Я помогу тебе вернуться

      Лицо Нэ Ли Сюаня приобрело несвойственное ему серьезное выражение. Как он мог не узнать этого молодого человека сразу? - Поднимайся, мы уходим, - проговорил он.       Хуа Цинлинь, сидящий на стуле, не успел сказать и слова, как его схватили за запястье, закованное в наручник, и потащили к двери. Ошеломленные охранники и начальник тюрьмы провожали их взглядом, не смея пошевелиться и задавать вопросы. Ли Сюань бросил им вслед: "Вы ничего не видели. Рассчитываю на вас, господин Чжоу". Когда они покинули коридор, один из охранников, молодой юноша лет восемнадцати, который всем своим видом демонстрировал неопытность и детскую наивность, не выдержал: - Господин главный надзиратель, разве господин верховный министр только что не освободил главаря мятежников? - Вы слышали приказ. Если господин Нэ освободил его, значит, так нужно. Даже не думайте распространяться об этом. Нужно немедленно собрать всех охранников на входе. За мной.       Нэ Ли Сюань, по-прежнему ведя за руку беглеца, быстрым шагом передвигался по коридорам. Когда они уже были близки к выходу, мужчина осознал всю опрометчивость своего незапланированного преступления. Он совсем не подумал об охранниках и патрульных, которых должен был отвлечь начальник тюрьмы, ведь через них в будущем могли дойти слухи о его поступке. Он остановился. - Мы можем заставить молчать троих надзирателей, но не можем избавиться от всех охранников, - немного раздраженно, но с тем же непоколебимым спокойствием сказал Ли Сюань, обернувшись и посмотрев в глаза Хуа Цинлиня.       Он все еще крепко держал его руку, отчего на запястье Хуа Цинлиня рядом с железным браслетом уже проступали синяки. Его вид сейчас был действительно жалок: он едва стоял на ногах, волоча за собой цепи и задыхаясь от быстрого шага, поскольку был тяжело ранен, у него кружилась голова, в глазах периодически темнело, сознание от таких нагрузок находилось на грани. Еще десяток метров, и оно точно не выдержит. Ли Сюань Нэ не мог не заметить этого, он бережно усадил его на пол, подложив под низ свою верхнюю мантию. В этот момент с того направления, откуда они пришли, выбежал юноша. Это был один из тех надзирателей, юноша с наивным лицом, он подбежал к Ли Сюаню и, поклонившись, заговорил: - Господин главный надзиратель послал меня предупредить господина Нэ. Все охранники на входах и патрульные сейчас не присутствуют на своих постах. Но господину следует поторопиться.       Ли Сюань Нэ с благодарностью взглянул на юношу. Он подошел к нему и сделал глубокий поклон. Сидящий на полу Хуа Цинлинь все еще нуждался в отдыхе, но, услышав это, попытался подняться, опираясь на стену, но запнулся о цепь. Не задумываясь, господин Нэ поднял мантию, накинул ее на раненного и подхватил его на руки. Хуа Цинлинь внутренне не мог принять своей слабости, но был не в силах оказать сопротивление в такой момент, к тому же у них сейчас не было на это времени. Он молча обхватил плечи Ли Сюань Нэ и плотнее прижался, чтобы ему было удобнее нести. В этот момент мужчина ощутил какое-то отдаленно-знакомое тепло и спокойствие, и, на мгновение расслабившись после длительного напряжения, сознание не выдержало и покинуло его.       Место, в котором очнулся Хуа Цинлинь было до боли в груди знакомым ему. Это явно было поместье его отца, в котором Хуа Линь провел все свое детство и юность. Обстановка и мебель в комнате была другой, но он несомненно узнал это место. Молодой мужчина огляделся. Рядом с кроватью лежала бережно сложенная стопка чистой одежды, сам он был одет в белую пижаму, кровать находилась у окна, через которое можно было увидеть знакомый двор. Сначала Хуа Линь подумал, что ему показалось, но, выглянув в это окно, окончательно убедился, что находился именно в том поместье. Он собирался подняться с кровати, чтобы найти кого-нибудь и узнать, почему он находится здесь, но почувствовал ужасную боль, пронзающую все тело. Хуа Линь отодвинул ткань одежд, его грудь все еще покрывали свежие шрамы от плети, следы засохшей крови, бесчисленные порезы и ушибы. Через мгновение дверь в комнату открылась. Ли Сюань Нэ вошел, держа в руках тарелку с каким-то наружным лекарственным средством. - Так ты уже очнулся, Хуа Цинлинь, - с улыбкой произнес мужчина.       