На чердаке

— А у нас есть незасвеченные шары-предсказатели? — спросил Костик, едва они вошли во времянку. — Зачем тебе? — Надо. — Ну, есть, — неохотно признал Серафим. — Так тащите их сюда, — воскликнул Костик, сажая Пафнутия в кресло-качалку. — Нет уж. Во-первых, сейчас неподходящая фаза луны, а во-вторых, мы не будем тратить артефакты на всякую ерунду. — Опять вам артефакты важнее меня? — возмутился Костик. — Не опять, а всегда. Свою работу я люблю, а тебя — терплю, — сварливо ответил Серафим, спихивая с раскладушки жаб. — И весь твой паноптикум зачем-то тоже терплю, хотя совершенно зря… — Ну и ладно, — беззаботно отозвался Костик. — Шаров не надо, я и без них разобрался. Он подхватил со стола мышь, чмокнул ее в любопытно подрагивающий нос и плюхнулся на кровать. Серафим собрал жаб в пустую корзинку для дров, из которой они тотчас же полезли обратно, и проворчал, глядя, как Матильда копошится в Костиковых волосах: — Твое счастье, что наколдованные ужи мышей не едят… — А обычные едят? — с ужасом спросил Костик. — Едят, — заверил его Серафим. — И жаб со слизнями тоже… Надо было тебе обычного ужа подарить. — Тьфу на вас. Костик вынул Матильду из гнезда, которое она уже почти достроила на его макушке, и отвернулся к стенке. Серафим с тяжелым вздохом обвел взглядом учиненный ранее леденцовый бардак. Придется весь вечер убить на уборку, и это еще если не просить Костика о помощи. Нет, лучше не просить, ущерба и так хватает. Серафим взял ведро и отправился за водой, чтобы хоть как-то отмыть времянку от сахарного сиропа. Когда он вернулся, Костик так и лежал носом к стенке, и Серафим подозрительно огляделся. Не заметив ничего необычного, он хмуро спросил: — Признавайся, что ты уже сломал или потерял, пока меня не было? — Ничего, — ответил за Костика пересмешник. — Тебя не спрашивали, — отмахнулся Серафим. — Наколдовал какую-нибудь гадость, да? Или Феогноста притащил и под кровать упрятал? — Что вы пристали? — возмутился Костик. — Я ничего не делаю, просто думаю. — Думаешь? Ты? — недоверчиво переспросил Серафим. — Заболел, что ли? Костик обернулся ненадолго, чтобы пронзить его убийственным взглядом, и вернулся в исходное положение. — Так, что-то мне всё это не нравится, — объявил Серафим. — Рассказывай, что ты там замышляешь. Опять на Симеона Андреевича покушаешься? — Нет. — Он, кстати, интересовался твоими делами и привет передавал. По-моему, ты к нему несправедлив. — Вам виднее, — тихо ответил Костик. — Эй, хватит уже мертвого лебедя изображать, — возмутился Серафим. — Умирающего. — Нет, мертвого. Безразличного и недвижимого. — И опять вам виднее. Костик натянул одеяло на голову. Мышь шмыгнула с кровати на пол и затаилась под столом. Серафим досадливо хмыкнул и принялся оттирать столешницу от застывшего сиропа. — Пафнутий, спой, что ли, — сказал Серафим минут десять спустя. — Невозможно же в такой тишине… Пересмешник молчал. — Слушай, хватит меня с ума сводить, — взмолился наконец Серафим, обращаясь уже к Костику. — Тебе так нужны шары-предсказатели? Ладно, забирай. Но сегодня всё равно ничего не выйдет, луна не в той фазе. — Сварите какао, — сказал Костик. — Что? Зачем? — растерялся Серафим. — Для поднятия настроения, — терпеливо пояснил Костик. — Ну, сбегай к хозяйке, попроси у нее… — Нет, это не сработает. Надо, чтобы вы. — Опять ты из меня веревки вьешь, — проворчал Серафим. — Ладно. Хорошо. Сейчас пойду за молоком и какао-порошком, а ты в это время сожжешь времянку или превратишь жаб в слонов… — А что, так можно? — оживился Костик. — Нет, нельзя! — решительно ответил Серафим. — Сиди смирно и жди, чудовище ты нахальное. Какао ему еще понадобилось… Продолжая ворчать, он вышел из времянки и поспешил к Аграфене Филипповне. Вернувшись во времянку, он обнаружил, что Костик уже сидит на кровати, замотавшись в разноцветный вязаный плед и перешептываясь о чем-то с пересмешником. — Всякие гадкие планы против меня строите? — спросил Серафим. — Какие планы? — лучезарно улыбнулся Костик. — Вы же знаете, я предпочитаю действовать спонтанно… Что это у вас в корзинке? — Вафельница. Раз уж мы решили непременно спалить времянку, можно сделать это с размахом, — проворчал Серафим. — Слушайте, а вы ведь не безнадежны, — радостно заметил Костик. — Не могу того же сказать о тебе, — отмахнулся Серафим, гремя посудой. За окном в это время хлынул ливень, где-то вдали даже громыхнуло, и Костик вздрогнул. — Грозы боишься? — спросил Серафим, подозрительно глядя на него. — Разумным людям следует остерегаться стихии, способной поджарить их на месте, это элементарный инстинкт самосохранения, — уклончиво ответил Костик. Когда какао и вафли были готовы, свет во времянке дважды мигнул и погас. — Очень вовремя, — вздохнул Серафим и нашарил в буфете несколько свечей и спички. — Давайте скорее, — поторопил его Костик. — У людей с хорошей фантазией темнота вызывает некоторые опасения. — Да не мельтеши ты, человек, — огрызнулся Серафим, безуспешно чиркая спичкой о бок коробка. По колену стремительно пробежала мышь, рука дрогнула, зажженная спичка взмыла вверх и опалила белобрысые патлы. Чертыхнувшись, Серафим поспешно потушил искры, вынул еще одну спичку и зажег наконец свечи. Потом подошел с подсвечником к зеркалу, горестно вздохнул, глядя на свою видоизмененную прическу, взял ножницы и решительно отстриг опаленные пряди. — Тучи сгущаются, — как-то невпопад произнес за его спиной Костик.