Окрошка

— Доброго дня, сеньор… — Серхио резко натягивает на руки латексные перчатки, пафосно щёлкая резинкой о запястье, разворачивается на месте и замирает, глядя на расположившегося в кресле пациента. — Мне необходимо заполнить вашу карточку, ответьте на пару личных вопросов, если вы согласны. Итак, ваше имя? — его помощница, Бланка, берёт разговор в свои руки, после долгого общения с Рамосом прекрасно улавливая тот момент, когда Чехо выпадает из реальности. — Лука Модрич. Тридцать три года, так? — Серхио коротко незаметно выдыхает, отвечая за него. Рамос знает всю степень собственной некомпетентности и уничтожения всякой врачебной этики, но он сейчас даже думать не хочет обо всех этих извечно презираемых им приевшихся правил, сосредотачиваясь только на сидящем перед ним пациенте. — Десятый номер мадридского Реала. — А вы Серхио Рамос, один из лучших и самых дорогих стоматологов, за приём у которого мне пришлось бы выложить половину моей годовой зарплаты, если бы мне не уступили место, — Лука закатывает глаза, скрестив на груди руки, и ёрзает в кресле. Серхио отмечает профессиональным взглядом его нервозность и неловкость, быстро бегающий взгляд и чуть учащённое дыхание. Он не прослыл бы в королевской столице лучшим, если бы не умел видеть своих клиентов, как открытые книги, даже самым богатым и известным из них давая ровно то, что им нужно. Отличать страх — первое, чему он научился на своём месте. И последнее, с чем хотел бы иметь дело. — Табличка на кабинете и мой бейджик вас не обманули, — Серхио белозубо улыбается, надеясь, что избранная тактика — шутливая, несерьёзная, в чём-то даже кокетливая и абсолютно лёгкая — даст свои плоды и поможет ему расслабить пациента. Конечно, он ему тут не операцию делать собирается в полном смысле этого слова, и в общепринятом смысле его спокойствие Серхио абсолютно без надобности — заставить его рот открытым держать он и так сможет. Но, к сожалению или счастью, помимо того, что Рамос является хорошим врачом, он ещё и хороший бизнесмен, и знает прекрасно: лучшая реклама — довольные клиенты. И чем именитее клиент, тем лучше. — Итак, что беспокоит нашего достопочтенного гостя, помимо того, что завтра матч, а вы у меня сидите? — Шарф Реала на стене за вашей спиной немного смущает, — Лука улыбается уголками губ, и Рамос делает себе пометку в голове о правильности своего решения и одновременно даёт жестами сигнал Бланке, прося выйти из кабинета. — Просверлите ещё мне что-нибудь не то. — Зачем бы мне это? — понятливая женщина, да благословит её Дева Мария, исчезает из кабинета так быстро, как будто была готова к этом задолго до его просьбы, и умудряется даже дверь закрыть так тихо, что остаётся незамеченной Модричем. Удивление на лице самого Серхио совершенно неподдельно, он смотрит на Луку широко раскрытыми тёмными глазами, вызывая у Луки усмешку живой яркой мимике. — Знаете, учитывая последние события в Примере и Лиге, я допускаю, что болельщики могут быть весьма раздражены. А кто-нибудь, может, даже решит воспользоваться ситуацией, — Лука сохраняет абсолютную серьёзность на лице, глядя на него как-то по-птичьему, по-совиному, и Рамос даже не сразу понимает, что над ним подшучивают. — Ну что вы, я бы не решился портить такого человека, — Серхио, немного обнаглев и решив, что нарушить правила профессионального поведения он уже не сможет, кладёт ладонь на скрытое прицепленной салфеткой солнечное сплетение Луки, приятной тёплой тяжестью руки стараясь успокоить всё ещё слишком напряжённого пациента. — Вот если вы заманите ко мне на приём кого-нибудь из вашего руководства…       Лука смеётся — тихо, но