Где-то посреди юга Франции / Mitan, Midi

      В течение месяца Рей в общей сложности три раза ездит в магазин.       Каждый раз ее приветствует один и тот же долговязый смуглый мальчик — ну, как приветствует… когда она входит в магазин, тот кивает разок, не отрывая взгляда от экрана телефона. В тишине маленького магазина от него доносятся песни в стиле купе-декале и рэп.       Праздничные ритмы создают странную атмосферу в пустынных проходах. Заставляют чувствовать себя не совсем в реальном мире.       А еще дело в том, что до посещения магазина Рей ни с кем не общалась и никого не видела два гребаных месяца.       Она нервничает от запахов, которые ощущает, от звуков, которые слышит, и от взглядов, даже недолгих, которые чувствует на себе, когда едет на велосипеде по деревне. Это дезориентирует, выбивает из колеи.       Хотелось бы передвигаться незамеченной и не обращать внимания на внешний мир.       Поэтому она благодарна, что кассир едва замечает ее в первые два посещения. Совсем не хочется разговаривать — безразличие ей по душе.       Она почти забыла, что следует делать, а что нет, пока идет на кассу. Она не может себе представить, каково это — с кем-то долго разговаривать или держать зрительный контакт.       Рей улыбается ему, в полной уверенности, что это выглядит пугающе. Нет ни единого шанса, что улыбка достигла ее глаз.       Но хуже становится во второй поход в магазин, почти две недели спустя. Ее ладони потеют как никогда раньше.       Чем больше времени она проводит в изоляции, тем труднее встретиться лицом к лицу с другим человеком. И чем труднее встретиться лицом к лицу с другим человеком, тем больше хочется оставаться в изоляции.       Замкнутый круг.       К счастью, мальчик не говорит по-английски. Здесь никто не говорит.       Деревня настолько мала, что люди, которых встречает на улице, говорят ей «Бонжур», в большом городе не стали бы подобного делать.       Она бормочет неловкое «Бонжур» в ответ, и бежит к велосипеду, чтобы к чертовой матери убраться оттуда, потому что с трудом может обменяться хоть одним словом с незнакомцем.       Нет возможности купить слишком много провианта: рюкзак небольшой — и это все, что у нее есть. Да и дороги далеко не ровные.       Из-за безжалостного солнца после девяти утра, тяжелого рюкзака на плечах, и еще потому, что Рей не делала ничего, даже отдаленно напоминающего физические упражнения со времен средней школы — после возвращения домой плечи, бедра и лицо нещадно ноют.       Ощущения такие, словно она горит, и первые два раза после возвращения с покупками, Рей сразу бежит в душ, не раздумывая дважды.       Хорошие новости.       Если бы сущестовал выбор, она ходила бы в магазин не чаще двух раз в год.       И поэтому ждет пока во всем доме не останется ничего съестного, чтобы вернуться назад.       Оправдания ради, ехать туда на велосипеде целый час.       Час до магазина и час назад. Это требует большой силы воли, даже если бы она не думала о самоубийстве каждое утро по полчаса.       От обстоятельств легче не становится.       Должна быть деревня поближе. По иронии судьбы, Рей может найти в себе желание часами ехать на велосипеде, но не может поговорить с кем-то и спросить, есть ли деревня поближе к дому.       Но приходится сделать это, потому что когда третий раз едет в магазин, она видит, как мальчик его закрывает.       В полдень.       — Эй, эй, ээээй, — кричит она, чуть не упав с велосипеда из-за слишком резкого торможения, когда видит, как он опускает металлический заслон.       Мальчик приседает, собираясь запереть его, и смотрит на нее.       — Что… сейчас середина дня, ты закрываешься? — спрашивает она, указывая на заслон в надежде, что он поймет ее замешательство.       Он приподнимает бровь. Не понимает.       Рей соединяет пальцы вместе и подносит их ко рту:       — Мне нужно поесть… — Она останавливается около него и качает головой, жестикулируя в сторону заслона, как бы просит снова открыть его.       — Пожалуйста, мне нужно всего пять минут.       Он моргает, услышав это.       — On est fermé. On ferme entre midi et deux, et on rouvre à quinze heures trente.       Рей прищуривается, ничего не понимая, и тогда мальчик громко вздыхает и встает, чтобы показать часы работы на стене рядом с металлическим заслоном.       О. Она не замечала.       Они закрываются между полуднем и тремя?       Что, блядь, ей делать три гребаных часа в деревне, где совершенно нечем заняться?       У нее и так нет никакого желания или потребности делать что-то, кроме еды.       Все просто — хотелось бы бездельничать в уединении собственного дома.       