Enamoured with You (Влюблен в Тебя)

      Не успел Питер опомниться, как они уже были во Франции. В течение нескольких дней они посещали маленькие шоколадные фабрики и исторические достопримечательности, а затем отправились в круиз по реке. И Питер не мог не думать о том, как романтично это было. Конечно, он почти не разговаривал с Квентином, потому что, очевидно, тот был его учителем, и это было бы странно болтать с ним все время. Но он не мог не фантазировать о том, как однажды они вместе вернутся сюда как пара. После того, как Питер окончит школу, разумеется, и если Квентин когда-нибудь испытает к нему те же чувства, в чем он сомневался. Но эй, мог же он помечтать?       Временами ему просто нравилось воображать. Игнорировать ворчливый голос в затылке было намного легче, когда Квентин находился на расстоянии вытянутой руки, и Питер наслаждался его обществом больше, чем чьим-либо еще. А еще Бек оказался одним из тех людей, с которыми было приятно проводить время. В отличие от мистера Харрингтона, с Квентином Питер мог поддерживать беседу на любую тему, и вместо того, чтобы отвечать коротко и безучастно, Квентин проявлял неподдельный интерес к тому, о чем говорил Питер.       Между ними существовала какая-то невысказанная связь, которую учителя и ученики обычно не разделяли, и Питер был безгранично рад ее наличию. Квентин не вел себя так с каждым студентом, которого встречал. Нет, было много студентов, которые не любили его по причинам, которые Питер не мог назвать, но лично для него Квентин был скорее другом, чем авторитетной фигурой учителя. Питер чувствовал, что может доверить этому человеку свою жизнь, и что его не подведут. С Недом это было ненадежно, а ЭмДжей даже не знала, что он Человек-Паук. И Бек… он просто был другим. Питер никогда не встречал никого похожего на него, кроме разве что Тони. Потому что Тони тоже заботился о Питере и желал ему только добра. Черт, он был единственным человеком, кроме Мэй, который выражал беспокойство о его самочувствии, спрашивал, нормально ли он ест и спит, хорошо ли идут дела в школе, в порядке ли Питер. Когда он умер, Питер потерял это, но Квентин начал заполнять пустоту, которую оставил Тони. Очень медленно, но он был на правильном пути.       Его тихие, почти незначительные для многих других, но значащие так много для Питера «как ты себя чувствуешь сегодня?» и «хорошо ли ты спал?» — были лишь песчинками в песочных часах, но Питер готовился к моменту, когда стакан наполнится, готовился к тому, что пустота исчезнет. Другие ребята могли обзывать его за привязанность к психологу, но они никогда не смогли бы понять, почему Питер был так очарован.       Особенно Флэш, который начинал ненавидеть Квентина так же сильно, как Питера. Возможно потому, что с тех пор, как Питер сорвался из-за его насмешек в тот памятный день в школе, Квентин почувствовал тонкую неприязнь к студенту и ловил его в большинстве случаев, когда он приставал к Питеру. И чем больше Флэш доставал его, тем суровее становился Квентин, отчитывая его. Так и продолжалось, пока Томпсон, наконец, не сдался. Питер был очень благодарен Квентину за это, потому что без насмешек Флэша поездка стала более спокойной, и он смог расслабиться.       Так все и продолжалось до тех пор, пока в новостях не сообщили о стрельбе в Лонг-Айленде. Телефон Питера взорвался от сообщений о пропаже Человека-Паука, и его тут же охватило чувство вины. Он был так озабочен самим собой, когда должен был защищать свой дом.       В Париже было раннее утро, в Квинсе — поздняя ночь, и они завтракали, когда пришло известие. Флэш оказался первым, кто заявил о том, что Человек-Паук не мог оставить Нью-Йорк без защиты, потому что он не был… по его словам, эгоистичным. Они с Недом обменялись взглядами, и Питер почувствовал, что Квентин смотрел на него тоже, но не стал встречаться с ним взглядами. Еще больше уведомлений пришло через твиттер, и их вдруг просто стало слишком много.       Он быстро извинился, игнорируя выражение лица Квентина, и почти бегом направился в комнату. Оказавшись в безопасности в ванной, с запертой дверью, он дал слезам волю. Он не рыдал, не выл и не кричал, но его легкие горели, и Питер просто ошеломленно смотрел в зеркало, наблюдая, как слезы неудержимо текут по щекам.       Как он мог быть таким эгоистом? Человек-паук — единственный, кто присматривал за этими людьми. Копы могли сделать так много, но все же они не смогли бы остановить стрельбу.       Только Человек-паук мог бы это сделать, но он был слишком занят, таскаясь за своим гребаным психологом по Европе, вместо того, чтобы присматривать за ними.       