Je t'aime

      — Просыпайся!       Я резко поднял верхнюю часть тела с кровати, вздрагивая от неожиданного крика. Это был голос моей младшей сестры Лолы. Она всегда любила поздравлять меня с добрым утром. Она делала это ежедневно, но каждый раз был особенным: иногда она прибегала ко мне утром с криком, как в тот день, и прыгала на мою кровать, а иногда ласково целовала в щеку и садилась на пол около моей кровати. Моей же обязанностью было то, что каждый вечер я приходил к ней в комнату ровно в 21:30 и читал ей сказку на ночь или рассказывал историю, которую придумал сам или когда-то запомнил. Я очень любил свою сестру, а она меня. Мы были идеальными братом и сестрой, кроме того отлично смотрелись. На моем фоне она выглядела очень маленькой. Она такой и была, если честно, но это свойственно для омег, тем более, ей всего десять лет. Несмотря на юный возраст, она была очень умная девочка и интересный собеседник. С ней всегда было о чем поговорить, так что разница в возрасте была не сильно заметна. У нее были очень мягкие, густые, светлые волосы. Она была похожа на лучик солнца, особенно, когда распускала свою «гриву», а ее кудряшки из аккуратных пружинок превращались в большую тучку на голове. У нее были светло-голубые глаза и маленький вздернутый носик. Когда просыпалась, Лолита была особенно красива потому что ее голубые глаза светились радостью каждый раз, когда она видела меня с утра. Ночь для нее являлась невыносимо долгой и, думаю, она скучала по мне по ночам. Она каждое утро признавалась мне в любви и кокетливо подмигивала или показывала язык.       — Уже встал, — я потер сонные глаза. Казалось, что солнце только встало. Мне нужно было отводить сестру к нулевому уроку, так что пришлось встать раньше обычного, чтобы Лолита не опоздала на учебу. Хотелось поспать еще хотя бы полчаса, но радостный вид сестры, как обычно, бодрил меня, заряжая энергией. Она крепко обняла меня и убежала в ванную умываться.       Я лениво поднялся, проверил телефон, уведомления, встал с кровати. Сонливость ушла, как только я вспомнил что сегодня пятница, а в пятницу у меня на предпоследнем уроке — французский язык. Предстояла встреча с моим любимым учителем. Я не мог дождаться ее с самого понедельника. Нужно было привести себя в порядок, но я не стал торопить сестру. Лучше пропустить завтрак, чем начинать день с «Ты там утонула?», тем более такой день. Я подошел к шкафу и выбрал самую свежую рубашку. По правде говоря, я, как и многие альфы, не отличался опрятностью, но с четверга попросил отца постирать и высушить мою любимую рубашку. Он не догадался, зачем мне резко понадобилась чистая рубашка, тем более в конце недели, но это мне было лишь на руку. Я еще не придумал, как признаюсь родителям в том, что влюбился в собственного учителя.       После того, как рубашка оказалась на мне, я натянул джинсы, застегнул ремень. Я услышал, что дверь ванной комнаты хлопнула. Это означало, что моя сестра ушла завтракать, а я могу занять комнату. У нас была небольшая ванная, даже маленькая. Половину ее занимала, непосредственно, сама ванна, а остальное пространство — раковина. Еще там был крючок для полотенец и стиральная машинка, над которой была установлена полка с моющими и уходовыми средствами. Когда я зашел в ванную, то прикрыл за собой дверь, но не запирал. Я не любил запираться и делал это только когда принимал душ. Первым делом я умылся холодной водой. Это помогало мне окончательно проснуться и действовало лучше утреннего кофе, еще и для здоровья вроде полезно — одни плюсы. Далее я взял пену для бритья с полки над стиральной машинкой и нанес ее на нижнюю часть лица. Знаете, многие мужчины называют бритье искусством. И я соглашусь с ними, ведь хорошо побриться не каждому дано, по крайней мере мне — точно нет. На лице все время остаются маленькие царапинки, особенно на подбородке. Я начал бриться, когда услышал тихий скрип двери. Моя сестра смотрела на меня снизу вверх любопытными глазами, что-то жевала. Я вопросительно на нее взглянул и тогда она сказала:       — Даня, а почему ты не завтракал вместе со всеми?       — Потому что я бреюсь, — я взял немного пены на свой палец и провел им по носику сестренки. — А теперь иди собирай рюкзак в школу, а мне не мешай, а то я и тебя побрею, — шутливо пригрозил я и по-доброму улыбнулся.       — Но ты брился только два дня назад, — на мое удивление сестра и не собиралась уходить, — у тебя еще ничего не отросло, ты гладенький, как яичко, — сестра захихикала. — Если ты думаешь, что с царапинами на подбородке ты выглядишь симпатичнее, то послушай меня, умную женщину: «Нет!», — наконец Лолита ушла. Я знаю, что она не хотела меня обидеть, а всего лишь пошутила. Вот только я раньше никогда не задумывался о том, как я буду выглядеть, если немного отпущу щетину или даже бороду.       Я все же закончил бритье, быстро почистил зубы и пришел в комнату сестры. Она была уже одета, а рюкзак стоял собранный. Я сел на ее кровать. Родители уходили на работу очень рано и всегда спешили, так что делать косички приходилось всегда мне. Спустя два года тренировок у меня даже стало получаться, причем очень хорошо. Сегодня я решил заплести только одну косу вместо двух, ведь я еще не закончил свои сборы. Сестра протянула мне расческу и нежно-голубую резинку. Я стал расчесывать ее густые волосы, не забыв подметить, что за ночь ее шевелюра как обычно растрепалась.       — А ты случайно не влюбился? — неожиданно спросила моя сестра. Я сразу и не придумал, что ей ответить. В тот момент я даже не думал о Михаиле Сергеевиче, поэтому растерялся.       — С чего ты взяла? — как бы равнодушным тоном сказал я, хотя слегка занервничал.       — Не знаю, — Лолита повернулась ко мне лицом и села на мое колено, — выглядишь очень взволнованным в последнее время. А еще я слышала, как ты вчера просил папу постирать рубашку. Но сегодня пятница и твоя рубашка уже не будет такой свежей к понедельнику. Ты как обычно кинешь ее на подоконник и она помнется, — сестра смотрела мне в глаза и улыбалась. — А еще ты не ответил «нет» на мой вопрос. Обычно, когда ты так делаешь, это означает, что ответ положительный.       Лолита как обычно отличилась наблюдательностью. Я снял ее со своего колена и продолжил делать прическу молча. Она еще переспрашивала меня, но я молчал, иногда смеялся от ее наивной любопытности. Спустя пять попыток вытащить из меня хоть слово, Лола наконец поняла, что я пока не буду ей ничего рассказывать. Она забрала расческу, когда прическа была готова, и нежным голоском произнесла: «Я все равно узнаю, в кого ты влюбился. Я уверена, что она очень красивая. Ну, или красивый. Ты обязан познакомить меня с омегой твоего сердца!». Я молча кивнул, выпустив скромный смешок с губ, а потом ушел в свою комнату.

***

      Когда мы переступили порог учебного заведения, я подвел сестру к лавке и достал из ее мешка сменную обувь. Я уже несколько лет не переобувался в школе, но сестре положено было — все-таки третий класс. Я присел на вторую половину лавки и смотрел на проходящих мимо нас учителей и учеников. В школе еще было мало народа. Это было связано с тем, что к нулевому уроку приходило всего несколько классов, но многим учителям приходилось являться пораньше лишь для того, чтобы заняться муторной бумажной работой. Внезапно я почувствовал прилив бодрости и тонкий приятный аромат. Я не успел распробовать его полностью, но сиюсекундно понял, что Михаил Сергеевич где-то поблизости. Предполагаю, Лолита заметила, как я водил по воздуху любопытным носом, часто вдыхая и как-будто принюхиваясь. Я оживился и напряг ноги и руки, сжимая собственные колени. Я поправил прическу и вдруг заметил, как по коридору идет мой омега. Он был как всегда красив: его длинная неуложенная челка мило щекотала его нос, а в тонких руках он нес крупную папку с бумагами, скорее всего, какой-нибудь классный журнал.       — Достаточно красивый омега? — поинтересовался я у сестры, но в ее глаза не заглядывал.       — Так это в него ты втрескался? Не ожидала, — тихо сказала Лола, чтобы нас никто не услышал. — Я думала ты выбрал кого-нибудь более красивого и молодого. Он же учитель! Наверно, на пять лет старше тебя, — я уже понял по ее тону, что она не разделяла моей симпатии к молодому учителю.       Я не был рад тому, что Лолита не оценила моего омегу, но оттого он не стал мне нравиться меньше. Когда сестра переобулась и ушла относить уличные ботиночки в раздевалку, оставляя меня одного, я решился подойти к Михаилу Сергеевичу. Я шел уверенно, немного развалисто и держал плечи расправленными, чтоб они казались шире. Когда расстояние между мной и омегой было минимальным, я, как обычно приподняв бровь, сказал:       — Доброе утро, Михаил Сергеевич, — я встал перед преподавателем, чтобы тому пришлось остановиться, начать со мной диалог. — Вы сегодня прекрасно выглядите. Но Вам совершенно не идет нести в руках эту папку бумаг. Могу ли я помочь? — я был уверен в положительном ответе, так что потянул руки к папке.       — Здравствуй, Даня. Нет, спасибо, я сам справлюсь, — к моему удивлению, омега даже не поднимал глаз на меня, обреченно уставившись в пол. Я даже не мог посмотреть на его чудесное личико, чтобы проследить эмоции омеги. Он отдернул папку на себя, не разрешая мне помочь.       — Но мне вовсе не сложно! Я пришел так рано для того, чтобы отвести сестру, но мне только к первому уроку, так что я совершенно свободен, тем более, чтобы помочь такому хрупкому омеге, как Вы, — Михаил Сергеевич только хотел обойти меня, как я во второй раз перекрыл дорогу собой. — Позвольте мне сделать Вам приятное, — я сам не заметил, как мой голос стал более низким и сексуальным, чем обычно. Да и фраза, слетевшая с губ, звучала очень двусмысленно.       — Что ты себе позволяешь? Уйди! — тихим голосом возмутился омега. Он на секунду поднял лицо и я успел заметить, что он заливался красной краской до кончиков ушей. — Попрошу держать дистанцию! Я твой учитель, если ты не забыл! — мой любимый смог обойти меня и спешно покинул пределы моей видимости, залетел в учительскую, громко хлопнув дверью.       На момент я занервничал. В голову закрались смутные сомнения о том, что я мог ошибиться, решив, что мой учитель французского и есть мой истинный. Однако стоило мне вспомнить о том, как я веду себя в его присутствии, я сразу убеждался в обратном. Дело в том, что я всегда был очень скромным альфой. Даже со своими бывшими я вел себя как джентельмен и не мог позволить себе ни одной пошлой мысли, даже не представлял их оголенными. Нет, я не был девственником, но и секс-гигантом я бы себя не назвал. У меня был опыт всего с одним омегой. Это было хорошо, но не более того. Я думал что дело во мне, мучал себя мыслями о том, что я поступаю неправильно, когда занимаюсь любовью с тем, кого не люблю на самом деле. Но теперь я осознал, что иначе и быть не могло. Каждый раз, когда я сталкивался в коридоре со своим омегой, мне было сложно удержать мучительные порывы страсти, эротические мысли и фантазии, связанные с моим учителем. Я жаждал увидеть его тело без его любимых свободных рубашек, без жестких джинсов. Мне хотелось воочию узреть его нежную кремовую кожу, не стесненной предметами одежды и бельем. Желание прикоснуться к его телу было слишком велико и я в очередной раз расправлял свою рубашку и застегивал пуговицу на пиджаке, чтобы о моих фантазиях не осведомить остальных обучающихся, особенно мою сестру.

