На чердаке

— А что, ужи не получились? — спросил Серафим, придирчиво рассматривая плюшки. — Вы меня тому заклинанию так и не научили. Но я не теряю надежды, — ответил Костик и легко вскарабкался на залежи чемоданов, чтобы оседлать самый верхний. — Конечно, я мог бы наколдовать жаб, но повторяться не люблю. И заклинание забыл, — добавил он, потупившись. — Тебе обязательно сидеть на чемодане? — хмуро спросил Серафим. — Чемодан с плюшками гармонирует лучше, чем этот ваш сундук. Серафим сделался еще мрачнее, но с сундука не слез, а продолжил крошить плюшку. — Что вы там ищете? — спросил Костик. — Мало ли… Может, ты их битым стеклом начинил. — А вот сейчас обидно было. Что вы ко мне придираетесь весь день? — Даже не знаю… Может, потому что ты меня в сеть упаковал? — Нет, не поэтому, — уверенно возразил Костик. — Сеть была вполне заслуженная. Нечего было обзываться. — Нечего было чернильницами швыряться. — Это было случайно. — Это было через секунду после того, как я тебя предупредил. — Так вы предупреждайте как-то убедительнее… Проехали? Серафим задумчиво посмотрел на раскрошенную плюшку, потом на Костика. — Вообще-то давно пора тебя придушить, — мечтательно сказал он. — Ага, вот и всплыла ваша давняя страсть! — воскликнул Костик. — …но ты и без посторонней помощи скоро убьешься, — закончил Серафим и сунул плюшку в рот. — Ой, погодите! — замахал руками Костик, но Серафим уже скривился и закашлялся. — Чего ты туда напихал? — прохрипел Серафим, вновь обретя способность дышать. — Всего лишь посыпал солью и лимонной кислотой, — признался Костик. — Перебор, да? — Зависит от того, какие у тебя были планы. Если это такое изощренное самоубийство, то как раз в меру. Вот как возьму да зашвырну тебя в шкаф к Феогносту… — Ну, мы же уже помирились почти, — запротестовал Костик, на всякий случай убегая в противоположный конец чердака и прячась под кресло. — Это ты помирился. Я был слишком занят тем, что выпутывался из сети и выкашливал свои легкие. Если хочешь знать, я очень понимаю всех твоих Дормидонтов Карловичей и Феофанов Феофановичей. И совершенно не понимаю Симеона Андреевича, который осознанно взял на себя такой груз. Серафим хотел было сказать еще что-нибудь, но вовремя заткнулся. Откуда-то уже наползло смутное ощущение, что он наговорил лишнего. На чердаке стало очень тихо. Серафим попытался было забыть о произошедшем и даже открыл очередной сундук, набитый фотоаппаратами, биноклями и подзорными трубами, но работать в тишине оказалось совершенно невозможно. Тяжело вздохнув, Серафим взял плюшку, поколдовал над ней и отправился в тот угол чердака, где за завалами мебели прятался Костик. — Эй, ученик, могу я тебе предложить плюшку в качестве трубки мира? — спросил Серафим, нагибаясь и заглядывая под кресло. Сначала никто не ответил, и Серафим даже начал подозревать, что Костик каким-то образом покинул чердак. Но после долгой паузы по ту сторону завала что-то зашевелилось, из-под кресла возникла рука, требовательно потянувшаяся за плюшкой. — С битым стеклом? — глухо спросил Костик. — Лучше. Серафим опустил плюшку в раскрытую ладонь. Рука немедленно исчезла под креслом. Какое-то время было тихо, потом за креслом послышался радостный возглас. — Мир? — спросил Серафим, опускаясь на пол и заглядывая под кресло. Костик по ту сторону тоже прильнул к креслу, встретился с Серафимом восторженным взглядом и сказал: — Если бы я сразу знал, что за такое плюшки с ужами полагаются, давно бы вас в сеть замотал!