доведу тебя до красных ниток ты катай свой крикет, я сожгу все мосты дул ветер перемен и я, похоже, простыл
Возвращаться домой буквально глубокой ночью, по тёмным улицам и совершенно чёрным подворотням - самая настоящая витина рутина. Но нельзя сказать, что он её любит или принимает за приключенческую прогулку. Напротив, каждый раз он старается как можно быстрее пройти этот действительно опасный путь, стремительно пересекая пустынные пространства. Несмотря на свой рост и пол, было откровенно страшно бродить в такое время. Представлять, какого в таком случае девушкам, совершенно не хочется - своих напарниц по смене, если тех ставят на такое время, он доводит до подъездов, и те рассыпаются в благодарностях, таская ему домашнее печенье и прочую выпечку. Поначалу они принимали это за попытки ухаживания и лезли целоваться в свете тусклых фонарей над домофоном, но Волкотвёрдин смущённо отворачивался, бубня о том, что сейчас просто небезопасно им ходить в одиночку, и вообще, он не думает о романтике на рабочем месте. На удачу, никто из замечательных девушек не обижался, и они умудрялись подружиться, забывая про неловкий инцидент в самом начале общения. Сегодня повезло - с ним дежурил Слава, который сам мог кого угодно проводить, и Витька сразу после окончания своих рабочих часов посеменил домой, сэкономив на такси. Промёрз до жути, успев по пути смириться с тем, что завтра с утреца будет болеть голова, которую надуло, пока он шёл по набережной. В парадной стоит полумрак и пахнет сигаретным дымом, но зато нет ветра и маньячин с ножами или чем-то походящим на холодное оружие. Шаги по лестнице раздаются эхом вплоть до верхнего этажа, разрывая ночную тишину, ровно так же, как и бренчание ключа в замочной скважине, пока юноша пытался на ощупь открыть дверь. Пришлось включать фонарик на телефоне, тем более, что по коридору в полной темноте ходить совершенно не айс - Андреевы выставили в коридор какие-то свои шмотки, в которых больше не нуждались, и эта куча, если на неё напороться, могла перебудить весь дом. Ловить на себе агрессию со стороны разбуженных соседей Витька не собирался точно, поэтому снизив яркость до минимума, крался по поскрипывающим половицам. Дверь в комнату деда вновь (или до сих пор?) была распахнута. Да что за чудик там обосновался?! Внезапный интерес требует сиюминутного удовлетворения, и юноша заглядывает в комнату, обнаруживая в кровати спящего парня, на чью толстовку он днём нанёс эксклюзивный узор. В одеяло он кутался уже в одиночестве - судя по всему, собеседник с ним не сожительствовал. Ну и слава святому, больше места будет на душу. Оценив ситуацию - он и без того порядочно так завис на одном месте, Витя воровато осматривается и движется дальше, к себе. Ожить немного и завалиться спать, пусть и на несколько часов, ведь с утра пораньше опять не дадут отоспать свои вполне заслуженные семь часов, или сколько там нужно отдыхать для того, чтобы чувствовать себя полноценным человеком._____
Бросив курить - сколько? - три года назад, желание достать сигарету никогда не накрывало больше, эту «потребность» в табаке и мнимом успокоении точно отрезало. Но вот, внезапно, пальцы аж сводит от того, как хочется зажать между указательным и средним сигарету, чиркнуть жёлтеньким «крикетом» и хорошенько затянуться, отравляя свои лёгкие, вместе с этим на корню перерубая попытки в «правильную жизнь». Это было необъяснимо, но ужасно выедало изнутри, несмотря на то, что Витька честно держался, недоумевая, откуда это вообще появилось в нём так внезапно. Причина обнаружилась в скором времени. Ожидаемо, досмотреть сны до конца не представлялось возможным, поэтому юноша пошёл повторять свой ежедневный ритуал: набрал воды из под крана, и не закрывая крышку воротился назад в комнату, задумчиво щёлкнув кнопкой. Вода неохотно и медленно закипала, испытывая терпение на прочность. А в холодильнике, как говорится, мышь повесилась. Причём такая же, как и хозяин - тощая и облезлая. Пустые полки, на которых выделялся одинокий пожухлый огурец, оставшийся с лета, и кусочек сыра, что давно пора было выбросить. Конечно, в запасах была крупа и макароны, но варить что-либо было откровенно лень. Нужно было сходить в магазин - очевидный факт, поэтому влив в себя чай, чтобы не раздражать пустой желудок, парень собирается наспех, и широкими шагами идёт ко