бы ты ни называл свое поведение, — продолжает она тихим голосом, — это попросту манипуляция. Если считаешь чем-то другим, то ты находишься в стадии отрицания.       Бен оказывается не в состоянии ответить сразу, но видит, как она чего-то ждет.       — Может быть, и так, — шепотом признается он. — Это… — Бен снова сглатывает, размышляя: — Это… просто… Я никогда не хотел манипулировать тобой, — неуверенно заканчивает он.       Бен не понимает, становится ли ее поза более расслабленной после его ответа, или ему померещилось.       Может быть, ей хочется, чтобы он так заикался. Стеснительно.       — Одному Богу известно, что ты собирался сделать, — выдыхает она.       — Я… поступал так, избегая вопросов.       Рей на мгновение отводит взгляд, а потом снова рассеянно спрашивает:       — А Рен, вообще, твое настоящее имя?       Тишина.       — Нет?       — Бэнджамьин. Это настоящее. — Он по привычке произносит своё имя по-французски.       Рей повторяет с британским акцентом, как бы пробуя на вкус и сопоставляя имя с человеком       — Бенджамин.       Затем ее осеняет, и на лице появляется пренебрежительное выражение.       — Бен… — снова говорит она, подводя итог: — Бен, Рен.       Она тихо вздыхает, протирая глаза, а потом бормочет под нос:        — Блестяще.       Если Рей собирается задеть его чувства, то стоит предпринять новую попытку. Тот факт, что он плохой лжец, для него не новость.       Но Рей все же ловит его врасплох следующей колкостью:       — Что заставило тебя назваться Реном, а не за Ренджамином?       Бен прекрасно понимает шаткость ситуации, но это чертовски смешно. А потому он не может сдержаться и едва заметно фыркает, отчего его подбородок дергается.       Плечи Рей слегка расслабляются, но она не улыбается в ответ.       Если так посмотреть, он все еще ей отвечает:       — Не скажу, что занимался таким раньше.       — Да у тебя талант, — категорично заявляет Рей, но горечь и поджатые губы отрезвляют.       Бен прикусывает щеку, когда она тихо продолжает:       — Нет, правда… У тебя буквально чуйка на выбор момента.       — Я знаю, что ты просто пытаешься пошутить, но раз уж ты об этом заговорила… Я уже целую неделю подумываю тебе рассказать, но каждый раз обнаруживаю, что ни один момент не подходит для такой новости.       — А знаешь, когда было самое подходящее время?       — И когда же?       — Любое время без твоей спермы на мне.       И правда.       Он неловко откашливается.       — Этого я тоже не планировал.       — И ты, и я. Оба.       — Тогда, полагаю, ты хочешь сказать, что просто не смогла найти обожженную руку на моем теле… — небрежно парирует он. — … и вместо этого нащупала член. Типичная ошибка, может случиться с каждым.       Рей безэмоционально изучает его лицо.       Он просто чертов идиот.       Две недели не разговаривал по-нормальному с другим человеком, и вот, он уже понятия не имеет, как пользоваться словами, не испортив все еще больше.       — Я буду в своей комнате, — сообщает Рей, проходя мимо. Похоже, ее действительно это задело.       Быть может, Бен не собирается заканчивать разговор так скоро, или просто ему настолько сильно хочется вернуться к их прошлому взаимодействию, исправить всё максимально быстро, что он задает вопрос, вынуждая Рей остановиться.       — Разве ты не хочешь сначала помыться?       Он собирается добавить «или поесть?», но в этот момент Рей оборачивается, словно что-то запамятовав.       И влепляет ему смачную оплеуху, звук от которой разносится по всему дому.       Наверное, это самая тяжелая пощечина на памяти Бена, хотя и первая в его взрослой жизни.       Бен молча шевелит челюстью, затем выдыхает и медленно поворачивает голову обратно. А Рей уже скрылась в спальне.       Его лицо горит. Но в конце концов — это не важно.       Важно лишь то, что она не попросила его уйти.