Хуа Линь озадаченно посмотрел в его сторону. В его голове крутилось миллион вопросов. Как он здесь оказался? Кто этот человек, который живет в поместье его отца, носит зеленую форму и его титул? Почему он помог ему бежать? Где тогда сам отец? Разумеется, за эти семь лет он пытался выяснить это. Он знал, что лорда давно сняли с должности и нашли ему замену, но впервые столкнулся с этой самой "заменой". Поместье не было собственностью лорда Хань Линь Чжао, оно передавалось от одного министра к другому в течение многих десятилетий. Поскольку уже несколько поколений верховных министров государственной охраны эта должность передавалась по наследству, они могли считать поместье своим собственным домом. Теперь же им владел кто-то другой. - Может, поведаешь, кто ты такой? Зачем ты притащил меня сюда? - позабыв все свои манеры, спросил Хуа Цинлинь.       Улыбка не исчезла с лица господина, который подошел ближе и присел рядом с кроватью. Он вежливо поклонился и поставил тарелку с лекарством перед собой. - Я должен был представиться сразу, прошу прощения за это. Мое имя Нэ Ли Сюань, как ты уже мог догадаться, я являюсь верховным министром государственной охраны. Сейчас ты находишься в моем доме, - Ли Сюань отвечал со всей свойственной ему любезностью и тактичностью, - потому, что я посчитал это нужным. У тебя есть право не доверять мне, но прошу не покидать поместье в ближайшие несколько дней ради твоей же безопасности. - Ли Сюань..., - Хуа Линь задумался, - мы встречались раньше? Если так, ты, должно быть, узнал меня. - Мы действительно были знакомы, я осведомлен о той истории и прекрасно знаю о твоей потере памяти. Именно об этом я и хотел бы поговорить, Хуа Линь.       Десять лет назад. Спальня императора. - Отец, Вы звали меня?       Ше Цисюань приоткрыл деревянную дверь с резными золотыми узорами и медленными шагами вошел внутрь императорской спальни. Внутри было просторно, на полу лежал длинный красный ковер, стены были украшены портретами императорской семьи, справа от входа стоял большой письменный стол с фигурными ножками, на котором находилась старинная настольная лампа, испускающая тусклый свет. Чуть дальше, в углу, располагалась кровать, прикрытая прозрачным балдахином. Легкая белая ткань скрывала фигуру человека, лежащего на кровати. Это был мужчина тридцати семи лет, одетый в домашний халат, на его лбу была мокрая марлевая повязка, очевидно, этот человек был нездоров. Услышав вопрос, он присел и оперся на спинку кровати, придерживая повязку на голове. - Цисюань..., - хриплым голосом позвал мужчина, - подойди.       Казалось, любое слово в этот момент давалось ему с непревозмогаемым трудом. Ше Цисюань подошел к кровати и присел перед отцом на колени, сложив руки вместе, чтобы осуществить поклон. - Цисюань, - продолжал император, - каждый день... я благодарю судьбу за отсрочку неминуемого.       Мужчина протянул руку и осторожно дотронулся до макушки юноши, все еще стоящего на коленях перед ним. За всю жизнь он позволял себе подобное проявление любви по отношению к сыну не более, чем пару раз. Ше Цисюань с неподдельной серьезностью взглянул на болезненное покрасневшее от жара лицо императора, по которому стекали капли пота и воды с повязки. Рука его была обжигающе горячей, такой, что даже сквозь густой слой волос можно было почувствовать этот жар. Рядом на кровати лежал красный носовой платок, который, вероятно, изначально имел белый цвет и сейчас был практический полностью окрашен кровью. Мужчина отдернул руку от головы сына и судорожно схватился за платок, прикладывая его ко рту, затем его охватил приступ лихорадочного кашля. От одних звуков этого кашля сердце Ше Цисюаня разрывалось на куски. Хоть они с отцом не были достаточно близки, все же он не испытывал к нему безразличия. С каждым рывком хрупкий сосуд его души наполнялся болью. Но лицо его даже сейчас отражало лишь равнодушие. - Отец... - прошептал он. - Благодарю... за возможность передать судьбу этой страны в достойные руки, - мужчина продолжал, сворачивая платок, пока ткань впитывала свежие капли, - Цисюань, подойди к столу.       