Будь храбр

Кристофер смотрел, как король с аппетитом ест мясо с костра. Теплый жидкий жир стекает по рукам, в каких-то местах оно еще полусырое, в других, наоборот, угли, но короля это мало волновало. Сам Кристофер ждал, пока костер потухнет, он уже подложил рядом симпатичный плоский камень, на котором поджарит себе немного мяса. Доминик был немногим сдержаннее, но по нему тоже было видно, что он сильно проголодался, а Гильем ждал вместе с Кристофером — с другой стороны стоял похожий камень. Четверо молчали, лишь переглядываясь и смотря по большей части за манерами короля, а точнее, их отсутствием. Кристофер не мог его осуждать. До того, как он поступил на службу, он тоже наверняка был бы таким же несдержанным, ведь старший брат хорошо следил за его питанием и здоровьем. Которое он так беспросветно губит на дурацкой службе вместе со старыми рыцарями, потерявшими былую славу. Гильем вот раньше славился за то, что убил медведя-людоеда в ближнем бою в одиночку. И он по секрету поведал Кристоферу, что на самом деле все заврали, и что он убил медведя ядовитой стрелой, что он не думал ни о каком героизме, поступая так только ради того, чтобы спасти свою деревню, использовал «подлый» метод в благих целях. А до столицы дошли слухи о воине, способном руками разорвать медвежью пасть. Кристофер тогда очень удивился, но он не стал уважать товарища меньше, скорее наоборот — намного важнее была честность с самим собой. А вот Мэттью вряд ли знал, что большая часть рыцарских подвигов нехило приукрашена, поэтому верит, что Кристофер в одиночку справится со стаей голодных волков. Когда как на самом деле Кристофер не знает, справится ли хоть с одним. Или даже с двумя вооруженными людьми, на турнирах один на один он все же был. Но он ведь так и не пошел на испытание камизой. А если бы пошел и выжил, то Мэттью бы определенно понравилась бы это история, но Кристофера бы тут не было. Молодой рыцарь совсем не хотел вспоминать тот случай. У него все еще одиноко лежала недорогая, даже скорее бедняцкая женская камиза в сундуке, оставшемся в родительском доме. О том, что она там, не знал даже брат, самый близкий человек, оставшийся в его жизни, единственный родственник, хотя в восемнадцать-девятнадцать лет Кристоферу бы уже полагалось жениться и иметь хотя бы одного ребенка, ведь он мог бы это себе позволить. Не здесь, не на службе, он все равно уже забросил кузнечное дело, о котором раньше мечтал. Хотел ковать искусные красивые и крепкие мечи, доспехи, был в подмастерье, и тогда он не думал, он именно знал, что будет известным и богатым мастером когда-нибудь. Но знания часто оказываются ошибочными. С одной стороны, ему отчасти повезло. Кузнечное дело уже было на закате, хоть никто и не подозревал — скоро, еще лет десять, и порох будет распространен по Европе. Король закончил есть как раз тогда, когда от костра остались угли. Кристофер закинул на камень посоленный кусок мяса с тихим хлопком. Ждать оставалось недолго, он был достаточно тонкий, но Кристофер и не хотел есть много. — Приятного аппетита, сэр Кристофер, — тихо сказал король, вытирая застывающий жир с губ. По-хорошему он нашел бы какой-нибудь горный ручей и отмыл бы руки, но не было даже слышно воды, и поэтому Мэттью вытерся салфеткой, которую держал в кармане. Вокруг рта и на подбородке кожа у него покраснела от усиленного трения, но вид у него был намного более довольный, чем до этого, ведь он больше не чувствовал голода, и жесткая зайчатина показалась ему неимоверно вкусной. После этого они выбирались еще раз, теперь дольше, но ни у кого так и не вышло кого-то убить. Доминик, казалось, промахивается специально, Гильему стрельба уже не поддавалась — у него было не самое лучшее зрение, и руки подрагивали, несмотря на то, что он все еще был очень неплох в ближнем бою. Кристофер был окружен своими самыми мрачными мыслями и самыми светлыми погубленными мечтами, которые у него были, и которые он вряд ли озвучит. А Мэттью был попросту плох в стрельбе. Но в общем разговоры у троих велись достаточно интересные, и ему было весело. На следующий день они решили вернуться. Кристофер согласился, но он почти ничего не говорил. По