входной двери, когда на него налетает только вошедший сосед. И обдаёт морозным запахом никотина, каких-то фруктов, смешавшихся с влажностью парадной. Сейчас, вообще-то, его очередь извиняться, но тот издаёт звук, похожий на хмыканье: — Я Иван, — он тянет руку то ли для рукопожатия, то ли для приветственного «дай пять», но Витьке всё равно - табачный запах едва не свёл с ума. — Здрасьте, — бросает он, и торопится проскочить за дверь, во двор, чтобы продышаться и забыть о внезапном наваждении. В магазине, нахватав всякого, Волкотвёрдин встревает в очередь, внезапную для утра, особенно в их районе города, где обычно к такому времени все уже толкались в автобусах до центра. Аккурат на уровне глаз располагалась стойка с табачными изделиями, сплошь покрытая разномастной рекламой - от новых "мальборо", до разрекламированных "айкосов", про которые говорили из каждой щели. — Дайте пожалуйста ещё эти "мальборо", — сам от себя не ожидая просит он у кассирши и полузабытым движением показывает паспорт, — И зажигалку, которая подешевле. Для надёжности покрутив колёсиком, чтобы проверить рабочесть зажигалки с диким узором с преимущественно ярко-розовыми цветами, расплачивается, обнаружив, что курение нынче - совсем недешёвое удовольствие, но отменять покупку уже поздно, да и не хочется: пачка уютно устроилась в ладони, словно была сделана специально для него. Сдёрнув защитную упаковку, уже на улице, Витька в нерешительности замирает с зажатой промеж пальцев сигаретой, так и не успев хлопнуть новомодные кнопки. Что-то изнутри не даёт ему прикурить, сдаваясь так просто, и поэтому приобретение отправляется в карман рюкзака на длительное хранение: не сегодня, так завтра. В идеале, конечно, никогда, но тут как повезёт._____
Перед новым соседом надо-бы извиниться - факт. Виктор не ребёнок и даже не дурак, понимает, что повёл себя грубо, произвёл впечатление хренового человека, и в случае чего этот прибабахнутый Иван, что спит с открытой дверью - и это в коммуналке! - спасёт его из пожара в последнюю очередь. Нет, ну может быть он так и не поступит, но просто на душе внезапно было неприятно: инцидент оставил собственный отпечаток, который хотелось непременно загладить, показаться перед новоявленным сожителем хорошим. Волкотвёрдин не мастак в извинениях, даже близко к этому искусству не подобрался, потому решает действовать по старинке. То есть по ситуации. Воротившись после магазина обратно, целенаправленно движется к экс-комнате деда Игната, на ходу придумывая оправдательную речь, да вот только соседа в комнате не оказалось - фиаско. Но Витька не привык сдаваться так быстро: он пристроился в углу, заодно разглядывая такие скорые изменения в интерьере пространства комнаты. Кровать, что раньше в лучших дедовских традициях стояла у стены, была отлажена и гордо выходила одним боком прямо к окну. В этой комнате подоконник был снят, что позволяло применять подобные дизайнерские решения. Фотки в рамках были собраны в одном месте - невзрачной коробке, но аккуратно упакованные и с какими-то подписями, что проглядывались сквозь скотч и полиэтилен. Мелочь всякая тоже исчезла, лишь ковёр на стене остался висеть, как гордый герб подобных построек. На столе ютились личные вещи этого самого парня, что очевидно. Даже шарфы пока что занимали отдельный закуток свободной поверхности, соседствуя с двумя кружками, явно из старого ингатовского сервиза. Других у него в комнате просто не имелось. — Бжемой! — Иван неожиданно заглядывает в комнату и заметно дёргается, взглядом наткнувшись на совсем неподвижного Витьку, который притих в своём уголочке. Тот, в свою очередь, тоже не ожидая резкого звука, вздрагивает, проглатывая такое милое сердцу «Бл!». — Ой, прости! Я тут тебя ждал и чёто подзалип, — виновато ведёт плечами. Собеседник молчит, — Слуш, вообще это, извиниться хотел. Я просто курить бросил, а от тебя такой запах шёл, оой. Короче, я Витя. Волкотвёрдин. И ещё раз соррян, вообще не со зла. Иван отмирает и ещё раз протягивает руку, подумав про себя, что такую фамилию - вол-ко твёр-ди-н - где-то слышал, но никак не может вспомнить где именно. — Ну, приятно познакомиться. Я теперь здесь жить буду, — просто говорит соседушко, и хочется поблагодарить Капитана Очевидность за невероятный ответ. Через несколько минут Витя предложил "чаю попить, что ли", дабы разбавить атмосферу - настороженную. Оба с понятной и предсказуемой опаской осматривали человека напротив, точно силясь прочитать, что же там скрыто за слоями одежды, кожи и мышц - где-то чуть глубже, в том месте, которое называют сердцем-душой человека. Волкотвёрдин, присёрбывая, успел заценить внешность бабахнутого - так он прозвал Ивана про себя на первое время. На первый взгляд тот был как будто какая-то статуя или робот, одни лишь глаза да вздымающаяся грудная клетка выдавали в нём настоящего человека. Художественно растрёпанные цвета латте с карамелью волосы, волнистые и мягкие на вид одновременно придавали ему эстетичности, и в то же время многое говорили о происхождении. Из Витьки аналитик такой себе - он замечает на чужом запястье электронные часы под винтаж, и думает о том, что его собственные кудри, буйные и совершенно непокорные, в сто раз уступают соседским. — Ты ведь знаешь чью комнату занимаешь? — вопрос без спроса срывается у Витьки с языка, и тот делает круглые глаза, надеясь на то, что его если не услышат, то хотя бы поймут правильно. Интерес всё равно жёг, и уважить его было необходимо. — Дед мой здесь жил раньше, как бы представляю, — вот оно как оказалось: тот самый игнатовский внук сейчас сидит аккурат перед ним, и они хлебают свежий, но слабозаваренный горячий чай. Холодной воды - разбавить - в комнате не отыскалось. — Прости, как то я грубо это всё начал... Время дурацкое просто, — Витьке вновь хотелось оправдаться перед этим Иваном, который теперь казался едва ли не эталоном человечности во всех её проявлениях. Вспомнил, как где-то он слышал: первое впечатление о человеке складывается за пять секунд, и его очень сложно впоследствии поменять. То есть он так и останется тем, кто болтается по коридорам, являясь катастрофой. А собеседник для него уже приобрёл какие-то абсолютно другие черты, и это "Смотри куда льёшь" кажется совсем туманным, будто произошедшим несколько лет назад. Иван слегка улыбается - даже от этого лёгкого сокращения мышц на его щеках проступают ямочки, которые при очевидной улыбке, наверное, были совсем как живые - и говорит: "Забей. Плавали во всяком - знаем". В это верится слабо, потому что он не очень похож на человека, который успел познать что такое действительно плохо. Ну да и ладно, лишь бы между ними не было конфликтов. Волкотвёрдин открывает рот, чтобы сказать очередную беспонтовую фразу, направленную на установление контакта, но его прерывает айфоновская мелодия звонка - у Ивана звонит телефон. В тишине полупустой комнаты слышится единственная фраза из динамиков: "Дверь открывай", и юноша подрывается с насиженного места. — Я щас приду, лан? Минутку, — и выходит за дверь, оставив телефон на столе, чтобы тот и дальше продолжал светить какой-то абстрактной заставкой, для волкотвёрдинского понимания абсолютно непостижимой. Возвращается он уже не один - с девушкой, галантно пропуская её вперёд. Та поначалу не замечает гостя, стягивая с плеч осеннюю куртку, но потом слегка смущенно улыбается, и на её щеках тоже играют ямки. Не столько глубокие, сколько вытянутые по вертикали, добавляющие лицу эмоциональности. — Ой, привет. Я Лиза, — она, совсем как её спутник при первой встрече, тянет руку для пожатия, и на этот раз Витька хватается за узкую ладошку девушки, про себя отмечая крепость и уверенность, с которой она держалась и обхватывала его пальцы. — А я Витя, сосед. Комната справа - моя. — Это та, где "1975" написано?! — её глаза загораются восторгом. Волкотвёрдин кивает, чувствуя себя увереннее, — Огонь. Они очень классные. Иван, оставшийся без внимания, только хмыкает, и заглядывает в сумку, которую, судя по всему, ему всучила девушка где-то на входе: — А механика - это мне? Лиза закатывает глаза, забирая сумку из ивановых рук, копается в глубине, наконец выуживая на свет две чашки. Те очевидно отличались от сервизных - куда большие по объёму, и цветом не нежно-розовым, а больше пастельно-зелёным с изображением веток и каких-то листиков. Витька назвал бы их эстетичными, однозначно. — Ну с новосельичком тебя, — она со знанием дела устраивается на кровати, оставив свою ношу в ногах, — Кстати, Вань, помоешь их, пожалуйста? Я дома не успела совсем. Юноша тяжко вздыхает, но просьбу выполняет, скрываясь за дверью, а девушка с успехом немного разболтала Витьку, очень удачно подобрав тему - музыкальную.