The Rolling Stones — Street Fighting Man
Леоне понятия не имел, что ему теперь делать — теперь, когда он нечаянно увидел ту сторону Бруно, которую тот никому и никогда не показывал. Но ещё тяжелее было делать вид, что ничего особенного не произошло, когда на следующее утро Бруно снова выглядел невозмутимым и сдержанным. Но Леоне уже знал, что скрывается под этой маской и больше не собирался позволять настоящему Бруно прятаться за ней. — У тебя правда всё в порядке? — наконец отважился спросить Леоне, всё ещё не уверенный наверняка, как вести себя с ним дальше. Бруно удивлённо взглянул на него. — Разве нет? — Я… я серьёзно. — Почему ты думаешь, что со мной что-то не так? — То есть, — не без раздражения уточнил Леоне, — последние десять лет тебя больше не волнуют? Бруно только пожал плечами. — Они уже давно позади, — только и ответил он, почти в точности повторив то, что сам сказал Леоне вчера на кладбище. Но кому, как не Леоне, было знать, что время не всегда исцеляет раны и что прошлое редко уходит безвозвратно. Moody Blues помог ему понять, что история бессмертна и бесконечна, и что не что иное, как прошлое влияет на наше будущее, вмешиваясь в настоящее.***
В эту субботу Бруно захотел посмотреть какой-то фильм ужасов, который показывали по телевизору, и Леоне уже было задремал от скуки, когда почувствовал, как вокруг стало странно тихо. Он удивлённо распахнул глаза — Бруно почему-то выключил звук и приложил палец к губам, знаком показывая Леоне молчать — и тогда Леоне различил, как на улице металл царапает по металлу. Звук знакомый, но совершенно неожиданный. — Машина, — только и прошептал Бруно и расстегнул молнию в стене, моментально исчезнув в ней. Леоне сотни раз видел эту способность Sticky Fingers, и всё же каждый раз она казалась ему такой же потрясающей и почти пугающей, как и в первый. Даже по сравнению с другими стендами их команды, стенд Бруно был невероятным. Леоне вскочил с дивана и как можно тише вышел во двор — и всё же дверь предательски скрипнула, спугнув какого-то парня, стоявшего на коленях рядом с Maserati и снимавшего с него покрышки. От страха тот уронил гаечный ключ, зажатый в руке, попятился и наткнулся прямо на Бруно, буквально секунду назад появившегося у него за спиной из странной пустоты своей молнии. Бедняга, если бы он только знал, что его ждёт. Леоне наклонился и поднял с земли гаечный ключ. Он был приятно тяжёлым, но Леоне отлично знал, что он нужен ему только затем, чтобы припугнуть несостоявшегося вора — всего лишь сопливого придурка, мальчишку не старше Наранчи. Бруно, конечно, просто обожал свою машину, но он никогда бы не причинил зла ребёнку, тем более, что, по сути, ничего страшного с Maserati не произошло, и Леоне приготовился сыграть в злого-копа-и-его-странного-дружка. — А ну не дёргайся! — прикрикнул Леоне тоном разъярённого полицейского, выпрямившись во весь свой внушительный рост и дав пощёчину незадачливому похитителю — не сильно, скорее затем, чтобы отвлечь его внимание от Бруно. Мальчишка испуганно и потрясённо таращился на него. Откуда же ему было знать, что он испортил вечер двум бывшим мафиози? Бруно молча кивнул Леоне, и он призвал Moody Blues, перемотав время на несколько минут назад. — Ты даже не представляешь, с кем ты связался, — громко прошептал Бруно на ухо мальчишке. Леоне отчаянно старался не расхохотаться и выглядеть пугающе. Давненько он не видел Бруно, такого серьёзного и обезоруживающе странного. — На твоё счастье, я очень добрый человек, поэтому я отпущу тебя и забуду о том, что здесь произошло, но ты никогда, больше никогда и носу сюда не сунешь. Потому что я узнаю об этом, и… Я и так знаю о тебе всё, — пацан нервно сглотнул — не самая простая задача, учитывая то, что Бруно положил руку ему на плечо и сжал пальцами его горло. — Я знаю, например, что ты припарковал свою машину вон за той