Должно быть, она выглядит расстроенной, потому что мальчик смягчается.       Взмахом руки он просит следовать за ним. Рей хмурится, колеблясь, он не говорит, куда они пойдут.       Но мальчик не ждет ее и уходит вперед — так что выбора не остается.       И Рей следует за ним.       Он идет медленно. Ей больше нечем заняться, поэтому она ничего не говорит и молча идет рядом с велосипедом.       Они проходят по очень узким улочкам, встречая по пути несколько кошек. Ее желудок урчит от звуков и запахов готовки, которые ощущаются на языке, пока они проходят мимо нескольких открытых окон. Черт, она голодна.       Мальчик, видимо, ведет ее к концу деревни, не в ту сторону, откуда она приезжает, и тычет на указатель от другой деревни.       Saint-Nazaire-le-Désert, 20.       20.       20?       Двадцать километров?       Блядь. Звучит очень долго. Что такого классного в Сен-Назер-ле-Дезере?       Черт возьми. Она понятия не имеет, как долго придется ехать на велосипеде, чтобы добраться туда.       — Эм… ладно, — бормочет она, нахмурившись.       Молча мальчик соединяет пальцы вместе, как Рей делала раньше, и подносит их ко рту, будто собирается есть.       Затем снова указывает на указатель.       — Si vous voulez faire des courses, c'est là-bas qu'il faut aller. Je connais pas d'autre endroits.       … ладно, кажется, общий смысл поняла.       Она поднимает глаза на указатель и вздыхает. Пиздец.       Мальчик выжидающе ждет.       — Merci, — выдавливает она с натянутой улыбкой.       — De rien. — Он лениво пожимает плечами и уходит.       Рей садится на велосипед. Всего лишь небольшой крюк, верно?       «У меня же не строгий график», думает она, и активно начиная крутить педали.       Однако вскоре выясняется, что дорога занимает около полутора часов.       И она неровная.       Хорошо, что совершенно не остается сил возмущаться собственной глупостью, когда она натыкается на указатель, на котором написано, что Рошфур-Ша, ее деревня, находится всего в пяти километрах от этой.       Сен-Назер-ле-Дезер все это время был ближайшей деревней от ее дома.       Она вздыхает, тяжело дыша, и стискивает челюсти. Мокрые волосы прилипают к пылающим щекам и лбу.       Рей слезает с велосипеда, как только въезжает в Сен-Назер-ле-Дезер. Даже если магазин не поблизости, ее ноги больше не выдерживают, она почти их не чувствует. Колени ослабли и дрожат, ей никогда в жизни не было так жарко.       Даже не проверяя она знает, что хлопчатобумажное платье заметно пропиталось потом под мышками и на спине. Но сейчас на это наплевать.       Если магазин не найдется, закрыт, или что-то еще — блядь, она прямо там сразу наложит на себя руки. Без шуток.       Какой дерьмовый день.       Рей идет рядом с велосипедом с пустым рюкзаком за плечами, и в первые десять минут ходьбы находит церковь, почту, мэрию, что-то вроде паба, два ресторана, но ни одного магазина. Реально?       Боже, неужели придется кого-то спрашивать?       Нет, не станет.       Между пекарней и отелем, наконец, она читает «Epicerie & Alimentation».       Вон он. Явно меньше предыдущего магазинчика. Больше на ларек похож.       Рей громко вздыхает, во рту у нее пересохло.       Да что угодно уже.       Она прислоняет велосипед к фонтану, который находится примерно в двадцати метрах от магазинчика, и заходит внутрь.       Цены написаны от руки на желтых неоновых ценниках, приколотых к полкам.       Повсюду аккуратно расставлены бутылки с алкоголем, банки, джемы — продукты, срок годности которых истекает годами. Ничего свежего, никаких молочных продуктов, за исключением нескольких яиц возле кассового аппарата, которые, должно быть, привезены с близлежащей фермы, учитывая их серые нейтральные коробки и то, что на них фломастером написан срок годности.       Неизвестность, с психологической точки зрения, даже к лучшему, учитывая жару. Внутри нет света, а окна небольшие. Здесь довольно темно, и Рей благодарна за это.       Ни кондиционера, ни вентилятора, но очень легкий ветерок дует из-за расшитой бисером занавески в задней части магазина, за двумя проходами по пути туда.       Кажется, что из него проникает немного света снаружи, что наводит Рей на мысль, что на заднем дворе, должно быть, открыта дверь или что-то в этом роде, что позволяет воздуху немного циркулировать.       Она морщится, когда видит банки с бобами и кус-кусом, поскольку такие сытные блюда в банках редко приносят пользу, но все равно берет их. Она должна покупать продукты, которые требуют минимальных усилий.       «Ну вот», мысленно поздравляет она себя, беря банку с полки. «Посмотрите на меня, я нормально живу».       Вскоре она прижимает к груди около пяти банок и продолжает искать новые.       Она присаживается на корточки за одной из полок и сосредоточенно хмурится, выбирая что получше, будто не запихивает в рот все подряд.       Рей слышит, как шевелится расшитая бисером занавеска и кто-то волочит ноги по кафелю.       Кажется, что появится парень из магазинчика. Она встает и обходит полки, но видит, что, облом, это не он.       За кассовым аппаратом со скучающим выражением лица сидит смуглая женщина средних лет в сине-зеленом хиджабе. Она изучает какие-то кроссворды.       Рей неохотно подходит к ней с коронным безэмоциональным выражением лица и ставит банки на прилавок — просто чтобы освободить руки. Женщина едва реагирует на приветствие.       Разворачиваясь, чтобы пойти за новыми банками, Рей бормочет слабое «Я еще не закончила», но ее не слышат.       Она во второй раз заходит за полки и снова присаживается на корточки. Колеблясь между едой, которую не хочется есть по одним причинам, и едой, которую не хочется есть по другим причинам.       Надо думать о том, как поедет домой и не брать с собой слишком много, иначе плечи и спина заплатят ей за тяжести.       Именно при этой мысли она чувствует чье-то присутствие справа от себя, в конце прохода.       Она поворачивает голову: обращенные в ее сторону ноги в двух остроносых тапочках.       Подняв глаза, она обнаруживает, что женщина средних лет пристально смотрит на нее сверху вниз.       Первое желание — отвести взгляд и снова вернуться вниманием к банкам перед ней, но у нее учащается сердцебиение только от тяжести вгляда этой женщины.       Когда Рей украдкой косится, то видит, как взгляд продавщицы скользит по ее лицу, платью, волосам.       Она осознает, как выглядит и в каком состоянии — это уже прогресс.       Но на этот раз Рей ничего не выдумывает и не преувеличивает. Паранойя это или нет, но эта женщина настойчиво смотрит на нее, и непонятно почему.       Она похожа на человека, который может что-то украсть или…? Или что?       — Бонжур? — наконец выдавливает Рей.       Женщина еще недолго смотрит на нее, всего несколько секунд — достаточно, чтобы Рей усомнилась в ее здравомыслии, пока та, наконец, не нарушает молчание:       — Je peux vous aider? Vous cherchez quelque chose en particulier?       Ее голос не звучит агрессивно или даже раздраженно. Она просто пристально и сосредоточенно наблюдает за Рей и ждет ответа.       О чем бы она ни спросила, Рей чувствует, что это важно и ответ что-то решит.       К несчастью для этой француженки, Рей не говорит по-французски.       — Извините, я говорю только по-английски, леди… — сообщает Рей без особых сожалений.       Это должно привести к немедленному прекращению контакта, но как только она произносит эти слова, женщина напрягается, ее лицо вытягивается, и Рей снова задается вопросом, не показалось ли ей это.       На нее все еще продолжают пристально пялиться, и это усугубляет ее нетерпение и дискомфорт.       — Да? Что-нибудь еще?       Прежде чем Рей успевает произнести еще хоть слово, женщина разворачивается и уходит.       Рей вытягивает шею, чтобы заглянуть между банками, и видит, как женщина исчезает за бисерной занавеской.       Она резко выдыхает и переключает внимание на еду перед собой, хватая банку слишком агрессивно.       Однако как раз в тот момент, когда Рей собирается взять еще одну, она слышит, как женщина что-то кричит из задней части магазина, но ее голос приглушен разделяющими их стенами.       Она выкрикивает это по-французски, так что Рей не понимает, о чем идет речь, хотя все равно напрягается при звуке.       Но не отрывает взгляда от банок.       В ответ слышится гулкий звук и «De quoi?! », этот голос звучит будто еще более дальше.       Она наклоняется вперед, почти уткнувшись подбородком в колено, и вдруг выпрямляется, выпучив глаза.       Ее сердце сразу же ускоряет темп. Она замирает, прислушиваясь.       Ей послышалось?       Рей стоит, как вкопанная, сердце колотится каждый раз, когда она слышит голос, похожий на его.       Этот голос похож на его. Это голос звучит как его. Это…       Она крепче сжимает банку, и медленно опускает голову, чтобы видеть занавеску из бисера между банками.       Абсолютная тишина.       Она встает.       Ноги наливаются свинцом. Врядли на этот раз это как-то связано с тем, как долго она крутила педали.       Ее глаза на одном уровне с крышками банок — она спряталась за полками, не сводя взгляда с занавески и едва осмеливаясь дышать.       