Будь храбр

Мэттью не совсем комфортно себя чувствовал. Ладно, к черту эту странную одежду, которую сэр Кристофер откуда-то притащил, но неужели седла для простолюдин действительно такие неудобные?! Король снова поерзал и вздохнул. Он совсем не думал, что во время этой вылазки его больше всего будет беспокоить его собственная задница. Через метров пятьдесят он слез с лошади. — Что вы делаете, Мэттью? — Я не могу дальше ехать, это меня убивает, — отозвался король. — И вообще, снимите свой дурацкий чепчик, вы выглядите, как придурок! — Мы ведь притворяемся бедными наемными пастухами, разве нет? — Да, пастухи на породистых кобылах поехали на рынок. К тому же, по моему бледному лицу, думаю, уже видно, что никакой я не пастух. — Хотите, мы вернемся и притворимся купцами? Но тогда вам нужно будет знать примерные цены, иначе это будет подозрительно. — Да, давайте, Кристофер, я больше уже не могу! — Мэттью действительно не мог. Он к такому не привык, от этого седла, что ощущалось деревянным, у него затекли ноги. Кристофер слез, держа свою лошадь за поводья. — Тогда нам нужно вернуться в замок. — И чего же мы стоим? Обратный путь и смена одежды отняла у них час. — Что ж, тогда говорить с ними буду я. Вы слушайте, вы будете… — Кристофер по пути прикидывал примерный план действий. — Какую роль вы будете играть, мой король? — Не знаю, думаю, я могу сойти за вашего помощника. — Имена? — Почему вы спрашиваете у меня? Я знаю только, что нам нужно что-то распространенное. — Но не слишком, иначе это подозрительно. — Я не знаю, в таком случае, что насчет Ричарда? — Как-то слишком подозрительно. — Тогда выбирайте сами, Кристофер, мне ничего не лезет в голову, — Мэттью немного фыркнул. — Тогда отныне и до заката солнца вас зовут Осмер. — А вас? — Гильем, — спокойно ответил рыцарь. И король не стал спрашивать о причинах выбора. Он знал, что гвардеец скучает по другу, и понимал его. Конечно, его единственным другом был Доминик, и наверняка потеря друга с детства ощущалась бы хуже, но Мэттью не брался судить чужие чувства. Он знал, что Кристоферу все еще горестно, и пытался не беспокоить его, оставаясь при этом рядом, надеясь, что Кристофер попросит о помощи, если она пригодится. — Осмер, мой юный друг, скажите мне, почему я так счастлив, что кажется, будто вот-вот выпущу свои крылья и взлечу до самых небес, — Кристофер вздохнул. — И в то же время меня что-то так страшно выедает изнутри, что мне хочется умереть? Мэттью понимал это чувство. Даже больше, он знал это чувство. Сентябрь пришел, и семя сомнений, заброшенное Домиником в его голову, пустило росток. Корней еще не было, мысль не закрепилась, но уже начала расти в его голове. Королю теперь каждое объятие казалось неискренним, каждая улыбка, каждый поцелуй, будто бы Кристофер его все время обманывает. И все равно его нестерпимо тянуло, несмотря на неприятные ощущения после. Он хотел быть рядом, хотел этих прикосновений и разговоров, и чувствовал, будто его обманули, его обсчитали в чем-то и оставили с носом. — Я не знаю, Гильем, — ответил король. — Не знаю, почему вы так себя чувствуете, и не знаю, почему я чувствую это тоже. — Все ведь вроде налаживается, так почему же? — Нет, — Мэттью проболтался. — Что? — А? — Что — нет? — Не знаю, как-то вырвалось, — король попытался увильнуть. Кристофер решил, что разберется с этим немного позже, когда они вернутся в покои. Сейчас не самое время для подобных разговоров и выяснений. — Обсудим потом. Они продолжили свой путь молча и вскоре добрались до города. На рынке было людно, воздух был изрезан стуком подков о каменную кладку, болтовней горожан, негромкими спорами и звонким переливом монет. Кристофер спешился и подошел ко второй лавке, где лежало обветренное мясо. Он взглянул на муху — на какое-то время она приковала к себе взгляд, он внимательно следил за лапками, которые она перетирала. — Сколько за кусок с ляжки? Это была большая вырезка баранины с костью посередине. — Десять золотых, — ответил достаточно упитанный мужчина. Мэттью наблюдал и внимательно слушал. — Это кусок уже залежавший и обветренный. — Он стоил пятнадцать. Кристофер округлил глаза. Возможно, ситуация усугубилась после того, как он отошел. Он обратил внимание на другие мясные лавки. Эта лавка была единственной, где была не только птица. Он молча ушел, разглядывая товар. Мэттью шел следом, продолжая наблюдать. На столах лежали худые тушки, и в нос ударил отвратительный смрад гниения. Они вышли на площадь. Король заметил — гвардеец даже не поморщился, заметив труп человека неподалеку от входа в церковь. Это был старый