The Moody Blues — And the Tide Rushes In
За единственным окном его комнаты, закрытым только одной тонкой занавеской, занимался рассвет. Леоне перевернулся на другой бок и снова задремал. — Доброе утро. — Ну чего тебе? — сонно спросил Леоне, когда Бруно опять потряс его за плечо. — Ну же, Леоне, просыпайся. — Мммф, — только и пробормотал он, сонно глядя на Бруно, вернее, его размытую тень в тусклом свете лампы, зажжённой в другой комнате. Вставать было слишком рано — до восхода солнца было ещё, наверное, больше часа. — Некоторые рыбаки специально выходят в море посреди ночи, — сказал Бруно, словно читая его мысли. — Они включают на лодке яркий свет, чтобы выманить рыбу со дна на поверхность воды. Веками рыбу ловили именно так. — Я так за неё рад, — съязвил Леоне, но опустил ноги на пол и послушно встал со своей неудобной маленькой кровати. Вообще-то ему втайне нравилось то, как иногда Бруно неожиданно ударялся в лирические отступления, но не сегодня, в такую рань. Впрочем, на столе Леоне уже ждал завтрак, и, что ещё важнее, кофе, и совсем скоро они сели в машину. — Ты когда-нибудь ловил рыбу? Солнце уже почти взошло, и кофеин в его крови немножко примирил Леоне с настолько ранним подъёмом. — Да я и на лодке-то впервые побывал только в том году*, — признался Леоне. В Неаполе яхты и катера принадлежали исключительно богачам — поэтому он никак не мог привыкнуть, что здесь лодки были у всех, даже у тех, у кого, казалось, не было ни гроша. Леоне снова заметил, как бросался в глаза Maserati Бруно, когда он въехал на верфь и припарковался посреди пикапов и дешёвых седанов. Конечно, лучше бы ему было обменять свою машину или даже купить какую-нибудь более подходящую, но любой, кто знал Бруно дольше пяти минут, понимал, что Бруно не променяет её даже на ребёнка. Нет, Наранча, в машине есть нельзя. Миста, вытри ноги. Бруно никогда не показывал никаких слабостей и не имел никаких привязанностей — кроме, пожалуй, этого Maserati. Они вышли из машины, и Леоне последовал за Бруно к одной из множества лодок, привязанных вдоль доков. Ничего особенного в ней не было — лодка как лодка, катер с небольшой каютой и палубой, на которой лежала какая-то спутанная спираль из верёвок и поплавков. — Так ты ловишь сетью, — заметил Леоне вслух. — Ну да, — ответил Бруно, поднимаясь по лесенке на борт. — Ты же не думал, что мы будем ловить рыбу на палку и ниточку? — Я думал, мы пойдём с удочками. — Леоне шагнул на нижнюю ступеньку лестницы, и лодка чуть накренилась. Честно говоря, он даже не задумывался, чем теперь Бруно зарабатывает на жизнь. Он ушёл из Пассионе, и на этом его история была закончена, но, конечно, Бруно должен был жить и дальше. Его родной город был рыбацкой деревней, и Бруно Буччеллати, мафиози с тонким вкусом и капо Пассионе, разумеется, был рыбаком. — Я ловлю анчоусы, — объяснил ему Бруно. — Удочками мы ловили бы их целую вечность. — Он улыбнулся и завёл мотор. Их лодка медленно проскользнула через ряды других катеров и моторок, оставляя позади себя начинающий оживать шумный порт и толпы других рыбаков на их суднах. Когда вокруг них осталась лишь безмятежная синева Средиземного моря, она набрала скорость. Земля быстро скрывалась из глаз, и Леоне почувствовал какую-то необъяснимую печаль. Не то чтобы это было для него чем-то непривычным, поскольку его нормальное настроение вообще не отличалось радостными эмоциями, однако он был удивлён — удивлён тем, как странно реагировал он в последнее время на самые обычные вещи. Со мной что-то не так, подумал Леоне, и никогда не отпускающая его паника снова нахлынула на него, сливаясь с этой печалью, окончательно расстроив его. Такое происходило с ним гораздо чаще, чем Леоне признавался даже самому себе, но на этот раз… На этот раз рядом с ним был Бруно. Бруно, который несколько лет был его единственным якорем, удерживающим его в этом мире, или, если поискать не настолько неуместное сравнение с этой грёбаной лодкой, именно Бруно разжал удушающую хватку боли и тоски, сжимающую Леоне за горло, чтобы он смог вдохнуть хотя бы на миг. Да, не то чтобы Бруно Буччеллати был его единственной причиной жить, но ради него стоило хотя бы попытаться двигаться дальше. Леоне снова взглянул на него, и, господи, стоя за рулём, Бруно