***

      Занятия в школе проходили очень долго и муторно. Хотелось поскорее уйти. Я был убежден, что дело в Михаиле Сергеевиче, который наверное находился на другом этаже от меня. Так или иначе, чувствовал я себя паршиво. Руки дрожали от усталости, а голова кружилась. Вся школа ходуном ходила, а когда я почувствовал, что у меня что-то с давлением, то я решил на перемене зайти в медкабинет. Стоило мне подойти к двери, как мне стало значительно лучше. «Скорее всего из-за запаха медикаментов или свежего воздуха на этаже», — подумал я и надавил на дверную ручку. Каково же было мое удивление, когда я увидел там моего учителя французского языка! Он сидел на столе доктора и о чем-то с ним увлеченно беседовал. Однако, стоило мне явиться, как разговор резко прекратился, а Михаил Сергеевич вышел из комнаты, минуя меня и наскоро прощаясь с медиком.       — О чем Вы разговаривали? — спросил я, мгновенно позабыв про то, зачем заходил. Мое самочувствие уже совершенно не беспокоило. По глазам обоих я понял, что разговор был важный, может быть даже личный. У Сергея Витальевича забегали глаза сразу после моего вопроса, а еще он активно задвигал своими усами.       — По работе. Он классный руководитель в третьем «а», приходил спрашивать по поводу реакции манту, — наотмашь ответил доктор и откинулся на спинку своего стула. — Ты что-то хотел?       — Да, хотел, — я подошел ближе, оперся на деревянный стол, за которым сидел Сергей Витальевич. — Хотел узнать, о чем вы разговаривали. И это точно была не реакция манту. Моя сестра учится в третьем «а», у нее другой классный руководитель!       — Ох… Я не хотел рассказывать, но… — Сергей Витальевич опустил свои глаза, густые брови и усы. Он снова придвинулся к столу, поджимая коротенькие ноги под сиденье, — Михаил Сергеевич — мой усыновленный сын. Но я бы не хотел, чтоб об этом знало руководство или кто-либо еще, ведь…       — Стоп! — я, не робея, перебил доктора. Я чувствовал себя очень храбрым в тот момент. Думаю, Миша стоял за дверью и подслушивал разговор, либо находился в соседнем кабинете и именно поэтому мое поведение так изменилось. — Чем больше Вы мне врете, тем сильнее я убеждаюсь в том, что разговор был обо мне. Скажите, это так? — я был полностью уверен в том, что у Сергея Витальевича нет сына. Он всегда был одинок, об этом знала вся школа.       — Ну ладно, Даня, — он глубоко вздохнул и охнул. Доктор поднялся со стула и подошел к двери, приоткрыл ее, чтобы убедиться в том, что за ней никто не стоит и не подслушивает наш разговор. Судя по его незначительному жесту, который я успел заметить, он кого-то прогнал. Сомнений не было — там стоял Михаил Сергеевич. — Да, мы разговаривали о тебе. Так зачем ты пришел? — доктор сел напротив, исподлобья смотря мне в глаза.       — Помните, Вы говорили в прошлый раз о том, что я встретил своего истинного омегу? Так вот, Вы были абсолютно правы! — я растянулся в радостной улыбке. — Только есть одно «но». И оно весьма значительное. Мой истинный — Михаил Сергеевич, мой учитель французского. Вот только он старается сделать вид, что я ему неинтересен. Вот только от меня не утаить — я ему точно нравлюсь! Не могу никак понять, почему он старается огородиться от меня.       — Я знаю… — на выдохе выговорил доктор и медленно кивнул. — Он только что говорил со мной об этой ситуации, — доктор скрестил руки на своем большом животе и еще сильнее надулся, — боюсь, тебе придется подождать хотя бы до лета. Вы не можете быть вместе, пока ты его ученик, а он — твой преподаватель. Отношения между учителем и обучающимся — табу, понимаешь? Его могут уволить, если кто-то узнает. Ситуацию занесут в личное дело и он вряд ли сможет найти новую работу. Там много трудностей…       — Вы же понимаете, что я не смогу столько месяцев делать вид, что к нему равнодушен? Меня в жар бросает, когда он рядом! — я был готов ударить по столу кулаком, но сдержался.       