мужчина, под яркими и жаркими лучами солнца быстро начавший разлагаться. Юноша ужаснулся ужасному виду: труп поедали крысы, но всем было все равно. И то, с каким холодом Кристофер прошел мимо, не давало юнцу покоя. Он не хотел верить в то, что его рыцарь в блестящих доспехах мог быть таким равнодушным. — Сэр Гильем! — позвал он Кристофера. — Что такое, Осмер? — рыцарь повернул голову. — Вы разве не видите? — король бросил взгляд в сторону трупа. — Это обычный попрошайка, — утвердил Кристофер, с легким прищуром глядя вдаль, на труп. — Он ведь мертв! — Вы так думаете? — Сэр Гильем, вы близорук! Неужели вы не видите крыс? — Нет, только силуэт. А вы можете разглядеть его лицо? — Да. — Должно быть, вы правы, я близорук. Мэттью выдохнул с облегчением. Он не мог поверить, что Кристофер просто пройдет мимо без какого-либо переживания. — Что мы будем делать, сэр Гильем? — Ничего, — с неким сожалением сказал рыцарь, подходя ближе. — Мы здесь всего лишь купцы, — напомнил он так тихо, чтобы никто не услышал. — Мы могли бы заплатить в церковь, чтобы они похоронили его, но не будет ли это слишком?.. — Странно? — Да. — Нет, я думаю, нет, мы вполне могли бы сойти за милосердных прохожих. Кристофер едва не поднес свою руку к чужому лицу, чтобы погладить по щеке, но вовремя остановил себя. — Тогда мы могли бы… — Мэттью тоже заметил это движение, и слегка смутился: он понимал, что сам бы забылся и сделал что-то неверное на глазах у людей. Он вспомнил еще и о том, что больше не верит Кристоферу, от этого стало еще хуже. Потому что хотелось верить, что он впервые за всю жизнь стал кому-то нужен просто так. — Да, следуйте за мной. И идти, следовать за ним по пятам тоже хотелось. Хотелось спрятаться за этой широкой спиной, выглядывая из-за плеча и наблюдая за тем, как Кристофер расправляется с его проблемами одна за другой, хотелось держать его в своих руках в таком положении, дать знать, что он рядом и поможет, если представится такая возможность. Да что там, не хотелось, а хочется. А еще хочется бросить себя в его объятия, как только захлопнется дверь покоев, но если Мэттью и собирался идти за ним, то позволить себе объятия он уже не может. Как бы сильно не хотелось, королю нужно было научиться оставаться твердым, правда, он не понимал, как именно, если планировал играть, что ничего не происходит. И они пошли. Цоканье подков выцепилось отдельным звуком из галдежа толпы, и они пошли по площади, на которой было уже менее людно. Они быстро дошли до входа в церковь, обойдя труп несчастного, и Мэттью старался на него не смотреть. Поднялись по ступенькам, выложенным почти идеально ровным камнем. Но только наполовину. Кристофер остановился. — Там навесной замок, — сказал гвардеец, и король наконец поднял глаза от пола. И вправду, двери были заперты. — Никто не несет службу? — Сегодня воскресение, люди ведь должны… — Нам стоит сказать об этом матери, сегодня здесь должны были преломить хлеб за общим столом, это никуда не годится. Мэттью уже более ловко забрался на лошадь. — Нам сейчас же нужно вернуться в замок. — Да, но, — Кристофер смотрел на него снизу вверх, и от холодного взгляда короля у него пробежали мурашки по коже. Он вспомнил тот день, когда почувствовал королевскую дорогую сталь у своего горла. — Вы должны сами решить эту проблему. Мы вернемся, чтобы послать сюда письмо. Вы не будете втягивать в это королеву. И решимость короля куда-то подевалась. — Я не знаю, что с этим делать. — Вы спросите у Доминика, — настоял Кристофер. — Но вы должны решить эту проблему сами, никак нельзя допустить того, чтобы Леди Мэрилин что-то снова решала. — Я… — Мэттью смотрел, как ловко Кристофер вскочил на коня. — Хорошо, я что-нибудь придумаю. — Мы, — поправил Кристофер, чтобы его поддержать. Король напрягся, ткнув каблуком своего коня, чтобы тот двинулся. Как же сильно его пугало это злосчастное «мы». Он не хотел думать о том, что гвардеец хочет прибрать все к своим рукам, но почему-то это слово толкнуло к этим мыслям. Когда они вошли в покои, Мэттью весь был переполошен с дороги, и его плечи мелко перекатывались от тяжелого дыхания, но он вдруг застыл, когда ощутил обернутые вокруг себя сильные руки, а затем, как Кристофер уткнулся в его макушку. — Мэттью, — прошептал он. — Вас ведь что-то гложет, скажите мне. Кристофер держал его крепко, будто пытаясь успокоить. Он говорил с закрытыми глазами, тихо, чтобы никто ничего не услышал в стенах этого замка, чувствуя сбитое дыхание, как свое собственное. — Кристофер, я не понимаю, о чем это в… — Вы со вчерашнего сам не свой, — рыцарь отпустил его, и король