выглядел так, словно снимался в рекламе Dolce & Gabbana. Бруно был… прекрасен и даже элегантен, как бы странно это ни звучало, даже управляя лодкой. Морской бриз растрепал его волосы, и Бруно задумчиво поджал губы. Всё будет в порядке. Ты будешь в порядке. Успокойся. Леоне закрыл глаза и заставил себя глубоко вдохнуть несколько раз. Всё хорошо. Всё хорошо. Волноваться не из-за чего. Вообще-то здесь было даже приятно — Леоне открыл глаза — да, здесь, в одиночестве. Вокруг, куда ни взгляни, было одно только море, сливающееся с пустым безоблачным небом. Неожиданно даже для себя Леоне понял, сколько времени он тратил, обращая внимание на такие казалось бы, важные вещи — на тени и звуки, людей и транспорт, на все эти бесчисленные мелочи, из которых и складывался Неаполь. Когда ты полицейский или мафиози, ты прежде всего чья-то цель. А здесь… здесь было нечего остерегаться, куда бы Леоне ни взглянул. Только лёгкая рябь на воде, солнце, играющее на волнах, их лодка. И Бруно. Бруно, конечно, знал, что именно они ищут посреди моря: он вытащил бинокль из отсека возле рулевого колеса и рассматривал через него горизонт. Что он искал, спросил себя Леоне, может, другие лодки? Как далеко они уже отплыли от берега? Сам Леоне здесь ориентировался плохо — он привык измерять расстояние городскими кварталами и домами. Кажется, они зашли в море не так далеко, но… — Ага, — пробормотал Бруно и показал Леоне рукой на морскую гладь, разглядывая что-то вдалеке. — Вот, смотри. Леоне взял у него бинокль и взглянул в него. Хм. Горизонт выглядел точно таким же, разве только в разы ближе, тонкой синей гранью между морем и небом. — На что смотреть? — Хммм, — Бруно забрал бинокль обратно, почти сразу же снова нашёл свою цель и пододвинулся к Леоне, положив руку ему на плечо. — Взгляни-ка туда. Леоне пришлось немного нагнуться, чтобы заглянуть в бинокль вместе с Бруно, который был чуть ниже его ростом. Он остро чувствовал на своём плече ладонь Бруно, и тепло и покой разливалось по всему его телу… а, вот что Бруно имел в виду. Стаю чаек, которые неторопливо кружились над водой и время от времени ныряли в волны. — Чайки летают там, где на поверхности собирается косяк рыб. Там и забросим сеть. Вблизи оказалось, что в воде и правда было полным-полно анчоусов. Морская глубина блестела ими, крохотными серебряными огоньками. Леоне никогда не видел анчоусов — кроме тех, которых использовали для пиццы или которыми прямо из банки иногда перекусывал Миста. Он разглядывал их, пока Бруно не закинул конец сети в волны. — Вдвоём нам будет будет гораздо проще, — сказал он. — Следи за тем, чтобы в воде сеть не запуталась. Бруно вернулся к штурвалу и медленно повёл лодку вокруг стайки анчоусов, время от времени поглядывая на Леоне, который расправлял сеть. На одном её конце были нашиты поплавки, а на другом — свинцовые грузила. Из-за этого сеть напоминала странную ограду. Леоне не совсем понимал, как рыба сможет застрять в ней, но, видимо, это и вправду работало. Совсем скоро он узнал — Бруно заглушил мотор, лодка остановилась и он потянул за верёвку. Края сети соединились, и теперь она напоминала огромную чашку. Бруно включил автоматическую лебедку, которая подняла потяжелевшую сеть из воды и пронесла через борт лодки. Сеть рухнула на палубу, и тысячи анчоусов вместе с морской водой хлынули прямо к ногам Леоне. Он отскочил назад, но это было бесполезно — вода залила всю палубу. Бруно бросил ему пару рукавиц и открыл трюм. — Просто сгребай их прямо туда и выбрасывай всё, что не анчоусы, — велел ему Бруно, и сам поднял какую-то здоровенную рыбу и выкинул её в море. — Ну вот, опять эта тупая скумбрия.***