Питеру потребовалось все силы, чтобы сдержаться и не потерять контроль над эмоциями. Ему хотелось плакать, кричать и вопить, и ломать все на своем пути. Он должен был быть там. Он должен был быть в патруле и сделать хоть что-нибудь. Он мог бы предотвратить стрельбу, но вместо этого он был чертовым эгоистом.       Сильно дрожа, Питер сел на крышку унитаза и обхватил голову руками. Слезы медленно высыхали на щеках, но ноющая боль за черепом только разгоралась. С тяжелым вздохом он закрыл глаза и вытер глаза рукавом. Это так глупо, он ведь ничего не смог бы сделать… какова была вероятность того, что он наткнется на людей, участвовавших в перестрелке, и предотвратит ее? Были вещи, которые даже Человек-паук не мог предсказать. И все же этот мерзкий голос в его голове вернулся снова, и в другое время Питер мог бы остановить его, заглушить, но сейчас он был слишком сосредоточен на уничижении себя, чтобы сделать это.       Когда он услышал стук в дверь спальни, то проигнорировал его, надеясь, что кто бы это ни был, он просто уйдет. К несчастью для него, неизвестный этого не сделал, и Питер услышал, как повернулась дверная ручка, и раздался звук шагов в направлении ванной. Он вскочил на ноги.       — Питер?       Конечно, это был Квентин. Впервые в жизни Питер просто хотел, чтобы его оставили в покое.       — Я знаю, что ты там. Только не говори мне, что ты в туалете или другую чушь, — голос Бека звучал мягко.       Питер ответил не сразу, и до того, как успел остановить самого себя, он всхлипнул и быстро поднес руку ко рту, чтобы заглушить звук. Молясь, чтобы Квентин не услышал, он продолжил молчать.       — Питер, поговори со мной… я знаю, что ты расстроен.       — Я не хочу с тобой разговаривать, — его голос был хриплым, как наждачная бумага, и царапал горло, пока Питер говорил.       — Это не твоя вина—       — Просто оставь меня в покое! — слова прозвучали жестче, чем Питер планировал, но он не шутил.       Ему не нужно было в сотый раз позориться перед своим психологом. Ему надоело плакать, надоело быть таким уязвимым и слабым. Человек-Паук не был слабым.       — Я никуда не уйду, пока ты не откроешь дверь, — упрямо возразил Квентин, стуча по дереву кулаком для пущей убедительности.       Питер застонал, ситуация была безнадежной. Это напомнило ему о том, как Тони однажды заставил его признаться, что у него были тяжелые времена в школе, хотя Питер вообще не хотел об этом говорить. Квентин явно не собирался уходить, но и Питер не был готов к разговору. Совсем.       И опять он не успел остановиться вовремя, как издал сдавленный всхлип, и сильнее прижал руку к губам, зажмурив глаза. В какой-то момент он сжал пальцы в кулак и прикусил руку так сильно, как только мог, глотая кровь из прокушенной кожи, в попытке остановить чертовы слезы. Но это было бесполезно, и чем дальше, тем больше мелких рыданий сотрясало его тело.       — Твои друзья скоро поднимутся наверх и будут гадать, почему ты заперся в ванной и не впустил меня. Питер, просто поговори со мной. Мы не можем стоять так вечно.       — Блять…! — наконец раздраженно огрызнулся Питер, вставая, чтобы отпереть дверь. Квентин стоял перед ним с затравленным выражением на лице и, не теряя времени, мягко схватил за плечи и усадил на кровать. — Что?       — Я беспокоюсь за тебя, — с нажимом произнес он, и выражение его лица только заставило Питера злиться еще больше.       — Я в порядке! Я не хочу об этом говорить!       — У тебя истерика, Питер! Ты вообще видел себя?       — Да мне плевать!       — Что ж, мне не плевать, Питер! Я здесь, чтобы убедиться, что ты хорошо проводишь время, и я не собираюсь сидеть и смотреть, как ты мучаешь себя из-за того, что просто не мог предотвратить!       — Но я мог бы предотвратить это! Я бы мог быть там, я был бы в патруле! Этот отпуск, он хороший, но я чувствую себя таким бесполезным куском дерьма, потому что никому не могу помочь, и людей ранят, когда я мог бы остановить это! И ночью я чувствую себя, блять, запертым, потому что не могу выйти и не могу никому рассказать, ведь никто и понятия не имеет! А потом как обычно я снова лажаю и кто-то еще умирает из-за меня—       — Ты не нажимал на спусковой крючок, Питер! У тебя есть право на перерыв, тебе нужен перерыв, особенно из-за давления, под которым ты находишься, потому что ты не можешь заботиться ни о ком, если не можешь заботиться о себе! Я знаю, это тяжело, но ты не можешь продолжать винить себя за ошибки других людей—       — И что это должно значить? — внезапно ледяным тоном спросил Питер, его глаза опасно потемнели.       — Я не это имел в виду—       —Тогда что ты имел в виду?!       — Не повышай на меня голос, Питер, я все еще твой учитель.       Питер зло посмотрел на него, но прикусил язык, понимая, что, если не сделает этого, последствия будут катастрофическими. Но, господи Иисусе, ему было так блядски больно. И Квентин собирался просто сидеть там и убеждать его, что все в порядке? Что это была не его вина?       Он понятия не имел, о чем говорил.       — Действия людей имеют последствия. Ты не можешь предсказать их, и не можешь винить себя за то, что не смог их предотвратить. Питер, ты уже сделал намного больше, чем любой из нас когда-либо сделает в своей жизни. Ты отправился в космос, чтобы спасти мир. Не многие люди могут сказать, что они сделали нечто похожее. Так что на твоем месте я бы так гордился собой, хотя и знаю, что ты не можешь, ведь в этом мире все еще происходят ужасные, болезненные и извращенные вещи, но это не твоя обязанность — предотвращать их. Ты семнадцатилетний парень из Квинса, который просто захотел поехать в отпуск! Ты никогда не подписывался ни на что из этого.       Глаза Питера снова заблестели от слез, и он прислонился к плечу Квентина, закрыв глаза. Когда чужие руки привычно обвились вокруг него, напряжение в теле ослабло.       — Прости.       — Не извиняйся. Просто не держи это в себе, а то будет еще больнее, когда все выйдет наружу.       Питер кивнул, слабо выдохнув: кулаки разжались, и стук в голове начал стихать. Его телефон снова зазвонил, но Квентин заговорил прежде, чем он успел пошевелиться.       — Не надо, это только снова расстроит тебя.       Питер снова кивнул, отстраняясь от Квентина и глядя в сторону. Мужчина легко сжал его плечи и мягко произнес:       — Я собираюсь спуститься вниз, хорошо? Ты не должен выходить сегодня, если не хочешь.       — Спасибо, — Питер слегка улыбнулся и бросил на него быстрый взгляд.       — Всегда пожалуйста, — Квентин мягко похлопал его по плечу, прежде чем покинуть комнату, и Питер погрузился в свои мысли.       В тот день они почти не разговаривали, Квентин не тревожил его, когда он и еще несколько студентов остались дома вместо того, чтобы идти в город. Питер провел большую часть дня, наедине с беспокойными мыслями о стрельбе, и это отразилось на его сне.       Первая ночь прошла хорошо, не самый лучший сон, но ничего, с чем Питер не смог бы справиться.       На следующий день, однако, кошмары настигли его.       После многочасового переворачивания с боку на бок, в попытках уснуть, Питера снова посетил Тумс. Только на этот раз его ноги были оплетены его собственной паутиной. Бросив попытки освободиться, Питер оказался в ловушке, с ужасом глядя в темные глаза Тумса, на лице которого застыла ухмылка. Питер едва успел оглянуться, как был погребен под обломками. Его кости легко ломались от ударов, и все, что он мог сделать, это закричать от боли, затопившей его вены, удивленный тем, что он не умер. Обломки придавили его тело, и Питер почти в буквальном смысле слова оказался пауком под сапогом. Хруст костей звучал оглушительно даже среди его собственных криков, а легкие болезненно сжались между сломанным позвоночником и грудной клеткой. Дышать было мучительно, но Питер поймал себя на том, что судорожно хватал ртом воздух и истерически вопил, горло его разрывалось от крика. Пыль заполнила его легкие, пока он задыхался, удушая его еще больше, а перед глазами темнело.       — Все на выход! — закричал Квентин, выгоняя соседей Питера из спальни.       За дверью собралась группа студентов, но Бек быстро захлопнул ее и подбежал к Питеру. Подросток кричал изо всех сил; простыни спутались вокруг его тела, и он беспомощно бился в них, пытаясь набрать достаточно воздуха в легкие, пока плакал. Питер умолял с тем небольшим количеством воздуха, которое осталось в легких: «пожалуйста, помогите мне, я не могу дышать». Квентин настороженно следил за его дергающимися руками и ногами, зная, что одно неловкое движение может навредить, особенно если Питер все еще спит. Так что все, что он мог сделать, это попытаться выпутать кричащего ребенка из простыни и дать ему вздохнуть.       — Питер, мне нужно, чтобы ты проснулся! Это просто кошмар, ты в порядке, ты в безопасности, пожалуйста, пожалуйста, проснись! — Квентин почти умолял его, борясь с простынями, сжимавшими горло Питера. — Питер, проснись!       