Ше Цисюань поднялся и выполнил указание императора. На столе лежала небольшая стопка бумаг, свиток, перо и чернила. Наследник пробежался глазами по написанному, надпись на свитке гласила: "Именем действующего императора Ше Юань Цао Лин Фэнь утверждаю: передать все обязанности и полномочия императора Великой Империи первому наследному принцу Ше Цисюаню и жаловать ему титул Цао Лин Цзы". Рядом лежал другой документ, в котором говорилось: "В связи с несовершеннолетием первого наследного принца Ше Цисюань Цао Лин Цзы уполномочиваю осуществлять временное исполнение обязанностей императора Великой Империи в качестве регента действующего государственного наставника и личного помощника императора Ше Ин Нэ сроком на два года и два месяца от текущей даты". Но он должен был подписать третий, согласно которому принимал на себя роль императора и титул, данный отцом. Помимо этих и еще парочки бумаг на столе находилась потертая золотая шкатулка. - Подпиши третий лист, - император тяжело взмахнул рукой, указывая в сторону стола.       Ше Цисюань взял перо и обмакнул его в сосуд с чернилами. Рука его тряслась, и капля густой черной жидкости упала на поверхность стола в сантиметре от одного из документов. Юноша облегченно выдохнул и попытался успокоиться. Аккуратным почерком он подписал свое имя и дату в нужном месте. Его отец тихо проговорил: - Теперь ты наследный принц Цао Лин Цзы... открой шкатулку, в ней императорская печать.       Он протянул ключ от замка, висящего на шкатулке, который обязан был всегда носить при себе. Ше Цисюань подошел и принял его.       Когда он открыл шкатулку, увидел завернутую в шелковую ткань печать с золотыми вставками, окрашенную в цвет черного железа. Она представляла собой несколько переплетенных между собой толстых закрученных металлических стержней, соединенных внутри сияющим камнем синего цвета, по бокам также сверкало несколько инкрустированных камней. Сверху был выгравирован герб Великой Империи - стрела, скрещенная с мечом, и лук. Металлические стержни обвивали серебряные ветви с листьями.       Печать была не просто символическим куском металла. Существовала легенда, что она была своеобразным магическим амулетом, который защищал императора и его власть от посягательства на трон других желающих. Любой, кто посмел завладеть печатью нечестным способом, непременно умирал не своей смертью, так и не добравшись до реликвии.       Печатью мог владеть только прямой наследник бывшего императора, в котором текла кровь древней императорской семьи. Далекий предок, основатель этого рода, занимался секретными техниками древней темной магии и лично создал ее, чтобы защитить свой род. Он верил, что среди его потомков в каждом поколении будет рождаться мудрый правитель. Также в легенде говорилось, что каким бы талантливым ни был человек, которому удалось бы обманом захватить власть, если он не является прямым потомком древнего императора, то страну ждет неминуемое бедствие и крах. Это было своеобразным проклятием, порожденное как результат платы, которую требовала заколдованная печать за пользование своей силой. Здесь взяла начало традиция передачи престола по наследству.       Ше Цисюань бережно прикоснулся к печати, почувствовав необычный поток тепла, исходящий от нее. Казалось, камень в центре начал источать слабое синеватое свечение. - Регенту не позволено даже временно владеть печатью. Она будет храниться у тебя.       Дверь спальни тяжело отворилась. В комнату изящной походкой вошла женщина тридцати пяти лет, она держала в руках небольшой сосуд с водой, на ее локтях висело несколько повязок. Это была жена императора, мать Цисюаня - Ше Нянзцы. Эта миловидная женщина выглядела намного моложе своего возраста, но сейчас ее прелестное лицо покрывали следы усталости. Она заметила в углу сына и вежливо поприветствовала его. - Добрый вечер, Цисюань. - Матушка, - Ше Цисюань поклонился.       Она подошла к кровати мужа и принялась снимать повязку с его головы. - Мой дорогой супруг, - обратилась она к Ше Юаню, - я едва не обожгла руку, прикоснувшись к вам. Цисюань, немедленно сходи за лекарем.       