твёрдо и уверенно, — и ни слова не говорит против чужой руки на своей груди, только улыбается тонкими губами и кивает согласно, как-то незаметно проникаясь доверием к незнакомому человеку. — Теперь, когда мы заключили пакт о ненападении, если только вы не собираетесь избивать меня своими волшебными ногами, можем обсудить непосредственно деловые вопросы. Что беспокоит? — Серхио деловито поправляет на руках перчатки и берёт маленькое зеркальце, ожидая пояснения Луки, чтобы начать осмотр. — Зуб сгнил, — Модрич бурчит недовольно, пряча всякие признаки улыбки и возвращаясь к тому натянутому состоянию, которое предшествовало их разговору, и Рамос недовольно сжимает челюсти, стараясь не выдать этого Луке — чёрт побери, что он ещё тут должен сделать, чтобы расслабить человека, который, кажется, пенальти на чемпионат мира спокойнее пробьёт, чем сядет к нему в кресло и откроет рот. — Прямо-таки сгнил? — Серхио всё же улыбается с тем же радушием и приветливостью, и просит жестом открыть рот, подворачивая лампу и проводя металлическим зеркальцем по кромкам зубов, выискивая больной. — Ага, вижу. Зубы в хорошем состоянии, видно, что лечите, а клык сзади подгнивает, ещё немного, и придётся нерв удалять. Что ж вы так затянули? — Мой стоматолог сломал руку на футболе, не хотел идти к другим, — Модрич отводит взгляд, находя что-то невероятно привлекательное в виде Мадрида за наполовину занавешенным окном, а Рамос вскидывает брови и посмеивается почти ехидно. — У футболистов даже стоматологи в футбол играют? Не знаю, порадует вас это или нет, но я иногда тоже поигрываю вечерами с друзьями на поле во дворе. Надеюсь, этого хватит? Зуб, тем не менее, надо срочно делать, хорошо хоть сейчас ко мне пришли, было бы обидно знать, что завтра на матче вы не сможете выложиться на все сто из-за того, что будете отвлекаться на зуб, — Серхио посмеивается, возвращая ехидство, но от упоминания предстоящей игры Лука только напрягается сильнее, и Чехо мысленно кроет себя матом. Кто только за язык тянул? — Так, ну, предлагаю не тянуть — мне ещё за пивом домой ехать, вам перед завтра отдыхать. Раньше начнём — раньше закончим, так? — Рамос ещё раз смотрит на требующий его работы участок и отворачивается к столику с инструментами, выбирая заготовленную анестезию. — Так. Сейчас поставлю укол, пока занемеет, я позову Бланку, и мы всё быстро сделаем. Хорошо?       Серхио, уже вошедший после перекидывания взаимными шутками и ехидством в рабочее русло, оборачивается к нему с шприцом, натыкаясь, как на остриё ножа, на почти испуганный мрачный взгляд тёмных глаз с крохотной точкой зрачка. — Ага. Так. Ясно, — Рамос откладывает анестезию и возвращает одну ладонь на уже полюбившееся место на груди Луки. — Уколов боитесь? — видимо, тон Чехо что-то задевает в нём, потому что Лука, подобравшись, ухитряется принять вид настолько хищный и напряжённый, что, кажется, тронь его — взорвётся осколками острого стекла и смертельным ядом. — Все чего-то боятся, — резко отбривает Лука, глядя на него со всей строгостью и серьёзностью, заставляя Серхио едва ли не чувствовать себя нашкодившим ребёнком перед ним. — Вы можете бояться пауков. Вообще любых насекомых. Высоты. Темноты. Крови. Насилия. Смерти. Узких пространств. Толпы людей, — Модрич перечисляет это с таким дьявольским спокойствием, что Рамоса невольно пробирает нервозный холодок. Такое вынуждает вспомнить все фильмы о психопатах разных мастей, которые ты только видел в своей жизни. — Человек может бояться всего, чего угодно, но почему-то только о боязни уколов я слышу каждый раз, что это детский страх и взрослому человеку такого бояться