скалой в двадцати пяти метрах сюда, — продолжил Бруно, следя за Moody Blues. — Ты остановился завязать шнурок на левом ботинке, а потом споткнулся о корень дерева. И это только то, что ты делал последние десять минут. Ну вот, сейчас начнётся, подумал Леоне. — Пообещай мне, что ты тут больше не покажешься и забудешь про мою машину. И даже не думай соврать — я различаю ложь по вкусу, — и Бруно, конечно, лизнул его щёку. Это всегда просто лишало его противников дара речи. Что вообще нужно делать в ответ на то, что кто-то вас облизывает? Леоне-то, разумеется, знал, как он отреагирует, вздумай Бруно попробовать его на вкус, но мальчишка предсказуемо окаменел от ужаса. — Кля-клянусь, — заикаясь, пробормотал он, и Бруно мгновенно выпустил его — впрочем, он не мог и с места сдвинуться, пока Леоне наконец не рявкнул: «Да иди уже!». Мальчишка, опомнившись, побежал к своей машине, не оглядываясь, вскочил в неё и уехал. Они подождали, пока он не исчезнет из виду, мысленно посчитав до пяти, чтобы уж наверняка, и расхохотались. — Видел бы ты его лицо, — сквозь смех выдавил из себя Леоне. Он не смеялся так годами. — Бля… сейчас покажу. — Moody Blues перемотал время на нужный момент — его лицо, лицо мальчишки отображало испуг и одновременно полнейшее непонимание, словно на языке у него всё это время крутилось «что за херня?!», и Бруно, увидев это, расхохотался ещё сильнее, так, что у него почти слёзы на глазах выступили. — Вот идиот, а, — почти простонал он и наконец вспомнил про свою машину. Покрышка с правого переднего колеса лежала на земле, гайки тускло блестели в темноте. — Ах, детка, — проворковал Бруно и присел, чтобы осмотреть колесо, — этот засранец сделал тебе больно? В жизни бы не подумал, мелькнуло в голове у Леоне, что однажды буду завидовать грёбаному куску металла. Впервые им довелось сражаться вдвоём почти сразу после того, как Буччеллати принял его в свою команду. Посреди бела дня на них напала банда конкурентов — тогда их было хоть отбавляй, это уже позже Дьяволо всерьёз начал с ними разбираться — и в какой-то момент Леоне слишком увлёкся тем, как его капо расправляется с врагами. Буччеллати был невероятно быстр — и безжалостен, умело расстёгивая своими молниями любые препятствия и буквально разрезая ими воздух. Леоне заворожённо наблюдал, как Бруно исчез в стене и тут же появился из фонарного столба, и даже не заметил, как тот мужик, с которым он сражался сам, налетел на него и сбил с ног, и Леоне ударился головой об асфальт. Разъярённый Леоне нашёл в себе силы подняться и разделаться с этим ублюдоком, и они с Буччеллати остались единственными выжившими в этой схватке. Неожиданно Леоне почувствовал, как что-то капнуло ему прямо в глаз. Он стёр это, думая, что это, скорее всего, пот, но вся рука его оказалась залита кровью. На его лбу, прямо над бровью, был глубокий порез. — Дай-ка мне взглянуть, — Буччеллати посмотрел на него, такой спокойный, точно это не он буквально мгновение назад расправился с несколькими мафиози. Леоне послушно стоял, пока Буччеллати мягко провёл пальцем по его ране. — Вот и всё. Я застегнул твой порез, чтобы в рану не попала грязь. — А? — переспросил Леоне. На этот раз Бруно захватил всё его внимание тем, как сияли его голубые глаза, отражая лучи солнечного света, и тень его чёлки, падающая ему на лоб, только подчёркивала их глубину. Леоне дотронулся до пореза и почувствовал, как молния исчезает прямо под его пальцами. — Говорю, всё будет хорошо, — повторил Буччеллати, подарив ему мягкую улыбку, и тогда-то Леоне в него и влюбился. — Ты в порядке? — спросил его Бруно, вырвав Леоне из его мыслей. Леоне видел его лицо в тусклом свете лампочки, горящей в доме. — Рука, которой держишь скрипку, от гаечного ключа не устала? Леоне фыркнул. — Вообще-то скрипку я держу обеими руками, — но гаечный ключ Бруно всё равно у него забрал и