Император перебил женщину: - Не нужно. Нянцзы, дорогая, останься здесь ненадолго. Цисюань, ты можешь отправиться к себе, не забудь печать.       После стольких сказанных подряд слов его вновь поразил приступ кашля. Ше Нянцзы подала ему чистый платок, бережно поглаживая его спину. Она обернулась на обеспокоенного сына, все еще стоящего у стола, и жестом показала ему покинуть комнату.       Ше Цисюань поклонился и вышел из спальни. На улице было уже темно, но юноша решил немного прогуляться по двору, чтобы успокоить свое сердцебиение перед сном. В воздухе висел запах опавшей листвы. Деревья уже заметно поредели, их ветви постепенно оголялись, рисуя на земле причудливые тени от света фонарей. На небе было видно несколько звёзд, казавшихся проколотыми в черном сосуде изнутри отверстиями, и сияющую желтую луну, которую периодически скрывали полупрозрачные облака. Блеск в глазах юноши казался неестественно ярким, но это было вовсе не от излишнего света, а от того, что они наполнялись слезами, но неожиданно приближающиеся легкие шаги заставили его нещадно вытереть рукавом эти сверкающие капельки. Темный силуэт подошел ближе и присел на скамейку рядом с ним. - Молодой господин Цисюань, Ваше Высочество, неужели зрение не обмануло меня и ты только что плакал, словно маленький ребенок?       Этот голос принадлежал тому, кого сейчас Ше Цисюаню хотелось слышать меньше всего. Конечно же, это был его двоюродный брат Сичжень. - Тебе показалось, - холодно ответил юноша, даже не удостоив взглядом собеседника. - Ты и вправду считаешь меня настолько подлым, чтобы я мог насмехаться над чужим горем? Поспешу разочаровать, до статуса воплощения вселенского зла мне предстоит еще долгий путь.       Обычно Ше Сичжень не упускал ни единой возможности уколоть своего брата в самое больное место, но сейчас весь его вид отчего-то не внушал прежней враждебности. Возможно, это было лишь иллюзией.       Они с детства были знакомы и прекрасно знали о всех слабостях и предпочтениях друг друга. Их отношения нельзя было назвать хорошими, но и врагами юноши не были. Проведя столько времени вместе, каждый из них смирился с присутствием другого в своей жизни, даже если это присутствие вызывало раздражение. Сижчень Ше всегда завидовал брату, который во всем превосходил его самого, к тому же являлся наследником императора, он даже не пытался скрывать это чувство. Он неприкрыто радовался каждой малейшей неудаче Ше Цисюаня и смеялся над каждым его падением. Первое время Ше Цисюань пытался найти с ним общий язык, предлагал свою помощь с уроками, даже принимал наказания вместо него, но не получал ответа, что вызывало искреннее разочарование. Со временем он окончательно разочаровался в этом человеке и больше не испытывал к нему жалости, помогать ему - значило лишь вредить самому себе. Он просто старался лишний раз не пересекаться с ним, хоть это и было проблематично. - Сегодня я виделся с отцом, - спокойно начал Ше Цисюань, - похоже, эта болезнь вскоре погубит его.       В глазах его брата вспыхнуло возмущение. - Разве отец не нанял для него лучших лекарей со всего света? Так и думал, эти бездельники лишь опустошают казну! - Эти люди делают все, что в их силах. На свете не существует способа излечить эту болезнь. Они лишь могут облегчить его страдания.       Ше Сичжень задумался, глядя в пустоту перед собой. - Ваше Высочество, мой дядя... Ты думаешь, мне совсем не жаль его? - голос юноши приобрел оттенок обиды и грусти. - Я не сомневаюсь в твоем отношении к нему, брат Сичжень. Отец тоже всегда желал тебе лишь добра. - Дядя - единственный, кто никогда не относился ко мне с презрением. Я безмерно благодарен твоему отцу. При следующей встрече, пожалуйста, передай ему эти слова.       После сказанного Сичжень Ше, казалось, был немного растерян, он никогда не произносил таких слов прежде. Юноша встал со скамейки и беззвучно удалился в направлении своих покоев, вновь оставив своего брата наедине с шуршащими перешептывающимися листьями и безмятежно танцующими на ветру ветвями деревьев.