Прозвенел звонок. Я судорожно вспомнил, что сейчас урок французского языка. Поэтому мне пришлось попрощаться с Сергеем Витальевичем и пойти в кабинет. Я очень спешил, не желая терять ни минуты, которую мог бы провести с любимым учителем. Я настолько торопился, что при повороте, ведущем к лестнице на следующий этаж, случайно столкнулся с каким-то омегой. В коридоре были только мы вдвоем. Я смог устоять, а вот омега упал. Я, как истинный джентельмен, протянул руку пострадавшему. Но вдруг узнал в нем своего учителя. Он сидел на полу на коленках и еще не заметил меня. Видимо, Михаил Сергеевич тоже торопился на занятие, поэтому стал сразу в спешке собирать бумаги, рассыпанные по кафельной плитке, даже не подымая на меня лица. Я тут же присел и стал помогать. Эта сцена была и без того романтичной, как во всяких американских мелодрамах, но я решил довершить ее и как бы случайно положил ладонь на запястье брюнета. Только тогда я был одарен его взглядом. Никогда до этого мне не приходилось быть к Михаилу Сергеевичу так близко. Вблизи его лицо было еще более привлекательным. Я не мог оторваться и «завис», уставившись на него, до сих пор не убирал руку с его тонкой кисти, даже немного сжал. Я заметил, что омега так же не отводил от меня взгляд несколько секунд. На секунду он улыбнулся, но после этого тут же отвел взгляд и одернул руку.       — Даня, прекрати! И почему ты до сих пор не на уроке? — завозмущался омега, легко краснея.       — Не смог обойти мимо такого красивого омеги, — честно ответил я. Быстро собрав бумаги, мы оба поднялись. Я все еще стоял очень близко к моему учителю и смотрел в его черные, бездонные глаза. Я чувствовал нежный запах, исходящий от омеги. Он был таким свежим и сладким, что мне сложно сравнить его с чем-либо. Похожего аромата мне не приходилось слышать ни разу в жизни. Могу сказать только то, что его запах был полностью натурален, не было ни нотки одеколона или даже дезодоранта. Я всегда был против парфюма для омег. Зачем он, если омегам дан и без того чудесный запах от природы?       — Настолько не смог обойти, что решил пройти насквозь? — пошутил Михаил Сергеевич и пошагал по лестнице вверх.       — А Вы бы мне разрешили «пройти Вас насквозь»? — я кокетливо поднял бровь, смотря на смущенного омегу. Мой вопрос был пошлым, но я не стеснялся. Я был решительно настроен завоевывать омегу, и, как говорится: «À la guerre comme à la guerre».       — Даня! Следи, пожалуйста, за тем, что говоришь! — омега не оценил мою шутку. — Если ты будешь и дальше оказывать мне так много внимания, то мне придется оставить тебя после уроков!       — После уроков? Вам? Меня? — в голове проскочила потрясающая идея.       — Да, именно так!       Всю оставшуюся дорогу к классу мы шли молча. Михаил Сергеевич уставился куда-то в пол, а я загадочно улыбался. Я решил, что мне, во что бы то ни стало, нужно остаться после уроков, чтобы побыть с учителем наедине. Я не мог упустить столь удачной возможности.

***

      На уроке я вызвался к доске. Между прочим, единственный из класса. Нет, вовсе не из-за того, что знал тему. Просто в моем воображении была интересная мысль, я хотел воплотить ее в жизнь. Я был счастлив, когда Михаил Сергеевич разрешил мне выйти к доске. Я стал что-то писать под его диктовку в формате словарного диктанта. Разумеется, у меня были ошибки. После того, как я исписал всю доску, учителю пришлось исправлять меня, используя красный мелок. Мне не было дела до оценки. Я любовался омежкиным «видом сзади».       — Как можно было допустить ошибку в слове из двух букв? Зачем ты вызвался к доске, если не учил ничего? Почему ты написал «e» не перед «r», а после? — возмущался омега, пока я наслаждался видом.       В конце концов, я не сдержался и подошел к омеге значительно ближе, чем следовало. Прямо перед всем классом я подошел к нему со спины почти вплотную, мягко положил руки на его талию. Я не хотел, чтобы мой жест был пошлым, поэтому не прикасался к нему членом через одежду, хотя мне очень хотелось, и даже не сжимал пальцы на его талии. Они лишь аккуратно лежали на его теле, а я запоминал его фигуру. Его талия была такой стройной, что я практически мог обхватить ее двумя руками. Когда учитель почувствовал руки на своем теле, он слегка втянул живот, становясь еще более худеньким. Мне захотелось прижать омегу к себе, но он меня остановил, оттолкнув. Михаил Сергеевич вылетел из класса, выронив из руки мел, а перед тем, как захлопнуть дверь, он пообещал, что я останусь после уроков. Цель была достигнута.