почти резко повернулся лицом к лицу, оказываясь слишком близко. — Скажите мне, что-то не так? — Все хорошо. — Вы только что убегали от меня вверх по лестнице, будто вас преследуют. Мэттью этого не заметил за собой, но, наверное, это было правдой, ведь не может его сердце колотиться так быстро без причины. — Это неправда, — Мэттью не верил даже сам себе. — Вы не позвали меня вчера, и сэр Доминик вас так и не оставил. — Мы уснули, я забыл его отправить. — Я сделал что-то не так? — Кристофер был жутко расстроен. Ему и впрямь казалось, что быстротечные юношеские чувства угасли, но он даже представить не мог, что это так быстро произойдет. — Кристофер, я уверяю вас, все в порядке. — Тогда почему вы вырвались, стоило мне вас отпустить? — Я хочу стоять к вам лицом. Рыцарь сделал полшага вперед, оказываясь к королю вплотную, нерешительно сжал собственные губы, вновь обхватывая хрупкий силуэт, после чего, колеблясь в страхе, наклонился к Мэттью. Он не знал даже, вызывает ли теперь у юноши отвращение, и потому просто смотрел в голубые глаза, наполненные смятением, не в силах прикоснуться к нему как-то еще. — Мне сейчас невыносимо помнить ваши слова о том, что вы меня любите, — признался Кристофер. Мэттью вздохнул, не зная, что на это ответить, он ведь все еще не понимал, что ему теперь делать, и потому он растерянно сделал шаг назад, освобождаясь от объятия. — Все в порядке, — теперь это звучало еще хуже. — Хватит врать, лучше скажите мне, что с вами, — гвардеец разочарованно на него посмотрел в последний раз, после чего отвел глаза в сторону, понимая, что это бессмысленно. Мэттью тоже отвернулся, убирая пряди со лба и заправляя их за уши двумя руками. — Вы обвиняете меня во лжи, Кристофер. — Мне лучше уйти, так ведь? — рыцарь не ответил, и, не дождавшись внятного ответа от короля, повернулся к двери. Он замер у порога на пару секунд. — Позовите меня, когда будете готовы. И после этого стремительно перешагнул, закрывая за собой дверь и зная — сейчас Мэттью не пойдет за ним. Кристофер закрылся в своей комнате, чувствуя, как что-то мучительно раздирает его изнутри. Он пытался вспомнить, если сказал или сделал что-то не то сегодня, но нет, Мэттью странно себя вел с самого утра, и это было ужасно страшно осознавать. Ему было все равно, что Мэттью решит его отстранить, что казнить, это ничем не отличалось, это все было равно смерти. Он этого не хотел, но сделать ничего не мог — если король даже не раскалывается, в чем проблема, что случилось, и как он может исправиться. Мэттью уселся за стол, сложив руки и положив на них голову. Он знал, что Доминик будет занят до вечера — сегодня с него снимают мерки на зиму, а носить вещи с прошлой зимы он отказывается — ему разонравился цвет. Поэтому звать его поговорить будет бессмысленно. В такие дни он занят даже для короля, ему абсолютно нет дела до чего-то еще, тем более, что ткани уже закуплены. Иногда это раздражало Мэттью, но он вспоминал, что и сам постоянно занят, даже когда дел у него нет — заполняет все больше времени Кристофером. Ему хотелось вскочить с места и прибежать к Кристоферу, попросить у него прощения, и забыть обо всех вчерашних разговорах, но если физически он мог зайти в соседнюю комнату, то забыть он не мог, и тревога не позволяла ему сдвинуться с места. Ему казалось, что рыцарь намеренно так ушел, что он только и ждет того, чтобы Мэттью прибежал и встал перед ним на колени, чтобы усомниться в Кристофере у короля никаких сил больше не было. Ему казалось, что гвардеец хочет приручить его и прибрать к рукам. Как только в голове всплывали испытываемые чувства, они перекрывались спокойным голосом Доминика, который говорит ему о том, что рыцарь скорее всего хочет лишь получить от него доступ к власти, и Мэттью хотелось заглушить эти мысли весь день, чтобы прильнуть к защитнику и спрятаться от всех проблем. Но почему-то он не мог этого сделать. Доминик ведь старше, и учился он лучше, наверняка он знает, что делает, он знает, что должен делать Мэттью. Да и к советнику нужно было прислушиваться, иначе зачем он еще? Правда, Кристофер еще старше, и это наталкивало на две мысли — либо советник советует какую-то чушь, либо Кристофер действительно получил короля в свои руки целиком и полностью. Любят однажды, так ведь? Эта мысль ворвалась в голову короля и отказывалась уходить, ему казалось, что сердце гвардейца все еще принадлежит покойной невесте, и что он собирается добиться счастья в жизни другим путем, получить власть и делать все, что заблагорассудится. И как бы в это не хотелось верить, в это верилось, притом очень сильно.