На чердаке

— Когда уже хозяйка вернется, — тоскливо проговорил Серафим, без энтузиазма глядя в кастрюлю. — Мы все этого с нетерпением ждем, — кивнул Костик. — Этого — или голодной смерти. Можно начинать делать ставки, что раньше произойдет. — Да ну тебя, — отмахнулся Серафим. — Вечно драматизируешь… Вот это, по-твоему, не еда? — Нет, — честно ответил Костик. — Это скорее орудие пытки. Червивое молоко, да? — Это молочная лапша, балбес ты. — Еще хуже, — вздохнул Костик. — Ну, приготовь лучше, — сказал Серафим, широким жестом приглашая Костика поменяться местами. — Правда? — недоверчиво воскликнул Костик, отбросив ножницы и наполовину вырезанный из бумаги силуэт крокодила. — А я думал, вы меня навеки отстранили от кухни. — Не навеки, а только до тех пор, пока ты не перестанешь совать в еду неизвестные грибы и сапожный клей. — Не сапожный, а обойный, — обиделся Костик. — Он разве не из крахмала? — Да даже если… По-твоему, можно варить суп из клея? — Вы правы, — признал Костик. — Я понял. — Что ты понял? — подозрительно переспросил Серафим. — Это был не суп, а кисель. Грибной кисель с картофельными очистками, гвоздикой и кардамоном. — И бородавочным коктейлем, — напомнил Серафим, потирая руку, на которой еще виднелись следы от сведенных при помощи врачевательного зеркала бородавок. — А нечего было оставлять его на самом видном месте, — сказал Костик. — Зачем он вам вообще? — Чтобы насылать бородавки на тех, кто задает слишком много вопросов, — отрезал Серафим. — А потом будете ругаться, что я не проявляю интереса к учебе, — надулся Костик. — Так что, выльем в помойное ведро эту вашу червивую лапшу и приготовим что-нибудь съедобное? Серафим ненадолго задумался, потом решительно покачал головой. — Почему? — разочарованно спросил Костик. — Во-первых, у нас и так почти не осталось продуктов, а во-вторых, ты заслужил лапшу. Костик обиженно выпятил нижнюю губу и влез на буфет. Дракон, дремавший в кресле-качалке, встрепенулся, приоткрыл медово-желтый глаз и угрожающе фыркнул на Серафима, выпустив из ноздрей несколько колечек дыма. — А были времена, когда вы мне какао варили, — тяжело вздохнул Костик. — Не помню такого, — ответил Серафим. — Зато помню, как ты выпустил каракатицу, например. И как раскокошил шкатулку. И башню. И… — И вафли пекли, причем по собственной инициативе, — продолжал Костик. — По-моему, раньше вы меня любили больше. — Неправда, я тебя всегда не любил одинаково, — проворчал Серафим. — Доставай тарелки. Костик свесился с буфета и потянулся за тарелками. — Между прочим, — сказал он, — я вам от чистого сердца суп варил… То есть кисель. А вы не оценили. — Я бы оценил, если бы он был хотя бы без бородавочного коктейля, — ответил Серафим. — На кувшинчике не было написано, что он именно бородавочный, — справедливо заметил Костик, спрыгнув с буфета и каким-то образом умудрившись не разбить тарелки. — Там вообще не было ничего написано, так что я руководствовался исключительно его видом и запахом. — И запах болотной лягушки тебя не смутил? — простонал Серафим. — Так это была лягушка? — изумился Костик, расставляя тарелки. — Я думал, просто лесом пахнет. Хорошо сочетается с грибами. — Ох… — Вы зря привередничаете, — сказал Костик. — Знаете же, что я к вам со всей душой… — Ты это очень странно показываешь, — ответил Серафим, яростно орудуя поварешкой в тщетных попытках расчленить и утопить неумолимо растущую молочную пенку. — Вам просто сравнить не с чем. Вы же не знаете, каким несносным я могу быть, если не стараюсь вести себя хорошо, — сказал Костик. — То есть это ты еще стараешься, — каким-то совсем упавшим голосом произнес Серафим. — Конечно, — заверил его Костик. — А вот Симеону Андреевичу я как-то раз в суп перегноя подмешал. Симеон Андреевич в своем шаре разразился безмолвными проклятиями. — Он не знал, — пояснил Костик. — Сам не распробовал, а я подумал и решил не рассказывать. А почему выбивалка бездействует? Он же ругается… — Имеет право, — отрезал Серафим. — Выбивалка-то справедливая… Тебе вообще повезло, что она до тебя добраться не может. — Я тоже имел право подмешать ему перегной, — возразил Костик. — На каких основаниях? — Давайте уже есть, пока черви из супа не разбежались. — Не разбегутся, они вареные, — мрачно ответил Серафим. — Спорим, Дормидонт тоже решит, что это черви? Вот, смотрите. Костик сунул руку в кастрюлю, выловил двумя пальцами макаронину и подбросил ее в воздух. Дормидонт, казалось бы, крепко спавший, стремительным движением прервал полет макаронины, облизнулся и вопросительно посмотрел на Костика. — Держи. Костик поставил свою тарелку перед драконом, и тот мгновенно ее опустошил. — Без ужина остаться решил? Имей в виду, я своей порцией делиться не собираюсь, — сердито сказал Серафим. — И я очень благодарен вам за это, — заверил его Костик. Серафим молча уселся за стол со своей тарелкой, поболтал в ней ложкой, пытаясь снова видеть всего лишь суп, а не плавающих в молоке желтоватых червей. Не получалось. — Тьфу. Серафим сердито сунул тарелку Дормидонту и проворчал: — Целый вечер убил на то, чтобы сварить ужин дракону… — Знаете, доброта — это не недостаток, — заметил Костик. — Раз мы оба спасены от вашей адской лапши, может, всё-таки приготовим что-нибудь съедобное? — По мнению обоих, — строго добавил Серафим. — Без клея? — Без клея. Они принялись за дело, не обращая ни малейшего внимания на Симеона Андреевича, который кинулся в свою избушку и неожиданно ловким движением захлопнул дверь, прищемив ею ручку выбивалки.