взглянул на него с загадочной полуулыбкой Моны Лизы. По коже Леоне пробежали мурашки, когда их пальцы нечаянно соприкоснулись. Бруно выглядел таким энергичным, слегка язвительным, даже счастливым. Живым, впервые за всё это время, неожиданно понял Леоне. — Только вот в этой руке я держу смычок, — добавил Леоне, вытянув пальцы правой руки, — а в левой — гриф. Бруно хихикнул, как подросток. — Гриф*. — Ну, не я его так назвал, — мышечная память точно сама шевельнула его пальцы, почти почувствовашие аппликатуру, ноты ля и до, но тут Бруно мягко коснулся их, и Леоне бессильно уронил руки. Если бы Бруно только знал. Это было всего лишь мимолётное, нежное прикосновение, но оно ударило Леоне сильнее тока. Да, если бы Бруно знал, что он делал с Леоне. Леоне отчаянно хотел поцеловать его. И, неожиданно понял Леоне, и эта догадка поразила его подобно молнии, и …этот мечтательный взгляд, эта странная улыбка, наконец, даже поворот его головы, да даже его локоны, едва достающие подбородка — всё это буквально кричало Леоне об этом. И он тоже хочет меня поцеловать. Его сердце колотилось как бешеное. Поцелуй его — и ты всё испортишь. Поцелуй его — и получи всё, о чем ты мог только мечтать. Поцелуй его, просто поцелуй его уже, ты должен его поцеловать. Леоне склонился к нему, совсем на чуть-чуть, но в этот самый миг Бруно отступил на шаг назад. — Мы пропустим конец фильма, — сказал он, и Леоне захотелось выкрикнуть: «Да в жопу фильм!», но он буквально онемел от стыда. Наверное, Леоне неправильно его понял — ему-то казалось, что Бруно хочет того же, что и он, да он бы поспорил на свою жизнь, что так и было… и проиграл бы. Должно быть, он слишком увлёкся воспоминаниями об их прежней жизни. Бруно вернулся в дом, и полностью подавленный Леоне последовал за ним.***
Леоне тонул. Он почему-то упал с лодки и оказался под водой, не в силах выплыть на поверхность, потому что глубина затягивала его в какую-то тёмную пропасть, и волна за волной толкала его туда, ударяя его прямо в лицо. Леоне барахтался, но всё было безуспешно. Ему было суждено утонуть, он умрёт, вот-вот умрёт… Леоне вздрогнул и проснулся. За окном шумел дождь, и Леоне с удивлением понял, что его лицо и вне кошмара было мокрым. Тут тяжёлая капля упала ему на лоб. Он включил свет и заметил на потолке сырое пятно. Крыша протекла. Вот тупой дом. Только они поменяли в ванной проводку, как стряслось новое несчастье. Леоне постучал в дверь спальни Бруно и услышал сонное «мммф». — Крыша протекла, — сказал он неясной тёмной фигуре на кровати, зайдя в комнату. — Угу, завтра починю, — сонно пробормотал Бруно и перевернулся на другой бок. — На меня капает. Бруно вздохнул и поёрзал на кровати. Старые пружины скрипнули и одеяло зашуршало. — Ну ложись. —…что? — Где ты будешь спать? Бруно был прав. Диван был слишком маленьким для Леоне, а деревянный пол — слишком грубым. Леоне потоптался в дверях и как можно более осторожно залез в кровать, скользнув под любезно приподнятое Бруно одеяло. Успокойся, приказал он себе. Мы всего лишь легли спать вместе. Но тут Бруно дотронулся до его лица, очерчивая скулу Леоне самыми кончиками пальцев, и прошептал что-то по-лигурийски. — Говори, блядь, по-итальянски, — сказал Леоне, чуть ли не дрожа. — Всё хорошо, — тихо произнёс Бруно, вытирая влагу с его лица, и Леоне понял, в чём дело. — Я не плачу, Бруно. Это всё из-за твоей чёртовой крыши… это просто дождь. — Шшшш, — успокаивающе пробормотал Бруно. Его голос был медленным и сонным, и его рука бессильно упала на матрас. И когда Леоне уже решил, что тот заснул, Бруно придвинулся к нему и коснулся губами щеки Леоне, так нежно, что Леоне сначала подумал, что ему это почудилось. И только тогда уже Бруно заснул по-настоящему, тихо посапывая во сне. Леоне лежал, глядя в темноту комнаты широко распахнутыми глазами. Так он всё-таки хотел поцеловать меня.