В порту какой-то мужчина выгреб их улов из трюма и вручил Бруно пачку денег. Так и закончилась вся эта рыбалка. Правда, Леоне думал, что ему придётся делать куда больше, но поиски новых косяков рыб, как оказалось, и так отнимали много времени. Он устал так, как не уставал даже после тяжёлых тренировок в полицейской академии. Жёсткая сеть расцарапала ему все ладони, не говоря уже о том, что после морской качки привыкать к твёрдой земле было тяжеловато. Леоне чувствовал, что весь пропах потом и морской водой, но ему было… хорошо? По крайней мере, не так плохо, как было до этого. Он распахнул дверь Maserati и сразу же замер, ожидая, что Бруно скажет ему что-нибудь недовольное по поводу его вида, но, похоже, Бруно ничуть не волновало, что потный и мокрый Леоне сядет к нему в машину. — Привет! Бруно поднял взгляд от дверной ручки и помахал кому-то рукой. — О, здравствуй! Какой-то высокий темноволосый мужчина, улыбаясь, подошёл к их машине. — Ну как, прокатился на малышке? Леоне невольно сжал руки в кулаки. Этот мужик был далеко не первым, кто, заметив его длинные волосы и тёмную помаду, решил, что обратиться к нему как к девчонке будет охуительно весело. Впрочем, их смех вмиг умолкал, когда Леоне вставал, выпрямившись во весь рост, и до них доходило, что он высокий и просто здоровенный. Если этот говнюк думает, что он тут самый умный… — Да, и она просто в отличном состоянии, — ответил Бруно. — Правда, пришлось заменить лебёдку, а так всё работает замечательно. Так он про лодку. Он имел в виду эту блядскую лодку. — Рад это слышать, — ответил мужчина. — Софии на выходных как раз исполнится два года, так что мы пойдем навестить папу и я ему скажу, что ты доволен. — Передавай ему от меня привет, — Бруно улыбнулся своей неповторимой, просто сногсшибательной улыбкой. — Кстати, познакомься — это Леоне, мой друг. Я как раз учу его рыбачить. Леоне, это Антонио. Антонио рассмеялся. — Чувак, сваливай от него, пока ещё можешь. — Угу, — только и выдавил из себя Леоне, вообще не понимая, что тут происходит. — Кстати, — сказал Бруно и неожиданно перешёл на лигурийский. В какой-то степени Леоне привык к этому акценту, сквозившему в голосе Бруно каждый раз, когда тот особенно уставал или волновался. Но слышать, как он бегло заговорил с Антонио, было необычно. Леоне не понимал ни слова из того, что он говорит — проклятый лигурийский его ушам казался даже не итальянским, а каким-то французским. Антонио что-то ответил Бруно, тоже по-лигурийски, и она оба расхохотались. Может, это была какая-то пословица? Леоне почувствовал, как к его физической усталости присоединилось чувство одиночества, пробирающее почти до костей. — Ладно, до встречи, — заключил Бруно по-итальянски, и они наконец сели в машину. — Я купил эту лодку у его отца, — объяснил Бруно, когда они тронулись с места. — Он сейчас на химиотерапии из-за рака лёгких. — И Бруно слегка пожал плечами, будто хотел сказать «ну ты понимаешь» и внезапно добавил: — Я вёл себя естественно? Мне всегда тяжело разговаривать с Антонио. — Нет, — неуверенно ответил Леоне. Бруно был обаятелен, как, впрочем, и всегда. — Антонио был моей первой любовью, — задумчиво сказал Бруно. — В каком-то смысле я всё ещё не могу это забыть. Сейчас он сам подтвердил для Леоне то, о чем все так или иначе догадывались без лишних слов: Бруно Буччеллати был геем. Он никогда и ни с кем не обсуждал свою личную жизнь, и казалось, что у него её вообще нет. Но все, абсолютно все, просто знали. Кое-что не позволяло усомниться в этом — ну например, то, как Бруно неизменно закатывал глаза, слушая, как парни обсуждали моделей и актрис, или его спокойное, даже прохладное отношение ко всем, абсолютно всем тем многочисленным женщинам, которые сходили по нему с ума. А однажды Сорбет и Джелато поссорились и расстались на целый месяц, и Сорбет крутился вокруг Бруно, пытаясь подкатить к нему. — Ну, я ничего не заметил. А вы встре… — нерешительно начал Леоне, не задумавшись ни на миг и сразу же отругав себя за ненужное любопытство. Нахрена ему было знать о прошлых романах Бруно? — Ну, Антонио давно женат. На женщине, разумеется. У них уже есть ребёнок, и они ждут второго. — Ясно, — Леоне снова невольно сжал руки в кулаки. Надо было треснуть этого Антонио, мелькнуло у него в голове. Так, подождите-ка, но за что? За то, что он был гетеросексуальным мальчишкой? За то, что он допустил непростительную ошибку — так и не понял, что нравится Бруно? За то, что потерял то, за что Леоне отдал бы что угодно? Пиздец. Ну, привет, гнев, давно не виделись, мысленно сказал себе Леоне. Они ехали по жёлто-зелёной сельской дороге. — Ну как тебе твой первый день в качестве рыбака? — улыбаясь, поинтересовался Бруно. — Честно говоря, я думал, что весь провоняю рыбой. Бруно рассмеялся. — Воняет только мёртвая рыба, городской ты парень. А ты сейчас в мире живых.