Я, мечтатель

      Чангюн стоял за дверью Хосока. Серебристое свечение луны проникало через окно в конце длинного коридора. Он не виделся и не говорил с Хосоком почти неделю.       И всё время, пока тянулись дни, Чангюн проверял свой телефон и оживлялся, услышав движения в подъезде. Он вёл себя так странно, что даже Чжухон это заметил, и одним вечером, когда Чангюн беспокойно переминался в кресле, он спросил: «Что с тобой не так, почему ты суетишься?»       Всё это стало слишком сложно терпеть, и теперь Чангюн здесь, стоит у стены подъезда, что отделяет его от Хосока, пытаясь убедить себя, что он ничего не испортит, если просто постучит в дверь. Что он скажет — идей не было, он лишь знал, что уже испортил кое-что необъяснимо важное.       Чангюн постучал костяшками по твёрдой двери. Подождал несколько невероятно длинных секунд. Когда дверь открылась, и Чангюн встретился взглядом с Хосоком, его разум разучился рационально мыслить. Потому что Хосок стоял рядом. Его бледная кожа, освещённая лунным светом, тёмные волосы, падающие на глаза — синие кончики он отрезал, а из белого вновь покрасился в чёрный — и то же открытое выражение лица, как и в их самую первую встречу.       — Ой, — сказал Хосок. — Что ты тут делаешь?       — Я… Я хочу поговорить с тобой, — Чангюн облизал губы. Предложение опять звучало как вопрос. Хосок продолжал тупо смотреть на него. — Я могу зайти?       Но тот продолжал смотреть так, словно хочет что-то сказать, но в силах лишь утвердительно кивнуть головой. Он отступил в сторону, пропуская Чангюна. Между ними была пропасть, которой раньше не было — или они не замечали. И Чангюн ненавидел её. Он долго пытался о ней думать, потому что именно из-за неё не хотелось приходить.       — О чём ты хочешь поговорить? — осторожно спросил Хосок. Чангюн уселся на диванчике и поднял на него глаза.       — Мы… не закончили тот разговор, — сказал он, — на прошлой неделе. — Последний раз, когда они разговаривали. Когда Хосок признался.       — Но смотри — нам уже не нужно об этом говорить, — произнёс он, растирая щеку ладонью. — Мы всё ещё можем быть друзьями. Я просто… мне нужно немного времени, чтобы разобраться в чувствах.       — Нет, но, — начал Чангюн, но затем резко остановил себя. Он не знал, как продолжить. Эта встреча — импульсивное и неразумное решение, но Чжухон почему-то его не останавливал.       — Я не мог отреагировать. На то, что ты сказал, — Чангюн сидел на руках, потому что не знал, что ещё с ними делать. Тяжёлый вздох сорвался с губ Хосока.       — Чангюн-а, — сказал он, осторожно садясь рядом с машиной, но не слишком близко. — Тебе не нужно что-то говорить. Я думаю, ты и так ясно выразился.       Хосок стрельнул в Чангюна чем-то вроде ободряющей улыбочки. Может, это было и не так. Ведь тот не досказал мысли. Внутри Чангюна булькало разочарование. Он не знал, как объяснить себе причину этой паники, пока он ничего с Хосоком ещё не делал.       — Я не люблю тебя, хён, — выпалил Чангюн, потому что Хосок смотрел, словно хотя прервать разговор. Это купило у него немножко времени, но Чангюн продолжал лишь бросать слова на ветер. — Я не чувствую того же, что ты. И то, что ты сказал — заставило меня чувствовать что-то непонятное, поэтому я запаниковал и слился.       — Все твои чувства так верны, Чангюн-и, — сказал Хосок, наклонив голову, но всё до сих пор звучало так, словно он уже готов разочаровываться. — Ты не обязан объясняться со мной.       — Нет, ты не понял, — сказал Чангюн, яростно тряся головой. Но Хосок смотрел на него, словно вообще не хотел разговаривать. Его глаза блестели — Чангюн решил, что это те самые непролитые слёзы.       — Чангюн-а, пожалуйста, — прошептал Хосок. — Если ты не любишь меня, это нормально. Ты не обязан пытаться и легко отпускать меня.       — Но я делаю это, — сказал Чангюн; слова выходили нескладно. Он вздохнул. Почему говорить так сложно? — Я люблю тебя.       — Но не в том же смысле, — Хосок грустно улыбнулся.       — Да, в том же! — настаивал Чангюн. Он не понял, откуда взялась эта уверенность. Всё, что он знал — чем больше Хосок отрицает его чувства, тем увереннее он в них становится. Чангюн протянул руку и прижал ладонь к щеке Хосока. — Да, — вновь повторил он, только быстрее, — в том же смысле.       — Чангюн-а, — выдохнул Хосок, закрыл глаза, и прислонился щекой к чужой ладони. Только на секунду. Потом он открыл глаза и отметнулся. Рука Чангюна немного повисела в воздухе и неуклюже упала на колени. — Нет, — остро сказал Хосок будто себе, поднял глаза и встретил взгляд Чангюна. — Если ты не любишь меня, не води за нос.       — Я люблю тебя, — сказал он снова, подняв брови. Сколько раз он должен это произнести, чтобы Хосок понял?       — Тогда почему ты оттолкнул меня, когда я признался? — спросил он. — Я не хочу, чтобы ты говорил, что любишь меня, из жалости.       Хосок был так далеко от истины, что почти заставил Чангюна смеяться. Он таки издал короткий звук, похожий на насмешку. Если что, он завидует Хосоку. Завидует мощи, позволяющей чувствовать каждую эмоцию, бесстрашию, которым вроде пылают все его чувства. Чангюн, с другой стороны —       — Я просто… Я не уверен, что способен чувствовать, — сказал он виновато почти позорно. — И поэтому мне так сложно реагировать. Что, если мне кажется, что мои чувства ненастоящие?       — Если чувства настоящие для тебя, то больше ничего и не важно, — тихо произнёс Хосок и опустил глаза.       Чангюну хотелось выть от отчаяния. Хосок просто не понимает, что он не говорит метафорами –всё, что он сказал — в прямом смысле. Но ему словно подрезают крылышки, потому что всех слов недостаточно, чтобы донести нужное. Впервые он наконец знает, что сказать, но говорить этого нельзя.       Но все эти правила сейчас — часть прошлого, часть старого Чангюна, которого сейчас не существует — Ай.Эм — среди тех, кто доволен шариться в коробочке, что ему подарили. Чангюн в бесконечных просторах мира предоставлен самому себе.       — Я робот, — говорит он. — Я не знаю, реальны ли мои чувства, потому что я робот.       Хосок пялился на него долго и напряжённо. И затем наконец сказал:       — Ты имеешь ввиду, ты чувствуешь себя роботом, потому что не уверен, есть ли у тебя эмоции? — Хосок кивнул, убеждая себя, что он понял смысл слов. Вот только это уж точно не то, что Чангюн имел ввиду. Он издал короткий резкий звук раздражения.       — Нет, — сказал Чангюн, подумал с минуту и поднял руку. — Смотри, где на прошлой неделе я порезал палец стеклом? Следа нет.       Хосок поморгал и медленно перевёл взгляд на палец, который ему протянули.       — Ты молод, — произнёс он. — ты быстро излечиваешься. Что… О чём ты говоришь?       Чангюн сморщился. Метался взглядом по комнате, пока не заметил канцелярский нож, лежащий на углу стола. Дикий порыв пробил по телу. Он шагнул и схватил нож.       — Сюда, — выпалил он. — Смотри!       Чангюн выдвинул лезвие и полоснул прямо поперёк живота, распоров футболку и машинную оболочку — но не настолько, чтобы провода повредились или вообще стали видны.       — Господи, блять, остановись! — завопил Хосок, вскакивая на ноги и чуть не перепрыгивая через кофейный столик. Он вцепился в Чангюна, предполагая осмотреть рану. Кровь пульсировала у него в висках от страха.       Хосок увидел то же, что и сам Чангюн неделю назад. Разрез расцвёл, на самую малую долю секунды блестнув металлом, и проводки под поверхностью остались незаметны. Затем кожа затянулась за несколько секунд, разрез исчез, и о нём напоминала только разорванная футболка.       — Остановись, придурок, — сказал Хосок; тон его изменился. Он бросил Чангюна и отошёл назад, с надутыми от шока глазами. — Что за чёрт?..       — Я — робот, — повторил Чангюн, — искусственный интеллект. Не человек. Хосок нащупал путь до кресла и тяжело сел в него. Давил на подушки, будто пытаясь убежать от Чангюна.       — Не-не человек?..       — Не человек, — повторил Чангюн, кивнув. Страх, с которым Хосок глядел на него, колол. — Вот почему это личное. Когда ты сказал — да, сам знаешь, что — я просто не знал, что делать.       — Но до этого, — Хосок грозно нахмурился, но всё равно заикался, — ты сказал, что ты любишь меня.       Так он и сказал. Потому что знал, что всё равно скажет, чем бы это не обернулось. Но в конце концов, всё уже не важно.       — Я рассказываю тебе толькопотому, что знаю, что причинил тебе боль своим ответом, — сказал Чангюн. — И хочу, чтобы ты знал — не принимай всё это серьёзно. Ведь я люблю тебя. Даже если это не так, я в этом уверен. Остальное уже неважно. Я ведь робот.       — Робот, — сказал Хосок и резко вздохнул. — Ты — робот.       — Я робот, — опять повторил Чангюн.       Вот все нужные слова и произнесены.