стыдно. — Я не имел ничего такого, грёбаны ты маньяк, перестань пугать таким тоном, как будто ты меня тут прирезать собираешься, пока я не поседел, — Серхио тихо ворчит под нос, надеясь, что Лука не услышит, но Модрич, что за слух совы, всё разбирает прекрасно, и смеётся над ним — нервно, но искренне. — Ещё и смеёшься. — Ладно, да, прости, я перегнул палку. У меня от уколов начинается паника, мой стоматолог уже привык, но он не очень… Короче, делать зубы одной рукой не очень сподручно. — А если я тебе укол попробую поставить, ты и мне руку сломаешь? — Лука улыбается ему, его рука незаметно скользит с кресла на бедро Рамоса, и он наклоняется ниже, опираясь на локоть около его головы. — У меня тут ремней нет, зато есть бахилы, можем тебя экстренно привязать, пока ты пытаешься освободиться, я уже всё сделаю. — Нет, а вдруг я дёрнусь неудачно, и ты мне куда-нибудь не туда уколешь и нерв убьёшь или ещё что? — Модрич склоняет голову на бок, глядя Серхио глаза в глаза почти на расстоянии нескольких сантиметров, и Чехо задумывается, в какой момент всё пошло не так, и его шутливый привычный флирт, призванный успокоить и создать лёгкую дружелюбную атмосферу, перерос в что-то по-настоящему серьёзное. Верх непрофессионализма. — Давай лучше ты просто не будешь делать мне укол и быстро вылечишь всё так? — А ты хочешь, чтобы я сверлил тебе нерв? Сомнительное удовольствие, скажу я тебе, даже если ты мазохист или не хочешь завтра играть. Элегантный способ откосить от матча, а, Лука Модрич? — Серхио тянется ещё ближе, прекрасно отдавая себе отчёт, что ещё немного — и их поцелуй неизбежен. — Так что придётся терпеть. Взамен могу предложить небольшую компенсацию. — М? — Лука подаётся навстречу, кажется, только чтобы Рамос уверился в сделанных выводах и укрепился в желании сделать задуманное. — Лежи и не шевелись, — Серхио мягко давит ему ладонью на грудь, только чтобы обозначить собственные намерения, заставляет вновь открыть рот и профессионально быстро ставит, убрав верхнюю губу, маленький укол анестезии, откладывая шприц и стирая пальцами маленькие слезы, собравшиеся в уголках глаз. — Был бы ты женщиной, уже бы на свидание пригласил. — А что, сейчас член мешает? — Лука, словно пытаясь скрыть свои слишком сильные эмоции, словно стыдясь их, вновь язвит, пока может, пока действие лекарства не отнимет у него способность нормально двигать лицевыми мышцами. Но у Серхио планы другие, и он, про себя отсчитывая несколько секунд, чтобы дать подействовать уколу, тянется к нему уже по-настоящему, накрывая сухие губы в каком-то издевательском — над кем только? — подобии поцелуя. — Нет, больше то, что я предпочитаю целовать людей, которые чувствуют всё своё лицо. — Фкотина… — Модрич тянет невнятно из-за занемевшего рта, но, кажется, в целом остаётся его ходом впечатлён и даже доволен, судя по дрожащим уголкам губ, пытающихся изогнуться в усмешке. — Вот погоди, отойдёт у меня эта хрень. — Надеюсь, что отойдёт, потому что на свидание я тебя всё-таки официально приглашаю, а есть с анестезией нельзя, да и не очень удобно. Еда изо рта вываливаться будет. — На матш луше завтра приходи, заодно поймёшь, как стоматологи руки ломают, — Лука продолжает насмешничать, но Серхио уже укладывает его обратно в кресле, настраивая лампу и вызывая обратно Бланку. — Звучит больше как угроза, чем как романтические планы, к тому же, у меня на руке написано «Hala Madrid», даже грешно будет фанатам ломать, не находишь? Всё, не важно, Мадрид не Мадрид, открывай рот и дай я сделаю свою работу, а то завтра ты не сделаешь свою, мы оба расстроимся, и у кого-то обломится свидание, а я не хочу.