дороге Мэттью наконнц добрался до скромных запасов вяленого мяса, жалуясь на то, что не привык так долго находиться в седле, и он даже уже не раздражал Кристофера. Рыцарю, казалось, было все равно на происходящее вокруг. Он горько сожалел о прошлом, и больше его ничего не волновало на этой планете. Конечно, со стороны было заметно, что с ним что-то не так, но никто не решал лезть в душу. Мэттью знал, что Кристофер может слишком неожиданно вспылить, он запомнил это еще в стенах замка, по дороге на бал. Он помнил и то странное ощущение, которое возникло у него, когда он ощутил крепко сжатую на его шее ладонь, которая все же оставила незаметные синяки, помнил опасность, исходящую от Кристофера, и свое быстро колотящееся сердце. Доминик не спрашивал, потому что из присутствующих он был дальше всех от Кристофера, знал его меньше остальных. А Гильем уже спрашивал, и он знал, что Кристофер вряд ли расскажет теперь, при посторонних тем более. Вскоре разговоры стихли, подавленные тяжелыми бровями Кристофера. Он не знал, что он хмурится, вспоминая все, он толком не видел перед собой дороги, хоть и глаза его были открыты. В своих мыслях он был слишком далеко отсюда. Он был там, куда он больше никогда не явится: его там не ждут, его там не принимали и не примут. С таким настроением они вернулись в замок. Кристофер немногим позже зашел в свою новую обитель, куда его поселил король. Тут было намного лучше, воздух был чище, и было в общем-то тихо. Кровать была большая, несколько пустых сундуков, в одном из которых, меньше, чем на половину заполняя, лежали его скромные пожитки, письменный стол, который не был ему нужен — Кристофер, по правде сказать, писал очень редко. Свеча на подсвечнике, горшок, ковры на стенах, два окна со ставнями и темные плотные шторы. Кристофера все раздражало в этой комнате. Дело было не в ней, а в нем. И он попытался уснуть, но не смог справиться с этой задачей, слишком злой на самого себя и на случившееся. Ему казалось, что он отпустил. Было наверняка уже далеко за полночь, когда в дверь тихо постучали — так, чтобы не разбудить. — Кто? — Кристофер держался за щеколду. — Сэр Кристофер, впустите меня, — послышался напуганный голос короля. Кристофер отпер тяжелую дверь, впуская короля внутрь. — Что с вами? — спросил он, оглядывая короля. Тот был в камизе и брэ, накинув сверху свою легкую шелковую накидку. — Мне тревожно, — он все еще не мог сказать, что ему страшно. Кристофер закрыл дверь, стоило королю войти. Мэттью по-хозяйски уселся на плоскую крышку одного из сундуков, глядя на рыцаря. — Я вас не разбудил? Вы одеты. — Нет, я пытался уснуть, не смог, и встал. — Тогда вы не будете против, если я побуду тут? — Что случилось? — Мне приснился сон, — признался Мэттью. — Как будто на меня бежит олень и протыкает меня своими большими рогами. Только не смейтесь, это действительно неприятный сон. — Я не собирался, — Кристофер не заметил, но как только Мэттью вошел в комнату, он перестал загружать свою голову воспоминаниями. Если в одежде и на каблуках Мэттью еще выглядел достаточно презентабельно, то теперь Кристофер видел, насколько король миниатюрен. Его бледное лицо почти светилось в полумраке вместе с яркими голубыми глазами. — А почему вы не спите? Не злитесь на меня, но я видел, как вы сегодня подавлены, — Мэттью прикусил губу, стараясь не ляпнуть ничего лишнего. — Давайте я расскажу вам как-нибудь в другой раз, — выдохнул Кристофер, отводя взгляд с хрупкой фигуры и устремляя его в окно. За окном мерцали тысячи звезд в черном небе, а ближе к углу окна огромной жемчужиной висела луна. — Знаете, мне стало спокойнее, когда вы открыли дверь, сэр Кристофер, — подал голос Мэттью. Мэттью не понимал, что он отчаянно ищет кого-то, кто сможет его защитить, и кому он сможет доверить себя вместе со своими страхами. Да, у него был Доминик, но это было недостаточно, ему хотелось чувствовать некую защиту и покровительство, которого у него никогда не было. Отец всегда был занят политикой, иногда обращая внимание на старшего брата, но за ужином всегда говорил, что любит их одинаково. — Я рад слышать это, — Кристоферу хотелось верить, что он сможет защитить