Отчетливые, медленные, неуверенные шаги приближаются.       Задолго до того, как занавеска снова открывается, задолго до того, как видит что-либо, кроме бисерин, она знает, просто знает, кто вот-вот появится.       У нее гудит в ушах, лицо словно застывает.       Какая-то ее часть верит, что это невозможно, иначе с чего бы вообще удивляться, когда получает подтверждение, что не ослышалась и угадала правильно?       Бисерины мягко дрожат, когда занавеску очень осторожно раздвигает посередине рука.       Заглядывая в маленькую щель между двумя банками, Рей сначала видит левую сторону груди, поскольку принадлежавший ей мужчина медленно выходит и останавливается прямо перед занавеской, спиной к ней.       Кровь стучит в ушах, Рей молча опускается, немного сгибая колени.       Достаточно, чтобы увидеть лицо.       Лицо Бена.       Рей будто не в состоянии больше дышать, она смотрит, как он стоит, опустив руки по бокам и не двигается, взглядом натыкаясь на оставленные ею на кассе банки.       Она чувствует каждое малейшее движение вокруг. Легкий ветер, далекое пении цикад.       Тишина в магазине.       Бен не такой бледный, чем три месяца назад. И щеки чуть более впалые.       На лице отсутствующее выражение, он медленно вдыхает и выдыхает, и его взгляд на мгновение останавливаются на прилавке. Рей еще не может ясно переварить эту мысль в сознании, не в состоянии встретиться с ним лицом к лицу. Чувствует себя парализованной.       Все в порядке. Дыши.       Рей поджимает губы в попытке оставаться совершенно неподвижной и безмолвной, и наблюдает, как его взгляд медленно поднимаются все выше и выше над кассой. Она не знает почему.       Бен по-прежнему не двигается, просто смотрит туда, и на его лбу образуется морщинка.       Рей видит, как дергается его кадык, когда он сглатывает, не опуская глаз. С того места, где она стоит, Рей слышит его слабый выдох, от которого в ней почему-то что-то щелкает.       С пылающим лицом, стараясь не издать ни звука, она очень медленно делает шаг назад.       Чтобы иметь возможность видеть из-за полок то, что находится над кассой, закрепленное на стене под потолком.       Воздух сразу же покидает ее легкие, когда она видит себя на черно-белом экране камеры сверху.       Изображение совсем невысокой четкости. Но ее можно узнать.       Она бежит.       Вылетает из своего псевдо-укрытия на улицу, адреналин бьет по ногам и в грудь, и Рей слышит женский голос позади себя.       Очевидно, продавщица вернулась как раз к ее бегству, и отправилась за ней на улицу.       — Эй, остановитесь!.. Мадемуазель!.. Эй! — кричит она ей вслед, но Рей не оборачивается и не останавливается, просто бежит к велосипеду.       Она замирает как раз в тот момент, когда собирается схватиться за руль, осознав, что в руке все еще держит банку.       В панике она бросает ее к ногам женщины, не в силах даже взглянуть на нее, затем забирается с трясущимися руками на велосипед, отталкивается ногами и уезжает так быстро, как только может.       Все в порядке, все в порядке, все в порядке, просто немного запаниковала, вот и все, все в порядке…       Обратный путь к дому проходит как в тумане.       Слишком много мыслей сразу, слишком много нахлынувших эмоций, деревья и поля — сплошное зеленое месиво по обе стороны дороги.       Все в порядке. Все в порядке. Все в порядке. Все в порядке.       В ту же секунду, как возвращается домой, задыхаясь от усилий и душевного волнения, Рей падает головой в постель и остается лежать, мозг мгновенно выключается как экстренная мера против бессвязного потока обидных надежд и циничных подколов, которые продолжают атаковать ее.       Она засыпает или впадает в кому, одно из двух — откладывая на потом неизбежные умозаключенимя.       Когда просыпается несколько часов спустя, приходится активно думать, не было ли все это сном.       Рей садится на кровати и крепко зажмуривается, когда вспоминает прошедший день.       У нее возникает искушение немедленно заснуть снова.       Сердце колотится так, будто она снова там. Стоит в нескольких метрах от него.       Горло сжимается, и Рей делает вдох, затем выдох. Медленно.       Она идет в гостиную, не знает почему, ведь ничего не собиралась делать, продуктивно это или нет. Возможно, тело оскорбилось тем, что она легла спать на кровать, а не на диван, и это единственная причина, по которой теперь проснулась.       Но она не идет на диван, не сразу. Останавливается посреди комнаты.       По другую сторону стеклянных дверей лежат два синих пакета.       А внутри куча банок, оставленные ею на прилавке.