Это заняло больше времени, чем он рассчитывал, но в конце концов ему удалось стянуть простыню с чужой головы, и это зрелище заставило его мучительно выдохнуть. Питер плакал, его лицо было ярко-красным от борьбы с удушением, но он все еще не просыпался. Его дыхание было затруднено, и Квентин быстро попытался усадить его, чтобы открыть дыхательные пути, прежде чем он полностью перестанет дышать.       — Эй, Питер, это я, Питер, пожалуйста, проснись… Проснись, Питер…       Когда его притянули в объятия, Питер резко открыл глаза. Как только его конечности перестали дергаться, все тело сразу стало ощущаться как будто бы чужим, и Питер все еще сильно дрожал. Он быстро заморгал в замешательстве, отметив слезы на глазах и хриплость в горле, и резко отстранился, чтобы посмотреть на испуганного Квентина.       Питер чувствовал холодный пот на лбу, а его волосы были влажными от пота. Чужие руки на спине продолжали выводить беспорядочные круги вверх и вниз, и Питер зарылся лицом в чужую футболку, рыдая в плотную ткань. Он все еще чувствовал отголоски боли и мог поклясться, что его только что раздавило под зданием, так сильно болели суставы. Но мягкий, успокаивающий шепот Квентина ослабил напряжение в его мышцах и растворил боль в костях.       Питер отчаянно цеплялся за мужчину, пока плакал, и ухмыляющееся лицо Тумса все еще было свежо в памяти. Ему потребовалось некоторое время, чтобы восстановить контроль над дыханием, и он отчаянно напоминал себе о том, что необходимо делать глубокие вдохи, как учил его Квентин.       В волосах он чувствовал чужую руку — Квентин убирал влажные пряди с потного лба, и нежно пропускал волоски сквозь пальцы, почти расчесывая, пока Питер отдыхал в его объятиях. Прошло много времени, пока он собрался с силами, чтобы заговорить, и когда он произносил слова, его голос был прерывистым и слабым.       — Я задыхался…       — Я так и понял, ты запутался в своих простынях, — тихо сказал Квентин, продолжая гладить его по волосам.       — Прости, что разбудил всех.       — Ты не должен извиняться. Ты должен быть в безопасности. Если бы ты не разбудил всех, то мог бы задохнуться.       — Прости меня, — повторил Питер. Его все еще трясло.       Квентин некоторое время не двигался, нежно гладя его по волосам одной рукой, а другой потирая между лопатками, снимая напряжение с плеч. Когда Питер почувствовал, что готов, он отстранился. Ему сразу стало немного не по себе от отсутствия контакта, но он вытер воспаленные глаза тыльной стороной ладони, избегая смотреть Квентину в глаза. В комнате повисла тяжелая тишина, и Питер буквально мог чувствовать, как все ждут снаружи. Он судорожно вздохнул и снова лег в слегка влажную постель. Он бездумно смотрел в потолок, когда раздался голос Квентина.       — Мне очень жаль, Питер.       — Почему?       — Мне жаль, что тебе приходится переживать это снова и снова. Я не знаю, как ты держишься, это должно быть так истощает.       — Так и есть, — Питер закрыл глаза, дрожа от холода. — Прости, что разбудил всех.       Снова повторил он, но Квентин только покачал головой.       — Никто не злится. Хочешь, я впущу твоих друзей обратно?       Питер медленно кивнул.       — Я думаю… я приму душ, — он указал на свою влажную из-за пота одежду, и Бек кивнул в ответ.       — Хорошо. Доброй ночи, Питер.       — Доброй ночи…       Ему потребовалось некоторое время, чтобы пошевелиться, но вскоре он добрался до ванной и включил душ. Чтобы согреться, Питер поставил самую горячую температуру воды, с которой мог физически справиться, а затем переоделся в одну из своих пижам. Когда он вышел, ЭмДжей, Нед и Бетти уже вернулись в комнату, а Квентин ушел, но никто не смотрел в его сторону, кроме Мишель. Возможно, из-за неловкости. Когда он подошел к кровати, она заговорила.       — Нет. Иди сюда.       Питер нахмурился в замешательстве, но направился в ее сторону и сел на край кровати.       — Ложись.       Он сделал, как она просила, чувствуя, как ее руки обвились вокруг его талии, когда он лег на бок. Его первой реакцией было напряжение, но она прижала его к себе, натянув одеяло так, чтобы укрыть их обоих.       — Все в порядке. Ты в порядке, Питер.       В этот момент все напряжение покинуло его тело, и он расслабился в ее объятиях. ЭмДжей была теплой, и она крепко прижималась к нему, обеспечивая грелку размером с человека. Он позволил ей прижаться носом к его шее и вздохнул, закрывая глаза. ЭмДжей нашла его руку и переплела их пальцы. Питер отчаянно вцепился в них, благодарный за контакт. Так они и провели остаток ночи, в объятиях друг друга, погрузившись в спокойный сон.