кого-то. Но верить было сложно — он уже один раз серьезно провалился. А Мэттью был рядом, он был еще жив, здесь еще было, что спасать, что защищать и отстаивать. — Расскажите мне что-нибудь, — попросил король. — Про свое детство, например. Кристофер этого не ожидал. Он посмотрел на короля, сверил его взглядом еще раз. — Ну же, Кристофер, скажите что-нибудь. — Я его плохо помню, — ответил Кристофер. — Да и рассказывать нечего практически. — Я вижу, что вы мне врете. — Вы обвиняете меня во лжи? — улыбнулся Кристофер. — Что ж, я не помню своих родителей даже. — А что с ними случилось? — Их сожрал кит. — Хватит, сэр Кристофер, скажите! — Мэттью засмеялся, вставая с места и подходя ближе. — Вы же знаете, что я никому не расскажу, просто мне хочется знать самому. — Они умерли от чумы лет тринадцать назад, — задумчиво и медленно выдал Кристофер. — Мне так брат сказал, я сам бы не помнил, что тринадцать лет прошло. — У вас есть брат? — Почти у всех рыцарей есть братья. Обычно старший получает наследство, а остальные идут кто куда. — Не знал. — Ну, я сначала пошел в подмастерье, мне было лет тринадцать или четырнадцать тогда. Учился, был на побегушках. До этого времени я везде был со своим братом. — А кто он? — Путешественник и торговец. Я все реже его вижу, сказать честно, — Кристофер задумчиво посмотрел вдаль. Первый этаж замка был с высокими потолками, а потому уже с третьего вид открывался внушительный. Впереди мерцал город, за ним, он не видел, но знал, было море. И взгляд карих глаз устремился в границу моря и неба, как будто пытаясь отыскать брата. — Вы путешествовали с ним? — Да, в основном он торговал всякими редкостями и специями из далеких стран. Не напрямую, конечно, но товар достаточно специфичный, — Кристофер напряг свою память, но в этот раз воспоминания были куда приятнее. Они провели так черт знает сколько времени, Мэттью внимательно слушал о том, что Кристофер видел в разных странах. Пусть и не в таких далеких, но различия уже были достаточно интересными. После этого они заговорили о том, что оба действительно любят музыку, и Мэттью поведал, что раньше играл на лютне, даже пытался писать какие-то песни, но бросил это дело. Рыцарь уже не задумывался о своей вине, в какой-то момент даже казалось, что он был прав насчет отпущения. В конечном итоге король все-таки обрел сонливость ближе к рассвету и вернулся к себе, после чего Кристофер благополучно уснул. Разошлись они уже почти друзьями. Рыцарю снилось детство, запах соленой воды, он вспоминал брата и долгие хождения под парусом, больше он не чувствовал тревогу. И проснулся он выспавшийся, хоть и поздновато. За стеной слышался тихий перебор струн лютни. Мэттью проснулся немногим раньше. Доминик был в его покоях. — Стражники обсуждают кое-что сегодня с утра, — заявил он почти скорбно, глядя на короля. — Что же? — у короля не было интереса, он вспоминал, как игралась одна из его любимых мелодий. — Вы уверены, что хотите знать? Это весьма неприятно. Мэттью вспомнил в этот момент, наигрывая и не отвечая, потом услышал, как советник слегка притопывает ногой. Это раздражало, в какой-то момент Мэттью показалось, что было бы забавно бросить лютню прямо в голову друга, но он сдержал себя, задумываясь о том, что ему не стоит быть таким жестоким. — Говорите уже, — Мэттью ответил раздраженно. — И перестаньте топать, это раздражает! — Вчера стражники у ваших покоев видели, как вы после полуночи идете к сэру Кристоферу, а возвращаетесь под утро, — Доминик отвел взгляд. — Они все говорят о том, что у вас к нему… — советник закашлялся. — Некий интерес. — Доминик, вы не можете приносить мне каких-нибкдь благих вестей? Что-то я постоянно слышу от вас всякий бред! — Я не виноват, что происходит всякий бред, но… скажите мне, вы, что, действительно вчера ночью заходили к сэру Кристоферу? — Оставьте меня в покое, я не хочу даже обсуждать это, — Мэттью чувствовал, как от злости и дурных мыслей в голове у него горят щеки, и выглядит он наверняка ни капли не грозно. — Простите меня, Мэттью, — Доминик понял, что оказался прав. Он не знал, что и думать, и, сказать честно, был уверен, что королю наверняка попросту захотелось с