Акрис

Сына Ра, захлебывающегося слезами, ученица шаманки отвела в общий мужской шатер. Он стоял в самом низу склона, поближе к горной речушке, чтобы хинам недалеко было ходить за водой и, если повезет, рыбой. Девушка крепко держала его за локоть, делая больно, но сын Ра не обращал на это внимания: так сильно у него болело во рту. Ученица окликнула хинов, и из шатра выглянул один из них: низкий, очень худой. Одет он был в легкий жилет серого цвета нараспашку, и холодный ветер трепал ткань. Он выглядел не старше двадцати пяти. Увидев сына Ра, он вздохнул и взял его за руку, забирая от ученицы. Сын Ра громко всхлипнул, схватившись за его ладонь, такую бережную, пусть и с грубой от работы кожей. Ученица шаманки ушла, а хин завел сына Ра в шатер, и его сразу же обступили еще четверо хинов: все те, кому не посчастливилось стать собственностью не всего кхарина, но кхац или ее дочерей. Самый старший хин был уже сгорбленным стариком. Поразительно, как он сумел дожить до столь почтенных лет, но его возраст делал его главным среди хинов. Он окинул сына Ра неодобрительным взглядом, как будто сам не рыдал десятилетия назад, только лишившись языка, и покачал головой, оставив его на остальных. Остальные трое были куда моложе его, и их ласковые руки сразу же попытались принести сыну Ра хоть какой-то комфорт, но он не чувствовал ничего, кроме обиды, ужаса и боли. Слезы высыхали, солью стягивая лицо, но тут же на смену им стекали новые, а сын Ра больше не чувствовал их вкуса, потому что не мог. Эта мысль привела его еще в больший ужас, и он разрыдался только горше. Пока тот хин, что встретил его у шатра, крепко обнимал его, гладил по голове и протяжно тянул звук колыбельной, другой нашел для него новую одежду, ту, что принято носить у хинов. Она была уже поношенной и потрепанной, а еще немного великоватой, но сын Ра не мог больше жаловаться. Он и сыном-то ничьим больше не был. Когда он немного успокоился, а его рыдания утихли, хины попытались объяснить ему что-то жестами. Сын Ра знал об этом способе общения, он видел, как хин, принадлежащий его матери… принадлежащий Ра, объяснялся жестами с другими хинами, но сын Ра знал их слишком плохо, и от понимания этого он разрыдался вновь. Они вновь принялись утешать его. Несколько дней сыну Ра было позволено ничего не делать по хозяйству. Он много плакал и ничего не ел первое время, а потом его заставили выхлебать какую-то жидкую холодную похлебку. Есть было очень больно. Хины поочередно учили его жестам, и сначала у него не было никакого желания учиться, он хотел только рыдать и умереть поскорее, но смерть не приходила. Хины сумели объяснить ему, что, хоть у них и нет имен, друг друга для удобства они зовут цифрами, от а (тот старик) до эа (тот хин, что встретил его у шатра), и теперь сын Ра стал га: чтобы обозначить обращение к нему, хины показывали пять пальцев. Когда он сумел немного оправиться, то его стали учить рыбачить и шить. Несколько раз хин га видел свою мать издалека, и каждый раз его порывало броситься к ней в ноги и расплакаться, умоляя забрать домой, но эа лишь качал головой и объяснял, что она больше не мать ему, не бывает у хинов матерей. Когда га задался вопросом о том, справедливо ли все это, хины посмотрели на него странно и покосились на чистое небо, откуда Глаз богини следил за землей. Жестами они рассказывали ему, списывая его глупость на юный возраст, о том, что это естественный порядок вещей, что богиня решила так: она наказала дракониц, пошедших против нее, и заключила их души в тела слабых существ. Но она слишком любила своих дочерей, чтобы оставить их совсем без помощи, и сотворила для служения им существ еще более низших, не оставив в их телах крылатой души: так появились женщины и хины. Га знал все это и раньше, но, когда он был маленьким, когда души у него не было совсем, это не имело никакого значения. Остальные хины качали головой и обещали, что он привыкнет, что увидит еще великую цель служения и поймет ее, но га так слабо в это верилось.