кем-то поговорить, вот он и пошел в чужие покои, ведь он знал — Мэттью редко задумывается о том, что про него потом скажут. — Я не злюсь, но вы не могли бы разбудить сэра Кристофера? Мне скоро пора будет идти на обед, я не хочу идти куда-то без него. — Я постучусь к нему, не буду заходить. — Без разницы. Просто передайте, что не положено так долго отлынивать от работы и спать, — Мэттью постарался звучать жестко, и у него отчасти вышло: Доминик поверил. — Тогда я не буду прощаться, встретимся на обеде, Ваше Величество. — Увидимся, сэр Доминик. Мэттью снова устроил свои руки на лютне. Он был одет, поверх шосс привычно были надеты ботинки на каблуках, и он снова забыл мелодию. Ему бы стоило ее записать, но он никогда этого не делал — хорошие мелодии запоминались сами. Все дело было в Кристофере — мысли о нем его отвлекли от важного дела, и теперь отказывались покидать голову. Мэттью почувствовал странное смирение и в то же время волнение внутри, смотря на стену за своей спиной — там, за этой стеной, был Кристофер. Так близко и так далеко одновременно. Мэттью потряс головой, тщетно пытаясь избавиться от дум, снова покрепче взял лютню, но вообще забыл, что должен был вспомнить, и он раздраженно бросил ее на перину, вставая с края кровати и подходя к незапертой двери. Дверь поддалась как-то слишком легко: с той стороны ее открыл Кристофер и они встретились лицом к лицу. — Добрый день, ваше Сиятельство. — Добрый день, сэр Кристофер, — смущенно ответил Мэттью. — Я как раз собирался идти, идемте со мной. Кристофер кивнул, и они выдвинулись в столовую. — Спасибо, что поговорили со мной вчера, я думал, буду ворочаться всю ночь, — сказал Мэттью достаточно громко, чтобы стражники за их спинами слышали. — Это замечательно, что вам стало легче. — Вы не хотите со мной пообедать? В прошлый раз вы ушли. — Большое спасибо за приглашение, но нет, — Кристоферу еще не хватало смелости сказать, что ему отвратительно есть с ним за одним столом, у него сразу появляется во рту вкус мясной каши, больше похожей на собачью еду, хотя он так и не притронулся ни к чему. На охоте это ощущалось совсем по-другому, как если бы они действительно могли бы быть на равных. — Вы отказываетесь уже в третий раз, — напомнил король. — Я знаю, что вы все еще ходите ужинать и завтракать в казарму, вы всегда уходите именно в это время. — Это так, — подтвердил Кристофер. — И что я могу сделать? Мне будет лучше, если вы будете рядом. — Думаю, ничего с этим поделать нельзя, — Кристофер задумался. — Я не смогу есть с вами за одним столом. — Вы увиливаете, но ничего, я что-нибудь придумаю. — Я просто буду рядом с вами за столом, идет? Попрошу сэра Гильема откладывать порцию для меня и буду есть в другое время. — Вы со мной торгуетесь теперь. — Нет, я предлагаю пути решения. — Хорошо, но это временно, — Мэттью задумался, потом оглянулся по сторонам. — Знаете, у меня есть некоторые проблемы со сном. — Неужели? — Кристофер помнил, как Мэттью быстро засыпал на охоте в его присутствии. — С тех пор, как погиб отец, но особенно они усилились после того бала, — признался Мэттью. — Мне очень жаль. — Вы иногда слишком проницательны, но почему-то не сейчас, сэр Кристофер, — вздохнул король. — Я бы хотел, чтобы вы пришли ко мне вечером, и были у меня, пока я не усну. И вот он сказал это. Бредовая идея, но Мэттью казалось, что это ему действительно поможет. — Я не ослышался? — Нет, я дам вам ключ, приходите ко мне вечером. Кристофер посмотрел на короля. Наверное, он и сам понимал, насколько двусмысленно это все звучит, и оттого был смущен, что вообще говорит подобное, но в то же время надеялся, что гвардеец согласится. Мэттью поднял лицо, ему показалось, что Кристофер что-то ему скажет. — Хорошо, я приду, если вам это нужно, — рыцарь чувствовал, как эти слова с трудом покинули его, и как стало тяжело дышать. Он уже чувствовал подобное и отругал себя за неверные мысли, раньше ведь это все ощущалось, будто так и должно быть, а сейчас… Нет, это невозможно, Кристоферу хотелось залепить себе звучную пощечину, но за такое поведение его сочтут сумесшедшим, и он продолжал идти рядом с королем, чувствуя это невидимое напряжение.